Николай V (папа римский)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Николай V
Nicolaus PP. V<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
208-й папа римский
6 марта 1447 — 24 марта 1455
Коронация: 19 марта 1447
Церковь: Римско-католическая церковь
Предшественник: Евгений IV
Преемник: Каликст III
 
Имя при рождении: Томмазо Парентучелли
Оригинал имени
при рождении:
Tommaso Parentucelli
Рождение: 15 ноября 1397(1397-11-15)
Сарцана, Генуэзская республика
Смерть: 24 марта 1455(1455-03-24) (57 лет)
Рим
Принятие священного сана: 1422
Епископская хиротония: 1444
Кардинал с: 1446

Николай V (лат. Nicolaus PP. V, в миру — Томмазо Парентучелли, итал. Tommaso Parentucelli; 15 ноября 1397 — 24 марта 1455) — папа римский с 6 марта 1447 по 24 марта 1455.





Ранние годы

Томмазо Парентучелли родился 15 ноября 1397 или 1398 в Сарцане (Лигурия) в семье врача. Его отец умер, когда Томмазо был юношей. Он учился в Болонье и Флоренции, получив степень по теологии в 1422 году. Будучи молодым священником, служил у кардинала Никколо Альбергати, одного из соавторов Флорентийской унии. Назначенный епископом Болоньи, Парентучелли выполнял функцию папского легата в Германии и Неаполе.

Папство

Успешная дипломатическая карьера Томмазо принесла ему высокий пост — по возвращении в Рим на папском конклаве 1447 года он был избран Папой Римским. Он принял имя Николая V в честь своего благодетеля, Никколо Альбергати.

Восемь лет его понтификата сыграли важную роль в политической, научной и литературной истории мира. Он в значительной степени способствовал заключению Венских конкордатов — договоров, которые регулировали взаимоотношения между папством и германскими княжествами (1448). Он был человеком без больших личных амбиций, преклонявшимся перед традициями античности. Явился основателем Ватиканской библиотеки, которая является до сего дня ценнейшим собранием рукописей классической литературы.

В 1450 году отмечался юбилейный год в Риме, и приношения многочисленных паломников дали городу средства для развития культуры. В марте 1452 году он короновал Фридриха III в качестве императора Священной Римской империи в соборе Святого Петра. В Риме Николай V представил свежий дух эпохи Возрождения. Его первой заботой стало укрепление оборонительных сооружений города, прокладывание новых улиц и восстановление водоснабжения.

Николай V стремился к водворению мира среди христиан. В 1452 издал буллу Romanus Pontifex, где объявлялась война против всех нехристиан. Булла позволяла португальцам претендовать на земли в Западной Африке и завоёвывать их. 23 мая 1453 после 53 дней осады был взят турецкими войсками Константинополь. Христианская Византийская империя перестала существовать. Весть об этом потрясла Европу, но меры Николая V, направленные на возобновление крестовых походов против Османской империи, не нашли поддержки при королевских дворах. Последние годы жизни страдавший от подагры папа посвятил украшению Рима произведениями искусства. Он хотел перестроить Ватиканский собор, но на это уже не хватило ни сил, ни средств. Некий Стефано Поркаро непрестанно устраивал заговоры против папы. Будучи несколько раз схвачен папской охраной, он получал прощение. Папа даже наградил его золотом и назначил губернатором Кампаньи. Когда же, несмотря на это, Поркаро вернулся в Рим, чтобы снова составить антипапский заговор, Николай V осудил заговорщика на смерть. Гуманисты в Риме признали папское решение не согласным с идеалами, пропагандировавшимися античной философией.

Смерть

Николай V скончался 24 марта 1455 года. По преданию, на смертном одре он произнес: «Как Томмазо из Сарцаны я испытывал больше счастья в день, чем ныне за целый год».

Напишите отзыв о статье "Николай V (папа римский)"

Ссылки

Отрывок, характеризующий Николай V (папа римский)



