Фиркович, Авраам Самуилович

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Авраам Фиркович»)
Перейти к: навигация, поиск
Авраам Самуилович (Самойлович) Фиркович
אברהם בן שמואל פירכוויץ
Род деятельности:

археолог, писатель, собиратель древних рукописей, караимский священнослужитель

Отец:

Самуил Соломонович Фиркович

Мать:

Сарра Моисеевна Магас

Супруга:

Анна Исааковна Фиркович

Дети:

дочь: Мильке
сыновья: Исаак, Иосиф-Соломон, Яков, Зарах

Авраа́м Самуи́лович (Само́йлович) Фирко́вич (др.-евр. אברהם בן שמואל פירכוויץ, псевд.-акроним Э́вен Реше́ф (др.-евр. אבן רשףметеор)[1]; 2 сентября 1787[2], Луцк — 17 (29) июня 1874[3], Чуфут-Кале) — караимский писатель и археолог, собиратель древних рукописей, священнослужитель-газзан[4].





Научная деятельность

Первый печатный труд его, «Маса у-Мрива» (др.-евр. מַסָה וּמְרִיבָה − «Испытания и споры»; Евпатория, 1838), посвящён защите караимского вероучения и полемике с евреями-раввинистами. Своим резким тоном это произведение вызвало негодование даже у карамского духовенства во главе с гахамом Симхой Бабовичем, приказавшим конфисковать и уничтожить все имевшиеся в типографии экземпляры[5].

В 1830—1831 гг., посетив Палестину и Константинополь, Авраам Фиркович собрал коллекцию старинных рукописей, относящихся к еврейской и караимской литературе.

Когда в 1839 году в городе Одессе было основано Общество истории и древностей, Фиркович получил командировку для собирания караимских древностей от главы Караимского Духовного правления, вышеупомянутого Симхи Бабовича, получившего запрос генерал-губернатора Новороссийского края, графа М. С. Воронцова, по поводу этнического происхождения караимов. После двухгодичного странствования по Крыму, Кавказу, а также Палестине и Египту, Фирковичу удалось составить богатую коллекцию старинных книг, рукописей и надгробных надписей, между которыми наиболее замечательная найденная, вероятно, в Крыму рукопись Ветхого Завета (с особой пунктуацией арамейского текста), многие самаритянские рукописи и памятники арабской и персидской письменности. Большая часть этих коллекций была приобретена для Императорской Публичной библиотеки в 1862 и 1876 годах и ныне хранится в Российской национальной библиотеке.

Открытие А. Фирковичем и исследование древнейших памятников родового кладбища караимов в Иосафатовой долине[6] стало научной сенсацией, вызвало глубокий интерес и получило высокую оценку ещё при жизни учёного такими гебраистами XIX века, как Б. Штерн[7], С. Пинскер[8], Р. Рабинович[9].

На основании этих находок Фиркович сделал заявление о том, что караимы жили в Крыму до рождества Христова и поэтому не должны нести ответственность за распятие Христа. В 1855 году караимы Тракая обратились к российским властям с просьбой: на основании фундаментальных находок Фирковича перестать называть их «евреями-караимами» и называть просто «караимами». Фиркович в 1857 году присоединяется к этой просьбе. На его письмо царскому правительству последовал положительный ответ. В это же время он даёт интервью В. В. Сырокомле, в котором рассказывает о караимских воинах, плененных Витовтом и привезенных в Литву, чтобы охранять Тракайский замок[10]. После опубликования интервью Сырокомлей, подверженный критике eврейских и польских историков Фиркович публикует опровержение в еврейской газете «Ха-Мелиц»[11].

В 1872 году Фиркович публикует книгу под заглавием «Авне-Зиккарон»[12] (др.-евр. אבני זכרון — «Памятные Камни»), с описанием своих крымских находок. Коллекции Фирковича обратили на себя внимание ориенталистов; исследованием и описанием их занимались Д. А. Хвольсон, А. Я. Гаркави, Г. Штрак, А. А. Куник и другие. В коллекциях Фирковича оказалось много ценного материала для истории и литературы евреев Передней Азии и Египта, включая памятники, относящиеся к крымским караимам, позднейшего происхождения.

