Радзивилл, Альбрехт

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Альбрехт Радзивилл»)
Перейти к: навигация, поиск
Альбрехт Радзивилл<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>

<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Альбрехт Радзивилл. Неизвестный художник, XVIII век.</td></tr><tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr><tr><td colspan="2" style="text-align: center;">«Трубы»</td></tr>

Маршалок надворный литовский
1579 — 1586
Предшественник: Николай Кшиштоф Радзивилл "Сиротка"
Преемник: Николай Талваш
Маршалок великий литовский
1586 — 1592
Предшественник: Николай Криштоф Радзивилл «Сиротка»
Преемник: Станислав Радзивилл
Ординат Клецкий
1586 — 1592
Преемник: Ян Альбрехт Радзивилл
 
Рождение: 8 марта 1558(1558-03-08)
Лукишки
Смерть: 13 июня 1592(1592-06-13) (34 года)
Краков
Род: Радзивиллы
Отец: Николай Радзивилл «Черный»
Мать: Эльжбета Шидловецкая
Супруга: Анна Кетлер
Дети: Анна, Екатерина, Барбара, Ян Альбрехт

Альбрехт Радзивилл (8 марта 1558 года, Лукишки около Вильны — 13 июня 1592 года, Краков) — государственный и военный деятель Великого княжества Литовского. Маршалок надворный литовский (15791586), маршалок великий литовский1586), 1-й ординат Клецкий (1586—1592).





Биография

Представитель несвижской линии литовского магнатского рода Радзивиллов герба Трубы, сын Николая Радзивилла «Чёрного», канцлера великого литовского, и Эльжбеты Шидловецкой. Имел братьев Станислава, Юрия и Николая.

Учился в Лейпцигском университете (1570—1573) и в Риме (1575—1576). В 1574 году в Вильне перешёл из кальвинизма в католичество.

В 1579—1581 годах участвовал в Ливонской войне (1558—1582), за участие во взятии Полоцка получил должность маршалка надворного.

Принимал участие в заключении Ям-Запольского мира (1582). В Клецке построил каменный костёл, финансировал больницу[1].

Владения

В наследство от отца получил бывшие Клецкое и Давид-Городокское княжества, имения Лебедево, Хожово, Геранёны и Лаздуны в Ошмянском уезде[1]. Держал Ковенское староство (с 1579). В 1586 году присоединился к соглашению Радзивиллов о разделении земель и создании ординаций, сам при этом стал первым владельцем Клецкой ординации[1].

Семья

12 января 1586 года в Митаве женился на Анне Кетлер (1567—1617), младшей дочери Готхарда фон Кетлера (1517—1587), первого герцога Курляндии (1561—1587) и Анны Мекленбург-Гюстровской (1533—1602). В честь этого брака Гальяш Пельгримовский написал панегирик «На брак наисветлейшего князя и господина Альберта Радзивилла» (Вильна, 1585)[2]. Дети:

  • Анна (ум. 1569), жена князя Яна Владислава Сангушко (ум. 1652)
  • Екатерина
  • Барбара
  • Ян Альбрехт (1591—1626), староста упитский, унаследовавший клецкую ординацию после смерти отца.

Напишите отзыв о статье "Радзивилл, Альбрехт"

Примечания

  1. 1 2 3 Радзівіл Альбрыхт // Вялікае Княства Літоўскае. Энцыклапедыя у 3 т. — Мн.: БелЭн, 2005. — Т. 2: Кадэцкі корпус — Яцкевіч. — С. 486. — 788 с. — ISBN 985-11-0378-0.
  2. Гісторыя беларускай літаратуры XI—XIX стагоддзяў у двух тамах. Том 1. Даўняя літаратура XI — першай паловы XVIII стагоддзя. — Мінск. Беларуская навука. 2006. — С. 482.

