Арташесиды

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Арташесиды
арм. Արտաշեսյաններ

Флаг династии
Страна: Великая Армения
Титулы:
Основатель: Арташес I
Последний правитель: Эрато
Нынешний глава: нет
Год основания: 190 до н. э.
Прекращение рода: 12 н. э.

Арташесиды также Арташесяны (арм. Արտաշեսյաններ) — царская династия в Великой Армении, основанная Арташесом I и правившая с 190 года до н. э. по 12/14 год н. э.. Младшая ветвь династии, основанная внуком Арташеса I, Аршаком, правила соседней Иберией с 90 по 30 годы до н. э.

Столицы — Ервандашат, Арташат (с 176 до н. э.), Тигранакерт (77—69 до н. э).

Носили титулы «царь» (тагавор) и «царь царей» (начиная с Тиграна II).





Происхождение династии

Основатель династии Арташес I был сатрапом селевкидского царя Антиоха III Великого. После поражения Антиоха III римлянам в битве при Магнезии в 190 году до н.э. Арташес I, с согласия Рима, провозгласил себя царем Великой Армении[1].

Отцом Арташеса был Зариадр, возможно, потомок софенских царей[2].

Династия Арташесидов нередко идентифицируется как ответвление предыдущей царской династии Армении — Ервандидов[3][4][5], однако, согласно некоторым исследователям, связь Арташеса I с прежней династией не ясна или не до конца доказана[6][7][цитата не приведена 3443 дня].

Известно что сам Арташес I претендовал на родство с этой династией[2][6][8]. В своих надписях на арамейском языке Арташес называет себя MLK RWNDKN (или ʾRWND[KN]) то есть «Ервандидский царь». Хотя Арташес и свергнул царя Ерванда IV, он обосновывал легитимность своей власти предполагаемой принадлежностью к свергнутой династии. Подобная его позиция согласуется сразу с обоими, армянскими и иранскими, представлениями о том, что определенный статус может быть только унаследован по крови но никак не приобретён[9]. По мнению Нины Гарсоян, эти надписи являются наиболее яркими свидетельствами для объединения Арташесидов с их предшественниками Ервандидами, а также документальным подтверждением того, что сам Арташес заявлял о своей принадлежности к последним[10]. По мнению Кирилла Туманова приписывание себя в своих надписях к Ервандидам несомненно исходило из желания Арташеса I узаконить своё положение на троне, тем не менее оно может быть оправдано возможным происхождением от женской линии свергнутой династии[11].

Как отмечает Кирилл Туманов, Арташес I был судя по всему местным дворянином, греческая форма написания его имени (Artaxias) происходит от исконно армянской формы этого имени — Artašēs, в то время как иранская форма Artaxšaθra передаётся на греческом как Artaxerxes (Артаксеркс). Кроме того одним из распространённых династических имён у Арташесидов было Тигран, это имя использовалось также у более древней прото-армянской царской династии VI века до н. э., упоминаемой у Ксенофонта и в армянской исторической традиции. По мнению Туманова независимо от того произошли ли Арташесиды от прото-армянской династии «Тигранидов» или нет, но некоторые генеалогические связи, реальные или притворные, между ними безусловно были. Историк арменовед Николай Адонц считает несомненным происхождение Арташесидов от «Тигранидов»[12].

По мнению Дж. Рассела по религиозным убеждениям Арташесиды являлись последователями зороастризма[13].

Список монархов на престоле Армении

190 до н. э. — 12/14 н. э.

  1. Арташес I (селевкидский стратег с 200, царь 190 — 159 до н. э.)[1][14].
  2. Артавазд I[15] (159 — 115 до н. э.), сын Арташеса I.
  3. Тигран I[15] (115 — 95 до н. э.), сын Арташеса I.
  4. Тигран II Великий (95 — 55 до н. э.)[15], сын Тиграна I.
  5. Артавазд II[16] (55 — 34[15], убит в 30 до н. э.), сын Тиграна II.
  6. Александр[15] (34 — 33/2 до н. э.), сын Марка Антония.
  7. Арташес II[16] (30 — 20 до н. э.)[15], сын Артавазда II.
  8. Тигран III (20 — 8/6 до н. э.)[15], брат Арташеса II.
  9. Тигран IV (8 — 5 до н. э.)[15], сын Тиграна III.
  10. Артавазд III[16] (5 — 2 до н. э.)[15], сын Арташеса II.
  11. Тигран IV с сестрой Эрато (2 до н. э. — 1 н. э.)[15].
  12. Ариобарзан (2 — 4 н. э.)[15], сын Артабаза, царя Атропатены.
  13. Артавазд IV (4 — 6 н. э.)[15] сын Ариобарзана.
  14. Тигран V и Эрато (6 — 12[17]/14 н. э.)[15].