Уже после смерти Фирковича гебраист Авраам Яковлевич Гаркави написал фундаментальный труд «Древнееврейские памятники из Крыма»[13], в котором обвинил Фирковича в фальсификации (изменениях в датах и именах на некоторых рукописях и надгробьях), мотивируя это утилитарной целью, которую преследовал Фиркович: доказательством того, что караимы поселились в Крыму до Рождества Христова и, как не участвовавшие в распятии Спасителя, не должны подвергаться одинаковым с евреями ограничениям. Спор относительно подлинности этих памятников вызвал в 1870—1880-х годах довольно обширную литературу, и в настоящее время подделка в некоторых памятниках коллекции Фирковича не подлежит сомнению (см. список литературы ниже).

Интересно по этому поводу мнение В. В. Лебедева — который, исследуя рукописи «фонда Фирковича», пришел к выводу о том, что нет оснований немногочисленные имеющиеся там подделки приписывать лично Фирковичу; скорее, это дело рук предыдущих владельцев, рассчитывавших таким образом увеличить цену манускриптов[14]. Что же касается крымчаков, то Фиркович утверждал, что они являются потомками караимов, принявших раббанитский иудаизм. Ссылаясь на В. В. Григорьева, караимами Фиркович признавал и жителей Хазарского каганата.

Оппоненты Фирковича оспаривают это заключение, ссылаясь на переписку Хисдая ибн Шапрута с хазарским царем, в соответствии с которой хазары приняли раббанитский иудаизм. По мнению Гаркави, даже караимской религии в период обращения каганата ещё не существовало[13].

Напишите отзыв о статье "Фиркович, Авраам Самуилович"

