Брайнин, Борис Львович

Борис Львович Брайнин
Boris Brainin
Нижний Тагил, 1950
Имя при рождении:	Leer Brainin
Псевдонимы:	Sepp Österreicher, Natalie Sinner, Berthold Brandt, Klara Peters
Дата рождения:	10 августа 1905(1905-08-10)
Место рождения:	Николаев Российская империя Российская империя
Дата смерти:	11 марта 1996(1996-03-11) (90 лет)
Место смерти:	Вена, Австрия Австрия
Гражданство:	Австро-Венгрия Австро-Венгрия СССР СССР Австрия Австрия
Род деятельности:	поэт, переводчик, писал на немецком языке
Годы творчества:	1922—1996
Направление:	юмор, сатира, лирика, абсурдизм, переводы поэзии на немецкий, мемуаристика
Жанр:	поэзия, переводы поэзии на немецкий, мемуаристика
Язык произведений:	немецкий, русский
Премии:	медаль им. Копленига, премия ГДР за перевод «Евгения Онегина» на немецкий

Борис Львович Брайнин (имя при рождении — нем. Leer Brainin, основной лит. псевдоним — Sepp Österreicher, другие псевдонимы — Natalie Sinner, Berthold Brandt, Klara Peters; 10 августа 1905, Николаев — 11 марта 1996, Вена, Австрия) — австрийский и советский поэт, переводчик поэзии на немецкий язык, полиглот (знал свободно 15 языков, в его последней книге опубликованы переводы с 26 языков), антифашист.

Биография

Происходит из известной венской семьи Brainin  (нем.). Родители: Leo Brainin (р. 6.3.1877) и Rivitta (Riva Itta) Brainin (урожд. Трахтер, г. Николаев). Когда Б. Л. Брайнину было несколько месяцев, его мать вернулась с ним в Вену из Николаева, куда она ездила навещать своих родителей. Факт рождения на территории Российской империи способствовал впоследствии получению Б. Л. Брайниным советского гражданства. Это спасло ему жизнь, в отличие от его брата Вильгельма (Вилли), рождённого в Вене и также эмигрировавшего впоследствии в СССР, откуда он был возвращён после аншлюса (присоединения Австрии к Германии), и погиб в Майданеке.

Окончил Венский университет (1934) со степенью доктора филологии (германистика). Изучал психоанализ непосредственно у З.Фрейда. Член Коммунистической партии Австрии (c 1927), руководитель молодёжных агитбригад. Награждён знаком Почетного члена Коммунистической партии Австрии (в 1978) и медалью им. Копленига за заслуги в борьбе против фашизма.

В 1934 году вынужден был бежать из Вены после поражения Венского восстания, в котором он принимал участие на стороне шуцбунда. Попав через Польшу в СССР (с 1935) преподавал в Педагогическом институте АССР немцев Поволжья (г. Энгельс), среди его студентов были родители композитора А.Шнитке. Был арестован НКВД 5 октября 1936 г. (21 августа 1937 г. приговорён к 6 годам исправительно-трудовых лагерей и к поражению в правах) и находился в лагерях Северного Урала и в трудармии. В лагере сидел вместе с Самедом Вургуном. Затем (с 16 августа 1946 г.) находился в ссылке в Нижнем Тагиле и в Томске, преподавал в школах и ВУЗах. Реабилитирован 12 сентября 1957 г. Переехал из Томска в Москву при содействии С. Я. Маршака и известного переводчика Льва Гинзбурга. Работал в газете «Правда» (фактически был литконсультантом в «Нойес лебен» («Neues Leben»), газете советских немцев при «Правде»). Много сделал для становления, сохранения и развития литературы советских немцев. Член Союза писателей СССР (1959), Союза писателей Москвы.

Репатриировался в Австрию в 1992 г. За пять лет до репатриации написал по-русски мемуары о пребывании в лагере и в трудармии («Воспоминания вридола», «вр.и.до.л.» — «временно исполняющий должность лошади»). В Вене перевёл свои мемуары на немецкий. В своё время к написанию мемуаров Брайнина подвигал А. Т. Твардовский, на что Брайнин, согласно воспоминаниям В. Я. Курбатова, отвечал Твардовскому «я ещё не ус­тал хо­дить без кон­воя».

Архив Брайнина хранится главным образом в Венском литературном музее (см. de: Literaturhaus) и отчасти в Бременском университете (Германия).

