Бертран де Борн

Бертран де Борн
Bertran de Born
Бертран де Борн, миниатюра из рукописи XIII века, Национальная библиотека Франции
Дата рождения:	ок. 1140
Место рождения:	Борн-де-Салиньяк, Лимузен
Дата смерти:	ок. 1215
Место смерти:	аббатство Далон, Дордонь
Род деятельности:	поэт
Направление:	куртуазная поэзия
Жанр:	канцона, сирвента, плач
Язык произведений:	лимузенский
Файлы на Викискладе

Бертра́н де Борн (окс. Bertran de Bòrn, около 1140 — не позднее 1215) — трубадур, один из крупнейших поэтов средневекового Прованса.

Уроженец Лимузена, де Борн провёл большую часть своей жизни в распрях со своим братом из-за замка Отфор, междоусобных войнах семейства Плантагенетов и всевозможных баронских смутах. Бертран де Борн являлся и в своей жизни и в своём творчестве ярким представителем идеологии феодального рыцарства.

Биография

Бертран де Борн был старшим сыном в семье знатного сеньора из Перигора, на основании чего обладал титулом виконта. После женитьбы своего младшего брата Константина вступил в совместное с ним владение замком Офтор, но решил отобрать замок и изгнал из него брата силой. Так началась многолетняя междоусобная война братьев. Бертран де Борн был отважным рыцарем и воспевал свои подвиги в военных сирвентах. Последние 20 лет жизни де Борн провёл в монастыре. Согласно комментарию И. Н. Голенищева-Кутузова, Бертран де Борн был упомянут как монах монастыря Далон в 1215 году.

От двух браков имел 4-х сыновей. Его старший сын, тоже Бертран де Борн, был трубадуром.

Поэзия Бертрана де Борна

Поэтическое наследие (48 песен) Бертрана де Борна включает сирвенты, 2 плача и кансоны. Славу трубадуру принесли политические и военные сирвенты, воспевающие войну как единственно достойное настоящего рыцаря дело. Понятие провансальской лирики «куртуазная радость» (joi) означает для Борна не любовное упоение при созерцании Дамы, а любовь к войне, являющаяся истинной радостью и любовью рыцаря. Даже в кансонах, адресованных Даме, де Борн неизменно обращается к вопросам воинской доблести и чести. Его произведения отличаются экспрессией, сарказмом, обладают высокой степенью воздействия на эмоции читателя посредством отдалённых образных, тематических, ритмических ассоциаций. Два плача де Борна на смерть Генриха Плантагенета («Молодого короля») отмечены высочайшим мастерством и считаются одними из лучших в этом жанре. Бертран де Борн был знаком с поэтическими изысканиями своего современника Арнаута Даниэля и с успехом применял методы этого сложного трубадура в своей лирике. Сквозная тема песен де Борна — его взаимоотношения с Ричардом Львиное Сердце (фигурирует у де Борна под прозвищем «Oce-No» «Да-и-нет»), они проходят сложный путь от открытого противостояния (в «Легко сирвенты я слагал…» де Борн призывает баронов объединиться против Ричарда) до военного союза вассала и сюзерена (сирвента «Если б трактир, полный вин и ветчин…»).

Каролина Махаёлиш де Вашконселуш, автор фундаментального труда о средневековом сборнике Песенник Ажуда, сравнивала наиболее раннюю из сохранившихся кантиг на галисийско-португальском языке, песню насмешки и злословия Ora faz host’o senhor de Navarra португальского трубадура Жуана Соареша де Пайва, с сирвентами Бертрана де Борна.

Музыка

Из более чем 40 сохранившихся стихов Бертрана до наших дней дошла нотация только одной песни — Rassa, tan creis e mon' e poja (PC 80.37). Некоторые из сохранившихся стихов (без нот) представляют собой явные контрафактуры (сохранившихся) мелодий других трубадуров. Авторство двух из них принадлежит Гирауту де Борнелю. Предполагается, что три стихотворения Бертрана, в свою очередь, послужили основой для музыкально-поэтического творчества Конона де Бетюна.

