Багратиони, Юлон

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Юлон Багратиони»)
Перейти к: навигация, поиск
Юлон Ираклиевич Багратиони
груз. იულონი<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>

<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Юлон Багратиони</td></tr>

Претендент на картли-кахетинский престол
 
Вероисповедание: Православие, грузинская церковь
Рождение: 4 июня 1760(1760-06-04)
Телави, Картли-Кахетинское царство
Смерть: 23 октября 1816(1816-10-23) (56 лет)
Санкт-Петербург, Российская империя
Место погребения: Александро-Невская лавра
Род: Багратионы
Отец: Ираклий II
Мать: Дареджан Дадиани
Дети: Леон, Луарсаб, Тамара и Дмитрий

Юлон Ираклиевич Багратиони (груз. იულონი, 4 июня 1760 — 23 октября 1816) — грузинский князь из царской династии Багратионов. Претендент на картли-кахетинский престол в 1800 — 1804 годах.





Биография

Сын картли-кахетинского царя Ираклия II от третьего брака с Дадержан Дадиани. Родился в царском замке Телави.

Ранние годы

В сентябре 1787 года царевич Юлон вместе с князем Орбелиани командовал 4-тысячным вспомогательным грузинским корпусом, который Ираклий отправил против своего бывшего союзника, карабахского хана Ибрагима Халил-хана.

В 1790 году Юлон Ираклиевич получил во владение от своего отца Ираклия II княжеский домен в Ксанской долине. Ираклий II ликвидировал Ксанское эриставство, разделив его на три части. Юлон получил часть княжества, а другие части были предоставлены его племянникам Иоанну и Баграту, сыновьям наследного принца Георгия. В 1795 году во время нашествия иранского шаха Ага Мухаммеда-шаха Каджара в Грузию царевич Юлон находился в Гори и не принимал участия в военных действиях против персов.

В 1791 году по настоянию царицы Дареджан Ираклий II написал завещание, согласно которому, царский престол будет переходить не к сыновьям царя, а к его братьям, следующим по старшинству. Таким образом, Юлон становился вторым в линии наследования после своего старшего брата, наследного принца Георгия.

В 1798 году после смерти престарелого Ираклия II на царский престол вступил его старший и больной сын Георгий XII. Он отменил новое наследственное право и добился от российского императора Павла I Петровича признания его старшего сына Давида наследником царского престола (апрель 1799). Это вызвало недовольство царевича Юлона и его младших братьев Вахтанга, Александра и Фарнаваза. Часть грузинской знати поддерживала права Юлона Ираклиевича на царский трон.

Борьба за власть

К июлю 1800 года Картли-Кахетинское царство столкнулось с перспективой неизбежной гражданской войны. Царевичи Юлон, Вахтанг и Фарнаваз блокировали дороги к Тбилиси и пытались освободить свою мать, вдовствующую царицу Дареджан, которая по приказу Георгия XII находилась в заключении в своём дворце в Авлабари. Русское правительство отправило в Тбилиси на поддержку Георгия XII войска под командованием генерал-майора Василия Гулякова.

В декабре 1800 года после смерти больного Георгия XII его старший сын Давид XII занял царский престол, но не получил признания с стороны Российской империи. Царевич Юлон Ираклиевич выступил как претендент на грузинский трон в соответствии с завещанием Ираклия. Юлон, его мать Дареджан и младшие братья отказались признавать Давида законным правителем царства. Сторонники Юлона провозгласили его новым царем и стали занимать ключевые крепости в государстве.

Ещё весной 1801 года Тбилиси вступил русский корпус под командованием генерала Карла Фёдоровича Кнорринга. К. Ф. Кнорринг отстранил от власти последнего царя Давида XII и создал временное правительство во главе с генералом И. П. Лазаревым. Русские оккупационные власти потребовали, чтобы все члены королевской династии должны собраться и оставаться в Тбилиси.

В сентябре 1801 года российский царь Александр I Павлович издал манифест, в котором объявлялось об ликвидации Картли-Кахетинского царства и включении его территории в состав Российской империи.

В апреле 1801 года царевич Юлон Ираклиевич вместе с младшим братом Фарнавазом бежал из Тбилиси в Западную Грузию, во владения своего родственника, имеретинского царя Соломона II. Царь Имеретии поддерживал претензии Юлона на картли-кахетинский трон. Юлон также поддерживал связь с другим братом Александром, который бежал в Дагестан. В июне 1802 года персидский шах Фетх Али-шах Каджар признал Юлона царем Грузии и потребовал от царя Имеретии Соломона II оказать ему помощь.

