Испанский час

Поделись знанием:
(перенаправлено с «L'heure espagnole»)
Перейти к: навигация, поиск
Опера
Испанский час
L'heure espagnole
Композитор

Морис Равель

Автор(ы) либретто

Фран-Ноэн

Жанр

Музыкальная комедия

Действий

1 действие

Год создания

19071911

Первая постановка

19 мая 1911

Место первой постановки

Опера Комик, Париж

Испанский час (фр. L'heure espagnole) — одноактная комическая опера Мориса Равеля на либретто Фран-Ноэна. Премьера состоялась 19 мая 1911 года в парижском театре Опера Комик. На том же спектакле была исполнена опера Жюля Массне «Тереза».





Действующие лица

Персонажи Голоса
Торквемада — часовщик Тенор
Консепсьон — жена Торквемады Сопрано
Гонсальве — поэт Тенор
Рамиро — погонщик мулов Баритон
Дон Иньиго Гомес — банкир Бас

Состав оркестра

Деревянные духовые

Медные духовые

Ударные

Клавишные

Струнные

Сюжет

Место действия: Толедо. Время: XVIII век

Лавка старого мастера Торквемады сверху донизу уставлена часами, курантами, техническими диковинками — от хрупких ящичков с механическими кукушками, напоминающими о себе каждые пятнадцать минут, до огромных каталонских часов, в деревянных футлярах которых без труда поместился бы взрослый человек- Впрочем, определить точный час, находясь в мастерской Торквемады, невозможно: стрелки на циферблатах, указывая разное время суток, отчаянно противоречат друг другу, а кукушки и куранты своей непрерывной звонкой разноголосицей окончательно сбивают с толку случайного посетителя...

В лавку заглядывает Рамиро. «Королевский погонщик мулов»,— горделиво рекомендуется он. У Рамиро неприятность — сломались старинные дедовские часы, фамильная драгоценность. Погонщик мулов надеется на мастерство многоопытного Торквемады. Однако часовщик не может заняться клиентом: сегодня четверг — день, когда он осматривает и регулирует городские часы. Поскольку он должен отлучиться, Рамиро придется подождать. Вернувшись, старый мастер быстро устранит поломку. Молоденькая Концепция, супруга Торквемады, не на шутку встревожена словами мужа. Ведь четверг — единственный день недели, когда, в отсутствие старика, она может встретиться со своими возлюбленными. Докучливый посетитель — помеха всем её планам, пребывание сегодня в доме клиента более чем некстати... Необходимо срочно искать выход из создавшегося положения: с минуты на минуту придет поклонник очаровательной Концепции, молодой бакалавр Гонзальве.

Вот, кстати, осторожным стуком в дверь он уже напоминает о своем присутствии... Большие каталонские часы наводят изобретательную супругу Торквемады на счастливую мысль. Воспользовавшись минутной отлучкой Рамиро, она заталкивает бакалавра во вместительный корпус и накрепко захлопывает дверцу.

Рамиро встречен просьбой: часы должны быть водворены в спальню Концепции, на втором этаже, но слабосильному Торквемаде никогда не совладать с тяжелой ношей. Не возьмется ли Рамиро переправить часы наверх? Гость рад услужить хорошенькой хозяйке. Водрузив на плечи увесистый груз, он не спеша поднимается по лестнице. Концепция, довольная удачной выдумкой, следует за ним. Мастерская ненадолго пустеет.

Затем на пороге показывается очередной поклонник юной ветреницы — банкир дон Иньиго Гомес. Ему отлично известно, что часовщик на еженедельном обходе. Известно, что плутовка Концепция отнюдь не против их встречи. В нетерпеливом ожидании достойный сеньор расхаживает по комнате. Странно, слышны приближающиеся мужские шаги. Необходимо бежать - либо спрятаться, переждать неведомую опасность. Влюбленный банкир предпочитает второе.

Каталонские часы, точная копия тех, что отправлены в спальню Концепции, представляются опытному ловеласу подходящим убежищем. Он, правда, несколько грузен, корпус часов тесноват, однако положение дона Иньиго обязывает его мириться с неудобствами. Насилу втиснувшись в футляр, банкир спешит прикрыть спасительную дверцу.

Рамиро доверили присмотреть за лавкой, и он добросовестно выполняет поручение.

Неожиданно вниз спускается Концепция. На её лице нескрываемое разочарование. Увы, бедняжка бакалавр решил, что свидания с женщинами существуют для того, чтобы декламировать любимым выспренние стихи и напыщенные оды, по его мнению, именно за этим он был спрятан в часы и отправлен наверх столь необычным способом.

Концепция просит Рамиро перенести поклажу обратно в лавку — не станет же она держать в своей комнате часы, которые «идут совсем в обратную сторону».

Рамиро с готовностью удаляется. А дон Иньиго, наконец-то, получает возможность доложить о себе хозяйке. Концепции недолго изменить свои планы.