Образ Бертрана де Борна в литературе

Данте, родившийся через несколько десятилетий после смерти де Борна, был знаком с жизнеописанием поэта, созданным в XIII веке. Под влиянием этой «биографии» Данте в своей «Божественной комедии», поместил Бертрана де Борна, «ссорившего короля-отца с сыном», в восьмой круг ада среди зачинщиков раздора (Inferno, XXVIII). При этом И. Н. Голенищев-Кутузов обращает внимание на то, что «Данте говорит с большим уважением о щедрости Бертрана де Борна в „Пире“ (IV, 11)».

В новейшее время образом Бертрана де Борна вдохновлялись поэты романтизма, видевшие в нём воплощение боевой мощи поэзии (например, «Бертран-де Борн» Гейне). Писатель Лион Фейхтвангер в своём романе «Испанская баллада» сделал Бертрана де Борна одним из ярких персонажей. Творчество провансальского трубадура получили высокую оценку А. А. Блока, Эзры Паунда, Т. С. Элиота. Александр Блок читал де Борна в подлиннике и вставил в свою пьесу «Роза и Крест» точный, но неполный перевод одной из его песен.

Эзра Паунд сделал героями своего стихотворения «Близ Перигора» Ричарда Львиное Сердце и Арнаута Даниэля, беседующих о Бертране де Борне:

И это все. Пока не скажет Данте:

«Я видел, вижу словно и сейчас,

Как тело безголовое шагало

В толпе, кружащей неиссчетный раз,

И срезанную голову держало

За космы, как фонарь, и голова

Взирала к нам и скорбно восклицала:

„…

Я связь родства расторг пред целым светом,

За это мозг мой отсечен навек

От корня своего в обрубке этом:

И я, как все, возмездья не избег“».

Издания сочинений

• Poésies complètes, éd. A. Thomas, Toulouse, 1888
• Bertran von Born, Hrsg. von A. Stimming, Halle, 1913
• Die Lieder, Hrsg. C. Appel, Halle, 1932
• Бертран де Борн // Песни трубадуров / Сост., перевод со старопровансальского, комментарии А. Г. Наймана. — М.: Главная редакция восточной литературы издательства Наука, 1979. — С. 76—101. — 260 с.

Литература

• Борн, Бертран // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• [bigenc.ru/literature/text/1861667 Бертран де Борн] / Н. Т. Пахсарьян // «Банкетная кампания» 1904 — Большой Иргиз. — М. : Большая Российская энциклопедия, 2005. — С. 409. — (Большая российская энциклопедия : [в 35 т.] / гл. ред. Ю. С. Осипов ; 2004—, т. 3). — ISBN 5-85270-331-1.</span>
• Данте Алигьери. [www.dante.velchel.ru/index.php?cnt=13&sub=2&part=8 О народном красноречии] = De vulgari eloquentia // Собрание сочинений : в 5 т. / Пер. с лат. А. Г. Габричевского и др.; отв. редактор Н. А. Жижина; комментарии И. Н. Голенищева-Кутузова. — СПб. : Изд. центр «Терра» : Азбука, 1996. — Т. 5. — 653 с. — ISBN 5-300-00049-3.</span>
• Голенищев-Кутузов И. Н. [feb-web.ru/feb/kle/kle-abc/ke1/ke1-5732.htm Бертран де Борн] // Краткая литературная энциклопедия. — М.: Советская энциклопедия, 1962—1978.
• Песни трубадуров / Сост., перевод со старопровансальского, комментарии А. Г. Наймана. — М.: Главная редакция восточной литературы издательства Наука, 1979. — 260 с.

Ссылки

• [www.monsalvat.globalfolio.net/frmanifest/dictionary/namee/born.htm Биография Бертрана де Борна]
• [www.monsalvat.globalfolio.net/frmanifest/statiibookmanifest/poezia/01poezia.htm Некоторые стихотворения Бертрана де Борна]

Статья основана на материалах Литературной энциклопедии 1929—1939.

Отрывок, характеризующий Бертран де Борн

– Так я буду надеяться, ваше сиятельство.
– Я прикажу.
«Завтра, очень может быть, пошлют с каким нибудь приказанием к государю, – подумал он. – Слава Богу».