Выступления в Кахети в 1802 году

В июле 1802 года в Кахети, в окрестностях Келменчаури собрались князья и жители Кизики, всего несколько тысяч человек. Активными участниками выступления были царевичи Вахтанг Ираклиевич и Теймураз Георгиевич. На собрании присутствовали князья: Андроникашвили, Вачнадзе, Джандиери, Кобулашвили и Чавчавадзе. Согласно разработанному плану, царь Имеретии Соломон II, хан Гянджи, ахалцихский паша и легзины должны были предпринять совместный поход против русских войск, расположенных в Картли-Кахети и вслучае победы возвети на царский престол Юлона Ираклиевича. Русские оккпационные власти отправили в Келменчаури войско, но кзикцы разбили батальон русского войска. Собравшиеся поклялись в верности Юлону Ираклиевичу и решили обратиться к российскому императору с петицией. Кахетинкие князья выражали недовольство манифестом от 12 сентября 1801 года и настаивали на восстановлении Картли-Кахетинского царства.

Русские оккупационные власти отказались исполнять требование кахетинской знати. Была усилена охрана Тбилиси, в Кахети были отправлены дополнительные военные отряды. Все горные переходы из Имеретии в Картли были заняты русскими пикетами. Царевичи Юлон и Фарнаваз, укрывавшиеся в Имеретии, не собрать достаточно войска, чтобы вернуться в Кахетию. В этой ситуации кахетинские князья сочли бессмысенным сопротивляться русским войскам и распустили собравшийся в Келменчаури народ. Царевич Александр, укрывавшийся в Джаро-Белоканской области, не решился вступать в Кахети. Российские власти арестовали мятежных тавадов и доставило их в Тбилиси. Здесь они были помилованы и вынуждены принести клятву верности российскому императору.

Восстание в Картли в 1804 году

В мае 1804 года грузинские и осетинские горцы подняли восстание против русского владычества. Восстание вскоре охватило всю горную Картли. К восставшим присоединились жители ущелий Гудамакари, Чартли, Хандо, а также пшавы, хевсуры и осетины Трусского ущелья. Восставшие ставили целью восстановление царской династии Багратионов. Они направили делегацию в Имеретию, предлагая царевичам Юлону и Фарнавазу Ираклиевичам прибыть в Грузию и возглавить движение. Братья отправились в Грузию, где к ним примккнула часть картлийских князей. Русские поспешили закрыть ведущие к Арагвскому ущелью пути. Царевичи Юлон и Фарнаваз не смогли соединиться с восставшими и намеревались возвратиться в Имеретию. Недалеко от Сурами русско-грузинский отряд неожиданно напал на царевичей. 24 июня 1804 года царевич в короткой схватке царевич Юлон едва не погиб и был схвачен, а его сына Леону и брату Фарнавазу удалось бежать в Иран и оттуда добраться до Кахети. С помощью кахетских тавадов и азнауров Фарнаваз собрал войско и присоединился к восставшим. Пленный царевич Юлон под конвоем был доставлен в Тбилиси.

4 апреля 1805 года Юлон вместе с семьей был вывезен из Грузии вглубь России. Его поселили в Туле. Тульский губернатор Н. П. Иванов получил секретное письмо от царя Александра I, который приказывал его еженедельной информировать его о проживании Юлона.

Позднее Юлон Ираклиевич получил от императора разрешение поселится в Санкт-Петербурге. Его последние годы были омрачены известием об участии его старшего сына Леона в осетинском восстании 1810 года. Юлон безуспешно убеждал сына сдаться русским властям. В 1812 году Леон Юлонович был убит лезгинами.

В 1816 году царевич Юлон Ираклиевич скончался от инсульта. Был похоронен в Александро-Невской лавре.

Семья

В 1785 году женился на Саломее (17661827), дочери князя Реваза Амилахвари. В браке супруги имели 5 сыновей и 4 дочерей, из которых только четверо детей достигли зрелости:

  • Князь Леон (1786—1812)
  • Князь Луарсаб (1789—1850)
  • Княжна Тамара (1791—1857)
  • Князь Дмитрий (1803—1845)

Источники

  • [www.gumer.info/bibliotek_Buks/History/Vachn/17.php Вачнадзе М., Гурули В., Бахтадзе М. История Грузии]
  • [books.google.ge/books?id=ovcgAQAAMAAJ&printsec=frontcover&vq=%D0%AE%D0%BB%D0%BE%D0%BD%D0%B0&source=gbs_ge_summary_r&cad=0#v=onepage&q=%D0%AE%D0%BB%D0%BE%D0%BD%D0%B0&f=false Материалы для новой истории Кавказа, с 1722 по 1803 год, ч. II]