Примечания

  1. [sarkel.ru/istoriya/nahodki_i_zagadki_avraama_firkovicha_artyom_fedorchuk/ Артём Федорчук. Находки и загадки Авраама Фирковича]
  2. Вихнович В. Л. Караим Авраам Фиркович. − СПб.: Центр «Петербургское востоковедение», 1997. − C. 64
  3. Тирияки В. Восстановление надгробия Авраама Фирковича (по материалам архива С. И. Кушуль // Известия Духовного Управления Караимских Религиозных Организаций Украины. № 5 (14), Евпатория, 2012.)
  4. Фиркович // Малый энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 4 т. — СПб., 1907—1909.
  5. Ельяшевич Б. С. Караимский биографический словарь (от конца VIII в. до 1960 г.) // Караимы. Материалы к серии «Народы и культуры»; Под ред. М. Н. Губогло, А. И. Кузнецова, Л. И. Миссоновой. М.: Ин-т этнологии и антропологии им. Н. Н. Миклухо-Маклая РАН, 1993. Вып. XIV. кн. 2. С. 105—107.}
  6. По-караимски: Эмек-Йогошафат. Крымскотатарское название: Балта-Тиймез.
  7. Бецалель (Базилиус) Штерн: «После того, как стало известно о 58 надгробиях, найденных Авраамом Фирковичем во время его первого путешествия в 1839 году, и о находке памятника рава Йичхака Сангари, у меня возникло желание провести тщательное исследование этих памятников и увидеть всё своими глазами. К этому меня побуждали и наши, состоящие на государственной службе, ученые, особенно мой друг, известный учёный и гаон, глава религиозного суда Праги Шеломо Йегуда Раппопорт» (см. Книга Авне Зиккарон. Собрание надгробных надписей сыновей Израиля на Крымском полуострове, которые собрал и записал учёный исследователь древностей, главный наставник всех сынов Писания почтенный рабби Авраам Фиркович Иерусалимский [пер. на рус. Ельяшевич В. А.] // Известия Духовного Управления караимских религиозных организаций Украины. Евпатория, 2012. − № 3 (12). − с. 12-13).
  8. Симха Пинскер (1852): «Ведь эти памятники, находясь поблизости от нас, на Крымском полуострове, а не где-нибудь в небе, и сами свидетельствуют о себе. И каждый может пойти и посмотреть, и прочитать, и сказать: „Да, это правда“. Тот же, кто с недоверием относится к находкам этого ученого, тот порочит славу, идущую перед ним, и истину, в которой он искал опору» (см. Книга Авне Зиккарон. Собрание надгробных надписей сыновей Израиля на Крымском полуострове, которые собрал и записал учёный исследователь древностей, главный наставник всех сынов Писания почтенный рабби Авраам Фиркович Иерусалимский [пер. на рус. Ельяшевич В. А.] // Известия Духовного Управления караимских религиозных организаций Украины. Евпатория, 2012. − № 3 (12). − с. 13).
  9. Рафаэль Рабинович изучал надгробия 10 дней и писал (1878): «Я нахожу справедливым публично заявить, что некоторые ученые нашего времени без основания (не согласно с истиной) подвергали сомнению древность дат в его книге (А. Фиркович, „Авне зиккарон“ − сборник нагробных надписей): потому что я сам копал, счищал с камней землю, их покрывавшую, и с большим трудом прочитал около двадцати из них. Я нашел, что все они согласны с его текстом. Кто хоть сколько-нибудь знаком с формами древнего квадратного шрифта, тот опытным глазом узнает, что они − очень, очень древни» (см. Кушуль С. И. Археолог А. С. Фиркович: клевета и правда // «Брега Тавриды», 1993, № 2 (10). − с. 217).
  10. Цитата: «…Pełnienie straży przy boku wojewody, kiedy już wielcy książęta litewscy rzadko do Trok zaglądali, stało się już ubliżającém dla Karaimów, którzy służbę przy boku monarchy pełnić przywykli. Opowiadał nam p. Firkowicz o tradycji, będącéj dotąd pomiędzy Karaimami, jak zbrojne karaimskie rycerstwo każdego poranka, po odprawieniu w synagodze krótkiéj modlitwy, szumnie harcowało po moście wiodącym przez jezioro Galwa na wyspę do zamku, kędy ich służba do boku pana Litwy powoływała…» [wolnelektury.pl/katalog/lektura/syrokomla-wycieczki-po-litwie-w-promieniach-od-wilna-tom-pierwszy.html Władysław Syrokomla [L.Kondratowicz], Wycieczki po Litwie w promieniach od Wilna (Vilna, 1857 с 73)]
  11. [jpress.nli.org.il/Olive/APA/NLI_heb/SharedView.Article.aspx?parm=63yedQXOCmgEatngh6ianj4WoOKPV57aY12x8n%2BqbBEKQHdeiIfl7wcIgfEJHHRsYw%3D%3D&mode=text&href=HMZ%2F1861%2F06%2F20&page=9&rtl=true מכתב התנצלות//«Ха-Мелиц» 20 июня 1861 с. 680]
  12. [www.otzar.org/wotzar/Book.aspx?17091&$201312032307796 // СЕФЕР АВНЭ ЗИКАРОН- Вильна 1872])(ספר אבני זכרון המאסף רשימות המצבות על קברי בני ישראל בחצי האי קירים אשר אסף ורשם… כמהר״ר אברהם פירקאוויץ ירו׳ נר״ו.)
  13. 1 2 A. Harkavy, Altjudische Denkmaler aus der Krim, mitgetheilt von Abraham Firkowitsch, SPb., 1876.
  14. Лебедев В. В. К источниковедческой оценке некоторых рукописей собрания А. С. Фирковича.// Палестинский сборник. — Л., 1987. Вып. 29 (история и филология). — С. 61.)

Литература

  • Д. Хвольсон «Сборник еврейских надписей» (Санкт-Петербург, 1884).
  • А. Harkavy «Altjüdische Denkmaler aus der Krim» (Санкт-Петербург, 1876).
  • его же «Описание рукописей самаритянского Пятикнижья, хранящихся в Императорской публичной библиотеке» (Санкт-Петербург, 1874).
  • его же «К вопросу о крымских древностях, найденных Ф.» (1877).
  • Сивков К. В. Фиркович, Авраам Самуилович // Русский биографический словарь : в 25 томах. — СПб.М., 1896—1918.
  • Штрак и Гаркави «О коллекции восточных рукописей А. С. Ф., находящихся в Чуфут-Кале» («Журнал Министерства Народного Просвещения», 1875).
  • Фиркович, Авраам Самуилович // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
  • А. Harkavi und H. Strack «Catalog der hebräischen Bibelhandschriften der K. Oeffentl. Bibliothek in S.-Petersburg» (Санкт-Петербург, 1875).
  • H. Strack «A. Firkowitsch und seine Entdeckungen. Ein Grabstein der hebräischen Grabschriften der Krim» (Липецк, 1876).
  • А. Куник «Тохтамыш и Ф. По поводу спора о двух искаженных еврейских надписях и двух вымышленных летосчислениях» (Санкт-Петербург, 1876).
  • А. Geiger «A. Firkowitsch» («Jüdische Ztschr. für Wissenschaft und Leben», 1875).
  • А. Jellinek «A. Firkowitsch» (Вена, 1875).