Крики и огни в неприятельской армии происходили оттого, что в то время, как по войскам читали приказ Наполеона, сам император верхом объезжал свои бивуаки. Солдаты, увидав императора, зажигали пуки соломы и с криками: vive l'empereur! бежали за ним. Приказ Наполеона был следующий:
«Солдаты! Русская армия выходит против вас, чтобы отмстить за австрийскую, ульмскую армию. Это те же баталионы, которые вы разбили при Голлабрунне и которые вы с тех пор преследовали постоянно до этого места. Позиции, которые мы занимаем, – могущественны, и пока они будут итти, чтоб обойти меня справа, они выставят мне фланг! Солдаты! Я сам буду руководить вашими баталионами. Я буду держаться далеко от огня, если вы, с вашей обычной храбростью, внесете в ряды неприятельские беспорядок и смятение; но если победа будет хоть одну минуту сомнительна, вы увидите вашего императора, подвергающегося первым ударам неприятеля, потому что не может быть колебания в победе, особенно в тот день, в который идет речь о чести французской пехоты, которая так необходима для чести своей нации.
Под предлогом увода раненых не расстроивать ряда! Каждый да будет вполне проникнут мыслию, что надо победить этих наемников Англии, воодушевленных такою ненавистью против нашей нации. Эта победа окончит наш поход, и мы можем возвратиться на зимние квартиры, где застанут нас новые французские войска, которые формируются во Франции; и тогда мир, который я заключу, будет достоин моего народа, вас и меня.
Наполеон».


