Родни, Уолтер

Уолтер Родни
Walter Rodney
Дата рождения:	23 марта 1942(1942-03-23)
Место рождения:	Джорджтаун
Дата смерти:	13 июня 1980(1980-06-13) (38 лет)
Место смерти:	Джорджтаун
Гражданство:	Гайана Гайана

Уолтер (Вальтер) Энтони Родни (англ. Walter Anthony Rodney, 23 марта 1942, Джорджтаун — 13 июня 1980, Джорджтаун) — гайанский марксистский историк, социолог и левый политический деятель-панафриканист.

Карьера

Родился в рабочей семье. Прилежно учился в Королевском Колледже в Британской Гвиане. Затем поступил на стипендию в Университет Вест-Индии на Ямайке. Выпустился в 1963 году, получив первую степень по истории и выиграл таким образом приз Факультета Искусств.

Уже в возрасте 24 лет Родни получил степень доктора философии по африканской истории в 1966 году в Школе Восточных и Африканских исследований в Лондоне. Его диссертация, посвящённая работорговле, была опубликована Оксфордской Университетской Прессой в 1970 году под названием «История побережья Верхней Гвинеи 1545—1800» и была широко известна оригинальностью изложенной в ней позиции на данную тему.

Родни много путешествовал и стал хорошо известен на международном уровне, как общественный деятель, учёный и грозный оратор. Преподавал в университете в Дар-эс-Саламе в Танзании в период 1966—1967, а затем на Ямайке. Он резко критиковал средний класс за его роль в период после обретения независимости стран Карибского бассейна. Также Уолтер являлся активным критиком капитализма и выступал за социалистический путь развития.

Пропаганда Родни среди бедных рабочих, приведшая к беспорядкам, унёсшим несколько жизней и причинившим ущерб в несколько миллионов долларов, побудила 15 октября 1968 года правительство Ямайки, возглавляемое премьер-министром Хью Ширером, запретить ему впредь возвращаться в страну. Эти беспорядки, начавшиеся 16 октября 1968 года, в настоящее время известны как Бунты Родни. Они вызвали возрастание политического сознания в Карибских странах, особенно среди афроцентричных растафарианцев Ямайки. Эти события описаны Родни в книге «The Groundings With My Brothers».

В 1969 году Родни вернулся в Университет Дар-эс-Салама, где он работал в качестве профессора истории до 1974 года.

Родни стал видным панафриканистом и был важен в движении «Black Power» в странах Вест-Индии и материковой Северной Америки. Живя в Дар-эс-Саламе, он имел влияние на развитие нового центра изучения и обсуждения Африки.

Последние года и убийство

В 1974 году Родни вернулся в Гайану из Танзании. Он должен был занять должность профессора в Университете Гайаны, но правительство помешало его назначению. Родни стал играть более заметную роль в политике, когда основал Союз трудящихся — партию, которая стояла в левой оппозиции правительству гайанской партии Народный национальный конгресс. В 1979 году он был арестован и обвинен в поджоге двух государственных учреждений.

Спустя месяц после возвращения с празднования независимости в Зимбабве, в период интенсивной политической деятельности, 13 июня 1980 года Уолтер Родни в возрасте тридцати восьми лет погиб в результате взрыва бомбы в его автомобиле. У него осталась жена Пэт и трое детей. Его брат, Дональд Родни, который был ранен в результате взрыва, рассказал, что сержант Сил Обороны Гайаны по имени Грегори Смит дал Уолтеру эту бомбу. После этого Смит бежал во Французскую Гвиану, где и умер в 2002 году.

Некоторые считают, что это было убийство, заказанное тогдашним президентом Форбсом Бёрнэмом. Но доказать это навряд ли возможно. Идеи Родни для народов, которые исторически были лишены гражданских прав колонизаторами, шли вразрез со взглядами Бёрнэма и мешали ему контролировать общество.

Теоретическое влияние

Самым значительным произведением Родни была книга «Как Европа недоразвила Африку» ([www.blackherbals.com/walter_rodney.pdf «How Europe Underdeveloped Africa»]), опубликованное в 1972 году. В ней он описал Африку, которая направленно эксплуатировалась европейскими империалистами, что непосредственно привело к современной отсталости большей части континента. Книга оказалась чрезвычайно влиятельной, а также дискуссионной. «How Europe Underdeveloped Africa» стала инновационной тем, что она была одной из первых книг, предлагающих новый взгляд на вопрос об отсталости Африки. Исследования Родни сильно отличаются от до сих пор общепринятого взгляда на недоразвитость Третьего мира.

Вместо того, чтобы быть заинтересованным в первую очередь в международных связях африканской торговли и политики, как многие из нас были в то время, Уолтер Родни сосредоточил своё внимание на отрасли сельского хозяйства африканских общин, на производительных силах в них и на процессы разделения общества на классы. В результате своего исследования он поднял целый набор свежих вопросов о природе африканских социальных институтов на Верхнем побережье Гвинеи в XVI веке и влияния атлантической работорговли. Почти сразу же он стимулировал то, что было написано и исследовано в Западной Африке, он положил начало дискуссии, которая продолжается и в настоящее время, проходя через целый ряд событий африканской истории. При обучении в Университетах Дар-эс-Салама и Вест-Индии, он основал и поддерживал большое количество дискуссионных групп, которые помогли многим, кто имел низкий уровень образования или не имел вовсе. Как писатель, он протянул руку, чтобы связаться с тысячами в произведениях «The Groundings with my Brothers» (1969) и в его влиятельном «How Europe Underdeveloped Africa» (1972).

