Битва при Добрыничах

Битва при Добрыничах
Основной конфликт: Смутное время
Дата	21 (31) января 1605 года
Место	село Добрыничи близ Севска
Итог	победа царских войск
Противники
армия Лжедмитрия I Русское царство Русское царство
Командующие
Лжедмитрий I Ф. И. Мстиславский В. И. Шуйский
Силы сторон
23 000 человек 20 000 человек
Потери
8 тыс. чел. 6 тыс. чел.

Битва при Добры́ничах — сражение, состоявшееся 21 (31) января 1605 года между армией Лжедмитрия I и царскими войсками под предводительством князя Ф. И. Мстиславского близ деревни Добрыничи. Битва завершилась полным разгромом Лжедмитрия I, потерявшего в сражении значительную часть своего войска.

Предыстория

В рамках разворачивающейся гражданской войны войска самозванца Лжедмитрия неуклонно продвигались к Москве, занимая без боя города и селения. Войско Лжедмитрия постоянно росло. 18 (28) декабря войско самозванца одержало верх над царскими войсками князя Ф. И. Мстиславского в битве под Новгородом-Северским. Лжедмитрия покинула часть наёмников, недовольных задержкой жалования. Наёмники подняли мятеж и разграбили обозы. Унижение самозванца, падавшего перед рыцарями на колени и умолявшего не покидать войско, не дало никакого результата. Тем не менее, иезуиты уговорили часть солдат остаться с Лжедмитрием. Отступив от Новгород-Северска, Лжедмитрий повёл армию в Севск. В Севске он пополнил армию людьми и запасами продовольствия. Самозванец, помимо польских частей, располагал 4000 запорожских казаков и несколькими сотнями донских казаков. Навстречу самозванцу выступили правительственные войска под предводительством князя Ф. И. Мстиславского. В помощь Мстиславскому царь направил боярина князя Василия Шуйского. Московские войска ожидали противника у деревни Добрыничи.

Предшествующие события. Приготовления к сражению

Утром 10 (20) января отряд московских всадников численностью 4000 человек выехал из лагеря на поиски фуража и попал в засаду польских кавалеристов. Стремительность атаки поляков привела русских всадников в замешательство, и отряд вскоре обратился в бегство, потеряв около 500 человек. Благодаря этому событию русское командование узнало о близком расположении войск самозванца. Тем временем возвратившийся из Путивля Лжедмитрий решил дать бой царским войскам. Войска самозванца стали в трёх милях от русского лагеря у Добрынич. В то время как польские командиры уговаривали Лжедмитрия вступить в переговоры с Мстиславским, казацкие атаманы настаивали на немедленном наступлении.

Ход битвы

Армия Лжедмитрия выдвинулась в ночь на 21 (31) января, что было неожиданностью для царских войск, хорошо осведомлённых о планах противника. Местные крестьяне провели армию самозванца к Добрыничам. Русские войска стали готовиться к обороне. Сражение состоялось 21 (31) января. Используя опыт, полученный в сражении под Новгород-Северском, поляки решили нанести главный удар всей массой конницы по правому флангу русских. Польская конница, разделённая на отряды по 2000 человек в каждом, обрушилась на авангард русских войск, стремясь охватить фланги русских и зайти им в тыл. Следом за этими тремя отрядами в бой вступило множество мелких отрядов польской конницы. Авангард, предводительствуемый Иваном Ивановичем Годуновым, был смят. Полк правой руки, предводительствуемый Шуйским, отступил. Польская конница повернула к селу, где в центре русских позиций находилась пехота.

Располагавшиеся в центре стрельцы (около 6000 чел.) соорудили шанцы из саней и залегли в построенных укреплениях. Стрельцы выстроились в линию, состоящую из 4 шеренг. При приближении противника многочисленная полевая артиллерия стрельцов (до 300 орудий) дала залп, затем открыли огонь первые две шеренги. Заступив на их место, дали залп две задние шеренги. Поляки были рассеяны залповым огнём стрельцов и обратились в бегство, несмотря на то, что огонь пехоты причинил атакующим минимальные потери. На помощь дрогнувшим полякам спешили запорожцы, однако положение для Лжедмитрия было критическим. Самозванец, лично возглавивший конницу, в числе остальных вынужден был бежать. Русские войска перешли в контрнаступление. Польская кавалерия бросила пехоту, которая была вскоре окружена и разгромлена. Вся армия самозванца обратилась в беспорядочное бегство. Сам Лжедмитрий едва избежал гибели. Исаак Масса сообщает о 8000 погибших с польской стороны и о 6000 — с русской. Из-за нерешительности командующего русские войска не смогли развить успех и организовать преследование разбитых войск Лжедмитрия.

Сражение было примечательно тем, что русские войска впервые применили в нём линейный боевой порядок.

Литература

• Добрыничи // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Н. Шефов «Битвы России» — Военно-историческая библиотека. М., 2002
• [www.hist.msu.ru/ER/Etext/mas_txt.htm Исаак Масса «Краткое известие о Московии»]
• Скрынников Р. Г. «Борис Годунов» — М., издательство «АСТ», 2003 ISBN 5-17-010892-3

Разин Е.А. История военного искусства т 3 гл 1.СПб.: ООО «Издательство Полигон», 1999.

