Цемлинский, Александр фон
Поделись знанием:
Доктор говорил, что выражаемое им беспокойство ничего не значило, что оно имело физические причины; но княжна Марья думала (и то, что ее присутствие всегда усиливало его беспокойство, подтверждало ее предположение), думала, что он что то хотел сказать ей. Он, очевидно, страдал и физически и нравственно.
Надежды на исцеление не было. Везти его было нельзя. И что бы было, ежели бы он умер дорогой? «Не лучше ли бы было конец, совсем конец! – иногда думала княжна Марья. Она день и ночь, почти без сна, следила за ним, и, страшно сказать, она часто следила за ним не с надеждой найти призкаки облегчения, но следила, часто желая найти признаки приближения к концу.
Как ни странно было княжне сознавать в себе это чувство, но оно было в ней. И что было еще ужаснее для княжны Марьи, это было то, что со времени болезни ее отца (даже едва ли не раньше, не тогда ли уж, когда она, ожидая чего то, осталась с ним) в ней проснулись все заснувшие в ней, забытые личные желания и надежды. То, что годами не приходило ей в голову – мысли о свободной жизни без вечного страха отца, даже мысли о возможности любви и семейного счастия, как искушения дьявола, беспрестанно носились в ее воображении. Как ни отстраняла она от себя, беспрестанно ей приходили в голову вопросы о том, как она теперь, после того, устроит свою жизнь. Это были искушения дьявола, и княжна Марья знала это. Она знала, что единственное орудие против него была молитва, и она пыталась молиться. Она становилась в положение молитвы, смотрела на образа, читала слова молитвы, но не могла молиться. Она чувствовала, что теперь ее охватил другой мир – житейской, трудной и свободной деятельности, совершенно противоположный тому нравственному миру, в который она была заключена прежде и в котором лучшее утешение была молитва. Она не могла молиться и не могла плакать, и житейская забота охватила ее.
Оставаться в Вогучарове становилось опасным. Со всех сторон слышно было о приближающихся французах, и в одной деревне, в пятнадцати верстах от Богучарова, была разграблена усадьба французскими мародерами.
Доктор настаивал на том, что надо везти князя дальше; предводитель прислал чиновника к княжне Марье, уговаривая ее уезжать как можно скорее. Исправник, приехав в Богучарово, настаивал на том же, говоря, что в сорока верстах французы, что по деревням ходят французские прокламации и что ежели княжна не уедет с отцом до пятнадцатого, то он ни за что не отвечает.
Княжна пятнадцатого решилась ехать. Заботы приготовлений, отдача приказаний, за которыми все обращались к ней, целый день занимали ее. Ночь с четырнадцатого на пятнадцатое она провела, как обыкновенно, не раздеваясь, в соседней от той комнаты, в которой лежал князь. Несколько раз, просыпаясь, она слышала его кряхтенье, бормотанье, скрип кровати и шаги Тихона и доктора, ворочавших его. Несколько раз она прислушивалась у двери, и ей казалось, что он нынче бормотал громче обыкновенного и чаще ворочался. Она не могла спать и несколько раз подходила к двери, прислушиваясь, желая войти и не решаясь этого сделать. Хотя он и не говорил, но княжна Марья видела, знала, как неприятно было ему всякое выражение страха за него. Она замечала, как недовольно он отвертывался от ее взгляда, иногда невольно и упорно на него устремленного. Она знала, что ее приход ночью, в необычное время, раздражит его.
Но никогда ей так жалко не было, так страшно не было потерять его. Она вспоминала всю свою жизнь с ним, и в каждом слове, поступке его она находила выражение его любви к ней. Изредка между этими воспоминаниями врывались в ее воображение искушения дьявола, мысли о том, что будет после его смерти и как устроится ее новая, свободная жизнь. Но с отвращением отгоняла она эти мысли. К утру он затих, и она заснула.
Она проснулась поздно. Та искренность, которая бывает при пробуждении, показала ей ясно то, что более всего в болезни отца занимало ее. Она проснулась, прислушалась к тому, что было за дверью, и, услыхав его кряхтенье, со вздохом сказала себе, что было все то же.
– Да чему же быть? Чего же я хотела? Я хочу его смерти! – вскрикнула она с отвращением к себе самой.
Она оделась, умылась, прочла молитвы и вышла на крыльцо. К крыльцу поданы были без лошадей экипажи, в которые укладывали вещи.
Утро было теплое и серое. Княжна Марья остановилась на крыльце, не переставая ужасаться перед своей душевной мерзостью и стараясь привести в порядок свои мысли, прежде чем войти к нему.
Доктор сошел с лестницы и подошел к ней.
