Джунгли Дандака

Дандака (санскр. दंडक) — название огромного леса, лежащего между реками Годавари и Нармада. Согласно некоторым местам «Рамаяна» он начинался сразу на юг от Ямуны. Именно здесь происходили многие приключения Рамы и Ситы.

Когда Рама, Сита и Лакшмана пришли в ашрам Агастьи, у них зашёл разговор о жизненных ценностях, и случайно Агастья сказал, что этот район находится под властью проклятия, и Сита пожелала узнать его историю.

В окрестностях Панчавати жили монахи и аскеты, но однажды на них обрушился сильный голод, и монахи просили накормить их у мудреца Гаутамы, зная, что он сиддха. Гаутама силой своей святости накормил всех, но после голода злоумышленники хотели запятнать его святое имя и подослали ему старую корову. Когда корова хотела съесть редкий цветок, Гаутама дотронулся до неё, и она замертво упала. Злоумышленники объявили его в «го-хатьи» (убийстве священной коровы). Но Гаутама в медитации узнал, что не он виновен в её смерти и проклял джунгли, обретя на проживание в них всяких ракшасов. Другой случай добавил масла в огонь: правитель этих мест Данда посягнул на честь дочери своего наставника Бхигу, и Бхигу обрушил на эту землю огромную тучу грязи и пыли. Узнав это, Рама прошёл через эти джунгли, и только он смог очистить их своим присутствием.

Отрывок, характеризующий Джунгли Дандака

Соня была печальна и от разлуки с Николаем и еще более от того враждебного тона, с которым не могла не обращаться с ней графиня. Граф более чем когда нибудь был озабочен дурным положением дел, требовавших каких нибудь решительных мер. Необходимо было продать московский дом и подмосковную, а для продажи дома нужно было ехать в Москву. Но здоровье графини заставляло со дня на день откладывать отъезд.
Наташа, легко и даже весело переносившая первое время разлуки с своим женихом, теперь с каждым днем становилась взволнованнее и нетерпеливее. Мысль о том, что так, даром, ни для кого пропадает ее лучшее время, которое бы она употребила на любовь к нему, неотступно мучила ее. Письма его большей частью сердили ее. Ей оскорбительно было думать, что тогда как она живет только мыслью о нем, он живет настоящею жизнью, видит новые места, новых людей, которые для него интересны. Чем занимательнее были его письма, тем ей было досаднее. Ее же письма к нему не только не доставляли ей утешения, но представлялись скучной и фальшивой обязанностью. Она не умела писать, потому что не могла постигнуть возможности выразить в письме правдиво хоть одну тысячную долю того, что она привыкла выражать голосом, улыбкой и взглядом. Она писала ему классически однообразные, сухие письма, которым сама не приписывала никакого значения и в которых, по брульонам, графиня поправляла ей орфографические ошибки.