Ашот IV Храбрый
Ашот IV Храбрый Աշոտ Դ Քաջ | |||
| |||
---|---|---|---|
1021/22 — 1040 | |||
Предшественник: | Гагик I | ||
Преемник: | Гагик II | ||
Вероисповедание: | Христианство (Армянская Апостольская Церковь) | ||
Смерть: | 1040 | ||
Род: | Багратиды | ||
Отец: | Гагик I | ||
Мать: | Катраниде II (из рода Сюни) | ||
Дети: | Гагик II |
Ашот IV Храбрый (арм. Աշոտ Դ Քաջ, ум. в 1040) — царь Армении в 1021—1040 гг. Сын Гагика I (989—1020). После смерти отца законным наследником престола стал его брат — Ованес-Смбат. В стремлении завладеть троном в 1020 году начал восстание против брата. Получив вспомогательные войска от царя Васпуракана Сенекерима осадил столицу Армении — Ани.
Проиграв войну Ованес-Смбат был вынужден пойти на уступки и в 1022 году был подписан мирный договор по которому Смбат должен был править в Ани и близлежащих гаварах (областях) а Ашот в приграничных с Персией и Грузией территориях. Даже после подписания мира между братьями продолжилось соперничество. Ашот IV также поддерживался и получал помощь от византийского императора Василия II (армянина по происхождению[1][2]).
Источник
Армянская Советская Энциклопедия
Напишите отзыв о статье "Ашот IV Храбрый"
Примечания
Это заготовка статьи о биографии персоналии из Армении. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
Это заготовка статьи о монархе, династии или её представителе. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
|
Отрывок, характеризующий Ашот IV Храбрый
– Это все г'авно, тут Рассуждать нечего. Я на свою душу взять не хочу. Ты говог'ишь – помг'ут. Ну, хог'ошо. Только бы не от меня.Долохов засмеялся.
– Кто же им не велел меня двадцать раз поймать? А ведь поймают – меня и тебя, с твоим рыцарством, все равно на осинку. – Он помолчал. – Однако надо дело делать. Послать моего казака с вьюком! У меня два французских мундира. Что ж, едем со мной? – спросил он у Пети.
– Я? Да, да, непременно, – покраснев почти до слез, вскрикнул Петя, взглядывая на Денисова.
Опять в то время, как Долохов заспорил с Денисовым о том, что надо делать с пленными, Петя почувствовал неловкость и торопливость; но опять не успел понять хорошенько того, о чем они говорили. «Ежели так думают большие, известные, стало быть, так надо, стало быть, это хорошо, – думал он. – А главное, надо, чтобы Денисов не смел думать, что я послушаюсь его, что он может мной командовать. Непременно поеду с Долоховым во французский лагерь. Он может, и я могу».
На все убеждения Денисова не ездить Петя отвечал, что он тоже привык все делать аккуратно, а не наобум Лазаря, и что он об опасности себе никогда не думает.
– Потому что, – согласитесь сами, – если не знать верно, сколько там, от этого зависит жизнь, может быть, сотен, а тут мы одни, и потом мне очень этого хочется, и непременно, непременно поеду, вы уж меня не удержите, – говорил он, – только хуже будет…
Одевшись в французские шинели и кивера, Петя с Долоховым поехали на ту просеку, с которой Денисов смотрел на лагерь, и, выехав из леса в совершенной темноте, спустились в лощину. Съехав вниз, Долохов велел сопровождавшим его казакам дожидаться тут и поехал крупной рысью по дороге к мосту. Петя, замирая от волнения, ехал с ним рядом.
– Если попадемся, я живым не отдамся, у меня пистолет, – прошептал Петя.
– Не говори по русски, – быстрым шепотом сказал Долохов, и в ту же минуту в темноте послышался оклик: «Qui vive?» [Кто идет?] и звон ружья.