Длугош, Ян

Ян Длу́гош
польск. Jan Długosz
Валери Элиаш-Радзиковский. Воображаемый портрет Яна Длугоша, 1889.
Дата рождения:	1 декабря 1415(1415-12-01)
Место рождения:	Лодзинское воеводство
Подданство:	Королевство Польское
Дата смерти:	19 мая 1480(1480-05-19) (64 года)
Место смерти:	Краков

Ян Длу́гош (польск. Jan Długosz; 1 декабря 1415, с. Бжезьница (ныне Паенченский повят, Лодзинское воеводство) — 19 мая 1480, Краков) — польский историк и дипломат, крупный католический иерарх, автор «Истории Польши» в 12 томах.

Биография

Учился в Краковском университете (1428—1431), где изучал диалектику и философию. Краковский каноник (с 1436), в 1439 году был принят секретарём краковского епископа Збигнева Олесницкого. На этой должности, посвященный Збигневом в священники и принятый в число краковских каноников, оставался до самой смерти епископа в 1455 году, приобрел доверие и расположение епископа, поручившего ему все свои личные и имущественные дела.

Олесницкий оказал влияние на карьеру Длугоша и на склад его понятий и направление деятельности. В 1448 году епископ отправил Длугоша в Италию хлопотать у папы Николая V о присылке кардинальской шляпы, давно обещанной Збигневу. Успешное выполнение этого поручения послужило началом дипломатической карьеры Длугоша. Вначале регентство, в отсутствие короля, затем сам король Казимир IV начинают пользоваться услугами Длугоша в сношениях с Чехией, Венгрией и Тевтонским орденом.

Дипломатическая деятельность прерывается по смерти Збигнева, когда, в возникшем между королём и краковским капитулом споре из-за права выбора епископа, Длугош, верный идеям Збигнева о самостоятельном значении церкви в государстве принял сторону капитула и тем навлек на себя опалу короля. В 1464 году он, однако, опять уже вел переговоры в Пруссии, а в 1466 году был в числе польских уполномоченных при заключении Торнского договора с орденом.

С 1467 года на него возложена была обязанность учителя королевских детей. Когда по смерти Йиржи Подебрада, в 1471 году, старший сын Казимира и воспитанник Длугоша, Владислав, избран был чешским королём, Длугош вместе с ним отправился в Чехию, в качестве как бы наставника и опекуна молодого короля; но вскоре болезнь принудила его возвратиться на родину. Незадолго до смерти он был избран львовским архиепископом, но, не дождавшись посвящения, умер в 1480 году. Останки Яна Длугоша покоятся в крипте в основанной им церкви на Скалке.

Сочинения

• Грюнвальдская битва. М.: Изд. АН СССР, 1962. (переиздание — СПб.: Наука, 2007).
• Прусские хоругви (Banderia Prutenorum, 1448)
• Жизнеописание святого Станислава (1465);
• Жизнь святой Кинги;
• каталоги и жизнеописания польских епископов (бреславльских, владиславских, познанских, гнезненских, краковских и плоцких; составлялись за время 1468—1478 г.);
• книга имений краковской церкви (Liber beneficiorum dioecesis Cracoviensis).

Длугош как историк

Среди многих его сочинений наиболее известно «Annales seu cronicae incliti Regni Poloniae» (Хроники славного королевства Польши), называемая обычно «Хроникой Длугоша». Это наиболее полная польская средневековая хроника, доведённая до 1480 года, в 12 книгах на латинском языке. История начинается с грехопадения Адама. Он также описывает строительство Вавилонской башни (между Нубией и Египтом). После расселения народов, Яфет получает в удел Европу. Европа ограничена Танаисом, который стекает с Рифейских гор. Другими границами Европы служат Тирренское и Сарматское море, где живут поляки (которых он отождествляет с сарматами). У Яфета был сын Гомер, у Гомера Аскеназ — прародитель сармат.

Также он повествует о первом европейце из рода Яфета, Алане, у которого было три сына: Исикион, Арменон, Негнон. От Исикиона, первенца Алана, произошли франки, римляне и прочие латиняне и алеманны. От второго, Арменона, произошли готы и лангобарды. От Негнона родился Вандал, от которого произошли поляки. Таким образом, расселение предков славян шло из Сенаара, через Халдею и Грецию на берега Дуная в Паннонию — где образовалось «древнее место обитания славян».