– Ему получше нынче, – сказал доктор. – Я вас искал. Можно кое что понять из того, что он говорит, голова посвежее. Пойдемте. Он зовет вас…
Сердце княжны Марьи так сильно забилось при этом известии, что она, побледнев, прислонилась к двери, чтобы не упасть. Увидать его, говорить с ним, подпасть под его взгляд теперь, когда вся душа княжны Марьи была переполнена этих страшных преступных искушений, – было мучительно радостно и ужасно.
– Пойдемте, – сказал доктор.
Княжна Марья вошла к отцу и подошла к кровати. Он лежал высоко на спине, с своими маленькими, костлявыми, покрытыми лиловыми узловатыми жилками ручками на одеяле, с уставленным прямо левым глазом и с скосившимся правым глазом, с неподвижными бровями и губами. Он весь был такой худенький, маленький и жалкий. Лицо его, казалось, ссохлось или растаяло, измельчало чертами. Княжна Марья подошла и поцеловала его руку. Левая рука сжала ее руку так, что видно было, что он уже давно ждал ее. Он задергал ее руку, и брови и губы его сердито зашевелились.
Она испуганно глядела на него, стараясь угадать, чего он хотел от нее. Когда она, переменя положение, подвинулась, так что левый глаз видел ее лицо, он успокоился, на несколько секунд не спуская с нее глаза. Потом губы и язык его зашевелились, послышались звуки, и он стал говорить, робко и умоляюще глядя на нее, видимо, боясь, что она не поймет его.
Княжна Марья, напрягая все силы внимания, смотрела на него. Комический труд, с которым он ворочал языком, заставлял княжну Марью опускать глаза и с трудом подавлять поднимавшиеся в ее горле рыдания. Он сказал что то, по нескольку раз повторяя свои слова. Княжна Марья не могла понять их; но она старалась угадать то, что он говорил, и повторяла вопросительно сказанные им слона.
– Гага – бои… бои… – повторил он несколько раз. Никак нельзя было понять этих слов. Доктор думал, что он угадал, и, повторяя его слова, спросил: княжна боится? Он отрицательно покачал головой и опять повторил то же…
– Душа, душа болит, – разгадала и сказала княжна Марья. Он утвердительно замычал, взял ее руку и стал прижимать ее к различным местам своей груди, как будто отыскивая настоящее для нее место.
– Все мысли! об тебе… мысли, – потом выговорил он гораздо лучше и понятнее, чем прежде, теперь, когда он был уверен, что его понимают. Княжна Марья прижалась головой к его руке, стараясь скрыть свои рыдания и слезы.
Он рукой двигал по ее волосам.
– Я тебя звал всю ночь… – выговорил он.
– Ежели бы я знала… – сквозь слезы сказала она. – Я боялась войти.
Он пожал ее руку.
– Не спала ты?
– Нет, я не спала, – сказала княжна Марья, отрицательно покачав головой. Невольно подчиняясь отцу, она теперь так же, как он говорил, старалась говорить больше знаками и как будто тоже с трудом ворочая язык.
– Душенька… – или – дружок… – Княжна Марья не могла разобрать; но, наверное, по выражению его взгляда, сказано было нежное, ласкающее слово, которого он никогда не говорил. – Зачем не пришла?
«А я желала, желала его смерти! – думала княжна Марья. Он помолчал.
– Спасибо тебе… дочь, дружок… за все, за все… прости… спасибо… прости… спасибо!.. – И слезы текли из его глаз. – Позовите Андрюшу, – вдруг сказал он, и что то детски робкое и недоверчивое выразилось в его лице при этом спросе. Он как будто сам знал, что спрос его не имеет смысла. Так, по крайней мере, показалось княжне Марье.
– Я от него получила письмо, – отвечала княжна Марья.
Он с удивлением и робостью смотрел на нее.
– Где же он?
– Он в армии, mon pere, в Смоленске.
Он долго молчал, закрыв глаза; потом утвердительно, как бы в ответ на свои сомнения и в подтверждение того, что он теперь все понял и вспомнил, кивнул головой и открыл глаза.
– Да, – сказал он явственно и тихо. – Погибла Россия! Погубили! – И он опять зарыдал, и слезы потекли у него из глаз. Княжна Марья не могла более удерживаться и плакала тоже, глядя на его лицо.
Он опять закрыл глаза. Рыдания его прекратились. Он сделал знак рукой к глазам; и Тихон, поняв его, отер ему слезы.
Потом он открыл глаза и сказал что то, чего долго никто не мог понять и, наконец, понял и передал один Тихон. Княжна Марья отыскивала смысл его слов в том настроении, в котором он говорил за минуту перед этим. То она думала, что он говорит о России, то о князе Андрее, то о ней, о внуке, то о своей смерти. И от этого она не могла угадать его слов.
– Надень твое белое платье, я люблю его, – говорил он.