В 5 часов утра еще было совсем темно. Войска центра, резервов и правый фланг Багратиона стояли еще неподвижно; но на левом фланге колонны пехоты, кавалерии и артиллерии, долженствовавшие первые спуститься с высот, для того чтобы атаковать французский правый фланг и отбросить его, по диспозиции, в Богемские горы, уже зашевелились и начали подниматься с своих ночлегов. Дым от костров, в которые бросали всё лишнее, ел глаза. Было холодно и темно. Офицеры торопливо пили чай и завтракали, солдаты пережевывали сухари, отбивали ногами дробь, согреваясь, и стекались против огней, бросая в дрова остатки балаганов, стулья, столы, колеса, кадушки, всё лишнее, что нельзя было увезти с собою. Австрийские колонновожатые сновали между русскими войсками и служили предвестниками выступления. Как только показывался австрийский офицер около стоянки полкового командира, полк начинал шевелиться: солдаты сбегались от костров, прятали в голенища трубочки, мешочки в повозки, разбирали ружья и строились. Офицеры застегивались, надевали шпаги и ранцы и, покрикивая, обходили ряды; обозные и денщики запрягали, укладывали и увязывали повозки. Адъютанты, батальонные и полковые командиры садились верхами, крестились, отдавали последние приказания, наставления и поручения остающимся обозным, и звучал однообразный топот тысячей ног. Колонны двигались, не зная куда и не видя от окружавших людей, от дыма и от усиливающегося тумана ни той местности, из которой они выходили, ни той, в которую они вступали.
Солдат в движении так же окружен, ограничен и влеком своим полком, как моряк кораблем, на котором он находится. Как бы далеко он ни прошел, в какие бы странные, неведомые и опасные широты ни вступил он, вокруг него – как для моряка всегда и везде те же палубы, мачты, канаты своего корабля – всегда и везде те же товарищи, те же ряды, тот же фельдфебель Иван Митрич, та же ротная собака Жучка, то же начальство. Солдат редко желает знать те широты, в которых находится весь корабль его; но в день сражения, Бог знает как и откуда, в нравственном мире войска слышится одна для всех строгая нота, которая звучит приближением чего то решительного и торжественного и вызывает их на несвойственное им любопытство. Солдаты в дни сражений возбужденно стараются выйти из интересов своего полка, прислушиваются, приглядываются и жадно расспрашивают о том, что делается вокруг них.
Туман стал так силен, что, несмотря на то, что рассветало, не видно было в десяти шагах перед собою. Кусты казались громадными деревьями, ровные места – обрывами и скатами. Везде, со всех сторон, можно было столкнуться с невидимым в десяти шагах неприятелем. Но долго шли колонны всё в том же тумане, спускаясь и поднимаясь на горы, минуя сады и ограды, по новой, непонятной местности, нигде не сталкиваясь с неприятелем. Напротив того, то впереди, то сзади, со всех сторон, солдаты узнавали, что идут по тому же направлению наши русские колонны. Каждому солдату приятно становилось на душе оттого, что он знал, что туда же, куда он идет, то есть неизвестно куда, идет еще много, много наших.
– Ишь ты, и курские прошли, – говорили в рядах.
– Страсть, братец ты мой, что войски нашей собралось! Вечор посмотрел, как огни разложили, конца краю не видать. Москва, – одно слово!
Хотя никто из колонных начальников не подъезжал к рядам и не говорил с солдатами (колонные начальники, как мы видели на военном совете, были не в духе и недовольны предпринимаемым делом и потому только исполняли приказания и не заботились о том, чтобы повеселить солдат), несмотря на то, солдаты шли весело, как и всегда, идя в дело, в особенности в наступательное. Но, пройдя около часу всё в густом тумане, большая часть войска должна была остановиться, и по рядам пронеслось неприятное сознание совершающегося беспорядка и бестолковщины. Каким образом передается это сознание, – весьма трудно определить; но несомненно то, что оно передается необыкновенно верно и быстро разливается, незаметно и неудержимо, как вода по лощине. Ежели бы русское войско было одно, без союзников, то, может быть, еще прошло бы много времени, пока это сознание беспорядка сделалось бы общею уверенностью; но теперь, с особенным удовольствием и естественностью относя причину беспорядков к бестолковым немцам, все убедились в том, что происходит вредная путаница, которую наделали колбасники.
– Что стали то? Аль загородили? Или уж на француза наткнулись?
– Нет не слыхать. А то палить бы стал.
– То то торопили выступать, а выступили – стали без толку посереди поля, – всё немцы проклятые путают. Эки черти бестолковые!
– То то я бы их и пустил наперед. А то, небось, позади жмутся. Вот и стой теперь не емши.
– Да что, скоро ли там? Кавалерия, говорят, дорогу загородила, – говорил офицер.
– Эх, немцы проклятые, своей земли не знают, – говорил другой.
– Вы какой дивизии? – кричал, подъезжая, адъютант.
– Осьмнадцатой.
– Так зачем же вы здесь? вам давно бы впереди должно быть, теперь до вечера не пройдете.
– Вот распоряжения то дурацкие; сами не знают, что делают, – говорил офицер и отъезжал.
Потом проезжал генерал и сердито не по русски кричал что то.
– Тафа лафа, а что бормочет, ничего не разберешь, – говорил солдат, передразнивая отъехавшего генерала. – Расстрелял бы я их, подлецов!
– В девятом часу велено на месте быть, а мы и половины не прошли. Вот так распоряжения! – повторялось с разных сторон.
И чувство энергии, с которым выступали в дело войска, начало обращаться в досаду и злобу на бестолковые распоряжения и на немцев.
Причина путаницы заключалась в том, что во время движения австрийской кавалерии, шедшей на левом фланге, высшее начальство нашло, что наш центр слишком отдален от правого фланга, и всей кавалерии велено было перейти на правую сторону. Несколько тысяч кавалерии продвигалось перед пехотой, и пехота должна была ждать.
Впереди произошло столкновение между австрийским колонновожатым и русским генералом. Русский генерал кричал, требуя, чтобы остановлена была конница; австриец доказывал, что виноват был не он, а высшее начальство. Войска между тем стояли, скучая и падая духом. После часовой задержки войска двинулись, наконец, дальше и стали спускаться под гору. Туман, расходившийся на горе, только гуще расстилался в низах, куда спустились войска. Впереди, в тумане, раздался один, другой выстрел, сначала нескладно в разных промежутках: тратта… тат, и потом всё складнее и чаще, и завязалось дело над речкою Гольдбахом.
Не рассчитывая встретить внизу над речкою неприятеля и нечаянно в тумане наткнувшись на него, не слыша слова одушевления от высших начальников, с распространившимся по войскам сознанием, что было опоздано, и, главное, в густом тумане не видя ничего впереди и кругом себя, русские лениво и медленно перестреливались с неприятелем, подвигались вперед и опять останавливались, не получая во время приказаний от начальников и адъютантов, которые блудили по туману в незнакомой местности, не находя своих частей войск. Так началось дело для первой, второй и третьей колонны, которые спустились вниз. Четвертая колонна, при которой находился сам Кутузов, стояла на Праценских высотах.