Вали (Рамаяна)

Ва́ли (санскр. बाली) (в зависимости от перевода упоминается Бали или Вали) — родной брат Сугривы, правивший некоторое время Кишкиндхой и победивший много ракшасов. Упоминается в 4-й книге Рамаяны — Кишкиндха-канда.

Рождение Сугривы и Вали

Брахма создал обезьяну и назвал её Рукшараджа (так как она обладала огромной силой) для того, чтобы она уничтожала ракшасов. Прыгнув в воду, Рукша превратилась в женщину. Воззвав к богам, она родила Сугриву от Сурьи и Вали от Индры и снова превратилась в Рукшараджу. Брахма же предсказал благодатную встречу с Рамой.

Заваленная пещера

Сугрива и Вали уничтожали ракшасов, пытавшихся осквернить лес, но один ракшас Майави решил им отомстить. Он напал в полночь и совершил большой погром, но бежал в пещеру от натиска Бали. Вали велел ждать брату 15 суток, если же он не появится на 16-й день, то Сугрива должен будет завалить проход. Сугрива ждал 30 суток и, не дождавшись брата, решил, что он мёртв, и завалил вход в страхе перед Майави.

Изгнанный в лес

Ванарам нужен был правитель, и они назначили Сугриву на престол. Но вернувшийся Вали обвинил брата в завале пещеры, захвате власти и изгнал Сугриву и всех его друзей в лес.

Проклятие мудреца Матханги

Дидубхи, брат Майави, был мощным героем. Однажды, расколов скалу, он услышал голос, адресованный ему: «Не задирай так высоко голову! На свете живёт тот, кто могущественней тебя. Его имя Вали». Он превратил себя в огромного быка и бросился бежать в Кишкиндху, пропахивая землю своими рогами. Бали выследил его и напал, битва между противниками длилась 6 часов, и Вали вышел победителем. Он был так рад, что разорвал быка пополам и швырнул одну часть на юг, а другую на север, но одна половина туши попала на обитель мудреца Матханги и залила его ашрам кровью в то время, когда отшельники хотели омыться в речке. Матханга произнёс проклятие: «Если грешный и подлый Вали приблизится к этой горе или взглянет на неё, то пусть голова его будет расколота надвое».

Эта гора и послужила прибежищем Сугриве.

Две капли воды

Жена Вали по имени Тара - "Звезда", санскр. (которую он отобрал у Сугривы, изгнав его) предостерегала своего мужа о могуществе и силе союзников Сугривы — Рамы и Лакшмана. Но Вали был полон ярости к брату, и жена его не удержала. В случае неудачи Вали счёл бы за честь быть убитым самим Рамой.

Пустившись в бой, Вали и Сугрива были похожи друг на друга как две капли воды, но Рама дал Сугриве знак отличия (гирлянду). Таким образом Рама смог различить ванаров и поразил Вали своей стрелой. Причиной наказания явилось притеснение Сугривы, разлучение его с женой, а также большое высокомерия Вали. Рама сказал, что в остальном Вали чист и хотел даже воскресить его, но Вали отказался, сказав, что высшее благо говорить с живым божеством и смотреть на него в момент смерти, и тихо скончался.

Рама велел взять Сугриве опеку о сыне Тары и Вали, которого звали Ангада. Сугрива с почестями совершил похоронные обряды. А Лакшмана передал трон Сугриве, так как Рама не мог заходить в крупные города на время своего изгнания, чтобы исполнить волю своего отца. Но Сугрива не был счастлив, так как понимал, что он стал причиной гибели своего брата.

Литература

Рамаяна. Пер. В. Потаповой \\ В кн.: Махабхарата. Рамаяна. Библиотека Всемирной литературы. Серия первая. Т. 2. М. 1974.