Напишите отзыв о статье "Багратиони, Юлон"

Отрывок, характеризующий Багратиони, Юлон

Начались совещания между одними вельможами, сидевшими за столом. Все совещание прошло больше чем тихо. Оно даже казалось грустно, когда, после всего прежнего шума, поодиночке были слышны старые голоса, говорившие один: «согласен», другой для разнообразия: «и я того же мнения», и т. д.
Было велено секретарю писать постановление московского дворянства о том, что москвичи, подобно смолянам, жертвуют по десять человек с тысячи и полное обмундирование. Господа заседавшие встали, как бы облегченные, загремели стульями и пошли по зале разминать ноги, забирая кое кого под руку и разговаривая.
– Государь! Государь! – вдруг разнеслось по залам, и вся толпа бросилась к выходу.
По широкому ходу, между стеной дворян, государь прошел в залу. На всех лицах выражалось почтительное и испуганное любопытство. Пьер стоял довольно далеко и не мог вполне расслышать речи государя. Он понял только, по тому, что он слышал, что государь говорил об опасности, в которой находилось государство, и о надеждах, которые он возлагал на московское дворянство. Государю отвечал другой голос, сообщавший о только что состоявшемся постановлении дворянства.
– Господа! – сказал дрогнувший голос государя; толпа зашелестила и опять затихла, и Пьер ясно услыхал столь приятно человеческий и тронутый голос государя, который говорил: – Никогда я не сомневался в усердии русского дворянства. Но в этот день оно превзошло мои ожидания. Благодарю вас от лица отечества. Господа, будем действовать – время всего дороже…
Государь замолчал, толпа стала тесниться вокруг него, и со всех сторон слышались восторженные восклицания.
– Да, всего дороже… царское слово, – рыдая, говорил сзади голос Ильи Андреича, ничего не слышавшего, но все понимавшего по своему.
Из залы дворянства государь прошел в залу купечества. Он пробыл там около десяти минут. Пьер в числе других увидал государя, выходящего из залы купечества со слезами умиления на глазах. Как потом узнали, государь только что начал речь купцам, как слезы брызнули из его глаз, и он дрожащим голосом договорил ее. Когда Пьер увидал государя, он выходил, сопутствуемый двумя купцами. Один был знаком Пьеру, толстый откупщик, другой – голова, с худым, узкобородым, желтым лицом. Оба они плакали. У худого стояли слезы, но толстый откупщик рыдал, как ребенок, и все твердил:
– И жизнь и имущество возьми, ваше величество!
Пьер не чувствовал в эту минуту уже ничего, кроме желания показать, что все ему нипочем и что он всем готов жертвовать. Как упрек ему представлялась его речь с конституционным направлением; он искал случая загладить это. Узнав, что граф Мамонов жертвует полк, Безухов тут же объявил графу Растопчину, что он отдает тысячу человек и их содержание.
Старик Ростов без слез не мог рассказать жене того, что было, и тут же согласился на просьбу Пети и сам поехал записывать его.
На другой день государь уехал. Все собранные дворяне сняли мундиры, опять разместились по домам и клубам и, покряхтывая, отдавали приказания управляющим об ополчении, и удивлялись тому, что они наделали.