Литературная деятельность

Опубликовал около 1500 переводов лирики советских поэтов, переводил без подстрочников со многих языков народов СССР. Переводчик «Евгения Онегина» на немецкий язык. Переводы Брайнина отличают, наряду с точностью, полная или частичная эквиритмичность, а также обязательное соблюдение рифмованной формы первоисточника (в сравнении с общепринятыми в ФРГ, Австрии и Швейцарии филологическими переводами стихотворных текстов по возможности точной немецкой прозой). Наряду со многими «дежурными» переводами второстепенных советских поэтов, перевёл с русского стихи С. Есенина, А. Ахматовой, М. Цветаевой, Н. Гумилёва, Б. Пастернака, Н. Заболоцкого, Э. Багрицкого, И. Сельвинского, К. Симонова, М. Светлова, Я. Смелякова, Б. Слуцкого, Л. Мартынова, Е. Винокурова, Е. Евтушенко, А. Вознесенского, Р. Рождественского, Б. Ахмадуллиной, Б. Окуджавы, Н. Матвеевой и др. В частности, сделал эквиритмические переводы песен из кинофильма «Ирония судьбы».

Известные родственники

Б. Л. Брайнин — отец российского и немецкого музыканта и литератора Валерия (Вилли) Брайнина-Пассека .

Другие родственники:

• Макс Брайнин (1909–2002), австрийско-американский рекламный график
• Михаэль Брайнин (р. 1951), австрийский учёный-нейролог
• Норберт Брайнин (1923–2005), австрийско-британский скрипач, основатель квартета «Амадеус»
• Рувим Брайнин (1862–1939), еврейский публицист и общественный деятель
• Харальд Брайнин (1923–2006), австрийский поэт и писатель
• Фриц (Фредерик) Брайнин (1913–1992), австрийско-американский поэт
• Элизабет Брайнин (р. 1949), австрийский психоаналитик и учёный

Интересные факты

О Б. Л. Брайнине написан рассказ Андрея Сергеева «Австрийский коммунист».

Избранное

• Sepp Österreicher. Wo fängt denn unsere Heimat an? Ausgewälte Nachdichtungen sowjetischer Poesie. — Moskau: Verlag Progress, 1973. — 176 стр.
• Sepp Österreicher. Echo. Ausgewälte Nachdichtungen sowjetischer Lyrik. — Moskau: Raduga-Verlag, 1986. — 295 стр. ISBN 5-05-000594-9
• Брайнин Б. Л. Воспоминания вридола. — Москва, 1987. Машинопись, 197 стр.
• Брайнин Б. Л. [magazines.russ.ru/authors/b/brajnin/ Лагерные мемуары], публикация в журнале «Крещатик», 2010—2012

Другие источники

• [www.brainin.org/Sepp_Oesterreicher/index.html Борис Брайнин (Sepp Österreicher)  (рус.)]
• [www.literaturhaus.at/?id=6864 Б. Л. Брайнин на сайте Литература Австрии (Literaturhaus.at)  (нем.)]
• [rhein-zeitung.de/96/03/12/ges/kult/00007009.html Некролог Б. Л. Брайнина в rhein-zeitung.de  (нем.)]
• [www.literaturhaus.at/index.php?id=6903&L=0%2F%2C0%2F Фото рукописи]

