Беркун, Юрий Григорьевич
Поделись знанием:
Впереди его шел берейтор Кутузова, ведя лошадей в попонах. За берейтором ехала повозка, и за повозкой шел старик дворовый, в картузе, полушубке и с кривыми ногами.
– Тит, а Тит! – сказал берейтор.
– Чего? – рассеянно отвечал старик.
– Тит! Ступай молотить.
– Э, дурак, тьфу! – сердито плюнув, сказал старик. Прошло несколько времени молчаливого движения, и повторилась опять та же шутка.
В пятом часу вечера сражение было проиграно на всех пунктах. Более ста орудий находилось уже во власти французов.
Пржебышевский с своим корпусом положил оружие. Другие колонны, растеряв около половины людей, отступали расстроенными, перемешанными толпами.
Остатки войск Ланжерона и Дохтурова, смешавшись, теснились около прудов на плотинах и берегах у деревни Аугеста.
В 6 м часу только у плотины Аугеста еще слышалась жаркая канонада одних французов, выстроивших многочисленные батареи на спуске Праценских высот и бивших по нашим отступающим войскам.
В арьергарде Дохтуров и другие, собирая батальоны, отстреливались от французской кавалерии, преследовавшей наших. Начинало смеркаться. На узкой плотине Аугеста, на которой столько лет мирно сиживал в колпаке старичок мельник с удочками, в то время как внук его, засучив рукава рубашки, перебирал в лейке серебряную трепещущую рыбу; на этой плотине, по которой столько лет мирно проезжали на своих парных возах, нагруженных пшеницей, в мохнатых шапках и синих куртках моравы и, запыленные мукой, с белыми возами уезжали по той же плотине, – на этой узкой плотине теперь между фурами и пушками, под лошадьми и между колес толпились обезображенные страхом смерти люди, давя друг друга, умирая, шагая через умирающих и убивая друг друга для того только, чтобы, пройдя несколько шагов, быть точно. так же убитыми.
Каждые десять секунд, нагнетая воздух, шлепало ядро или разрывалась граната в средине этой густой толпы, убивая и обрызгивая кровью тех, которые стояли близко. Долохов, раненый в руку, пешком с десятком солдат своей роты (он был уже офицер) и его полковой командир, верхом, представляли из себя остатки всего полка. Влекомые толпой, они втеснились во вход к плотине и, сжатые со всех сторон, остановились, потому что впереди упала лошадь под пушкой, и толпа вытаскивала ее. Одно ядро убило кого то сзади их, другое ударилось впереди и забрызгало кровью Долохова. Толпа отчаянно надвинулась, сжалась, тронулась несколько шагов и опять остановилась.
Пройти эти сто шагов, и, наверное, спасен; простоять еще две минуты, и погиб, наверное, думал каждый. Долохов, стоявший в середине толпы, рванулся к краю плотины, сбив с ног двух солдат, и сбежал на скользкий лед, покрывший пруд.
– Сворачивай, – закричал он, подпрыгивая по льду, который трещал под ним, – сворачивай! – кричал он на орудие. – Держит!…
Лед держал его, но гнулся и трещал, и очевидно было, что не только под орудием или толпой народа, но под ним одним он сейчас рухнется. На него смотрели и жались к берегу, не решаясь еще ступить на лед. Командир полка, стоявший верхом у въезда, поднял руку и раскрыл рот, обращаясь к Долохову. Вдруг одно из ядер так низко засвистело над толпой, что все нагнулись. Что то шлепнулось в мокрое, и генерал упал с лошадью в лужу крови. Никто не взглянул на генерала, не подумал поднять его.
– Пошел на лед! пошел по льду! Пошел! вороти! аль не слышишь! Пошел! – вдруг после ядра, попавшего в генерала, послышались бесчисленные голоса, сами не зная, что и зачем кричавшие.
Одно из задних орудий, вступавшее на плотину, своротило на лед. Толпы солдат с плотины стали сбегать на замерзший пруд. Под одним из передних солдат треснул лед, и одна нога ушла в воду; он хотел оправиться и провалился по пояс.
Ближайшие солдаты замялись, орудийный ездовой остановил свою лошадь, но сзади всё еще слышались крики: «Пошел на лед, что стал, пошел! пошел!» И крики ужаса послышались в толпе. Солдаты, окружавшие орудие, махали на лошадей и били их, чтобы они сворачивали и подвигались. Лошади тронулись с берега. Лед, державший пеших, рухнулся огромным куском, и человек сорок, бывших на льду, бросились кто вперед, кто назад, потопляя один другого.