Поняв эти слова, княжна Марья зарыдала еще громче, и доктор, взяв ее под руку, вывел ее из комнаты на террасу, уговаривая ее успокоиться и заняться приготовлениями к отъезду. После того как княжна Марья вышла от князя, он опять заговорил о сыне, о войне, о государе, задергал сердито бровями, стал возвышать хриплый голос, и с ним сделался второй и последний удар.
Княжна Марья остановилась на террасе. День разгулялся, было солнечно и жарко. Она не могла ничего понимать, ни о чем думать и ничего чувствовать, кроме своей страстной любви к отцу, любви, которой, ей казалось, она не знала до этой минуты. Она выбежала в сад и, рыдая, побежала вниз к пруду по молодым, засаженным князем Андреем, липовым дорожкам.
– Да… я… я… я. Я желала его смерти. Да, я желала, чтобы скорее кончилось… Я хотела успокоиться… А что ж будет со мной? На что мне спокойствие, когда его не будет, – бормотала вслух княжна Марья, быстрыми шагами ходя по саду и руками давя грудь, из которой судорожно вырывались рыдания. Обойдя по саду круг, который привел ее опять к дому, она увидала идущих к ней навстречу m lle Bourienne (которая оставалась в Богучарове и не хотела оттуда уехать) и незнакомого мужчину. Это был предводитель уезда, сам приехавший к княжне с тем, чтобы представить ей всю необходимость скорого отъезда. Княжна Марья слушала и не понимала его; она ввела его в дом, предложила ему завтракать и села с ним. Потом, извинившись перед предводителем, она подошла к двери старого князя. Доктор с встревоженным лицом вышел к ней и сказал, что нельзя.
| Александр фон Цемлинский Alexander von Zemlinsky | |
 | |
| Основная информация | |
|---|---|
| Дата рождения | |
| Место рождения | |
| Дата смерти | |
| Место смерти | |
| Страна | |
| Профессии | |
Алекса́ндр фон Цемли́нский (нем. Alexander von Zemlinsky, 14 октября 1871, Вена, Австро-Венгрия — 15 марта 1942, Нью-Йорк, США) — австрийский композитор и дирижёр.
Содержание
Биография
Александр фон Цемлинский родился в Вене, куда его дед, Антон, женившийся на австрийке, иммигрировал из Жилины (ныне в Словакии, а тогда — в Венгрии). Адольф фон Цемлинский (1845—1900), отец Александра, был крещён католиком. Мать Цемлинского Клара Земо (1848—1912) родилась в Сараево, в семье сефардского еврея и боснийской мусульманки. Перед женитьбой на Кларе Земо Адольф Цемлинский перешёл в иудаизм, к которому с рождения принадлежал и Александр.[1] Отец Цемлинского прибавил к своей фамилии аристократическое «фон», хотя никто из предков Цемлинского не был аристократом. Также он заменил начальное «S» в «Semlinski» (первоначальный вариант фамилии) на «Z».
Александр занимался игрой на фортепиано с раннего детства, прислуживал в синагоге, играя на органе по праздникам. В 1884 году он поступил в Венскую консерваторию, где учился у Антона Доора по классу фортепиано. В 1890 году выиграл консерваторский конкурс. Цемлинский закончил обучение в 1892 году; в период обучения в консерватории он занимался с Робертом и Иоганном Непомуком Фуксами, Антоном Брукнером, на то же время приходятся первые опыты в сфере композиции.
Цемлинский обрел серьёзную поддержку в лице Иоганнеса Брамса, с которым его познакомил его учитель, Иоганн Фукс, по приглашению которого, Брамс посетил премьерное исполнение первой симфонии Цемлинского (в ре минор) в 1893 году. Брамс высоко оценил молодого композитора и рекомендовал его произведения издателю Зимроку для печати.
В 90-х годах Цемлинский знакомится с Арнольдом Шёнбергом, с которым заводит крепкую дружбу, а, позднее, даже роднится с ним (когда его сестра, Матильда, выходит замуж за Шёнберга). Известно, что Шёнберг брал у Цемлинского ряд уроков по контрапункту.
В 1897 году с большим успехом состоялась премьера Второй симфонии композитора (третьей, если считать в хронологическом порядке, от чего симфонии иногда присваивают третий номер). Успеху Цемлинского способствовал Густав Малер, дирижировавший премьерой его оперы «Es war einmal…» («Однажды давным-давно…») в Венской Придворной опере в 1900 году. В 1899 году Цемлинский получил должность капельмейстера в венском Карл-театре.