Следующее повествование касается братьев Леха и Чеха, сыновей Яна (внука Яфета), которые покинули Паннонию и разделили между собой земли Польши и Чехии. Польша с востока ограничивается Русью, а с запада Саксонией. Важнейшей рекой Польши является Висла, которая начинается в Сарматских Альпах, второй по значению — Одер, далее идут Варта, Днестр, Буг, Неман и Днепр. Внуком Леха был Рус — прародитель русских. Примечательным потомком Руса был Одоакр.

Длугош называет Леха — отца и прародителя поляков — современником Карла Великого.

В «Хронике Длугоша» использованы материалы государственных и церковных архивов, польские, чешские и венгерские хроники, русские и литовские летописи. В хронике также использованы народные предания, рассказы очевидцев, некоторые жития святых, мемуары Збигнева Олесницкого.

В 1479 году Длугош первым в истории употребил применительно к татарскому владычеству на Руси термин «иго»: «Свергнув варварское иго, [Иван Васильевич] освободился со всеми своими княжествами и землями и иго рабства, которое на всю Московию в течение долгого времени… давило, сбросил».

Литература

• При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907).

Ссылки

• Длугош, Ян // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Длугош, Ян // Еврейская энциклопедия Брокгауза и Ефрона. — СПб., 1908—1913.
• [www.vostlit.info/haupt-Dateien/index-Dateien/D.phtml?id=2045 Длугош, Ян]. Восточная литература. Проверено 3 марта 2011. [www.webcitation.org/61BxXn9Is Архивировано из первоисточника 25 августа 2011].
• [www.drevlit.ru/texts/d/dlugosh11.php Ян Длугош — История Польши — Год Господень 1386.]
• [discoveries.ru/horografiya-polshi-dlugosha.html «Хорография Польши» Длугоша.]

Отрывок, характеризующий Длугош, Ян

– Вы к графу Кириллу Владимировичу, ma chere? – сказал граф из столовой, выходя тоже в переднюю. – Коли ему лучше, зовите Пьера ко мне обедать. Ведь он у меня бывал, с детьми танцовал. Зовите непременно, ma chere. Ну, посмотрим, как то отличится нынче Тарас. Говорит, что у графа Орлова такого обеда не бывало, какой у нас будет.