Ядра всё так же равномерно свистели и шлепались на лед, в воду и чаще всего в толпу, покрывавшую плотину, пруды и берег.
На Праценской горе, на том самом месте, где он упал с древком знамени в руках, лежал князь Андрей Болконский, истекая кровью, и, сам не зная того, стонал тихим, жалостным и детским стоном.
К вечеру он перестал стонать и совершенно затих. Он не знал, как долго продолжалось его забытье. Вдруг он опять чувствовал себя живым и страдающим от жгучей и разрывающей что то боли в голове.
«Где оно, это высокое небо, которое я не знал до сих пор и увидал нынче?» было первою его мыслью. «И страдания этого я не знал также, – подумал он. – Да, я ничего, ничего не знал до сих пор. Но где я?»
Он стал прислушиваться и услыхал звуки приближающегося топота лошадей и звуки голосов, говоривших по французски. Он раскрыл глаза. Над ним было опять всё то же высокое небо с еще выше поднявшимися плывущими облаками, сквозь которые виднелась синеющая бесконечность. Он не поворачивал головы и не видал тех, которые, судя по звуку копыт и голосов, подъехали к нему и остановились.
Юрий Григорьевич Беркун | |
Имя при рождении: |
Юрий Эпштейн |
---|---|
Профессия: | |
Годы активности: |
1963 — наст. время |
Театр: |
Юрий Григорьевич Беркун (род. 9 ноября 1942) — советский и российский актёр.
Содержание
Биография
Юрий Беркун родился 9 ноября 1942 года.
Окончил Студию Ю. А. Завадского при Театре им. Моссовета (1964). С 1964 года и по сегодняшний день актёр этого театра.
В кино дебютировал в 1963 году, снявшись в главной роли молодого рабочего Алексея в социальной драме режиссёра Сергея Микаэляна «Принимаю бой». Долгое время появлялся на экранах в основном в телевизионных постановках. Начиная с 2000-х годов активно снимается в различных сериалах.
Творчество
Роли в театре
Театр имени Моссовета
- «Цезарь и Клеопатра» Бернарда Шоу — Птоломей
- «На диком бреге» инсценировка романа Бориса Полевого — Игорь
- «Объяснение в ненависти» Исидора Штока — Игорь Багров
- «Лиззи Мак-Кей» по пьесе Жан-Поля Сартра — Том
- «Виндзорские насмешницы» Уильяма Шекспира — Робин
- «Два вечера в мае» Георгия Полонского — Яша Иткин
- «Хромой Орфей» Яна Отченашека — Милан
- «Шторм» Владимира Билля-Белоцерковского — Рабочий Васильев
- «Моё сердце с тобой» Юлия Чепурина — Филипп
- «Глазами клоуна» Генриха Бёлля — Клоун
- «Вешние воды» по повести И. С. Тургенева — Рихтер
- «Петербургские сновидения» по произведениям Ф. М. Достоевского — Заметов
- «Эдит Пиаф» Виктора Легентова — Малыш Луи
- «Лилиом» Ференца Мольнара — Детектив
- «Последняя жертва» А. Н. Островского — Приятель
- «Я всегда улыбаюсь» Якова Сегеля — Шадрин Иван Тимофеевич
- «Вечерний свет» Алексея Арбузова — Дима
- «День приезда — день отъезда» Валентина Черных — Прохоров
- «Двери хлопают» Мишеля Фермо — Жорж
- «Царская охота» Леонида Зорина — Бониперти
- «Смерть Пазухина» М. Е. Салтыкова-Щедрина — Гаврило Прокофьич
- «Похороны в Калифорнии» Рустама Ибрагимбекова — Гробовщик
- «Кошка, которая гуляла сама по себе» Ноны Слепаковой — Тигр
- «Вдовий пароход» И. Грековой — Николай
- «Маленькие трагедии» А. С. Пушкина — Альбер / Лепорелло / Молодой человек
- «Чайка» А. П. Чехова — Медведенко
- «У врат царства» Кнута Гамсуна — Карстен Йервен