Ссылки

  • [sarkel.ru/istoriya/nahodki_i_zagadki_avraama_firkovicha_artyom_fedorchuk/ Артём Федорчук. Находки и загадки Авраама Фирковича.]

Отрывок, характеризующий Фиркович, Авраам Самуилович

Граф оглянулся и направо увидал Митьку, который выкатывавшимися глазами смотрел на графа и, подняв шапку, указывал ему вперед, на другую сторону.
– Береги! – закричал он таким голосом, что видно было, что это слово давно уже мучительно просилось у него наружу. И поскакал, выпустив собак, по направлению к графу.
Граф и Семен выскакали из опушки и налево от себя увидали волка, который, мягко переваливаясь, тихим скоком подскакивал левее их к той самой опушке, у которой они стояли. Злобные собаки визгнули и, сорвавшись со свор, понеслись к волку мимо ног лошадей.
Волк приостановил бег, неловко, как больной жабой, повернул свою лобастую голову к собакам, и также мягко переваливаясь прыгнул раз, другой и, мотнув поленом (хвостом), скрылся в опушку. В ту же минуту из противоположной опушки с ревом, похожим на плач, растерянно выскочила одна, другая, третья гончая, и вся стая понеслась по полю, по тому самому месту, где пролез (пробежал) волк. Вслед за гончими расступились кусты орешника и показалась бурая, почерневшая от поту лошадь Данилы. На длинной спине ее комочком, валясь вперед, сидел Данила без шапки с седыми, встрепанными волосами над красным, потным лицом.
– Улюлюлю, улюлю!… – кричал он. Когда он увидал графа, в глазах его сверкнула молния.
– Ж… – крикнул он, грозясь поднятым арапником на графа.
– Про…ли волка то!… охотники! – И как бы не удостоивая сконфуженного, испуганного графа дальнейшим разговором, он со всей злобой, приготовленной на графа, ударил по ввалившимся мокрым бокам бурого мерина и понесся за гончими. Граф, как наказанный, стоял оглядываясь и стараясь улыбкой вызвать в Семене сожаление к своему положению. Но Семена уже не было: он, в объезд по кустам, заскакивал волка от засеки. С двух сторон также перескакивали зверя борзятники. Но волк пошел кустами и ни один охотник не перехватил его.