Ссылки

• [www.advayta.org/item/000002/?text_id=248 «Рамаяна» Вальмики] (5 книг).
• [www.advayta.org/item/000002/?id=316 «Сказание о Раме»] — литературное изложение «Рамаяны» Э. Н. Темкина и В. Г. Эрмана (7 кн.)
• [www.advayta.org/item/000002/?id=303 «Рамакатха Расавахини»] — «Рамаяна» в изложении Сатья Саи Бабы

Отрывок, характеризующий Вали (Рамаяна)

Стаканов было только три; вода была такая грязная, что нельзя было решить, когда крепок или некрепок чай, и в самоваре воды было только на шесть стаканов, но тем приятнее было по очереди и старшинству получить свой стакан из пухлых с короткими, не совсем чистыми, ногтями ручек Марьи Генриховны. Все офицеры, казалось, действительно были в этот вечер влюблены в Марью Генриховну. Даже те офицеры, которые играли за перегородкой в карты, скоро бросили игру и перешли к самовару, подчиняясь общему настроению ухаживанья за Марьей Генриховной. Марья Генриховна, видя себя окруженной такой блестящей и учтивой молодежью, сияла счастьем, как ни старалась она скрывать этого и как ни очевидно робела при каждом сонном движении спавшего за ней мужа.
Ложка была только одна, сахару было больше всего, но размешивать его не успевали, и потому было решено, что она будет поочередно мешать сахар каждому. Ростов, получив свой стакан и подлив в него рому, попросил Марью Генриховну размешать.
– Да ведь вы без сахара? – сказала она, все улыбаясь, как будто все, что ни говорила она, и все, что ни говорили другие, было очень смешно и имело еще другое значение.
– Да мне не сахар, мне только, чтоб вы помешали своей ручкой.
Марья Генриховна согласилась и стала искать ложку, которую уже захватил кто то.
– Вы пальчиком, Марья Генриховна, – сказал Ростов, – еще приятнее будет.
– Горячо! – сказала Марья Генриховна, краснея от удовольствия.
Ильин взял ведро с водой и, капнув туда рому, пришел к Марье Генриховне, прося помешать пальчиком.
– Это моя чашка, – говорил он. – Только вложите пальчик, все выпью.
Когда самовар весь выпили, Ростов взял карты и предложил играть в короли с Марьей Генриховной. Кинули жребий, кому составлять партию Марьи Генриховны. Правилами игры, по предложению Ростова, было то, чтобы тот, кто будет королем, имел право поцеловать ручку Марьи Генриховны, а чтобы тот, кто останется прохвостом, шел бы ставить новый самовар для доктора, когда он проснется.
– Ну, а ежели Марья Генриховна будет королем? – спросил Ильин.
– Она и так королева! И приказания ее – закон.
Только что началась игра, как из за Марьи Генриховны вдруг поднялась вспутанная голова доктора. Он давно уже не спал и прислушивался к тому, что говорилось, и, видимо, не находил ничего веселого, смешного или забавного во всем, что говорилось и делалось. Лицо его было грустно и уныло. Он не поздоровался с офицерами, почесался и попросил позволения выйти, так как ему загораживали дорогу. Как только он вышел, все офицеры разразились громким хохотом, а Марья Генриховна до слез покраснела и тем сделалась еще привлекательнее на глаза всех офицеров. Вернувшись со двора, доктор сказал жене (которая перестала уже так счастливо улыбаться и, испуганно ожидая приговора, смотрела на него), что дождь прошел и что надо идти ночевать в кибитку, а то все растащат.
– Да я вестового пошлю… двух! – сказал Ростов. – Полноте, доктор.
– Я сам стану на часы! – сказал Ильин.
– Нет, господа, вы выспались, а я две ночи не спал, – сказал доктор и мрачно сел подле жены, ожидая окончания игры.
Глядя на мрачное лицо доктора, косившегося на свою жену, офицерам стало еще веселей, и многие не могла удерживаться от смеха, которому они поспешно старались приискивать благовидные предлоги. Когда доктор ушел, уведя свою жену, и поместился с нею в кибиточку, офицеры улеглись в корчме, укрывшись мокрыми шинелями; но долго не спали, то переговариваясь, вспоминая испуг доктора и веселье докторши, то выбегая на крыльцо и сообщая о том, что делалось в кибиточке. Несколько раз Ростов, завертываясь с головой, хотел заснуть; но опять чье нибудь замечание развлекало его, опять начинался разговор, и опять раздавался беспричинный, веселый, детский хохот.