Погошцику мулов, вернувшему неудачливого Гонзальве в мастерскую, недолго перетащить на второй этаж другие часы, на сей раз с банкиром. Они, правда, несколько тяжелее первых, однако разница в весе — сущий пустяк для силача Рамиро.

С незначительными изменениями в действующих лицах события повторяются: Рамиро присматривает за мастерской часовщика. Гонзальве, поменявшийся местами с банкиром, таится в узком и душном футляре. Наконец, Концепция, раздосадованная пуще прежнего, покинув свои апартаменты, вновь спускается на первый этаж. Толстяк Иниго, забившись в ящик в минуту опасности, не может выбраться из него без посторонней помощи! Сил Концепции оказалось недостаточно, чтобы вызволить банкира на Божий свет. Не будет ли Рамиро так добр убрать из её комнаты и эти бесполезные, никчемные каталонские часы? С покорностью мула погонщик отправляется наверх. Его любезность и услужливость подкупают, а сноровка и не-заурядная физическая сила восхищают Концепцию.

Бросив бакалавра и банкира на произвол судьбы, она, в конце концов, предпочитает им скромного деревенского парня...

Возвратившись домой, Торквемада обнаруживает в часах посторонних мужчин. «Это покупатели»,— поясняет удивленному старику находчивая супруга — "Желая приобрести товар, банкир и бакалавр решили воочию и детально ознакомиться с механизмом часов". Дон Иньиго и Гонзальве вынуждены раскошелиться, платя за ненужные часы, равно как и за собственные промахи. Торквемада, довольный сделкой, приходит в отличное расположение духа. Концепция и Рамиро, обмениваясь нежными взглядами, уславливаются о дальнейших встречах.

Избранные записи

  • 1965 (?) Галина Сахарова, Юрий Ельников, Алексей Усманов, Борис Добрин, Большой симфонический оркестр Всесоюзного радио / Геннадий Рождественский

Напишите отзыв о статье "Испанский час"