Николай Ростов между тем стоял на своем месте, ожидая зверя. По приближению и отдалению гона, по звукам голосов известных ему собак, по приближению, отдалению и возвышению голосов доезжачих, он чувствовал то, что совершалось в острове. Он знал, что в острове были прибылые (молодые) и матерые (старые) волки; он знал, что гончие разбились на две стаи, что где нибудь травили, и что что нибудь случилось неблагополучное. Он всякую секунду на свою сторону ждал зверя. Он делал тысячи различных предположений о том, как и с какой стороны побежит зверь и как он будет травить его. Надежда сменялась отчаянием. Несколько раз он обращался к Богу с мольбою о том, чтобы волк вышел на него; он молился с тем страстным и совестливым чувством, с которым молятся люди в минуты сильного волнения, зависящего от ничтожной причины. «Ну, что Тебе стоит, говорил он Богу, – сделать это для меня! Знаю, что Ты велик, и что грех Тебя просить об этом; но ради Бога сделай, чтобы на меня вылез матерый, и чтобы Карай, на глазах „дядюшки“, который вон оттуда смотрит, влепился ему мертвой хваткой в горло». Тысячу раз в эти полчаса упорным, напряженным и беспокойным взглядом окидывал Ростов опушку лесов с двумя редкими дубами над осиновым подседом, и овраг с измытым краем, и шапку дядюшки, чуть видневшегося из за куста направо.
«Нет, не будет этого счастья, думал Ростов, а что бы стоило! Не будет! Мне всегда, и в картах, и на войне, во всем несчастье». Аустерлиц и Долохов ярко, но быстро сменяясь, мелькали в его воображении. «Только один раз бы в жизни затравить матерого волка, больше я не желаю!» думал он, напрягая слух и зрение, оглядываясь налево и опять направо и прислушиваясь к малейшим оттенкам звуков гона. Он взглянул опять направо и увидал, что по пустынному полю навстречу к нему бежало что то. «Нет, это не может быть!» подумал Ростов, тяжело вздыхая, как вздыхает человек при совершении того, что было долго ожидаемо им. Совершилось величайшее счастье – и так просто, без шума, без блеска, без ознаменования. Ростов не верил своим глазам и сомнение это продолжалось более секунды. Волк бежал вперед и перепрыгнул тяжело рытвину, которая была на его дороге. Это был старый зверь, с седою спиной и с наеденным красноватым брюхом. Он бежал не торопливо, очевидно убежденный, что никто не видит его. Ростов не дыша оглянулся на собак. Они лежали, стояли, не видя волка и ничего не понимая. Старый Карай, завернув голову и оскалив желтые зубы, сердито отыскивая блоху, щелкал ими на задних ляжках.
– Улюлюлю! – шопотом, оттопыривая губы, проговорил Ростов. Собаки, дрогнув железками, вскочили, насторожив уши. Карай почесал свою ляжку и встал, насторожив уши и слегка мотнул хвостом, на котором висели войлоки шерсти.
– Пускать – не пускать? – говорил сам себе Николай в то время как волк подвигался к нему, отделяясь от леса. Вдруг вся физиономия волка изменилась; он вздрогнул, увидав еще вероятно никогда не виданные им человеческие глаза, устремленные на него, и слегка поворотив к охотнику голову, остановился – назад или вперед? Э! всё равно, вперед!… видно, – как будто сказал он сам себе, и пустился вперед, уже не оглядываясь, мягким, редким, вольным, но решительным скоком.
– Улюлю!… – не своим голосом закричал Николай, и сама собою стремглав понеслась его добрая лошадь под гору, перескакивая через водомоины в поперечь волку; и еще быстрее, обогнав ее, понеслись собаки. Николай не слыхал своего крика, не чувствовал того, что он скачет, не видал ни собак, ни места, по которому он скачет; он видел только волка, который, усилив свой бег, скакал, не переменяя направления, по лощине. Первая показалась вблизи зверя чернопегая, широкозадая Милка и стала приближаться к зверю. Ближе, ближе… вот она приспела к нему. Но волк чуть покосился на нее, и вместо того, чтобы наддать, как она это всегда делала, Милка вдруг, подняв хвост, стала упираться на передние ноги.
– Улюлюлюлю! – кричал Николай.
Красный Любим выскочил из за Милки, стремительно бросился на волка и схватил его за гачи (ляжки задних ног), но в ту ж секунду испуганно перескочил на другую сторону. Волк присел, щелкнул зубами и опять поднялся и поскакал вперед, провожаемый на аршин расстояния всеми собаками, не приближавшимися к нему.
– Уйдет! Нет, это невозможно! – думал Николай, продолжая кричать охрипнувшим голосом.
