Малер-Верфель, Альма

Альма Мария Малер-Верфель (нем. Alma Maria Mahler-Werfel, урожд. Шиндлер (нем. Schindler); 31 августа 1879, Вена — 11 декабря 1964, Нью-Йорк) — австрийская деятельница искусства и литературы, известная личность на культурной сцене первой половины XX века, супруга и спутница жизни многих творческих людей: композитора Густава Малера, художника Оскара Кокошки, архитектора Вальтера Гропиуса и писателя Франца Верфеля.

Биография

Альма Шиндлер родилась в семье художника-пейзажиста Эмиля Якоба Шиндлера и его жены Анны Берген (1857—1938). Семья была достаточно успешной. После смерти отца Альмы в 1892 году её мать вышла замуж за бывшего ученика мужа Карла Молля, одного из основателей Союза австрийских художников. Альма Шиндлер в молодости сама занималась искусством: в течение семи лет училась игре на фортепиано у ведущей венской преподавательницы Адели Радницки, сохранилось семнадцать песен её сочинения на стихи Новалиса, Гейне, Рильке и других поэтов.

Всю свою жизнь она посвятила поддержке известных творцов и была дружна со многими европейскими и американскими деятелями искусства, в их числе: Леонард Бернстайн, Бенджамен Бриттен, Франц Теодор Чокор, Эжен д’Альбер, Лион Фейхтвангер, Вильгельм Фуртвенглер, Герхарт Гауптманн, Гуго фон Гофмансталь, Макс Рейнхардт, Карл Цукмайер, Юджин Орманди, Морис Равель, Отто Клемперер, Ганс Пфицнер, Генрих Манн, Томас Манн, Альбан Берг, Эрих Мария Ремарк, Франц Шрекер, Бруно Вальтер, Рихард Штраус, Игорь Стравинский, Арнольд Шёнберг.

За 17-летней Альмой ухаживал художник Густав Климт. У неё был роман с композитором Александром фон Цемлинским, но она вышла замуж за композитора и дирижёра Густава Малера, который был её старше на 19 лет. В этом браке у неё родились две дочери — Мария, умершая на пятом году жизни, и Анна.

Ещё при жизни Малера у Альмы начался роман с архитектором и основоположником Баухауса Вальтером Гропиусом, за которого она в конце концов вышла замуж после смерти Малера и страстного романа с художником Оскаром Кокошкой, который посвятил ей одну из лучших своих картин — «Невеста ветра». В коротком браке с Гропиусом родилась дочь Манон.

После развода с Гропиусом она стала супругой писателя Франца Верфеля, с которым эмигрировала в США. Историю своей жизни она изложила в автобиографии «Моя жизнь».

Поздние оценки

Общественное мнение в отношении Альмы Малер-Верфель было весьма неоднозначно. Сама Альма считала себя музой, вдохновлявшей на творчество, и некоторые современники соглашались с такой оценкой. Берндт В. Весслинг, один из биографов Альмы Малер-Верфель, назвал её «символическим образом в истории этого столетия». Клаус Манн сравнивал её с интеллектуальными музами немецкой романтики и с «гордой и ослепительной дамой французского „grand siècle“».

Иные современники видели в Альме одержимую сексом роковую женщину, которая использовала своих знаменитых спутников жизни, антисемитку, писавшую, в частности, в своём дневнике, что с евреями можно иметь дело, но за них нельзя выходить замуж, и заставившую Франца Верфеля перед бракосочетанием отречься от иудаизма. Писательница Гина Каус заявляла, что Альма — самый плохой человек из тех, кого она знала. Супруга Ивана Голля Клэр писала, что «тот, кто женился на Альме Малер, должен умереть», а подруга Альмы Мариэтта Торберг считала, что Альма была одновременно великой женщиной и клоакой.

Альма в кино

• В 1974 в фильме Кена Рассела «Малер» роль Альмы сыграла Джорджина Хейл. В 2001 г. биографический фильм об Альме Малер «Обвенчанная с ветром» (англ. Bride of the wind) снял австралийский кинорежиссёр Брюс Бересфорд (см.: [www.imdb.com/title/tt0212827]). В заглавной роли — Сара Уинтер, Малер — Джонатан Прайс, Кокошка — Венсан Перес, Гропиус — Симон Верховен. В том же 2001 г. на экраны вышел сериал «Семья Манн. Роман века», в роли Альмы выступила Карола Ренье, внучка Франка Ведекинда.

Литература

• Сьюзен Кигэн «Невеста ветра. Жизнь и время Альмы Малер-Верфель». Композитор — Санкт-Петербург, 2008.
• Hilmes O. Witwe im Wahn. Das Leben der Alma Mahler-Werfel. München: Siedler, 2004

Ссылки

• На Викискладе есть медиафайлы по теме Малер-Верфель, Альма
• [www.alma-mahler.at/engl/almas_life/almas_life.html Биография Альмы Малер (на англ.)]
• [allpainters.ru/kokoshka-oskar/10931-portrait-of-carl-moll-oskar-kokoshka.html Портрет Карла Молла (отчима Альмы Шиндлер) кисти Оскара Кокошки.]

Отрывок, характеризующий Малер-Верфель, Альма

Петя узнал звуки русских голосов, увидал у костров темные фигуры русских пленных. Спустившись вниз к мосту, Петя с Долоховым проехали часового, который, ни слова не сказав, мрачно ходил по мосту, и выехали в лощину, где дожидались казаки.
– Ну, теперь прощай. Скажи Денисову, что на заре, по первому выстрелу, – сказал Долохов и хотел ехать, но Петя схватился за него рукою.
– Нет! – вскрикнул он, – вы такой герой. Ах, как хорошо! Как отлично! Как я вас люблю.
– Хорошо, хорошо, – сказал Долохов, но Петя не отпускал его, и в темноте Долохов рассмотрел, что Петя нагибался к нему. Он хотел поцеловаться. Долохов поцеловал его, засмеялся и, повернув лошадь, скрылся в темноте.