В 1900 году Цемлинский познакомился с Альмой Шиндлер, обучавшейся у него композиции. Цемлинский признался ей в любви, но получил отказ — Альма ощущала давление со стороны родственников, настаивавших на прекращении её романтических отношений с композитором. В 1902 году Альма вышла замуж за Густава Малера. В 1907 году Цемлинский женился на Иде Гутманн, однако брак оказался несчастливым. После смерти Иды, последовавшей в 1929 году, Цемлинский женился в 1930 году на Луизе Заксель, которая была на 29 лет моложе Цемлинского и которой он давал уроки пения с 1914 года. Этот брак был намного удачнее и продлился до смерти Цемлинского.
В 1906 году Цемлинский был назначен первым капельмейстером венской Народной оперы. С 1911 по 1927 год он дирижировал в Пражской опере, в том числе и премьерой оперы Шенберга «Erwartung» («Ожидание»); в 1920 году стал первым ректором открывшейся в Праге Немецкой академии музыки. После продолжительного пребывания в Праге он переехал в Берлин, где работал под началом Отто Клемперера как дирижёр в Опере Кроля. После прихода нацистов к власти в Германии в 1933 году Цемлинский переехал в Вену, где не занимал никакой официальной должности, но продолжал писать музыку и выступать в качестве приглашенного дирижера. В 1938 году он переехал в Соединенные Штаты и обосновался в Нью-Йорке. Однако, в отличие от его друга Шенберга, в то же время эмигрировавшего в США и принятого с большим восторгом, Цемлинский в Америке не пользовался популярностью. Он прекратил писать музыку, чувствоапл себя всеми забытым и никому не нужным, много болел. В 1942 он умер от пневмонии. Согласно завещанию Цемлинского, его прах был погребен в Вене, городе, который он всегда считал родным.
Сочинения
Произведения для оркестра
- Симфония e-moll (1891, сохранились только две части).
- Симфония № 1 d-moll (1892).
- Симфония № 2 B-dur (1897).
- Drei Ballettstücke. Сюита из Der Triumph der Zeit (1902).
- «Русалочка» (нем. Die Seejungfrau, фантазия (1902-03, премьера состоялась в Вене в 1905).
- Симфониетта, op. 23 (1934, первое исполнение — Прага, 1935).
Оперы
- Sarema, опера в трёх частях (либретто композитора, Адольфа фон Цемлинского и Арнольда Шенберга, 1893-95, премьера в Мюнхене в 1897[2])
- Es war einmal …, опера в трёх актах с прологом (либретто Максимилиана Сингера, 1897-99, rev. 1912, первое представление в Вене в 1900 под руководством Густава Малера)
- Der Traumgörge, опера в двух актах с эпилогом (либретто Leo Feld, 1904-06, премьера в Нюрнберге в 1980)
- Kleider machen Leute, опера в трёх актах с прологом (либретто Leo Feld) (три версии, 1908—1909/1910/1922), первое исполнение в Вене в 1910)
- Eine florentinische Tragödie (Флорентийская трагедия), опера в одном акте, op. 16 (либретто Oscar Wilde/ Max Meyerfeld, 1915/16), премьера в Штутгарте в 1917)
- Der Zwerg (Гном), опера в одном акте, op. 17 (либретто Georg C. Klaren по мотивам произведения Оскара Уайльда Der Geburtstag der Infantin, 1919-21, премьера состоялась в Кёльне в 1922 под руководством Отто Клемперера)
- Der Kreidekreis (Круг, очерченный мелом), опера в трёх актах op. 21 (либретто композитора по мотивам произведения Klabund, 1930-32, первое представление в Цюрихе в 1933)
- Der König Kandaules, опера в трех актах op. 26 (либретто композитора на базе произведения Андре Жида в немецком переводе Franz Blei, 1935/36, оркеастровка выполнена Antony Beaumont (1992-96), премьера состоялась в Гамбурге в 1996)
Другие произведения для театра
- Ein Lichtstrahl (A Ray of Light). Мимическая драма для фортепиано (сценарий Oskar Geller, 1901, rev. 1902)
- Ein Tanzpoem. Танцевальная поэма в одном акте для оркестра(Гуго фон Гофмансталь (1901-04, final version of the ballet Der Triumph der Zeit)
- Incidental music for Shakespeare’s Cymbeline for tenor, reciters and orchestra (1913-15)
Сочинения для хора
- Frühlingsglaube for mixed chorus and string orchestra (T: Людвиг Уланд) (1896)
- Geheimnis for mixed chorus and string orchestra (1896)
- Minnelied (T: Гейнрих Гейне) for men’s choir and chamber ensemble (c. 1895)
- Hochzeitgesang (T: Jewish liturgy) for tenor solo, chorus, and organ (1896)
- Aurikelchen (T: Richard Dehmel) for women’s choir (c.1920)
- Frühlingsbegräbnis (Text: Пауль Гейзе) cantata for soprano, baritone, mixed chorus and orchestra (1896/97, rev. c. 1903)
- Horch! vom Hügel, welch' sanfter Klang
- Schöner Jüngling
- Wie lieblich er ruht
- Stumm in Wehmut schaut der Mong herab'
- Und ein Specht klopft an den Föhrenstamm
- Als so weihevoll der Alte sprach
- Horch! vom Hügel welch' ein wilder Klang?
