Янсонс, Арвид Кришевич

Арвид Янсонс латыш. Arvīds Jansons
Основная информация
Полное имя	Арвид Кришевич Янсонс
Дата рождения	10 (23) октября 1914(1914-10-23)
Место рождения	Либава, Гробинский уезд, Курляндская губерния, Российская империя
Дата смерти	21 ноября 1984(1984-11-21) (70 лет)
Место смерти	Манчестер, Великобритания
Страна	Латвия Латвия СССР СССР
Профессии	дирижёр, скрипач, педагог
Инструменты	скрипка
Жанры	классика
Коллективы	Латвийский АТОБ, СО Латвийского радио, СО ЛГАФ
Награды

А́рвид Кришевич Я́нсонс (Янсон) (латыш. Arvīds Jansons; 1914 — 1984) — латвийский советский дирижёр и скрипач, музыкальный педагог. Народный артист СССР (1976). Лауреат Сталинской премии второй степени (1951). Отец Мариса Янсонса.

Биография

Родился 10 (23) октября 1914 года (по другим источникам — 24 октября) в Либаве (ныне Лиепая, Латвия).

В 1929—1935 годах обучался в Народной консерватории города Лиепая по классу скрипки. С 1931 года — скрипач оркестра Лиепайской оперы и филармонии. В 1940 году дебютировал как дирижёр в Лиепайской опере, где под его управлением была исполнена оперетта Ф. Раймонда «Голубая маска».

Затем учился в Латвийской консерватории (1940—1944) также по классу скрипки (класс Р. Микельсона) и композиции в Риге.

С 1940 года — скрипач оркестра Латвийской оперы. Параллельно брал уроки дирижирования у Лео Блеха и в 1944 году впервые встал за дирижёрский пульт. Вскоре Янсонс получил место дирижёра в Латвийской опере (1944—1952), а в 1946 возглавил симфонический оркестр Латвийского радио, с которым работал в течение шести лет.

В 1952 году стал ассистентом Е. А. Мравинского, а позже одним из дирижёров Симфонического оркестра Ленинградской филармонии. В 1964—1967 годах одновременно и руководитель этого оркестра, с которым выступал не только в СССР, но и за границей. Нередко Янсонса приглашали дирижировать зарубежными коллективами, в частности, Токийским симфоническим оркестром.

С 1965 года активно занимался педагогической деятельностью, давая мастер-классы в Германии, Финляндии и Швеции. В 1965—1975 годах руководил Международными курсами дирижёрского мастерства в Веймаре. В 1972—1984 годах заведовал кафедрой оперно-симфонического дирижирования в ЛГК имени Н. А. Римского-Корсакова.

Сын Арвида Янсонса, Марис, также стал известным дирижёром.

Умер 21 ноября 1984 года в Манчестере от сердечного приступа во время концерта, дирижируя оркестром Халле. Похоронен в Ленинграде на Литераторских мостках Волковского кладбище.

Творчество

Репертуар Янсонса был весьма обширен, его основу составляли сочинения Л. Бетховена, И. Брамса, Я. Сибелиуса, П. И. Чайковского, Д. Д. Шостаковича. Звучание оркестра под управлением Янсонса отличалось яркостью и живостью интерпретации, глубоким драматизмом, оригинальностью фразировки.

Дирижировал классическими и советскими балетами: «Спящая красавица» (1948), «Лебединая озеро» П. И. Чайковского; «Бахчисарайский фонтан» Б. В. Асафьева; «Красный мак» Р. М. Глиэра; «Лайма» Л. Лепина (1947); «Сакта свободы» А. П. Скултэ, «Дон Кихот» Л. Ф. Минкуса (1945); операми: «Отелло» Дж. Верди (1951), «Тоска» Дж. Пуччини (1945), «Пиковая дама» П. И. Чайковского, «Риголетто» Дж. Верди (обе — 1946).