12 — 55 гг. н. э.

15. Вонон I[16] (12[17] — 15)[18], царь Парфии сын Орода III.
16. Ород (15 — 18)[18], сын Артабанa III, царя Парфии.
17. Арташес III (Зенон) (18 — 34)[18], сын Полемона I, царя Понта.
18. Аршак I (34 — 35)[18], брат Орода.
19. Митридат[16] (35 — 37 и вторично 42 — 51)[18], брат Фарсмана I, царя Иберии.
37 − 42 парфянская оккупация.
20. Радамист[16] (51 — 53 и вторично 54 — 55), племянник Митридата.

Список монархов на престоле Иберии

  1. Аршак I (Арташес; 90 — 78 до н. э.), внук Арташеса I и, скорее всего, сын Артавазда I, царей Великой Армении[19]
  2. Артак (78 — 63 до н. э.), сын Аршака I[11]
  3. Фарнаваз II (63 — 30), сын Артака[11]
30 до н. э. — 1 н. э. свержение
4. Фарсман I (1 — 58), внук Фарнаваза II (по материнской линии)[11]

Источник

  • [www.genealogia.ru/ru/lib/catalog/rulers/2.htm Хронологическо-генеалогические таблицы по всемирной истории в 4 тт. Автор-составитель В. В. Эрлихман. Том 1. Древний Восток и античность. Византия и Закавказье. Россия, СССР, СНГ. Восточная Европа. Москва — 2002.](недоступная ссылка с 03-04-2011 (4773 дня) — история)

См. также

Напишите отзыв о статье "Арташесиды"

Примечания

  1. 1 2 Энциклопедия Британника, статья: [www.britannica.com/EBchecked/topic/36764/Artaxias Artaxias]:
  2. 1 2 История Востока. Том I «Восток в древности», раздел «[gumilevica.kulichki.net/HE1/he129.htm#he129para2 АРМЕНИЯ, АТРОПАТЕНА, ИВЕРИЯ И АЛБАНИЯ во II-I вв. до х.э.]»
  3. Walter Eder, Johannes Renger, Wouter F M Henkelman, Robert Chenault. Brill's New Pauly: Chronologies of the Ancient World : Names, Dates and Dynasties. — Brill, 2007 — p.95 — ISBN 978-90-04-15320-2
  4. Richard G. Hovannisian. [books.google.com/books?id=G0lA5uTJ0XEC The Armenian People from Ancient to Modern Times]. — Palgrave Macmillan, 1997. — Vol. I. The Dynastic Periods: From Antiquity to the Fourteenth Century. — P. 48. — 386 p. — ISBN 0-312-10169-4, ISBN 978-0-312-10169-5.
  5. [www.iranica.com/articles/tigran-ii Encyclopaedia Iranica. Tigran II.]:
  6. 1 2 [slovari.yandex.ru/~книги/Монархи.%20Древний%20Восток/Армении%20цари/ Рыжов К. В. Все монархи мира: Древний Восток: Справочник. — М.: Вече, 2006. — 576 с.](недоступная ссылка с 14-06-2016 (2874 дня))
  7. A.E. Redgate, [nauka.bg/forum/index.php?app=core&module=attach&section=attach&attach_id=30263 The Armenians] Oxford: Blackwell Publishers, 1999
  8. Тер-Нерсесян С. М. Армения. Быт, религия, культура. — М.: Центрполиграф, 2008. — С. 23-24. — 188 с.
  9. Энциклопедия Ираника. Статья: [www.iranicaonline.org/articles/artaxias-i-arm Artaxias I]:
  10. Richard G. Hovannisian. [books.google.com/books?id=G0lA5uTJ0XEC The Armenian People from Ancient to Modern Times]. — Palgrave Macmillan, 1997. — Vol. I. The Dynastic Periods: From Antiquity to the Fourteenth Century. — P. 48. — 386 p. — ISBN 0-312-10169-4, ISBN 978-0-312-10169-5.
  11. 1 2 3 4 Cyril Toumanoff «Studies in Christian Caucasian History», стр. 291 (Georgetown, 1963):
  12. Cyril Toumanoff «Studies in Christian Caucasian History», стр. 285 (Georgetown, 1963):
  13. James R.Russell. Zoroastrianism in Armenia. — Harvard University, 1987. — P. 85.
  14. The Cambridge History of Iran Volume 3. Chapter 12: Iran, Armenia and Georgia. Страницы 512—513.
  15. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 Richard G. Hovannisian. «The Armenian People From Ancient to Modern Times», Volume I. Страница 62.
  16. 1 2 3 4 5 6 Умер насильственной смертью.
  17. 1 2 Энциклопедия Ираника, статья: «ARMENIA AND IRAN», часть II [www.iranicaonline.org/articles/armenia-ii The pre-Islamic period]:
  18. 1 2 3 4 5 Robert Bedrosian. [rbedrosian.com/abi.htm Rulers of Armenia and of Western and Eastern Empires]
  19. Cyril Toumanoff «Chronology of the Early Kings of Iberia» стр. 11—12