- Псалом 83 for soloists, mixed chorus, and orchestra (1900)
- Псалом 23 для хора и оркестра op. 14 (1910, first performance, Vienna 1910)
- Псалом 13 для хора и оркестра op. 24 (1935)
Произведения для голоса (голосов) и оркестра
- Waldgespräch (T: Йозеф фон Эйхендорф) for soprano, two horns, harp and strings (1896)
- Maiblumen blühten überall (T: Richard Dehmel) for soprano and string sextet (c. 1898)
- Sechs Gesänge на стихи М.Метерлинка op. 13 (1913, orchestrated 1913/21))
- Lyric Symphony for soprano, baritone and orchestra op. 18 (на стихи Р. Тагора) (1922-23)
- Symphonische Gesänge for baritone or alto and orchestra op. 20. (T: from Afrika singt. Eine Auslese neuer afro-amerikanischer Lyrik, 1929)
Песни для голоса с фортепиано
- Lieder op. 2 (1895-96)
- Gesänge op. 5 (1896-97)
- Walzer-Gesänge nach toskanischen Liedern von Ferdinand Gregorovius op. 6 (1898)
- Irmelin Rose und andere Gesänge op. 7 (1898/99)
- Turmwächterlied und andere Gesänge op. 8 (1898/99)
- Ehetanzlied und andere Gesänge op. 10 (1899—1901)
- Sechs Gesänge after poems by Maurice Maeterlinck op. 13 (1913)
- Sechs Lieder op. 22 (1934; first performance, Prague 1934)
- Zwölf Lieder op. 27 (1937)
- Three Songs (T: Irma Stein-Firner) (1939)
Камерная музыка
- Фортепианное трио a-moll (март 1888, только одна часть).
- Фортепианный квартет D-dur (1892? — 1893?). Партитура утеряна, сохранились полная партия альта и первая часть партии виолончели (в Библиотеке Конгресса). Премьера состоялась 20 ноября 1893 года.
- Струнный квартет e-moll (1893?)
- Струнный квинтет d-moll (17 октября — 6 ноября 1894). Первая часть окончена, от других только наброски.
- Струнный квинтет D-dur (11 января 1896). Только четвёртая часть. Может быть, новый финал к квинтету d-moll (1894).
- Трио d-moll для кларнета (скрипки), виолончели и фортепиано, op. 3 (1896?).
- Струнный квартет № 1 A-dur, op. 4 (начат 4 июля 1896).
- Струнный квартет № 2 D-dur, op. 15 (20 июля 1914 — 12 марта 1915).
- Струнный квартет № 3 C-dur, op. 19 (август — 13 сентября 1924).
- Струнный квартет (начат 22 июля 1927). В шести частях, три завершены, три — почти завершены.
- Струнный квартет № 4 «Сюита», op. 25 (1936). Хотя имеет опус, не публиковался.
- Квартет D-dur для кларнета, скрипки, альта и виолончели (август 1938). Наброски.
- Три пьесы для виолончели и фортепиано (Юмореска, Песня, Тарантелла; 1891).
- Соната для виолончели и фортепиано a-moll (1894).
- Serenade (Suite) for violin and piano (1895)
- Юмореска (Рондо), для духового квинтета (1939)
- Jagdstück (Охотничий опус) для двух рожков и фортепиано (1939)
Фортепианная музыка
- Ländliche Tanze op. 1 (1892)
- Vier Balladen (1892-93)
- Albumblatt (Erinnerung aus Wien) (1895)
- Skizze (1896)
- Fantasien über Gedichte von Richard Dehmel op. 9 (1898)
- Менуэт (from Das gläserne Herz) (1901)
Напишите отзыв о статье "Цемлинский, Александр фон"
Примечания
- ↑ [www.schubertsocietyusa.org/guest_pages/zemlinsky_timeline.html Хронология жизни Александра фон Цемлинского]
- ↑ Цемлинский, Александр // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
Литература
- Власова Н. О. Александр Цемлинский. Жизнь и творчество: монография. М., 2014. 416 с.+16 с. вкл. ISBN 978-5-89598-301-0
- Крейнина Ю. В. Цемлинский А. // Музыкальная энциклопедия / под ред. Ю. В. Келдыша. — М.: Советская энциклопедия, Советский композитор, 1982. — Т. 6.