Под управлением Янсонса впервые прозвучали многие произведения ленинградских композиторов - симфония No 3 и концерт для скрипки с оркестром Б. А. Арапова, соната для фортепиано и струнного оркестра В. Н. Салманова, цикл «Песни вольницы» С. М. Слонимского для сопрано и баритона с оркестром, «Поэма памяти погибших в годы блокады Ленинграда» и «Драматическая поэма» Петрова для органа, струнных, 4 труб, 2 фортепиан и ударных, оратория «Ленинградская поэма» Г. Г. Белова и др.

Награды и звания

• Всесоюзный смотр-конкурс молодых дирижёров (2-я премия, Ленинград, 1946)
• Сталинская премия второй степени (1951) — за дирижирование оперным спектаклем «Сакта свободы» А. П. Скулте
• заслуженный артист Латвийской ССР (1950)
• заслуженный деятель искусств РСФСР (1957)
• народный артист РСФСР (1968)
• народный артист СССР (1976)
• орден Трудового Красного Знамени
• орден Дружбы народов (20.01.1983)
• два ордена «Знак Почёта» (1946; 03.01.1956)
• медали
• Почётный дирижёр Токийского симфонического оркестра (1958)
• Серебряная медаль Токио (1964).

Библиография

• М. Янсонс. Арвид Янсонс. — СПб., 1994

Ссылки

• [www.spbso.com/gallery/05%20%20Arvid%20Jansons/index.php Фотографии Янсонса]