– Mon cher Boris, [Дорогой Борис,] – сказала княгиня Анна Михайловна сыну, когда карета графини Ростовой, в которой они сидели, проехала по устланной соломой улице и въехала на широкий двор графа Кирилла Владимировича Безухого. – Mon cher Boris, – сказала мать, выпрастывая руку из под старого салопа и робким и ласковым движением кладя ее на руку сына, – будь ласков, будь внимателен. Граф Кирилл Владимирович всё таки тебе крестный отец, и от него зависит твоя будущая судьба. Помни это, mon cher, будь мил, как ты умеешь быть…
– Ежели бы я знал, что из этого выйдет что нибудь, кроме унижения… – отвечал сын холодно. – Но я обещал вам и делаю это для вас.
Несмотря на то, что чья то карета стояла у подъезда, швейцар, оглядев мать с сыном (которые, не приказывая докладывать о себе, прямо вошли в стеклянные сени между двумя рядами статуй в нишах), значительно посмотрев на старенький салоп, спросил, кого им угодно, княжен или графа, и, узнав, что графа, сказал, что их сиятельству нынче хуже и их сиятельство никого не принимают.
– Мы можем уехать, – сказал сын по французски.
– Mon ami! [Друг мой!] – сказала мать умоляющим голосом, опять дотрогиваясь до руки сына, как будто это прикосновение могло успокоивать или возбуждать его.
Борис замолчал и, не снимая шинели, вопросительно смотрел на мать.
– Голубчик, – нежным голоском сказала Анна Михайловна, обращаясь к швейцару, – я знаю, что граф Кирилл Владимирович очень болен… я затем и приехала… я родственница… Я не буду беспокоить, голубчик… А мне бы только надо увидать князя Василия Сергеевича: ведь он здесь стоит. Доложи, пожалуйста.
Швейцар угрюмо дернул снурок наверх и отвернулся.
– Княгиня Друбецкая к князю Василию Сергеевичу, – крикнул он сбежавшему сверху и из под выступа лестницы выглядывавшему официанту в чулках, башмаках и фраке.
Мать расправила складки своего крашеного шелкового платья, посмотрелась в цельное венецианское зеркало в стене и бодро в своих стоптанных башмаках пошла вверх по ковру лестницы.
– Mon cher, voue m'avez promis, [Мой друг, ты мне обещал,] – обратилась она опять к Сыну, прикосновением руки возбуждая его.
Сын, опустив глаза, спокойно шел за нею.
Они вошли в залу, из которой одна дверь вела в покои, отведенные князю Василью.
В то время как мать с сыном, выйдя на середину комнаты, намеревались спросить дорогу у вскочившего при их входе старого официанта, у одной из дверей повернулась бронзовая ручка и князь Василий в бархатной шубке, с одною звездой, по домашнему, вышел, провожая красивого черноволосого мужчину. Мужчина этот был знаменитый петербургский доктор Lorrain.
– C'est donc positif? [Итак, это верно?] – говорил князь.
– Mon prince, «errare humanum est», mais… [Князь, человеку ошибаться свойственно.] – отвечал доктор, грассируя и произнося латинские слова французским выговором.
– C'est bien, c'est bien… [Хорошо, хорошо…]
Заметив Анну Михайловну с сыном, князь Василий поклоном отпустил доктора и молча, но с вопросительным видом, подошел к ним. Сын заметил, как вдруг глубокая горесть выразилась в глазах его матери, и слегка улыбнулся.
– Да, в каких грустных обстоятельствах пришлось нам видеться, князь… Ну, что наш дорогой больной? – сказала она, как будто не замечая холодного, оскорбительного, устремленного на нее взгляда.
Князь Василий вопросительно, до недоумения, посмотрел на нее, потом на Бориса. Борис учтиво поклонился. Князь Василий, не отвечая на поклон, отвернулся к Анне Михайловне и на ее вопрос отвечал движением головы и губ, которое означало самую плохую надежду для больного.
– Неужели? – воскликнула Анна Михайловна. – Ах, это ужасно! Страшно подумать… Это мой сын, – прибавила она, указывая на Бориса. – Он сам хотел благодарить вас.
Борис еще раз учтиво поклонился.
– Верьте, князь, что сердце матери никогда не забудет того, что вы сделали для нас.
– Я рад, что мог сделать вам приятное, любезная моя Анна Михайловна, – сказал князь Василий, оправляя жабо и в жесте и голосе проявляя здесь, в Москве, перед покровительствуемою Анною Михайловной еще гораздо большую важность, чем в Петербурге, на вечере у Annette Шерер.
– Старайтесь служить хорошо и быть достойным, – прибавил он, строго обращаясь к Борису. – Я рад… Вы здесь в отпуску? – продиктовал он своим бесстрастным тоном.
– Жду приказа, ваше сиятельство, чтоб отправиться по новому назначению, – отвечал Борис, не выказывая ни досады за резкий тон князя, ни желания вступить в разговор, но так спокойно и почтительно, что князь пристально поглядел на него.
– Вы живете с матушкой?
– Я живу у графини Ростовой, – сказал Борис, опять прибавив: – ваше сиятельство.
– Это тот Илья Ростов, который женился на Nathalie Шиншиной, – сказала Анна Михайловна.
– Знаю, знаю, – сказал князь Василий своим монотонным голосом. – Je n'ai jamais pu concevoir, comment Nathalieie s'est decidee a epouser cet ours mal – leche l Un personnage completement stupide et ridicule.Et joueur a ce qu'on dit. [Я никогда не мог понять, как Натали решилась выйти замуж за этого грязного медведя. Совершенно глупая и смешная особа. К тому же игрок, говорят.]
– Mais tres brave homme, mon prince, [Но добрый человек, князь,] – заметила Анна Михайловна, трогательно улыбаясь, как будто и она знала, что граф Ростов заслуживал такого мнения, но просила пожалеть бедного старика. – Что говорят доктора? – спросила княгиня, помолчав немного и опять выражая большую печаль на своем исплаканном лице.
– Мало надежды, – сказал князь.
– А мне так хотелось еще раз поблагодарить дядю за все его благодеяния и мне и Боре. C'est son filleuil, [Это его крестник,] – прибавила она таким тоном, как будто это известие должно было крайне обрадовать князя Василия.
Князь Василий задумался и поморщился. Анна Михайловна поняла, что он боялся найти в ней соперницу по завещанию графа Безухого. Она поспешила успокоить его.
– Ежели бы не моя истинная любовь и преданность дяде, – сказала она, с особенною уверенностию и небрежностию выговаривая это слово: – я знаю его характер, благородный, прямой, но ведь одни княжны при нем…Они еще молоды… – Она наклонила голову и прибавила шопотом: – исполнил ли он последний долг, князь? Как драгоценны эти последние минуты! Ведь хуже быть не может; его необходимо приготовить ежели он так плох. Мы, женщины, князь, – она нежно улыбнулась, – всегда знаем, как говорить эти вещи. Необходимо видеть его. Как бы тяжело это ни было для меня, но я привыкла уже страдать.