15 го числа утром, на третий день после этого, у Слободского дворца стояло бесчисленное количество экипажей.
Залы были полны. В первой были дворяне в мундирах, во второй купцы с медалями, в бородах и синих кафтанах. По зале Дворянского собрания шел гул и движение. У одного большого стола, под портретом государя, сидели на стульях с высокими спинками важнейшие вельможи; но большинство дворян ходило по зале.
Все дворяне, те самые, которых каждый день видал Пьер то в клубе, то в их домах, – все были в мундирах, кто в екатерининских, кто в павловских, кто в новых александровских, кто в общем дворянском, и этот общий характер мундира придавал что то странное и фантастическое этим старым и молодым, самым разнообразным и знакомым лицам. Особенно поразительны были старики, подслеповатые, беззубые, плешивые, оплывшие желтым жиром или сморщенные, худые. Они большей частью сидели на местах и молчали, и ежели ходили и говорили, то пристроивались к кому нибудь помоложе. Так же как на лицах толпы, которую на площади видел Петя, на всех этих лицах была поразительна черта противоположности: общего ожидания чего то торжественного и обыкновенного, вчерашнего – бостонной партии, Петрушки повара, здоровья Зинаиды Дмитриевны и т. п.
Пьер, с раннего утра стянутый в неловком, сделавшемся ему узким дворянском мундире, был в залах. Он был в волнении: необыкновенное собрание не только дворянства, но и купечества – сословий, etats generaux – вызвало в нем целый ряд давно оставленных, но глубоко врезавшихся в его душе мыслей о Contrat social [Общественный договор] и французской революции. Замеченные им в воззвании слова, что государь прибудет в столицу для совещания с своим народом, утверждали его в этом взгляде. И он, полагая, что в этом смысле приближается что то важное, то, чего он ждал давно, ходил, присматривался, прислушивался к говору, но нигде не находил выражения тех мыслей, которые занимали его.
Был прочтен манифест государя, вызвавший восторг, и потом все разбрелись, разговаривая. Кроме обычных интересов, Пьер слышал толки о том, где стоять предводителям в то время, как войдет государь, когда дать бал государю, разделиться ли по уездам или всей губернией… и т. д.; но как скоро дело касалось войны и того, для чего было собрано дворянство, толки были нерешительны и неопределенны. Все больше желали слушать, чем говорить.
Один мужчина средних лет, мужественный, красивый, в отставном морском мундире, говорил в одной из зал, и около него столпились. Пьер подошел к образовавшемуся кружку около говоруна и стал прислушиваться. Граф Илья Андреич в своем екатерининском, воеводском кафтане, ходивший с приятной улыбкой между толпой, со всеми знакомый, подошел тоже к этой группе и стал слушать с своей доброй улыбкой, как он всегда слушал, в знак согласия с говорившим одобрительно кивая головой. Отставной моряк говорил очень смело; это видно было по выражению лиц, его слушавших, и по тому, что известные Пьеру за самых покорных и тихих людей неодобрительно отходили от него или противоречили. Пьер протолкался в середину кружка, прислушался и убедился, что говоривший действительно был либерал, но совсем в другом смысле, чем думал Пьер. Моряк говорил тем особенно звучным, певучим, дворянским баритоном, с приятным грассированием и сокращением согласных, тем голосом, которым покрикивают: «Чеаек, трубку!», и тому подобное. Он говорил с привычкой разгула и власти в голосе.
– Что ж, что смоляне предложили ополченцев госуаю. Разве нам смоляне указ? Ежели буародное дворянство Московской губернии найдет нужным, оно может выказать свою преданность государю импературу другими средствами. Разве мы забыли ополченье в седьмом году! Только что нажились кутейники да воры грабители…
Граф Илья Андреич, сладко улыбаясь, одобрительно кивал головой.
– И что же, разве наши ополченцы составили пользу для государства? Никакой! только разорили наши хозяйства. Лучше еще набор… а то вернется к вам ни солдат, ни мужик, и только один разврат. Дворяне не жалеют своего живота, мы сами поголовно пойдем, возьмем еще рекрут, и всем нам только клич кликни гусай (он так выговаривал государь), мы все умрем за него, – прибавил оратор одушевляясь.
Илья Андреич проглатывал слюни от удовольствия и толкал Пьера, но Пьеру захотелось также говорить. Он выдвинулся вперед, чувствуя себя одушевленным, сам не зная еще чем и сам не зная еще, что он скажет. Он только что открыл рот, чтобы говорить, как один сенатор, совершенно без зубов, с умным и сердитым лицом, стоявший близко от оратора, перебил Пьера. С видимой привычкой вести прения и держать вопросы, он заговорил тихо, но слышно:
– Я полагаю, милостивый государь, – шамкая беззубым ртом, сказал сенатор, – что мы призваны сюда не для того, чтобы обсуждать, что удобнее для государства в настоящую минуту – набор или ополчение. Мы призваны для того, чтобы отвечать на то воззвание, которым нас удостоил государь император. А судить о том, что удобнее – набор или ополчение, мы предоставим судить высшей власти…