Аль-Мустаршид Биллах

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Аль-Мустаршид»)
Перейти к: навигация, поиск
Абу Мансур аль-Мустаршид Биллах
араб. أبو منصور المسترشد بالله
Амир аль-муминин и халиф Аббасидского халифата
1118 — 1135
Предшественник: Ахмад аль-Мустазхир
Преемник: Абу Джафар ар-Рашид
 
Вероисповедание: Ислам
Рождение: 1092(1092)
Смерть: 29 августа 1135(1135-08-29)
Род: Аббасиды

Абу́ Мансу́р аль-Фадль аль-Мустарши́д Билла́х (араб. المسترشد بالله‎; 1092, Багдад — 29 августа 1135, Багдад) — халиф из династии Аббасидов, правивший с 1118 по 1135 год.



Биография

Халиф аль-Мустаршид родился в 1092 году (485 г. х.). Он был сыном халифа аль-Мустазхира и невольницы. После смерти аль-Мустазхира в 1118 году он наследовал трон в возрасте 27 лет. Халиф аль-Мустаршид был добродетельным и образованным человеком[1].

В 1125 году между халифом и сельджукским султаном Масудом[de] произошли военные столкновения, в результате чего аль-Мустаршид Биллах потерпел поражение, был пленён и выслан в одну из крепостей Хамадана. Дядя Масуда, султан Санджар, попросил его освободить аль-Мустаршида и публично извиниться. Масуд согласился выполнить просьбу дяди и тогда султан Санджар послал к халифу своих представителей и солдат для того, чтобы те сообщили ему о примирении. Среди солдата была группа ассасинов-батинитов, которая проникла в шатер халифа. Когда охрана узнала об этом, халиф и несколько его приближённых были убиты, но солдатам удалось перебить всех убийц[1].

Следующим халифом после аль-Мустаршида стал его сын ар-Рашид[1].

Напишите отзыв о статье "Аль-Мустаршид Биллах"

Примечания

Литература

  • Али-заде А. А. [bukharapiter.ru/content/view/1117/ Аль-Мустаршид Биллах (512/1118-529/1135)] // Хроника мусульманских государств. — М.: Умма, 2007. — 445 с. — ISBN 5-94824-111-4.
  • Рыжов К. В. Аббасиды // Все монархи мира. Мусульманский Восток. VII—XV вв. — М. : Вече, 2004. — ISBN 5-94538-301-5.</span>

Отрывок, характеризующий Аль-Мустаршид Биллах

За щитами больше ничего не шевелилось, и пехотные французские солдаты с офицерами пошли к воротам. В воротах лежало три раненых и четыре убитых человека. Два человека в кафтанах убегали низом, вдоль стен, к Знаменке.
– Enlevez moi ca, [Уберите это,] – сказал офицер, указывая на бревна и трупы; и французы, добив раненых, перебросили трупы вниз за ограду. Кто были эти люди, никто не знал. «Enlevez moi ca», – сказано только про них, и их выбросили и прибрали потом, чтобы они не воняли. Один Тьер посвятил их памяти несколько красноречивых строк: «Ces miserables avaient envahi la citadelle sacree, s'etaient empares des fusils de l'arsenal, et tiraient (ces miserables) sur les Francais. On en sabra quelques'uns et on purgea le Kremlin de leur presence. [Эти несчастные наполнили священную крепость, овладели ружьями арсенала и стреляли во французов. Некоторых из них порубили саблями, и очистили Кремль от их присутствия.]
Мюрату было доложено, что путь расчищен. Французы вошли в ворота и стали размещаться лагерем на Сенатской площади. Солдаты выкидывали стулья из окон сената на площадь и раскладывали огни.
Другие отряды проходили через Кремль и размещались по Маросейке, Лубянке, Покровке. Третьи размещались по Вздвиженке, Знаменке, Никольской, Тверской. Везде, не находя хозяев, французы размещались не как в городе на квартирах, а как в лагере, который расположен в городе.
Хотя и оборванные, голодные, измученные и уменьшенные до 1/3 части своей прежней численности, французские солдаты вступили в Москву еще в стройном порядке. Это было измученное, истощенное, но еще боевое и грозное войско. Но это было войско только до той минуты, пока солдаты этого войска не разошлись по квартирам. Как только люди полков стали расходиться по пустым и богатым домам, так навсегда уничтожалось войско и образовались не жители и не солдаты, а что то среднее, называемое мародерами. Когда, через пять недель, те же самые люди вышли из Москвы, они уже не составляли более войска. Это была толпа мародеров, из которых каждый вез или нес с собой кучу вещей, которые ему казались ценны и нужны. Цель каждого из этих людей при выходе из Москвы не состояла, как прежде, в том, чтобы завоевать, а только в том, чтобы удержать приобретенное. Подобно той обезьяне, которая, запустив руку в узкое горло кувшина и захватив горсть орехов, не разжимает кулака, чтобы не потерять схваченного, и этим губит себя, французы, при выходе из Москвы, очевидно, должны были погибнуть вследствие того, что они тащили с собой награбленное, но бросить это награбленное им было так же невозможно, как невозможно обезьяне разжать горсть с орехами. Через десять минут после вступления каждого французского полка в какой нибудь квартал Москвы, не оставалось ни одного солдата и офицера. В окнах домов видны были люди в шинелях и штиблетах, смеясь прохаживающиеся по комнатам; в погребах, в подвалах такие же люди хозяйничали с провизией; на дворах такие же люди отпирали или отбивали ворота сараев и конюшен; в кухнях раскладывали огни, с засученными руками пекли, месили и варили, пугали, смешили и ласкали женщин и детей. И этих людей везде, и по лавкам и по домам, было много; но войска уже не было.