Наполеон начал войну с Россией потому, что он не мог не приехать в Дрезден, не мог не отуманиться почестями, не мог не надеть польского мундира, не поддаться предприимчивому впечатлению июньского утра, не мог воздержаться от вспышки гнева в присутствии Куракина и потом Балашева.
Александр отказывался от всех переговоров потому, что он лично чувствовал себя оскорбленным. Барклай де Толли старался наилучшим образом управлять армией для того, чтобы исполнить свой долг и заслужить славу великого полководца. Ростов поскакал в атаку на французов потому, что он не мог удержаться от желания проскакаться по ровному полю. И так точно, вследствие своих личных свойств, привычек, условий и целей, действовали все те неперечислимые лица, участники этой войны. Они боялись, тщеславились, радовались, негодовали, рассуждали, полагая, что они знают то, что они делают, и что делают для себя, а все были непроизвольными орудиями истории и производили скрытую от них, но понятную для нас работу. Такова неизменная судьба всех практических деятелей, и тем не свободнее, чем выше они стоят в людской иерархии.
Теперь деятели 1812 го года давно сошли с своих мест, их личные интересы исчезли бесследно, и одни исторические результаты того времени перед нами.
Но допустим, что должны были люди Европы, под предводительством Наполеона, зайти в глубь России и там погибнуть, и вся противуречащая сама себе, бессмысленная, жестокая деятельность людей – участников этой войны, становится для нас понятною.
Провидение заставляло всех этих людей, стремясь к достижению своих личных целей, содействовать исполнению одного огромного результата, о котором ни один человек (ни Наполеон, ни Александр, ни еще менее кто либо из участников войны) не имел ни малейшего чаяния.
Теперь нам ясно, что было в 1812 м году причиной погибели французской армии. Никто не станет спорить, что причиной погибели французских войск Наполеона было, с одной стороны, вступление их в позднее время без приготовления к зимнему походу в глубь России, а с другой стороны, характер, который приняла война от сожжения русских городов и возбуждения ненависти к врагу в русском народе. Но тогда не только никто не предвидел того (что теперь кажется очевидным), что только этим путем могла погибнуть восьмисоттысячная, лучшая в мире и предводимая лучшим полководцем армия в столкновении с вдвое слабейшей, неопытной и предводимой неопытными полководцами – русской армией; не только никто не предвидел этого, но все усилия со стороны русских были постоянно устремляемы на то, чтобы помешать тому, что одно могло спасти Россию, и со стороны французов, несмотря на опытность и так называемый военный гений Наполеона, были устремлены все усилия к тому, чтобы растянуться в конце лета до Москвы, то есть сделать то самое, что должно было погубить их.
В исторических сочинениях о 1812 м годе авторы французы очень любят говорить о том, как Наполеон чувствовал опасность растяжения своей линии, как он искал сражения, как маршалы его советовали ему остановиться в Смоленске, и приводить другие подобные доводы, доказывающие, что тогда уже будто понята была опасность кампании; а авторы русские еще более любят говорить о том, как с начала кампании существовал план скифской войны заманивания Наполеона в глубь России, и приписывают этот план кто Пфулю, кто какому то французу, кто Толю, кто самому императору Александру, указывая на записки, проекты и письма, в которых действительно находятся намеки на этот образ действий. Но все эти намеки на предвидение того, что случилось, как со стороны французов так и со стороны русских выставляются теперь только потому, что событие оправдало их. Ежели бы событие не совершилось, то намеки эти были бы забыты, как забыты теперь тысячи и миллионы противоположных намеков и предположений, бывших в ходу тогда, но оказавшихся несправедливыми и потому забытых. Об исходе каждого совершающегося события всегда бывает так много предположений, что, чем бы оно ни кончилось, всегда найдутся люди, которые скажут: «Я тогда еще сказал, что это так будет», забывая совсем, что в числе бесчисленных предположений были делаемы и совершенно противоположные.
Предположения о сознании Наполеоном опасности растяжения линии и со стороны русских – о завлечении неприятеля в глубь России – принадлежат, очевидно, к этому разряду, и историки только с большой натяжкой могут приписывать такие соображения Наполеону и его маршалам и такие планы русским военачальникам. Все факты совершенно противоречат таким предположениям. Не только во все время войны со стороны русских не было желания заманить французов в глубь России, но все было делаемо для того, чтобы остановить их с первого вступления их в Россию, и не только Наполеон не боялся растяжения своей линии, но он радовался, как торжеству, каждому своему шагу вперед и очень лениво, не так, как в прежние свои кампании, искал сражения.
При самом начале кампании армии наши разрезаны, и единственная цель, к которой мы стремимся, состоит в том, чтобы соединить их, хотя для того, чтобы отступать и завлекать неприятеля в глубь страны, в соединении армий не представляется выгод. Император находится при армии для воодушевления ее в отстаивании каждого шага русской земли, а не для отступления. Устроивается громадный Дрисский лагерь по плану Пфуля и не предполагается отступать далее. Государь делает упреки главнокомандующим за каждый шаг отступления. Не только сожжение Москвы, но допущение неприятеля до Смоленска не может даже представиться воображению императора, и когда армии соединяются, то государь негодует за то, что Смоленск взят и сожжен и не дано пред стенами его генерального сражения.
Так думает государь, но русские военачальники и все русские люди еще более негодуют при мысли о том, что наши отступают в глубь страны.
Наполеон, разрезав армии, движется в глубь страны и упускает несколько случаев сражения. В августе месяце он в Смоленске и думает только о том, как бы ему идти дальше, хотя, как мы теперь видим, это движение вперед для него очевидно пагубно.