Арсений (Тодорский)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Епископ Арсений (в миру Дмитрий Григорьевич Тодорский; 1743, Коломна — 15 (27) июня 1802) — епископ Русской православной церкви, епископ Вологодский и Великоустюжский.



Биография

Родился в 1743 году в года Коломне Московской губернии.

Обучался в Коломенской и Рязанской духовных семинариях.

В 1769 году окончил Московскую духовную академию и назначен учителем Коломенской духовной семинарии.

В 1771 году пострижен в монашество, рукоположен во иеродиакона и 5 сентября назначен префектом Коломенской духовной семинарии.

С 17 марта 1773 года — игумен Коломенского Спасского монастыря.

6 апреля 1774 года возведён в сан архимандрита Голутвинского Богоявленского монастыря.

В сентябре 1775 года утверждён в должности ректора Коломенской духовной семинарии.

В 1784 году переведён ректором в Суздальскую духовную семинарию и назначен архимандритом Владимирского Цареконстантиновского монастыря.

С 30 июня 1788 года — настоятель Ростовского Борисоглебского монастыря и ректор Ярославской духовной семинарии.

В 1790 году был вызван в Санкт-Петербург на чреду священнослужения.

22 мая 1792 года получил в управление Троице-Сергиеву пустынь около Петергофа, а 16 декабря того же года переведен настоятелем Кирилло-Белозерского монастыря.

21 июня 1796 года перемещён в Новгородский Юрьев монастырь.

15 августа 1796 года хиротонисан во епископа Вологодского и Великоустюжского.

Скончался 15 июня 1802 года. Погребен в Вологодском Софийском соборе.

Эпитафия над его могилой гласит: «Ложь, лесть искоренял, а правду ограждал, хранил незлобие, людей чтил твердых, порок же посрамлял людей немилосердных: в смиреньи, в правоте, в трудах окончил век…».

Напишите отзыв о статье "Арсений (Тодорский)"

Ссылки

Отрывок, характеризующий Арсений (Тодорский)

Даву сидел на конце комнаты над столом, с очками на носу. Пьер близко подошел к нему. Даву, не поднимая глаз, видимо справлялся с какой то бумагой, лежавшей перед ним. Не поднимая же глаз, он тихо спросил:
– Qui etes vous? [Кто вы такой?]
Пьер молчал оттого, что не в силах был выговорить слова. Даву для Пьера не был просто французский генерал; для Пьера Даву был известный своей жестокостью человек. Глядя на холодное лицо Даву, который, как строгий учитель, соглашался до времени иметь терпение и ждать ответа, Пьер чувствовал, что всякая секунда промедления могла стоить ему жизни; но он не знал, что сказать. Сказать то же, что он говорил на первом допросе, он не решался; открыть свое звание и положение было и опасно и стыдно. Пьер молчал. Но прежде чем Пьер успел на что нибудь решиться, Даву приподнял голову, приподнял очки на лоб, прищурил глаза и пристально посмотрел на Пьера.
– Я знаю этого человека, – мерным, холодным голосом, очевидно рассчитанным для того, чтобы испугать Пьера, сказал он. Холод, пробежавший прежде по спине Пьера, охватил его голову, как тисками.
– Mon general, vous ne pouvez pas me connaitre, je ne vous ai jamais vu… [Вы не могли меня знать, генерал, я никогда не видал вас.]
– C'est un espion russe, [Это русский шпион,] – перебил его Даву, обращаясь к другому генералу, бывшему в комнате и которого не заметил Пьер. И Даву отвернулся. С неожиданным раскатом в голосе Пьер вдруг быстро заговорил.
– Non, Monseigneur, – сказал он, неожиданно вспомнив, что Даву был герцог. – Non, Monseigneur, vous n'avez pas pu me connaitre. Je suis un officier militionnaire et je n'ai pas quitte Moscou. [Нет, ваше высочество… Нет, ваше высочество, вы не могли меня знать. Я офицер милиции, и я не выезжал из Москвы.]
– Votre nom? [Ваше имя?] – повторил Даву.
– Besouhof. [Безухов.]
– Qu'est ce qui me prouvera que vous ne mentez pas? [Кто мне докажет, что вы не лжете?]
– Monseigneur! [Ваше высочество!] – вскрикнул Пьер не обиженным, но умоляющим голосом.
Даву поднял глаза и пристально посмотрел на Пьера. Несколько секунд они смотрели друг на друга, и этот взгляд спас Пьера. В этом взгляде, помимо всех условий войны и суда, между этими двумя людьми установились человеческие отношения. Оба они в эту одну минуту смутно перечувствовали бесчисленное количество вещей и поняли, что они оба дети человечества, что они братья.
В первом взгляде для Даву, приподнявшего только голову от своего списка, где людские дела и жизнь назывались нумерами, Пьер был только обстоятельство; и, не взяв на совесть дурного поступка, Даву застрелил бы его; но теперь уже он видел в нем человека. Он задумался на мгновение.