Отрывок, характеризующий Брайнин, Борис Львович

После нескольких минут ожидания дежурный камергер вышел в большую приемную и, учтиво поклонившись Балашеву, пригласил его идти за собой.
Балашев вошел в маленькую приемную, из которой была одна дверь в кабинет, в тот самый кабинет, из которого отправлял его русский император. Балашев простоял один минуты две, ожидая. За дверью послышались поспешные шаги. Быстро отворились обе половинки двери, камергер, отворивший, почтительно остановился, ожидая, все затихло, и из кабинета зазвучали другие, твердые, решительные шаги: это был Наполеон. Он только что окончил свой туалет для верховой езды. Он был в синем мундире, раскрытом над белым жилетом, спускавшимся на круглый живот, в белых лосинах, обтягивающих жирные ляжки коротких ног, и в ботфортах. Короткие волоса его, очевидно, только что были причесаны, но одна прядь волос спускалась книзу над серединой широкого лба. Белая пухлая шея его резко выступала из за черного воротника мундира; от него пахло одеколоном. На моложавом полном лице его с выступающим подбородком было выражение милостивого и величественного императорского приветствия.
Он вышел, быстро подрагивая на каждом шагу и откинув несколько назад голову. Вся его потолстевшая, короткая фигура с широкими толстыми плечами и невольно выставленным вперед животом и грудью имела тот представительный, осанистый вид, который имеют в холе живущие сорокалетние люди. Кроме того, видно было, что он в этот день находился в самом хорошем расположении духа.
Он кивнул головою, отвечая на низкий и почтительный поклон Балашева, и, подойдя к нему, тотчас же стал говорить как человек, дорожащий всякой минутой своего времени и не снисходящий до того, чтобы приготавливать свои речи, а уверенный в том, что он всегда скажет хорошо и что нужно сказать.
– Здравствуйте, генерал! – сказал он. – Я получил письмо императора Александра, которое вы доставили, и очень рад вас видеть. – Он взглянул в лицо Балашева своими большими глазами и тотчас же стал смотреть вперед мимо него.
Очевидно было, что его не интересовала нисколько личность Балашева. Видно было, что только то, что происходило в его душе, имело интерес для него. Все, что было вне его, не имело для него значения, потому что все в мире, как ему казалось, зависело только от его воли.
– Я не желаю и не желал войны, – сказал он, – но меня вынудили к ней. Я и теперь (он сказал это слово с ударением) готов принять все объяснения, которые вы можете дать мне. – И он ясно и коротко стал излагать причины своего неудовольствия против русского правительства.
Судя по умеренно спокойному и дружелюбному тону, с которым говорил французский император, Балашев был твердо убежден, что он желает мира и намерен вступить в переговоры.
– Sire! L'Empereur, mon maitre, [Ваше величество! Император, государь мой,] – начал Балашев давно приготовленную речь, когда Наполеон, окончив свою речь, вопросительно взглянул на русского посла; но взгляд устремленных на него глаз императора смутил его. «Вы смущены – оправьтесь», – как будто сказал Наполеон, с чуть заметной улыбкой оглядывая мундир и шпагу Балашева. Балашев оправился и начал говорить. Он сказал, что император Александр не считает достаточной причиной для войны требование паспортов Куракиным, что Куракин поступил так по своему произволу и без согласия на то государя, что император Александр не желает войны и что с Англией нет никаких сношений.
– Еще нет, – вставил Наполеон и, как будто боясь отдаться своему чувству, нахмурился и слегка кивнул головой, давая этим чувствовать Балашеву, что он может продолжать.
Высказав все, что ему было приказано, Балашев сказал, что император Александр желает мира, но не приступит к переговорам иначе, как с тем условием, чтобы… Тут Балашев замялся: он вспомнил те слова, которые император Александр не написал в письме, но которые непременно приказал вставить в рескрипт Салтыкову и которые приказал Балашеву передать Наполеону. Балашев помнил про эти слова: «пока ни один вооруженный неприятель не останется на земле русской», но какое то сложное чувство удержало его. Он не мог сказать этих слов, хотя и хотел это сделать. Он замялся и сказал: с условием, чтобы французские войска отступили за Неман.
Наполеон заметил смущение Балашева при высказывании последних слов; лицо его дрогнуло, левая икра ноги начала мерно дрожать. Не сходя с места, он голосом, более высоким и поспешным, чем прежде, начал говорить. Во время последующей речи Балашев, не раз опуская глаза, невольно наблюдал дрожанье икры в левой ноге Наполеона, которое тем более усиливалось, чем более он возвышал голос.
– Я желаю мира не менее императора Александра, – начал он. – Не я ли осьмнадцать месяцев делаю все, чтобы получить его? Я осьмнадцать месяцев жду объяснений. Но для того, чтобы начать переговоры, чего же требуют от меня? – сказал он, нахмурившись и делая энергически вопросительный жест своей маленькой белой и пухлой рукой.
– Отступления войск за Неман, государь, – сказал Балашев.
– За Неман? – повторил Наполеон. – Так теперь вы хотите, чтобы отступили за Неман – только за Неман? – повторил Наполеон, прямо взглянув на Балашева.