Примечания

Ссылки

Отрывок, характеризующий Испанский час

– Нет, матушка, разойтись, разойтись, это вы знайте, знайте! Я теперь больше не могу, – сказал он и вышел из комнаты. И как будто боясь, чтобы она не сумела как нибудь утешиться, он вернулся к ней и, стараясь принять спокойный вид, прибавил: – И не думайте, чтобы я это сказал вам в минуту сердца, а я спокоен, и я обдумал это; и это будет – разойтись, поищите себе места!… – Но он не выдержал и с тем озлоблением, которое может быть только у человека, который любит, он, видимо сам страдая, затряс кулаками и прокричал ей:
– И хоть бы какой нибудь дурак взял ее замуж! – Он хлопнул дверью, позвал к себе m lle Bourienne и затих в кабинете.
В два часа съехались избранные шесть персон к обеду. Гости – известный граф Ростопчин, князь Лопухин с своим племянником, генерал Чатров, старый, боевой товарищ князя, и из молодых Пьер и Борис Друбецкой – ждали его в гостиной.
На днях приехавший в Москву в отпуск Борис пожелал быть представленным князю Николаю Андреевичу и сумел до такой степени снискать его расположение, что князь для него сделал исключение из всех холостых молодых людей, которых он не принимал к себе.
Дом князя был не то, что называется «свет», но это был такой маленький кружок, о котором хотя и не слышно было в городе, но в котором лестнее всего было быть принятым. Это понял Борис неделю тому назад, когда при нем Ростопчин сказал главнокомандующему, звавшему графа обедать в Николин день, что он не может быть:
– В этот день уж я всегда езжу прикладываться к мощам князя Николая Андреича.
– Ах да, да, – отвечал главнокомандующий. – Что он?..
Небольшое общество, собравшееся в старомодной, высокой, с старой мебелью, гостиной перед обедом, было похоже на собравшийся, торжественный совет судилища. Все молчали и ежели говорили, то говорили тихо. Князь Николай Андреич вышел серьезен и молчалив. Княжна Марья еще более казалась тихою и робкою, чем обыкновенно. Гости неохотно обращались к ней, потому что видели, что ей было не до их разговоров. Граф Ростопчин один держал нить разговора, рассказывая о последних то городских, то политических новостях.
Лопухин и старый генерал изредка принимали участие в разговоре. Князь Николай Андреич слушал, как верховный судья слушает доклад, который делают ему, только изредка молчанием или коротким словцом заявляя, что он принимает к сведению то, что ему докладывают. Тон разговора был такой, что понятно было, никто не одобрял того, что делалось в политическом мире. Рассказывали о событиях, очевидно подтверждающих то, что всё шло хуже и хуже; но во всяком рассказе и суждении было поразительно то, как рассказчик останавливался или бывал останавливаем всякий раз на той границе, где суждение могло относиться к лицу государя императора.
За обедом разговор зашел о последней политической новости, о захвате Наполеоном владений герцога Ольденбургского и о русской враждебной Наполеону ноте, посланной ко всем европейским дворам.
– Бонапарт поступает с Европой как пират на завоеванном корабле, – сказал граф Ростопчин, повторяя уже несколько раз говоренную им фразу. – Удивляешься только долготерпению или ослеплению государей. Теперь дело доходит до папы, и Бонапарт уже не стесняясь хочет низвергнуть главу католической религии, и все молчат! Один наш государь протестовал против захвата владений герцога Ольденбургского. И то… – Граф Ростопчин замолчал, чувствуя, что он стоял на том рубеже, где уже нельзя осуждать.
– Предложили другие владения заместо Ольденбургского герцогства, – сказал князь Николай Андреич. – Точно я мужиков из Лысых Гор переселял в Богучарово и в рязанские, так и он герцогов.
– Le duc d'Oldenbourg supporte son malheur avec une force de caractere et une resignation admirable, [Герцог Ольденбургский переносит свое несчастие с замечательной силой воли и покорностью судьбе,] – сказал Борис, почтительно вступая в разговор. Он сказал это потому, что проездом из Петербурга имел честь представляться герцогу. Князь Николай Андреич посмотрел на молодого человека так, как будто он хотел бы ему сказать кое что на это, но раздумал, считая его слишком для того молодым.
– Я читал наш протест об Ольденбургском деле и удивлялся плохой редакции этой ноты, – сказал граф Ростопчин, небрежным тоном человека, судящего о деле ему хорошо знакомом.
Пьер с наивным удивлением посмотрел на Ростопчина, не понимая, почему его беспокоила плохая редакция ноты.
– Разве не всё равно, как написана нота, граф? – сказал он, – ежели содержание ее сильно.
– Mon cher, avec nos 500 mille hommes de troupes, il serait facile d'avoir un beau style, [Мой милый, с нашими 500 ми тысячами войска легко, кажется, выражаться хорошим слогом,] – сказал граф Ростопчин. Пьер понял, почему графа Ростопчина беспокоила pедакция ноты.
– Кажется, писак довольно развелось, – сказал старый князь: – там в Петербурге всё пишут, не только ноты, – новые законы всё пишут. Мой Андрюша там для России целый волюм законов написал. Нынче всё пишут! – И он неестественно засмеялся.
Разговор замолк на минуту; старый генерал прокашливаньем обратил на себя внимание.
– Изволили слышать о последнем событии на смотру в Петербурге? как себя новый французский посланник показал!
– Что? Да, я слышал что то; он что то неловко сказал при Его Величестве.
– Его Величество обратил его внимание на гренадерскую дивизию и церемониальный марш, – продолжал генерал, – и будто посланник никакого внимания не обратил и будто позволил себе сказать, что мы у себя во Франции на такие пустяки не обращаем внимания. Государь ничего не изволил сказать. На следующем смотру, говорят, государь ни разу не изволил обратиться к нему.
Все замолчали: на этот факт, относившийся лично до государя, нельзя было заявлять никакого суждения.
– Дерзки! – сказал князь. – Знаете Метивье? Я нынче выгнал его от себя. Он здесь был, пустили ко мне, как я ни просил никого не пускать, – сказал князь, сердито взглянув на дочь. И он рассказал весь свой разговор с французским доктором и причины, почему он убедился, что Метивье шпион. Хотя причины эти были очень недостаточны и не ясны, никто не возражал.
За жарким подали шампанское. Гости встали с своих мест, поздравляя старого князя. Княжна Марья тоже подошла к нему.
Он взглянул на нее холодным, злым взглядом и подставил ей сморщенную, выбритую щеку. Всё выражение его лица говорило ей, что утренний разговор им не забыт, что решенье его осталось в прежней силе, и что только благодаря присутствию гостей он не говорит ей этого теперь.
Когда вышли в гостиную к кофе, старики сели вместе.
Князь Николай Андреич более оживился и высказал свой образ мыслей насчет предстоящей войны.
Он сказал, что войны наши с Бонапартом до тех пор будут несчастливы, пока мы будем искать союзов с немцами и будем соваться в европейские дела, в которые нас втянул Тильзитский мир. Нам ни за Австрию, ни против Австрии не надо было воевать. Наша политика вся на востоке, а в отношении Бонапарта одно – вооружение на границе и твердость в политике, и никогда он не посмеет переступить русскую границу, как в седьмом году.
– И где нам, князь, воевать с французами! – сказал граф Ростопчин. – Разве мы против наших учителей и богов можем ополчиться? Посмотрите на нашу молодежь, посмотрите на наших барынь. Наши боги – французы, наше царство небесное – Париж.
Он стал говорить громче, очевидно для того, чтобы его слышали все. – Костюмы французские, мысли французские, чувства французские! Вы вот Метивье в зашей выгнали, потому что он француз и негодяй, а наши барыни за ним ползком ползают. Вчера я на вечере был, так из пяти барынь три католички и, по разрешенью папы, в воскресенье по канве шьют. А сами чуть не голые сидят, как вывески торговых бань, с позволенья сказать. Эх, поглядишь на нашу молодежь, князь, взял бы старую дубину Петра Великого из кунсткамеры, да по русски бы обломал бока, вся бы дурь соскочила!