- Antony Beaumont: Zemlinsky. Faber and Faber, London 2000, ISBN 0-571-16983-X
- Alexander Zemlinsky: Briefwechsel mit Arnold Schönberg, Anton Webern, Alban Berg und Franz Schreker, hrsg. von Horst Weber (= Briefwechsel der Wiener Schule, Bd. 1). Wissenschaftliche Buchgesellschaft, Darmstadt 1995, ISBN 3-534-12508-8 This volume includes letters by Schoenberg and Zemlinsky concerning their work on Die Seejungfrau and Pelleas and Melisande.
- Zemlinsky, Alexander (von) by Alfred Clayton, in 'The New Grove Dictionary of Opera', ed. Stanley Sadie (London, 1992) ISBN 0-333-73432-7
- Brown A. Peter. The Second Golden Age of the Viennese Symphony: Brahms, Bruckner, Dvorák, Mahler, and Selected Contemporaries. — Indiana University Press, 2002. — Vol. 4. — P. 780–781. — ISBN 0253334888.
- Lorraine Gorrell: 'Discordant Melody: Alexander Zemlinsky, His Songs, and the Second Viennese School', Greenwood Press, 2002. ISBN 0-313-32366-6
- Greene David Mason. Greene's Biographical Encyclopedia of Composers / Petrak, Albert M.. — The Reproducing Piano Roll Foundation. — P. 986. — ISBN 0385142781.
Ссылки
- [www.zemlinsky.at/en/ Общество Александра фон Цемлинского]
- [www.carolinaclassical.com/zemlinsky/ Жизнь Александра Цемлинского]
- [www.editionsilvertrust.com/zemlinsky-string-quartet-1.htm Струнный квартет № 1, Op.4. Краткая биография и музыка]
- Alexander von Zemlinsky: ноты произведений на International Music Score Library Project
 |
в статье имеется список источников или внешних ссылок, но источники отдельных утверждений остаются неясными из-за отсутствия сносок. Утверждения, не подкреплённые источниками, могут быть поставлены под сомнение и удалены. Вы можете улучшить статью, внеся более точные указания на источники. (2015-10-19)
|
Отрывок, характеризующий Цемлинский, Александр фон
Все в том же положении, не хуже и не лучше, разбитый параличом, старый князь три недели лежал в Богучарове в новом, построенном князем Андреем, доме. Старый князь был в беспамятстве; он лежал, как изуродованный труп. Он не переставая бормотал что то, дергаясь бровями и губами, и нельзя было знать, понимал он или нет то, что его окружало. Одно можно было знать наверное – это то, что он страдал и, чувствовал потребность еще выразить что то. Но что это было, никто не мог понять; был ли это какой нибудь каприз больного и полусумасшедшего, относилось ли это до общего хода дел, или относилось это до семейных обстоятельств?Доктор говорил, что выражаемое им беспокойство ничего не значило, что оно имело физические причины; но княжна Марья думала (и то, что ее присутствие всегда усиливало его беспокойство, подтверждало ее предположение), думала, что он что то хотел сказать ей. Он, очевидно, страдал и физически и нравственно.
Надежды на исцеление не было. Везти его было нельзя. И что бы было, ежели бы он умер дорогой? «Не лучше ли бы было конец, совсем конец! – иногда думала княжна Марья. Она день и ночь, почти без сна, следила за ним, и, страшно сказать, она часто следила за ним не с надеждой найти призкаки облегчения, но следила, часто желая найти признаки приближения к концу.
Как ни странно было княжне сознавать в себе это чувство, но оно было в ней. И что было еще ужаснее для княжны Марьи, это было то, что со времени болезни ее отца (даже едва ли не раньше, не тогда ли уж, когда она, ожидая чего то, осталась с ним) в ней проснулись все заснувшие в ней, забытые личные желания и надежды. То, что годами не приходило ей в голову – мысли о свободной жизни без вечного страха отца, даже мысли о возможности любви и семейного счастия, как искушения дьявола, беспрестанно носились в ее воображении. Как ни отстраняла она от себя, беспрестанно ей приходили в голову вопросы о том, как она теперь, после того, устроит свою жизнь. Это были искушения дьявола, и княжна Марья знала это. Она знала, что единственное орудие против него была молитва, и она пыталась молиться. Она становилась в положение молитвы, смотрела на образа, читала слова молитвы, но не могла молиться. Она чувствовала, что теперь ее охватил другой мир – житейской, трудной и свободной деятельности, совершенно противоположный тому нравственному миру, в который она была заключена прежде и в котором лучшее утешение была молитва. Она не могла молиться и не могла плакать, и житейская забота охватила ее.
Оставаться в Вогучарове становилось опасным. Со всех сторон слышно было о приближающихся французах, и в одной деревне, в пятнадцати верстах от Богучарова, была разграблена усадьба французскими мародерами.
