Амастриан

Амастриа́н (греч. τά Αμαστριανοῦ; лат. Amastriánum) — один из форумов Константинополя византийской эпохи (ныне Стамбул). Поначалу здесь торговали злаками и лошадьми, а затем стали проводить публичные казни. Несмотря на местонахождение в центре столицы, форум был известен своей грязью, лужами и колдобинами. С исчезновением Византийской империи от него ничего не осталось.

Местоположение

Точное местоположение форума неизвестно. В своём труде «О церемониях» император Константин VII Багрянородный (пр. 913—959) сообщает, что площадь Амастриан лежала вдоль юго-западной ветви Месы, главной улицы города, между площадью Филадельфион и Воловьим форумом, через которые ежегодно шествовали императорские процессии, начинавшиеся у Большого дворца и направлявшиеся в западную часть города. Исходя из этого, форум Амастриан должен был находиться в долине реки Ликос, между VII и III холмами Константинополя, на полпути между современными районами Şehzadebaşı и Аксарай. Согласно другому источнику, площадь располагалась на южном склоне IV холма, где-то недалеко от пересечения нынешних улиц Atatürk Caddesi and Şehzadebaşı Caddesi. Административно Амастриан был включён в IX регион (район) Константинополя.

В местах предполагаемого местонахождения форума раскопки до сих пор не проводились.

История

Ни в одном византийском источнике Амастриан не упоминается как форум, но из контекста становится ясно, что это была городская площадь. Своё название она получила благодаря городу Амастрида (современная Амасра) в Пафлагонии (регион на черноморском побережье северной Анатолии). До сих пор непонятно, как именно были связаны два названия: то ли на площади был убит человек, прибывший из Амастриды в Константинополь по делам, то ли многие уроженцы Пафлагонии слыли преступниками и их казнили на этой площади. К тому же, как сообщается в Patrologiæ Latinæ, на площади стояли две скульптуры — пафлагонца и его раба — постоянно покрытые помётом и экскрементами.

Действительно, район форума Амастриан приобрёл очень плохую славу: сама площадь была покрыта грязью, лужами и колдобинами, и к тому же на ней часто проводились позорные казни. Здесь император Михаил III (пр. 842—867) придал огню прежде вынутое из земли тело Константина V (пр. 741—775), слывшего беспощадным иконоборцем, а Василий I Македонянин выбрал это место для сожжения рабов, обвинённых в убийстве своего хозяина. В 932 году, по приказу Романа I Лакапина (пр. 920—944) на костре был сожжён мятежник Василий Медная рука, который взял себе имя византийского полководца-узурпатора Константина Дуки (на англ.) с целью поднять восстание в Вифинии.

В византийскую эпоху на Амастриане также находился конский рынок, однако во второй половине IX века его перенесли на форум Феодосия.

Описание

Предполагается, что форум имел прямоугольную форму. Его украшали несколько статуй языческих богов: среди них Зевс, Гелиос и спящий Геракл. Кроме того, тут были группы черепах и птиц, а также 16 статуй селезней. Площадь была обнесена мраморной оградой, состоявшей из небольших колонн с украшениями в виде полумесяца. Странные орнаменты и частые казни породили в народе поверье, что на Амастриане обитала нечистая сила.

В труде Parastaseis syntomoi chronikai (на англ.) (византийский путеводитель по городу VIII—IX веков) говорится, что на площади располагалось здание под названием «Модий» (греч. Μόδιον). Построенное напротив дома некого Кратероса, оно представляло собой покоящийся на колоннах купол, увенчанный пирамидой. Внутри находилось несколько серебряных брусков — полагают, что они служили эталоном для измерения модия (наибольшая мера объёма сыпучих тел у римлян) во всей Византийской империи. Прежде всего, модий использовался при торговле злаками. Эта мера объёма была введена в торговую систему Константинополя императором Валентинианом I (пр. 364—375), который и построил на Амастриане здание «Модия». В нём была установлена статуя императора с эталоном модия в руках. Местоположение памятника было выбрано не случайно: площадь Амастриан находилась недалеко от зерновых хранилищ, расположенных у гавани Феодосия.

На фасаде виднелись две бронзовые руки, насаженные на копья. Эти скульптуры служили предостережением для нечестных торговцев: в случае обмана, мошенникам отрубали правую руку, как это случилось в V веке с двумя моряками, которые будто бы надули императора при продаже ему злаков.

См. также

• Форум Феодосия
• Филадельфион
• Воловий форум

Литература

• Том 1 // Византийский словарь: в 2 т. [сост. Общ. Ред. К. А. Филатова]. — СПб: «Амфора», РХГА, Издательство Олега Абышко, 2011.
• Mambour Ernest The Tourists' Istanbul. — Стамбул: Çituri Biraderler Basımevi, 1953. (англ.)
• Janin Raymond Constantinople Byzantine (издание 2). — Париж: Institut français d’etudes byzantines, 1964. (фр.)