Литература

Отрывок, характеризующий Радзивилл, Альбрехт

– Ежели бы он мог атаковать нас, то он нынче бы это сделал, – сказал он.
– Вы, стало быть, думаете, что он бессилен, – сказал Ланжерон.
– Много, если у него 40 тысяч войска, – отвечал Вейротер с улыбкой доктора, которому лекарка хочет указать средство лечения.
– В таком случае он идет на свою погибель, ожидая нашей атаки, – с тонкой иронической улыбкой сказал Ланжерон, за подтверждением оглядываясь опять на ближайшего Милорадовича.
Но Милорадович, очевидно, в эту минуту думал менее всего о том, о чем спорили генералы.
– Ma foi, [Ей Богу,] – сказал он, – завтра всё увидим на поле сражения.
Вейротер усмехнулся опять тою улыбкой, которая говорила, что ему смешно и странно встречать возражения от русских генералов и доказывать то, в чем не только он сам слишком хорошо был уверен, но в чем уверены были им государи императоры.
– Неприятель потушил огни, и слышен непрерывный шум в его лагере, – сказал он. – Что это значит? – Или он удаляется, чего одного мы должны бояться, или он переменяет позицию (он усмехнулся). Но даже ежели бы он и занял позицию в Тюрасе, он только избавляет нас от больших хлопот, и распоряжения все, до малейших подробностей, остаются те же.
– Каким же образом?.. – сказал князь Андрей, уже давно выжидавший случая выразить свои сомнения.
Кутузов проснулся, тяжело откашлялся и оглянул генералов.
– Господа, диспозиция на завтра, даже на нынче (потому что уже первый час), не может быть изменена, – сказал он. – Вы ее слышали, и все мы исполним наш долг. А перед сражением нет ничего важнее… (он помолчал) как выспаться хорошенько.
Он сделал вид, что привстает. Генералы откланялись и удалились. Было уже за полночь. Князь Андрей вышел.

Военный совет, на котором князю Андрею не удалось высказать свое мнение, как он надеялся, оставил в нем неясное и тревожное впечатление. Кто был прав: Долгоруков с Вейротером или Кутузов с Ланжероном и др., не одобрявшими план атаки, он не знал. «Но неужели нельзя было Кутузову прямо высказать государю свои мысли? Неужели это не может иначе делаться? Неужели из за придворных и личных соображений должно рисковать десятками тысяч и моей, моей жизнью?» думал он.
«Да, очень может быть, завтра убьют», подумал он. И вдруг, при этой мысли о смерти, целый ряд воспоминаний, самых далеких и самых задушевных, восстал в его воображении; он вспоминал последнее прощание с отцом и женою; он вспоминал первые времена своей любви к ней! Вспомнил о ее беременности, и ему стало жалко и ее и себя, и он в нервично размягченном и взволнованном состоянии вышел из избы, в которой он стоял с Несвицким, и стал ходить перед домом.
Ночь была туманная, и сквозь туман таинственно пробивался лунный свет. «Да, завтра, завтра! – думал он. – Завтра, может быть, всё будет кончено для меня, всех этих воспоминаний не будет более, все эти воспоминания не будут иметь для меня более никакого смысла. Завтра же, может быть, даже наверное, завтра, я это предчувствую, в первый раз мне придется, наконец, показать всё то, что я могу сделать». И ему представилось сражение, потеря его, сосредоточение боя на одном пункте и замешательство всех начальствующих лиц. И вот та счастливая минута, тот Тулон, которого так долго ждал он, наконец, представляется ему. Он твердо и ясно говорит свое мнение и Кутузову, и Вейротеру, и императорам. Все поражены верностью его соображения, но никто не берется исполнить его, и вот он берет полк, дивизию, выговаривает условие, чтобы уже никто не вмешивался в его распоряжения, и ведет свою дивизию к решительному пункту и один одерживает победу. А смерть и страдания? говорит другой голос. Но князь Андрей не отвечает этому голосу и продолжает свои успехи. Диспозиция следующего сражения делается им одним. Он носит звание дежурного по армии при Кутузове, но делает всё он один. Следующее сражение выиграно им одним. Кутузов сменяется, назначается он… Ну, а потом? говорит опять другой голос, а потом, ежели ты десять раз прежде этого не будешь ранен, убит или обманут; ну, а потом что ж? – «Ну, а потом, – отвечает сам себе князь Андрей, – я не знаю, что будет потом, не хочу и не могу знать: но ежели хочу этого, хочу славы, хочу быть известным людям, хочу быть любимым ими, то ведь я не виноват, что я хочу этого, что одного этого я хочу, для одного этого я живу. Да, для одного этого! Я никогда никому не скажу этого, но, Боже мой! что же мне делать, ежели я ничего не люблю, как только славу, любовь людскую. Смерть, раны, потеря семьи, ничто мне не страшно. И как ни дороги, ни милы мне многие люди – отец, сестра, жена, – самые дорогие мне люди, – но, как ни страшно и неестественно это кажется, я всех их отдам сейчас за минуту славы, торжества над людьми, за любовь к себе людей, которых я не знаю и не буду знать, за любовь вот этих людей», подумал он, прислушиваясь к говору на дворе Кутузова. На дворе Кутузова слышались голоса укладывавшихся денщиков; один голос, вероятно, кучера, дразнившего старого Кутузовского повара, которого знал князь Андрей, и которого звали Титом, говорил: «Тит, а Тит?»