Доктор настаивал на том, что надо везти князя дальше; предводитель прислал чиновника к княжне Марье, уговаривая ее уезжать как можно скорее. Исправник, приехав в Богучарово, настаивал на том же, говоря, что в сорока верстах французы, что по деревням ходят французские прокламации и что ежели княжна не уедет с отцом до пятнадцатого, то он ни за что не отвечает.
Княжна пятнадцатого решилась ехать. Заботы приготовлений, отдача приказаний, за которыми все обращались к ней, целый день занимали ее. Ночь с четырнадцатого на пятнадцатое она провела, как обыкновенно, не раздеваясь, в соседней от той комнаты, в которой лежал князь. Несколько раз, просыпаясь, она слышала его кряхтенье, бормотанье, скрип кровати и шаги Тихона и доктора, ворочавших его. Несколько раз она прислушивалась у двери, и ей казалось, что он нынче бормотал громче обыкновенного и чаще ворочался. Она не могла спать и несколько раз подходила к двери, прислушиваясь, желая войти и не решаясь этого сделать. Хотя он и не говорил, но княжна Марья видела, знала, как неприятно было ему всякое выражение страха за него. Она замечала, как недовольно он отвертывался от ее взгляда, иногда невольно и упорно на него устремленного. Она знала, что ее приход ночью, в необычное время, раздражит его.
Но никогда ей так жалко не было, так страшно не было потерять его. Она вспоминала всю свою жизнь с ним, и в каждом слове, поступке его она находила выражение его любви к ней. Изредка между этими воспоминаниями врывались в ее воображение искушения дьявола, мысли о том, что будет после его смерти и как устроится ее новая, свободная жизнь. Но с отвращением отгоняла она эти мысли. К утру он затих, и она заснула.
Она проснулась поздно. Та искренность, которая бывает при пробуждении, показала ей ясно то, что более всего в болезни отца занимало ее. Она проснулась, прислушалась к тому, что было за дверью, и, услыхав его кряхтенье, со вздохом сказала себе, что было все то же.
– Да чему же быть? Чего же я хотела? Я хочу его смерти! – вскрикнула она с отвращением к себе самой.
Она оделась, умылась, прочла молитвы и вышла на крыльцо. К крыльцу поданы были без лошадей экипажи, в которые укладывали вещи.
Утро было теплое и серое. Княжна Марья остановилась на крыльце, не переставая ужасаться перед своей душевной мерзостью и стараясь привести в порядок свои мысли, прежде чем войти к нему.
Доктор сошел с лестницы и подошел к ней.
– Ему получше нынче, – сказал доктор. – Я вас искал. Можно кое что понять из того, что он говорит, голова посвежее. Пойдемте. Он зовет вас…
Сердце княжны Марьи так сильно забилось при этом известии, что она, побледнев, прислонилась к двери, чтобы не упасть. Увидать его, говорить с ним, подпасть под его взгляд теперь, когда вся душа княжны Марьи была переполнена этих страшных преступных искушений, – было мучительно радостно и ужасно.
– Пойдемте, – сказал доктор.
Княжна Марья вошла к отцу и подошла к кровати. Он лежал высоко на спине, с своими маленькими, костлявыми, покрытыми лиловыми узловатыми жилками ручками на одеяле, с уставленным прямо левым глазом и с скосившимся правым глазом, с неподвижными бровями и губами. Он весь был такой худенький, маленький и жалкий. Лицо его, казалось, ссохлось или растаяло, измельчало чертами. Княжна Марья подошла и поцеловала его руку. Левая рука сжала ее руку так, что видно было, что он уже давно ждал ее. Он задергал ее руку, и брови и губы его сердито зашевелились.
Она испуганно глядела на него, стараясь угадать, чего он хотел от нее. Когда она, переменя положение, подвинулась, так что левый глаз видел ее лицо, он успокоился, на несколько секунд не спуская с нее глаза. Потом губы и язык его зашевелились, послышались звуки, и он стал говорить, робко и умоляюще глядя на нее, видимо, боясь, что она не поймет его.
Княжна Марья, напрягая все силы внимания, смотрела на него. Комический труд, с которым он ворочал языком, заставлял княжну Марью опускать глаза и с трудом подавлять поднимавшиеся в ее горле рыдания. Он сказал что то, по нескольку раз повторяя свои слова. Княжна Марья не могла понять их; но она старалась угадать то, что он говорил, и повторяла вопросительно сказанные им слона.
– Гага – бои… бои… – повторил он несколько раз. Никак нельзя было понять этих слов. Доктор думал, что он угадал, и, повторяя его слова, спросил: княжна боится? Он отрицательно покачал головой и опять повторил то же…
– Душа, душа болит, – разгадала и сказала княжна Марья. Он утвердительно замычал, взял ее руку и стал прижимать ее к различным местам своей груди, как будто отыскивая настоящее для нее место.