- «Любовью не шутят» Альфреда де Мюссе — Мэтр Блазиус
- «Мамаша Кураж и её дети» Бертольта Брехта — Одноглазый
Фильмография
- 1963 — Принимаю бой
- 1964 — Гамлет — третий актёр
- 1964 — Всё для Вас — Вадик Стуколкин
- 1965 — Комендант снежной крепости (фильм-спектакль) — Коля
- 1965 — Двадцать лет спустя — Костя
- 1972 — Шторм — красноармеец
- 1981 — Смерть Пазухина — Гаврила Прокофьевич
- 1983 — Сашка — Жора
- 1984 — Полоса препятствий
- 1989 — Вдовий пароход — Николай
- 1994 — Графиня Шереметева — Павел I
- 1995 — Грибоедовский вальс — Александр Сергеевич Пушкин
- 2001 — Чёрный ворон
- 2002 — Загадка старого кладбища — Струмс
- 2002 — Главные роли
- 2003 — Полосатое лето — Красновский
- 2003 — Козлёнок в молоке — масон
- 2004 — МУР есть МУР
- 2004 — Время жестоких — Миша-аккордеонист
- 2006 — Угон
- 2006 — Аэропорт-2 — Кузнецов
- 2007 — Судебная колонка — профессор криминалистики
- 2007 — Оплачено смертью — Кравцов
- 2007 — День гнева — Шемякин
- 2007 — Агония страха — антиквар
- 2008 — Шаг за шагом — Леонид Сергеевич
- 2008 — Кружева — Ершов
- 2008 — Королева — преподаватель института
- 2008 — Жизнь, которой не было — Сергей Лукьянович
- 2008 — Две сестры — начальник клуба ВВС
- 2008 — Возьми меня с собой — Фёдорыч
- 2009 — Возьми меня с собой 2 — Фёдорыч
- 2010 — Химик
- 2010 — Погоня за тенью — Митрич
- 2010 — Москва. Центральный округ-3
- 2010 — Доктор Тырса — Марков
- 2011 — Царство отца и сына — Старков
- 2011 — Спасти мужа
- 2011 — Мамочки — Потёмкин
- 2011 — Земский доктор. Продолжение — Кирилл Дмитриевич
- 2012 — Инспектор Купер — Кабанов
- 2013 — Легенда № 17 — Белаковский
- 2013 — Королева бандитов — дядя Семён
- 2015 — Метод — отец Грача
Напишите отзыв о статье "Беркун, Юрий Григорьевич"
Ссылки
Отрывок, характеризующий Беркун, Юрий Григорьевич
Он мог бы… не только мог бы, но он должен был подъехать к государю. И это был единственный случай показать государю свою преданность. И он не воспользовался им… «Что я наделал?» подумал он. И он повернул лошадь и поскакал назад к тому месту, где видел императора; но никого уже не было за канавой. Только ехали повозки и экипажи. От одного фурмана Ростов узнал, что Кутузовский штаб находится неподалеку в деревне, куда шли обозы. Ростов поехал за ними.Впереди его шел берейтор Кутузова, ведя лошадей в попонах. За берейтором ехала повозка, и за повозкой шел старик дворовый, в картузе, полушубке и с кривыми ногами.
– Тит, а Тит! – сказал берейтор.
– Чего? – рассеянно отвечал старик.
– Тит! Ступай молотить.
– Э, дурак, тьфу! – сердито плюнув, сказал старик. Прошло несколько времени молчаливого движения, и повторилась опять та же шутка.
В пятом часу вечера сражение было проиграно на всех пунктах. Более ста орудий находилось уже во власти французов.
Пржебышевский с своим корпусом положил оружие. Другие колонны, растеряв около половины людей, отступали расстроенными, перемешанными толпами.
Остатки войск Ланжерона и Дохтурова, смешавшись, теснились около прудов на плотинах и берегах у деревни Аугеста.
В 6 м часу только у плотины Аугеста еще слышалась жаркая канонада одних французов, выстроивших многочисленные батареи на спуске Праценских высот и бивших по нашим отступающим войскам.