– Карай! Улюлю!… – кричал он, отыскивая глазами старого кобеля, единственную свою надежду. Карай из всех своих старых сил, вытянувшись сколько мог, глядя на волка, тяжело скакал в сторону от зверя, наперерез ему. Но по быстроте скока волка и медленности скока собаки было видно, что расчет Карая был ошибочен. Николай уже не далеко впереди себя видел тот лес, до которого добежав, волк уйдет наверное. Впереди показались собаки и охотник, скакавший почти на встречу. Еще была надежда. Незнакомый Николаю, муругий молодой, длинный кобель чужой своры стремительно подлетел спереди к волку и почти опрокинул его. Волк быстро, как нельзя было ожидать от него, приподнялся и бросился к муругому кобелю, щелкнул зубами – и окровавленный, с распоротым боком кобель, пронзительно завизжав, ткнулся головой в землю.
– Караюшка! Отец!.. – плакал Николай…
Старый кобель, с своими мотавшимися на ляжках клоками, благодаря происшедшей остановке, перерезывая дорогу волку, был уже в пяти шагах от него. Как будто почувствовав опасность, волк покосился на Карая, еще дальше спрятав полено (хвост) между ног и наддал скоку. Но тут – Николай видел только, что что то сделалось с Караем – он мгновенно очутился на волке и с ним вместе повалился кубарем в водомоину, которая была перед ними.
Та минута, когда Николай увидал в водомоине копошащихся с волком собак, из под которых виднелась седая шерсть волка, его вытянувшаяся задняя нога, и с прижатыми ушами испуганная и задыхающаяся голова (Карай держал его за горло), минута, когда увидал это Николай, была счастливейшею минутою его жизни. Он взялся уже за луку седла, чтобы слезть и колоть волка, как вдруг из этой массы собак высунулась вверх голова зверя, потом передние ноги стали на край водомоины. Волк ляскнул зубами (Карай уже не держал его за горло), выпрыгнул задними ногами из водомоины и, поджав хвост, опять отделившись от собак, двинулся вперед. Карай с ощетинившейся шерстью, вероятно ушибленный или раненый, с трудом вылезал из водомоины.
– Боже мой! За что?… – с отчаянием закричал Николай.
Охотник дядюшки с другой стороны скакал на перерез волку, и собаки его опять остановили зверя. Опять его окружили.
Николай, его стремянной, дядюшка и его охотник вертелись над зверем, улюлюкая, крича, всякую минуту собираясь слезть, когда волк садился на зад и всякий раз пускаясь вперед, когда волк встряхивался и подвигался к засеке, которая должна была спасти его. Еще в начале этой травли, Данила, услыхав улюлюканье, выскочил на опушку леса. Он видел, как Карай взял волка и остановил лошадь, полагая, что дело было кончено. Но когда охотники не слезли, волк встряхнулся и опять пошел на утек. Данила выпустил своего бурого не к волку, а прямой линией к засеке так же, как Карай, – на перерез зверю. Благодаря этому направлению, он подскакивал к волку в то время, как во второй раз его остановили дядюшкины собаки.
Данила скакал молча, держа вынутый кинжал в левой руке и как цепом молоча своим арапником по подтянутым бокам бурого.
Николай не видал и не слыхал Данилы до тех пор, пока мимо самого его не пропыхтел тяжело дыша бурый, и он услыхал звук паденья тела и увидал, что Данила уже лежит в середине собак на заду волка, стараясь поймать его за уши. Очевидно было и для собак, и для охотников, и для волка, что теперь всё кончено. Зверь, испуганно прижав уши, старался подняться, но собаки облепили его. Данила, привстав, сделал падающий шаг и всей тяжестью, как будто ложась отдыхать, повалился на волка, хватая его за уши. Николай хотел колоть, но Данила прошептал: «Не надо, соструним», – и переменив положение, наступил ногою на шею волку. В пасть волку заложили палку, завязали, как бы взнуздав его сворой, связали ноги, и Данила раза два с одного бока на другой перевалил волка.
С счастливыми, измученными лицами, живого, матерого волка взвалили на шарахающую и фыркающую лошадь и, сопутствуемые визжавшими на него собаками, повезли к тому месту, где должны были все собраться. Молодых двух взяли гончие и трех борзые. Охотники съезжались с своими добычами и рассказами, и все подходили смотреть матёрого волка, который свесив свою лобастую голову с закушенною палкой во рту, большими, стеклянными глазами смотрел на всю эту толпу собак и людей, окружавших его. Когда его трогали, он, вздрагивая завязанными ногами, дико и вместе с тем просто смотрел на всех. Граф Илья Андреич тоже подъехал и потрогал волка.
– О, материщий какой, – сказал он. – Матёрый, а? – спросил он у Данилы, стоявшего подле него.