Х
Вернувшись к караулке, Петя застал Денисова в сенях. Денисов в волнении, беспокойстве и досаде на себя, что отпустил Петю, ожидал его.
– Слава богу! – крикнул он. – Ну, слава богу! – повторял он, слушая восторженный рассказ Пети. – И чег'т тебя возьми, из за тебя не спал! – проговорил Денисов. – Ну, слава богу, тепег'ь ложись спать. Еще вздг'емнем до утг'а.
– Да… Нет, – сказал Петя. – Мне еще не хочется спать. Да я и себя знаю, ежели засну, так уж кончено. И потом я привык не спать перед сражением.
Петя посидел несколько времени в избе, радостно вспоминая подробности своей поездки и живо представляя себе то, что будет завтра. Потом, заметив, что Денисов заснул, он встал и пошел на двор.
На дворе еще было совсем темно. Дождик прошел, но капли еще падали с деревьев. Вблизи от караулки виднелись черные фигуры казачьих шалашей и связанных вместе лошадей. За избушкой чернелись две фуры, у которых стояли лошади, и в овраге краснелся догоравший огонь. Казаки и гусары не все спали: кое где слышались, вместе с звуком падающих капель и близкого звука жевания лошадей, негромкие, как бы шепчущиеся голоса.
Петя вышел из сеней, огляделся в темноте и подошел к фурам. Под фурами храпел кто то, и вокруг них стояли, жуя овес, оседланные лошади. В темноте Петя узнал свою лошадь, которую он называл Карабахом, хотя она была малороссийская лошадь, и подошел к ней.
– Ну, Карабах, завтра послужим, – сказал он, нюхая ее ноздри и целуя ее.
– Что, барин, не спите? – сказал казак, сидевший под фурой.
– Нет; а… Лихачев, кажется, тебя звать? Ведь я сейчас только приехал. Мы ездили к французам. – И Петя подробно рассказал казаку не только свою поездку, но и то, почему он ездил и почему он считает, что лучше рисковать своей жизнью, чем делать наобум Лазаря.
– Что же, соснули бы, – сказал казак.
– Нет, я привык, – отвечал Петя. – А что, у вас кремни в пистолетах не обились? Я привез с собою. Не нужно ли? Ты возьми.
Казак высунулся из под фуры, чтобы поближе рассмотреть Петю.
– Оттого, что я привык все делать аккуратно, – сказал Петя. – Иные так, кое как, не приготовятся, потом и жалеют. Я так не люблю.
– Это точно, – сказал казак.
– Да еще вот что, пожалуйста, голубчик, наточи мне саблю; затупи… (но Петя боялся солгать) она никогда отточена не была. Можно это сделать?
– Отчего ж, можно.
Лихачев встал, порылся в вьюках, и Петя скоро услыхал воинственный звук стали о брусок. Он влез на фуру и сел на край ее. Казак под фурой точил саблю.
– А что же, спят молодцы? – сказал Петя.
– Кто спит, а кто так вот.
– Ну, а мальчик что?
– Весенний то? Он там, в сенцах, завалился. Со страху спится. Уж рад то был.
Долго после этого Петя молчал, прислушиваясь к звукам. В темноте послышались шаги и показалась черная фигура.
– Что точишь? – спросил человек, подходя к фуре.
– А вот барину наточить саблю.
– Хорошее дело, – сказал человек, который показался Пете гусаром. – У вас, что ли, чашка осталась?
– А вон у колеса.
Гусар взял чашку.
– Небось скоро свет, – проговорил он, зевая, и прошел куда то.
Петя должен бы был знать, что он в лесу, в партии Денисова, в версте от дороги, что он сидит на фуре, отбитой у французов, около которой привязаны лошади, что под ним сидит казак Лихачев и натачивает ему саблю, что большое черное пятно направо – караулка, и красное яркое пятно внизу налево – догоравший костер, что человек, приходивший за чашкой, – гусар, который хотел пить; но он ничего не знал и не хотел знать этого. Он был в волшебном царстве, в котором ничего не было похожего на действительность. Большое черное пятно, может быть, точно была караулка, а может быть, была пещера, которая вела в самую глубь земли. Красное пятно, может быть, был огонь, а может быть – глаз огромного чудовища. Может быть, он точно сидит теперь на фуре, а очень может быть, что он сидит не на фуре, а на страшно высокой башне, с которой ежели упасть, то лететь бы до земли целый день, целый месяц – все лететь и никогда не долетишь. Может быть, что под фурой сидит просто казак Лихачев, а очень может быть, что это – самый добрый, храбрый, самый чудесный, самый превосходный человек на свете, которого никто не знает. Может быть, это точно проходил гусар за водой и пошел в лощину, а может быть, он только что исчез из виду и совсем исчез, и его не было.
Что бы ни увидал теперь Петя, ничто бы не удивило его. Он был в волшебном царстве, в котором все было возможно.
Он поглядел на небо. И небо было такое же волшебное, как и земля. На небе расчищало, и над вершинами дерев быстро бежали облака, как будто открывая звезды. Иногда казалось, что на небе расчищало и показывалось черное, чистое небо. Иногда казалось, что эти черные пятна были тучки. Иногда казалось, что небо высоко, высоко поднимается над головой; иногда небо спускалось совсем, так что рукой можно было достать его.