Балашев почтительно наклонил голову.
Вместо требования четыре месяца тому назад отступить из Номерании, теперь требовали отступить только за Неман. Наполеон быстро повернулся и стал ходить по комнате.
– Вы говорите, что от меня требуют отступления за Неман для начатия переговоров; но от меня требовали точно так же два месяца тому назад отступления за Одер и Вислу, и, несмотря на то, вы согласны вести переговоры.
Он молча прошел от одного угла комнаты до другого и опять остановился против Балашева. Лицо его как будто окаменело в своем строгом выражении, и левая нога дрожала еще быстрее, чем прежде. Это дрожанье левой икры Наполеон знал за собой. La vibration de mon mollet gauche est un grand signe chez moi, [Дрожание моей левой икры есть великий признак,] – говорил он впоследствии.
– Такие предложения, как то, чтобы очистить Одер и Вислу, можно делать принцу Баденскому, а не мне, – совершенно неожиданно для себя почти вскрикнул Наполеон. – Ежели бы вы мне дали Петербуг и Москву, я бы не принял этих условий. Вы говорите, я начал войну? А кто прежде приехал к армии? – император Александр, а не я. И вы предлагаете мне переговоры тогда, как я издержал миллионы, тогда как вы в союзе с Англией и когда ваше положение дурно – вы предлагаете мне переговоры! А какая цель вашего союза с Англией? Что она дала вам? – говорил он поспешно, очевидно, уже направляя свою речь не для того, чтобы высказать выгоды заключения мира и обсудить его возможность, а только для того, чтобы доказать и свою правоту, и свою силу, и чтобы доказать неправоту и ошибки Александра.
Вступление его речи было сделано, очевидно, с целью выказать выгоду своего положения и показать, что, несмотря на то, он принимает открытие переговоров. Но он уже начал говорить, и чем больше он говорил, тем менее он был в состоянии управлять своей речью.
Вся цель его речи теперь уже, очевидно, была в том, чтобы только возвысить себя и оскорбить Александра, то есть именно сделать то самое, чего он менее всего хотел при начале свидания.
– Говорят, вы заключили мир с турками?
Балашев утвердительно наклонил голову.
– Мир заключен… – начал он. Но Наполеон не дал ему говорить. Ему, видно, нужно было говорить самому, одному, и он продолжал говорить с тем красноречием и невоздержанием раздраженности, к которому так склонны балованные люди.
– Да, я знаю, вы заключили мир с турками, не получив Молдавии и Валахии. А я бы дал вашему государю эти провинции так же, как я дал ему Финляндию. Да, – продолжал он, – я обещал и дал бы императору Александру Молдавию и Валахию, а теперь он не будет иметь этих прекрасных провинций. Он бы мог, однако, присоединить их к своей империи, и в одно царствование он бы расширил Россию от Ботнического залива до устьев Дуная. Катерина Великая не могла бы сделать более, – говорил Наполеон, все более и более разгораясь, ходя по комнате и повторяя Балашеву почти те же слова, которые ои говорил самому Александру в Тильзите. – Tout cela il l'aurait du a mon amitie… Ah! quel beau regne, quel beau regne! – повторил он несколько раз, остановился, достал золотую табакерку из кармана и жадно потянул из нее носом.
– Quel beau regne aurait pu etre celui de l'Empereur Alexandre! [Всем этим он был бы обязан моей дружбе… О, какое прекрасное царствование, какое прекрасное царствование! О, какое прекрасное царствование могло бы быть царствование императора Александра!]
Он с сожалением взглянул на Балашева, и только что Балашев хотел заметить что то, как он опять поспешно перебил его.
– Чего он мог желать и искать такого, чего бы он не нашел в моей дружбе?.. – сказал Наполеон, с недоумением пожимая плечами. – Нет, он нашел лучшим окружить себя моими врагами, и кем же? – продолжал он. – Он призвал к себе Штейнов, Армфельдов, Винцингероде, Бенигсенов, Штейн – прогнанный из своего отечества изменник, Армфельд – развратник и интриган, Винцингероде – беглый подданный Франции, Бенигсен несколько более военный, чем другие, но все таки неспособный, который ничего не умел сделать в 1807 году и который бы должен возбуждать в императоре Александре ужасные воспоминания… Положим, ежели бы они были способны, можно бы их употреблять, – продолжал Наполеон, едва успевая словом поспевать за беспрестанно возникающими соображениями, показывающими ему его правоту или силу (что в его понятии было одно и то же), – но и того нет: они не годятся ни для войны, ни для мира. Барклай, говорят, дельнее их всех; но я этого не скажу, судя по его первым движениям. А они что делают? Что делают все эти придворные! Пфуль предлагает, Армфельд спорит, Бенигсен рассматривает, а Барклай, призванный действовать, не знает, на что решиться, и время проходит. Один Багратион – военный человек. Он глуп, но у него есть опытность, глазомер и решительность… И что за роль играет ваш молодой государь в этой безобразной толпе. Они его компрометируют и на него сваливают ответственность всего совершающегося. Un souverain ne doit etre a l'armee que quand il est general, [Государь должен находиться при армии только тогда, когда он полководец,] – сказал он, очевидно, посылая эти слова прямо как вызов в лицо государя. Наполеон знал, как желал император Александр быть полководцем.