Отрывок, характеризующий Битва при Добрыничах

В балагане, в который поступил Пьер и в котором он пробыл четыре недели, было двадцать три человека пленных солдат, три офицера и два чиновника.
Все они потом как в тумане представлялись Пьеру, но Платон Каратаев остался навсегда в душе Пьера самым сильным и дорогим воспоминанием и олицетворением всего русского, доброго и круглого. Когда на другой день, на рассвете, Пьер увидал своего соседа, первое впечатление чего то круглого подтвердилось вполне: вся фигура Платона в его подпоясанной веревкою французской шинели, в фуражке и лаптях, была круглая, голова была совершенно круглая, спина, грудь, плечи, даже руки, которые он носил, как бы всегда собираясь обнять что то, были круглые; приятная улыбка и большие карие нежные глаза были круглые.
Платону Каратаеву должно было быть за пятьдесят лет, судя по его рассказам о походах, в которых он участвовал давнишним солдатом. Он сам не знал и никак не мог определить, сколько ему было лет; но зубы его, ярко белые и крепкие, которые все выкатывались своими двумя полукругами, когда он смеялся (что он часто делал), были все хороши и целы; ни одного седого волоса не было в его бороде и волосах, и все тело его имело вид гибкости и в особенности твердости и сносливости.
Лицо его, несмотря на мелкие круглые морщинки, имело выражение невинности и юности; голос у него был приятный и певучий. Но главная особенность его речи состояла в непосредственности и спорости. Он, видимо, никогда не думал о том, что он сказал и что он скажет; и от этого в быстроте и верности его интонаций была особенная неотразимая убедительность.
Физические силы его и поворотливость были таковы первое время плена, что, казалось, он не понимал, что такое усталость и болезнь. Каждый день утром а вечером он, ложась, говорил: «Положи, господи, камушком, подними калачиком»; поутру, вставая, всегда одинаково пожимая плечами, говорил: «Лег – свернулся, встал – встряхнулся». И действительно, стоило ему лечь, чтобы тотчас же заснуть камнем, и стоило встряхнуться, чтобы тотчас же, без секунды промедления, взяться за какое нибудь дело, как дети, вставши, берутся за игрушки. Он все умел делать, не очень хорошо, но и не дурно. Он пек, парил, шил, строгал, тачал сапоги. Он всегда был занят и только по ночам позволял себе разговоры, которые он любил, и песни. Он пел песни, не так, как поют песенники, знающие, что их слушают, но пел, как поют птицы, очевидно, потому, что звуки эти ему было так же необходимо издавать, как необходимо бывает потянуться или расходиться; и звуки эти всегда бывали тонкие, нежные, почти женские, заунывные, и лицо его при этом бывало очень серьезно.
Попав в плен и обросши бородою, он, видимо, отбросил от себя все напущенное на него, чуждое, солдатское и невольно возвратился к прежнему, крестьянскому, народному складу.
– Солдат в отпуску – рубаха из порток, – говаривал он. Он неохотно говорил про свое солдатское время, хотя не жаловался, и часто повторял, что он всю службу ни разу бит не был. Когда он рассказывал, то преимущественно рассказывал из своих старых и, видимо, дорогих ему воспоминаний «христианского», как он выговаривал, крестьянского быта. Поговорки, которые наполняли его речь, не были те, большей частью неприличные и бойкие поговорки, которые говорят солдаты, но это были те народные изречения, которые кажутся столь незначительными, взятые отдельно, и которые получают вдруг значение глубокой мудрости, когда они сказаны кстати.
Часто он говорил совершенно противоположное тому, что он говорил прежде, но и то и другое было справедливо. Он любил говорить и говорил хорошо, украшая свою речь ласкательными и пословицами, которые, Пьеру казалось, он сам выдумывал; но главная прелесть его рассказов состояла в том, что в его речи события самые простые, иногда те самые, которые, не замечая их, видел Пьер, получали характер торжественного благообразия. Он любил слушать сказки, которые рассказывал по вечерам (всё одни и те же) один солдат, но больше всего он любил слушать рассказы о настоящей жизни. Он радостно улыбался, слушая такие рассказы, вставляя слова и делая вопросы, клонившиеся к тому, чтобы уяснить себе благообразие того, что ему рассказывали. Привязанностей, дружбы, любви, как понимал их Пьер, Каратаев не имел никаких; но он любил и любовно жил со всем, с чем его сводила жизнь, и в особенности с человеком – не с известным каким нибудь человеком, а с теми людьми, которые были перед его глазами. Он любил свою шавку, любил товарищей, французов, любил Пьера, который был его соседом; но Пьер чувствовал, что Каратаев, несмотря на всю свою ласковую нежность к нему (которою он невольно отдавал должное духовной жизни Пьера), ни на минуту не огорчился бы разлукой с ним. И Пьер то же чувство начинал испытывать к Каратаеву.
Платон Каратаев был для всех остальных пленных самым обыкновенным солдатом; его звали соколик или Платоша, добродушно трунили над ним, посылали его за посылками. Но для Пьера, каким он представился в первую ночь, непостижимым, круглым и вечным олицетворением духа простоты и правды, таким он и остался навсегда.
Платон Каратаев ничего не знал наизусть, кроме своей молитвы. Когда он говорил свои речи, он, начиная их, казалось, не знал, чем он их кончит.