– Все мысли! об тебе… мысли, – потом выговорил он гораздо лучше и понятнее, чем прежде, теперь, когда он был уверен, что его понимают. Княжна Марья прижалась головой к его руке, стараясь скрыть свои рыдания и слезы.
Он рукой двигал по ее волосам.
– Я тебя звал всю ночь… – выговорил он.
– Ежели бы я знала… – сквозь слезы сказала она. – Я боялась войти.
Он пожал ее руку.
– Не спала ты?
– Нет, я не спала, – сказала княжна Марья, отрицательно покачав головой. Невольно подчиняясь отцу, она теперь так же, как он говорил, старалась говорить больше знаками и как будто тоже с трудом ворочая язык.
– Душенька… – или – дружок… – Княжна Марья не могла разобрать; но, наверное, по выражению его взгляда, сказано было нежное, ласкающее слово, которого он никогда не говорил. – Зачем не пришла?
«А я желала, желала его смерти! – думала княжна Марья. Он помолчал.
– Спасибо тебе… дочь, дружок… за все, за все… прости… спасибо… прости… спасибо!.. – И слезы текли из его глаз. – Позовите Андрюшу, – вдруг сказал он, и что то детски робкое и недоверчивое выразилось в его лице при этом спросе. Он как будто сам знал, что спрос его не имеет смысла. Так, по крайней мере, показалось княжне Марье.
– Я от него получила письмо, – отвечала княжна Марья.
Он с удивлением и робостью смотрел на нее.
– Где же он?
– Он в армии, mon pere, в Смоленске.
Он долго молчал, закрыв глаза; потом утвердительно, как бы в ответ на свои сомнения и в подтверждение того, что он теперь все понял и вспомнил, кивнул головой и открыл глаза.
– Да, – сказал он явственно и тихо. – Погибла Россия! Погубили! – И он опять зарыдал, и слезы потекли у него из глаз. Княжна Марья не могла более удерживаться и плакала тоже, глядя на его лицо.
Он опять закрыл глаза. Рыдания его прекратились. Он сделал знак рукой к глазам; и Тихон, поняв его, отер ему слезы.
Потом он открыл глаза и сказал что то, чего долго никто не мог понять и, наконец, понял и передал один Тихон. Княжна Марья отыскивала смысл его слов в том настроении, в котором он говорил за минуту перед этим. То она думала, что он говорит о России, то о князе Андрее, то о ней, о внуке, то о своей смерти. И от этого она не могла угадать его слов.
– Надень твое белое платье, я люблю его, – говорил он.
Поняв эти слова, княжна Марья зарыдала еще громче, и доктор, взяв ее под руку, вывел ее из комнаты на террасу, уговаривая ее успокоиться и заняться приготовлениями к отъезду. После того как княжна Марья вышла от князя, он опять заговорил о сыне, о войне, о государе, задергал сердито бровями, стал возвышать хриплый голос, и с ним сделался второй и последний удар.
Княжна Марья остановилась на террасе. День разгулялся, было солнечно и жарко. Она не могла ничего понимать, ни о чем думать и ничего чувствовать, кроме своей страстной любви к отцу, любви, которой, ей казалось, она не знала до этой минуты. Она выбежала в сад и, рыдая, побежала вниз к пруду по молодым, засаженным князем Андреем, липовым дорожкам.
– Да… я… я… я. Я желала его смерти. Да, я желала, чтобы скорее кончилось… Я хотела успокоиться… А что ж будет со мной? На что мне спокойствие, когда его не будет, – бормотала вслух княжна Марья, быстрыми шагами ходя по саду и руками давя грудь, из которой судорожно вырывались рыдания. Обойдя по саду круг, который привел ее опять к дому, она увидала идущих к ней навстречу m lle Bourienne (которая оставалась в Богучарове и не хотела оттуда уехать) и незнакомого мужчину. Это был предводитель уезда, сам приехавший к княжне с тем, чтобы представить ей всю необходимость скорого отъезда. Княжна Марья слушала и не понимала его; она ввела его в дом, предложила ему завтракать и села с ним. Потом, извинившись перед предводителем, она подошла к двери старого князя. Доктор с встревоженным лицом вышел к ней и сказал, что нельзя.
Категории:
- Родившиеся 14 октября
- Родившиеся в 1871 году
- Персоналии по алфавиту
- Родившиеся в Вене
- Умершие 15 марта
- Умершие в 1942 году
- Умершие в Нью-Йорке
- Музыканты по алфавиту
- Композиторы по алфавиту
- Композиторы США
- Композиторы Австрии
- Композиторы XX века
- Оперные композиторы
- Ректоры вузов Чехии
- Похороненные на Центральном кладбище Вены
- Выпускники Венского университета музыки и исполнительского искусства