Отрывок, характеризующий Арташесиды

Вокруг него в темноте стояли люди: верно, что то их очень занимало в нем. Ему рассказывали что то, расспрашивали о чем то, потом повели куда то, и он, наконец, очутился в углу балагана рядом с какими то людьми, переговаривавшимися с разных сторон, смеявшимися.
– И вот, братцы мои… тот самый принц, который (с особенным ударением на слове который)… – говорил чей то голос в противуположном углу балагана.
Молча и неподвижно сидя у стены на соломе, Пьер то открывал, то закрывал глаза. Но только что он закрывал глаза, он видел пред собой то же страшное, в особенности страшное своей простотой, лицо фабричного и еще более страшные своим беспокойством лица невольных убийц. И он опять открывал глаза и бессмысленно смотрел в темноте вокруг себя.
Рядом с ним сидел, согнувшись, какой то маленький человек, присутствие которого Пьер заметил сначала по крепкому запаху пота, который отделялся от него при всяком его движении. Человек этот что то делал в темноте с своими ногами, и, несмотря на то, что Пьер не видал его лица, он чувствовал, что человек этот беспрестанно взглядывал на него. Присмотревшись в темноте, Пьер понял, что человек этот разувался. И то, каким образом он это делал, заинтересовало Пьера.
Размотав бечевки, которыми была завязана одна нога, он аккуратно свернул бечевки и тотчас принялся за другую ногу, взглядывая на Пьера. Пока одна рука вешала бечевку, другая уже принималась разматывать другую ногу. Таким образом аккуратно, круглыми, спорыми, без замедления следовавшими одно за другим движеньями, разувшись, человек развесил свою обувь на колышки, вбитые у него над головами, достал ножик, обрезал что то, сложил ножик, положил под изголовье и, получше усевшись, обнял свои поднятые колени обеими руками и прямо уставился на Пьера. Пьеру чувствовалось что то приятное, успокоительное и круглое в этих спорых движениях, в этом благоустроенном в углу его хозяйстве, в запахе даже этого человека, и он, не спуская глаз, смотрел на него.
– А много вы нужды увидали, барин? А? – сказал вдруг маленький человек. И такое выражение ласки и простоты было в певучем голосе человека, что Пьер хотел отвечать, но у него задрожала челюсть, и он почувствовал слезы. Маленький человек в ту же секунду, не давая Пьеру времени выказать свое смущение, заговорил тем же приятным голосом.
– Э, соколик, не тужи, – сказал он с той нежно певучей лаской, с которой говорят старые русские бабы. – Не тужи, дружок: час терпеть, а век жить! Вот так то, милый мой. А живем тут, слава богу, обиды нет. Тоже люди и худые и добрые есть, – сказал он и, еще говоря, гибким движением перегнулся на колени, встал и, прокашливаясь, пошел куда то.
– Ишь, шельма, пришла! – услыхал Пьер в конце балагана тот же ласковый голос. – Пришла шельма, помнит! Ну, ну, буде. – И солдат, отталкивая от себя собачонку, прыгавшую к нему, вернулся к своему месту и сел. В руках у него было что то завернуто в тряпке.
– Вот, покушайте, барин, – сказал он, опять возвращаясь к прежнему почтительному тону и развертывая и подавая Пьеру несколько печеных картошек. – В обеде похлебка была. А картошки важнеющие!
Пьер не ел целый день, и запах картофеля показался ему необыкновенно приятным. Он поблагодарил солдата и стал есть.
– Что ж, так то? – улыбаясь, сказал солдат и взял одну из картошек. – А ты вот как. – Он достал опять складной ножик, разрезал на своей ладони картошку на равные две половины, посыпал соли из тряпки и поднес Пьеру.
– Картошки важнеющие, – повторил он. – Ты покушай вот так то.
Пьеру казалось, что он никогда не ел кушанья вкуснее этого.
– Нет, мне все ничего, – сказал Пьер, – но за что они расстреляли этих несчастных!.. Последний лет двадцати.
– Тц, тц… – сказал маленький человек. – Греха то, греха то… – быстро прибавил он, и, как будто слова его всегда были готовы во рту его и нечаянно вылетали из него, он продолжал: – Что ж это, барин, вы так в Москве то остались?
– Я не думал, что они так скоро придут. Я нечаянно остался, – сказал Пьер.
– Да как же они взяли тебя, соколик, из дома твоего?
– Нет, я пошел на пожар, и тут они схватили меня, судили за поджигателя.
– Где суд, там и неправда, – вставил маленький человек.
– А ты давно здесь? – спросил Пьер, дожевывая последнюю картошку.