В арьергарде Дохтуров и другие, собирая батальоны, отстреливались от французской кавалерии, преследовавшей наших. Начинало смеркаться. На узкой плотине Аугеста, на которой столько лет мирно сиживал в колпаке старичок мельник с удочками, в то время как внук его, засучив рукава рубашки, перебирал в лейке серебряную трепещущую рыбу; на этой плотине, по которой столько лет мирно проезжали на своих парных возах, нагруженных пшеницей, в мохнатых шапках и синих куртках моравы и, запыленные мукой, с белыми возами уезжали по той же плотине, – на этой узкой плотине теперь между фурами и пушками, под лошадьми и между колес толпились обезображенные страхом смерти люди, давя друг друга, умирая, шагая через умирающих и убивая друг друга для того только, чтобы, пройдя несколько шагов, быть точно. так же убитыми.
Каждые десять секунд, нагнетая воздух, шлепало ядро или разрывалась граната в средине этой густой толпы, убивая и обрызгивая кровью тех, которые стояли близко. Долохов, раненый в руку, пешком с десятком солдат своей роты (он был уже офицер) и его полковой командир, верхом, представляли из себя остатки всего полка. Влекомые толпой, они втеснились во вход к плотине и, сжатые со всех сторон, остановились, потому что впереди упала лошадь под пушкой, и толпа вытаскивала ее. Одно ядро убило кого то сзади их, другое ударилось впереди и забрызгало кровью Долохова. Толпа отчаянно надвинулась, сжалась, тронулась несколько шагов и опять остановилась.
Пройти эти сто шагов, и, наверное, спасен; простоять еще две минуты, и погиб, наверное, думал каждый. Долохов, стоявший в середине толпы, рванулся к краю плотины, сбив с ног двух солдат, и сбежал на скользкий лед, покрывший пруд.
– Сворачивай, – закричал он, подпрыгивая по льду, который трещал под ним, – сворачивай! – кричал он на орудие. – Держит!…
Лед держал его, но гнулся и трещал, и очевидно было, что не только под орудием или толпой народа, но под ним одним он сейчас рухнется. На него смотрели и жались к берегу, не решаясь еще ступить на лед. Командир полка, стоявший верхом у въезда, поднял руку и раскрыл рот, обращаясь к Долохову. Вдруг одно из ядер так низко засвистело над толпой, что все нагнулись. Что то шлепнулось в мокрое, и генерал упал с лошадью в лужу крови. Никто не взглянул на генерала, не подумал поднять его.
– Пошел на лед! пошел по льду! Пошел! вороти! аль не слышишь! Пошел! – вдруг после ядра, попавшего в генерала, послышались бесчисленные голоса, сами не зная, что и зачем кричавшие.
Одно из задних орудий, вступавшее на плотину, своротило на лед. Толпы солдат с плотины стали сбегать на замерзший пруд. Под одним из передних солдат треснул лед, и одна нога ушла в воду; он хотел оправиться и провалился по пояс.
Ближайшие солдаты замялись, орудийный ездовой остановил свою лошадь, но сзади всё еще слышались крики: «Пошел на лед, что стал, пошел! пошел!» И крики ужаса послышались в толпе. Солдаты, окружавшие орудие, махали на лошадей и били их, чтобы они сворачивали и подвигались. Лошади тронулись с берега. Лед, державший пеших, рухнулся огромным куском, и человек сорок, бывших на льду, бросились кто вперед, кто назад, потопляя один другого.
Ядра всё так же равномерно свистели и шлепались на лед, в воду и чаще всего в толпу, покрывавшую плотину, пруды и берег.
На Праценской горе, на том самом месте, где он упал с древком знамени в руках, лежал князь Андрей Болконский, истекая кровью, и, сам не зная того, стонал тихим, жалостным и детским стоном.
К вечеру он перестал стонать и совершенно затих. Он не знал, как долго продолжалось его забытье. Вдруг он опять чувствовал себя живым и страдающим от жгучей и разрывающей что то боли в голове.
«Где оно, это высокое небо, которое я не знал до сих пор и увидал нынче?» было первою его мыслью. «И страдания этого я не знал также, – подумал он. – Да, я ничего, ничего не знал до сих пор. Но где я?»
Он стал прислушиваться и услыхал звуки приближающегося топота лошадей и звуки голосов, говоривших по французски. Он раскрыл глаза. Над ним было опять всё то же высокое небо с еще выше поднявшимися плывущими облаками, сквозь которые виднелась синеющая бесконечность. Он не поворачивал головы и не видал тех, которые, судя по звуку копыт и голосов, подъехали к нему и остановились.