Отрывок, характеризующий Янсонс, Арвид Кришевич

Княжне Марье живо представилось положение m lle Bourienne, в последнее время отдаленной от ее общества, но вместе с тем зависящей от нее и живущей в чужом доме. И ей стало жалко ее. Она кротко вопросительно посмотрела на нее и протянула ей руку. M lle Bourienne тотчас заплакала, стала целовать ее руку и говорить о горе, постигшем княжну, делая себя участницей этого горя. Она говорила о том, что единственное утешение в ее горе есть то, что княжна позволила ей разделить его с нею. Она говорила, что все бывшие недоразумения должны уничтожиться перед великим горем, что она чувствует себя чистой перед всеми и что он оттуда видит ее любовь и благодарность. Княжна слушала ее, не понимая ее слов, но изредка взглядывая на нее и вслушиваясь в звуки ее голоса.
– Ваше положение вдвойне ужасно, милая княжна, – помолчав немного, сказала m lle Bourienne. – Я понимаю, что вы не могли и не можете думать о себе; но я моей любовью к вам обязана это сделать… Алпатыч был у вас? Говорил он с вами об отъезде? – спросила она.
Княжна Марья не отвечала. Она не понимала, куда и кто должен был ехать. «Разве можно было что нибудь предпринимать теперь, думать о чем нибудь? Разве не все равно? Она не отвечала.
– Вы знаете ли, chere Marie, – сказала m lle Bourienne, – знаете ли, что мы в опасности, что мы окружены французами; ехать теперь опасно. Ежели мы поедем, мы почти наверное попадем в плен, и бог знает…
Княжна Марья смотрела на свою подругу, не понимая того, что она говорила.
– Ах, ежели бы кто нибудь знал, как мне все все равно теперь, – сказала она. – Разумеется, я ни за что не желала бы уехать от него… Алпатыч мне говорил что то об отъезде… Поговорите с ним, я ничего, ничего не могу и не хочу…
– Я говорила с ним. Он надеется, что мы успеем уехать завтра; но я думаю, что теперь лучше бы было остаться здесь, – сказала m lle Bourienne. – Потому что, согласитесь, chere Marie, попасть в руки солдат или бунтующих мужиков на дороге – было бы ужасно. – M lle Bourienne достала из ридикюля объявление на нерусской необыкновенной бумаге французского генерала Рамо о том, чтобы жители не покидали своих домов, что им оказано будет должное покровительство французскими властями, и подала ее княжне.
– Я думаю, что лучше обратиться к этому генералу, – сказала m lle Bourienne, – и я уверена, что вам будет оказано должное уважение.
Княжна Марья читала бумагу, и сухие рыдания задергали ее лицо.
– Через кого вы получили это? – сказала она.
– Вероятно, узнали, что я француженка по имени, – краснея, сказала m lle Bourienne.
Княжна Марья с бумагой в руке встала от окна и с бледным лицом вышла из комнаты и пошла в бывший кабинет князя Андрея.
– Дуняша, позовите ко мне Алпатыча, Дронушку, кого нибудь, – сказала княжна Марья, – и скажите Амалье Карловне, чтобы она не входила ко мне, – прибавила она, услыхав голос m lle Bourienne. – Поскорее ехать! Ехать скорее! – говорила княжна Марья, ужасаясь мысли о том, что она могла остаться во власти французов.
«Чтобы князь Андрей знал, что она во власти французов! Чтоб она, дочь князя Николая Андреича Болконского, просила господина генерала Рамо оказать ей покровительство и пользовалась его благодеяниями! – Эта мысль приводила ее в ужас, заставляла ее содрогаться, краснеть и чувствовать еще не испытанные ею припадки злобы и гордости. Все, что только было тяжелого и, главное, оскорбительного в ее положении, живо представлялось ей. «Они, французы, поселятся в этом доме; господин генерал Рамо займет кабинет князя Андрея; будет для забавы перебирать и читать его письма и бумаги. M lle Bourienne lui fera les honneurs de Богучарово. [Мадемуазель Бурьен будет принимать его с почестями в Богучарове.] Мне дадут комнатку из милости; солдаты разорят свежую могилу отца, чтобы снять с него кресты и звезды; они мне будут рассказывать о победах над русскими, будут притворно выражать сочувствие моему горю… – думала княжна Марья не своими мыслями, но чувствуя себя обязанной думать за себя мыслями своего отца и брата. Для нее лично было все равно, где бы ни оставаться и что бы с ней ни было; но она чувствовала себя вместе с тем представительницей своего покойного отца и князя Андрея. Она невольно думала их мыслями и чувствовала их чувствами. Что бы они сказали, что бы они сделали теперь, то самое она чувствовала необходимым сделать. Она пошла в кабинет князя Андрея и, стараясь проникнуться его мыслями, обдумывала свое положение.
Требования жизни, которые она считала уничтоженными со смертью отца, вдруг с новой, еще неизвестной силой возникли перед княжной Марьей и охватили ее. Взволнованная, красная, она ходила по комнате, требуя к себе то Алпатыча, то Михаила Ивановича, то Тихона, то Дрона. Дуняша, няня и все девушки ничего не могли сказать о том, в какой мере справедливо было то, что объявила m lle Bourienne. Алпатыча не было дома: он уехал к начальству. Призванный Михаил Иваныч, архитектор, явившийся к княжне Марье с заспанными глазами, ничего не мог сказать ей. Он точно с той же улыбкой согласия, с которой он привык в продолжение пятнадцати лет отвечать, не выражая своего мнения, на обращения старого князя, отвечал на вопросы княжны Марьи, так что ничего определенного нельзя было вывести из его ответов. Призванный старый камердинер Тихон, с опавшим и осунувшимся лицом, носившим на себе отпечаток неизлечимого горя, отвечал «слушаю с» на все вопросы княжны Марьи и едва удерживался от рыданий, глядя на нее.
Наконец вошел в комнату староста Дрон и, низко поклонившись княжне, остановился у притолоки.
Княжна Марья прошлась по комнате и остановилась против него.
– Дронушка, – сказала княжна Марья, видевшая в нем несомненного друга, того самого Дронушку, который из своей ежегодной поездки на ярмарку в Вязьму привозил ей всякий раз и с улыбкой подавал свой особенный пряник. – Дронушка, теперь, после нашего несчастия, – начала она и замолчала, не в силах говорить дальше.
– Все под богом ходим, – со вздохом сказал он. Они помолчали.
– Дронушка, Алпатыч куда то уехал, мне не к кому обратиться. Правду ли мне говорят, что мне и уехать нельзя?
– Отчего же тебе не ехать, ваше сиятельство, ехать можно, – сказал Дрон.
– Мне сказали, что опасно от неприятеля. Голубчик, я ничего не могу, ничего не понимаю, со мной никого нет. Я непременно хочу ехать ночью или завтра рано утром. – Дрон молчал. Он исподлобья взглянул на княжну Марью.
– Лошадей нет, – сказал он, – я и Яков Алпатычу говорил.