– Я то? В то воскресенье меня взяли из гошпиталя в Москве.
– Ты кто же, солдат?
– Солдаты Апшеронского полка. От лихорадки умирал. Нам и не сказали ничего. Наших человек двадцать лежало. И не думали, не гадали.
– Что ж, тебе скучно здесь? – спросил Пьер.
– Как не скучно, соколик. Меня Платоном звать; Каратаевы прозвище, – прибавил он, видимо, с тем, чтобы облегчить Пьеру обращение к нему. – Соколиком на службе прозвали. Как не скучать, соколик! Москва, она городам мать. Как не скучать на это смотреть. Да червь капусту гложе, а сам прежде того пропадае: так то старички говаривали, – прибавил он быстро.
– Как, как это ты сказал? – спросил Пьер.
– Я то? – спросил Каратаев. – Я говорю: не нашим умом, а божьим судом, – сказал он, думая, что повторяет сказанное. И тотчас же продолжал: – Как же у вас, барин, и вотчины есть? И дом есть? Стало быть, полная чаша! И хозяйка есть? А старики родители живы? – спрашивал он, и хотя Пьер не видел в темноте, но чувствовал, что у солдата морщились губы сдержанною улыбкой ласки в то время, как он спрашивал это. Он, видимо, был огорчен тем, что у Пьера не было родителей, в особенности матери.
– Жена для совета, теща для привета, а нет милей родной матушки! – сказал он. – Ну, а детки есть? – продолжал он спрашивать. Отрицательный ответ Пьера опять, видимо, огорчил его, и он поспешил прибавить: – Что ж, люди молодые, еще даст бог, будут. Только бы в совете жить…
– Да теперь все равно, – невольно сказал Пьер.
– Эх, милый человек ты, – возразил Платон. – От сумы да от тюрьмы никогда не отказывайся. – Он уселся получше, прокашлялся, видимо приготовляясь к длинному рассказу. – Так то, друг мой любезный, жил я еще дома, – начал он. – Вотчина у нас богатая, земли много, хорошо живут мужики, и наш дом, слава тебе богу. Сам сем батюшка косить выходил. Жили хорошо. Христьяне настоящие были. Случилось… – И Платон Каратаев рассказал длинную историю о том, как он поехал в чужую рощу за лесом и попался сторожу, как его секли, судили и отдали ь солдаты. – Что ж соколик, – говорил он изменяющимся от улыбки голосом, – думали горе, ан радость! Брату бы идти, кабы не мой грех. А у брата меньшого сам пят ребят, – а у меня, гляди, одна солдатка осталась. Была девочка, да еще до солдатства бог прибрал. Пришел я на побывку, скажу я тебе. Гляжу – лучше прежнего живут. Животов полон двор, бабы дома, два брата на заработках. Один Михайло, меньшой, дома. Батюшка и говорит: «Мне, говорит, все детки равны: какой палец ни укуси, все больно. А кабы не Платона тогда забрили, Михайле бы идти». Позвал нас всех – веришь – поставил перед образа. Михайло, говорит, поди сюда, кланяйся ему в ноги, и ты, баба, кланяйся, и внучата кланяйтесь. Поняли? говорит. Так то, друг мой любезный. Рок головы ищет. А мы всё судим: то не хорошо, то не ладно. Наше счастье, дружок, как вода в бредне: тянешь – надулось, а вытащишь – ничего нету. Так то. – И Платон пересел на своей соломе.
Помолчав несколько времени, Платон встал.
– Что ж, я чай, спать хочешь? – сказал он и быстро начал креститься, приговаривая:
– Господи, Иисус Христос, Никола угодник, Фрола и Лавра, господи Иисус Христос, Никола угодник! Фрола и Лавра, господи Иисус Христос – помилуй и спаси нас! – заключил он, поклонился в землю, встал и, вздохнув, сел на свою солому. – Вот так то. Положи, боже, камушком, подними калачиком, – проговорил он и лег, натягивая на себя шинель.
– Какую это ты молитву читал? – спросил Пьер.
– Ась? – проговорил Платон (он уже было заснул). – Читал что? Богу молился. А ты рази не молишься?
– Нет, и я молюсь, – сказал Пьер. – Но что ты говорил: Фрола и Лавра?
– А как же, – быстро отвечал Платон, – лошадиный праздник. И скота жалеть надо, – сказал Каратаев. – Вишь, шельма, свернулась. Угрелась, сукина дочь, – сказал он, ощупав собаку у своих ног, и, повернувшись опять, тотчас же заснул.
Наружи слышались где то вдалеке плач и крики, и сквозь щели балагана виднелся огонь; но в балагане было тихо и темно. Пьер долго не спал и с открытыми глазами лежал в темноте на своем месте, прислушиваясь к мерному храпенью Платона, лежавшего подле него, и чувствовал, что прежде разрушенный мир теперь с новой красотой, на каких то новых и незыблемых основах, воздвигался в его душе.