Отрывок, характеризующий Амастриан

В середине лета, княжна Марья получила неожиданное письмо от князя Андрея из Швейцарии, в котором он сообщал ей странную и неожиданную новость. Князь Андрей объявлял о своей помолвке с Ростовой. Всё письмо его дышало любовной восторженностью к своей невесте и нежной дружбой и доверием к сестре. Он писал, что никогда не любил так, как любит теперь, и что теперь только понял и узнал жизнь; он просил сестру простить его за то, что в свой приезд в Лысые Горы он ничего не сказал ей об этом решении, хотя и говорил об этом с отцом. Он не сказал ей этого потому, что княжна Марья стала бы просить отца дать свое согласие, и не достигнув бы цели, раздражила бы отца, и на себе бы понесла всю тяжесть его неудовольствия. Впрочем, писал он, тогда еще дело не было так окончательно решено, как теперь. «Тогда отец назначил мне срок, год, и вот уже шесть месяцев, половина прошло из назначенного срока, и я остаюсь более, чем когда нибудь тверд в своем решении. Ежели бы доктора не задерживали меня здесь, на водах, я бы сам был в России, но теперь возвращение мое я должен отложить еще на три месяца. Ты знаешь меня и мои отношения с отцом. Мне ничего от него не нужно, я был и буду всегда независим, но сделать противное его воле, заслужить его гнев, когда может быть так недолго осталось ему быть с нами, разрушило бы наполовину мое счастие. Я пишу теперь ему письмо о том же и прошу тебя, выбрав добрую минуту, передать ему письмо и известить меня о том, как он смотрит на всё это и есть ли надежда на то, чтобы он согласился сократить срок на три месяца».
После долгих колебаний, сомнений и молитв, княжна Марья передала письмо отцу. На другой день старый князь сказал ей спокойно:
– Напиши брату, чтоб подождал, пока умру… Не долго – скоро развяжу…
Княжна хотела возразить что то, но отец не допустил ее, и стал всё более и более возвышать голос.
– Женись, женись, голубчик… Родство хорошее!… Умные люди, а? Богатые, а? Да. Хороша мачеха у Николушки будет! Напиши ты ему, что пускай женится хоть завтра. Мачеха Николушки будет – она, а я на Бурьенке женюсь!… Ха, ха, ха, и ему чтоб без мачехи не быть! Только одно, в моем доме больше баб не нужно; пускай женится, сам по себе живет. Может, и ты к нему переедешь? – обратился он к княжне Марье: – с Богом, по морозцу, по морозцу… по морозцу!…
После этой вспышки, князь не говорил больше ни разу об этом деле. Но сдержанная досада за малодушие сына выразилась в отношениях отца с дочерью. К прежним предлогам насмешек прибавился еще новый – разговор о мачехе и любезности к m lle Bourienne.
– Отчего же мне на ней не жениться? – говорил он дочери. – Славная княгиня будет! – И в последнее время, к недоуменью и удивлению своему, княжна Марья стала замечать, что отец ее действительно начинал больше и больше приближать к себе француженку. Княжна Марья написала князю Андрею о том, как отец принял его письмо; но утешала брата, подавая надежду примирить отца с этою мыслью.
Николушка и его воспитание, Andre и религия были утешениями и радостями княжны Марьи; но кроме того, так как каждому человеку нужны свои личные надежды, у княжны Марьи была в самой глубокой тайне ее души скрытая мечта и надежда, доставлявшая ей главное утешение в ее жизни. Утешительную эту мечту и надежду дали ей божьи люди – юродивые и странники, посещавшие ее тайно от князя. Чем больше жила княжна Марья, чем больше испытывала она жизнь и наблюдала ее, тем более удивляла ее близорукость людей, ищущих здесь на земле наслаждений и счастия; трудящихся, страдающих, борющихся и делающих зло друг другу, для достижения этого невозможного, призрачного и порочного счастия. «Князь Андрей любил жену, она умерла, ему мало этого, он хочет связать свое счастие с другой женщиной. Отец не хочет этого, потому что желает для Андрея более знатного и богатого супружества. И все они борются и страдают, и мучают, и портят свою душу, свою вечную душу, для достижения благ, которым срок есть мгновенье. Мало того, что мы сами знаем это, – Христос, сын Бога сошел на землю и сказал нам, что эта жизнь есть мгновенная жизнь, испытание, а мы всё держимся за нее и думаем в ней найти счастье. Как никто не понял этого? – думала княжна Марья. Никто кроме этих презренных божьих людей, которые с сумками за плечами приходят ко мне с заднего крыльца, боясь попасться на глаза князю, и не для того, чтобы не пострадать от него, а для того, чтобы его не ввести в грех. Оставить семью, родину, все заботы о мирских благах для того, чтобы не прилепляясь ни к чему, ходить в посконном рубище, под чужим именем с места на место, не делая вреда людям, и молясь за них, молясь и за тех, которые гонят, и за тех, которые покровительствуют: выше этой истины и жизни нет истины и жизни!»
Была одна странница, Федосьюшка, 50 ти летняя, маленькая, тихенькая, рябая женщина, ходившая уже более 30 ти лет босиком и в веригах. Ее особенно любила княжна Марья. Однажды, когда в темной комнате, при свете одной лампадки, Федосьюшка рассказывала о своей жизни, – княжне Марье вдруг с такой силой пришла мысль о том, что Федосьюшка одна нашла верный путь жизни, что она решилась сама пойти странствовать. Когда Федосьюшка пошла спать, княжна Марья долго думала над этим и наконец решила, что как ни странно это было – ей надо было итти странствовать. Она поверила свое намерение только одному духовнику монаху, отцу Акинфию, и духовник одобрил ее намерение. Под предлогом подарка странницам, княжна Марья припасла себе полное одеяние странницы: рубашку, лапти, кафтан и черный платок. Часто подходя к заветному комоду, княжна Марья останавливалась в нерешительности о том, не наступило ли уже время для приведения в исполнение ее намерения.