В балагане, в который поступил Пьер и в котором он пробыл четыре недели, было двадцать три человека пленных солдат, три офицера и два чиновника.
Все они потом как в тумане представлялись Пьеру, но Платон Каратаев остался навсегда в душе Пьера самым сильным и дорогим воспоминанием и олицетворением всего русского, доброго и круглого. Когда на другой день, на рассвете, Пьер увидал своего соседа, первое впечатление чего то круглого подтвердилось вполне: вся фигура Платона в его подпоясанной веревкою французской шинели, в фуражке и лаптях, была круглая, голова была совершенно круглая, спина, грудь, плечи, даже руки, которые он носил, как бы всегда собираясь обнять что то, были круглые; приятная улыбка и большие карие нежные глаза были круглые.
Платону Каратаеву должно было быть за пятьдесят лет, судя по его рассказам о походах, в которых он участвовал давнишним солдатом. Он сам не знал и никак не мог определить, сколько ему было лет; но зубы его, ярко белые и крепкие, которые все выкатывались своими двумя полукругами, когда он смеялся (что он часто делал), были все хороши и целы; ни одного седого волоса не было в его бороде и волосах, и все тело его имело вид гибкости и в особенности твердости и сносливости.
Лицо его, несмотря на мелкие круглые морщинки, имело выражение невинности и юности; голос у него был приятный и певучий. Но главная особенность его речи состояла в непосредственности и спорости. Он, видимо, никогда не думал о том, что он сказал и что он скажет; и от этого в быстроте и верности его интонаций была особенная неотразимая убедительность.
Физические силы его и поворотливость были таковы первое время плена, что, казалось, он не понимал, что такое усталость и болезнь. Каждый день утром а вечером он, ложась, говорил: «Положи, господи, камушком, подними калачиком»; поутру, вставая, всегда одинаково пожимая плечами, говорил: «Лег – свернулся, встал – встряхнулся». И действительно, стоило ему лечь, чтобы тотчас же заснуть камнем, и стоило встряхнуться, чтобы тотчас же, без секунды промедления, взяться за какое нибудь дело, как дети, вставши, берутся за игрушки. Он все умел делать, не очень хорошо, но и не дурно. Он пек, парил, шил, строгал, тачал сапоги. Он всегда был занят и только по ночам позволял себе разговоры, которые он любил, и песни. Он пел песни, не так, как поют песенники, знающие, что их слушают, но пел, как поют птицы, очевидно, потому, что звуки эти ему было так же необходимо издавать, как необходимо бывает потянуться или расходиться; и звуки эти всегда бывали тонкие, нежные, почти женские, заунывные, и лицо его при этом бывало очень серьезно.