Оригинальный текст (англ.)  

Instead of being interested primarily in the inter-relations of African trade and politics, as many of us were at that time, Walter Rodney focused his attention on the agricultural basis of African communities, on the productive forces within them and on the processes of social differentiation. As a result, his research raised a whole set of fresh questions concerning the nature of African social institutions on the Upper Guinea coast in the sixteenth century and of the impact of the Atlantic slave trade. In doing so, he helped to open up a new dimension. Almost immediately he stimulated much further writing and research on West Africa, and he initiated a debate, which still continues and now extends across the whole range of African history. When teaching at the Universities of Dar es Salaam and the West Indies, he launched and sustained a large number of discussion groups which swept up and embraced many who had had little or no formal education. As a writer, he reached out to contact thousands in The Groundings with my Brothers (1969) and in his influential How Europe Underdeveloped Africa (1972).

— профессор Джон Ричард Грей, «History Today», Vol. 49, № 9, 1980 год.

Когда мы думаем о Уолтере Родни как об Учёном-Революционере, мы говорим о двух вещах, Радикальном Ученом и о его революционном вкладе в изучение Истории. Истории Африки. Уолтер Родни был новаторским учёным, который изложил новые ответы на старые вопросы и предоставил новые вопросы в связи с изучением Африки.

Оригинальный текст (англ.)  

"When we think of Walter Rodney as a Revolutionary Scholar we are talking about two things, Radical Scholar and his revolutionary contribution to the study of History ie. History of Africa. Walter Rodney was a pioneering scholar who provided new answers to old questions and posed new questions in relation to the study of Africa.

— из выступления профессора Уинстона МакГоуэна на симпозиуме памяти Уолтера Родни в Колледже Йорка, США, в июне 2010 года.

Уолтер Родни не был пленником интеллектуальной игры в галерее местного или международного радикализма. Он явно был одним из самых прочно идеологически расположенных интеллектуалов когда-либо смотревших в глаза колониализму и его современному наследию чёрного оппортунизма и эксплуатации."

Оригинальный текст (англ.)  

Walter Rodney was no captive intellectual playing to the gallery of local or international radicalism. He was clearly one of the most solidly ideologically situated intellectuals ever to look colonialism and its contemporary, heir black opportunism and exploitation, in the eye

— из выступления Воле Соинки, Зал Одудува, Университет Ифе, Нигерия, Пятница, 27 июня 1980 года.

Наследие

В память Уолтеру Родни были написаны стихи Мартина Картера «Для Уолтера Родни», Линтона Квеси Джонсона «Reggae fi Radni» и Камау Брейтуэйта «Стихотворение для Уолтера Родни».

В 1977 году Центр по изучению Африки Бостонского Университета открыл серию лекций Уолтера Родни.

В 1982 году Американской Исторической Ассоциацией Уолтер Родни был посмертно награждён премией Albert J. Beveridge Award за своё произведение «A History of the Guyanese Working People, 1881—1905».

В 1984 году Центр по Изучению Карибов Уорикского Университета установил Лекцию Памяти Уолтера Родни в знак признания жизни и творчеству одного из самых выдающихся чёрных учёных-активистов в период после Второй мировой войны.

В 1993 году правительство Гайаны посмертно наградило Уолтера Родни высшей наградой Гайаны — Order of Excellence of Guyana. Кроме того, была создана кафедра Уолтера Родни на историческом факультете в Университете Гайаны.

В 1998 году Институт изучения Карибов Университета Вест-Индии открыл серию лекций Уолтера Родни.

В 2004 году вдова Уолтера Родни Патрисия и их дети пожертвовали его бумаги Библиотеке Роберта Л. Вудраффа в Университетском Центре Атланты. С 2004 ежегодно 23 марта (в день рождения Родни) в Центре проводится Симпозиум Памяти Уолтера Родни, спонсируемый Библиотекой и Департаментом Политологии Университета Кларка в Атланте и под началом семьи Родни.

В 2005 году в Саутуарке на Площади Библиотеки Пэкама была возведена мемориальная доска в память доктора Уолтера Родни, политического деятеля, историка и борца за всеобщую свободу.

О Уолтере Родни в 2010 году снят документальный фильм Клэйрмонта Чанга «W.A.R. Stories: Walter Anthony Rodney».

Произведения

• [www.blackherbals.com/walter_rodney.pdf How Europe Underdeveloped Africa]. Bogle-L’Ouverture Publications, London and Tanzanian Publishing House, Dar-Es-Salaam. 1973
• Walter Rodney Speaks: the Making of an African Intellectual (1990)
• A History of the Guyanese Working People, 1881—1905 (1981)
• Marx in the Liberation of Africa (1981)
• Guyanese Sugar Plantations in the Late Nineteenth Century: a Contemporary Description from the «Argosy» (1979)
• World War II and the Tanzanian Economy (1976)
• A History of the Upper Guinea Coast (1970)
• The Groundings with my Brothers (1969)
• Kofi Baadu Out of Africa (children’s book) Georgetown, [Guyana]: [s.n.]
• Lakshmi Out of India (children’s book) Georgetown, Guyana: The Guyana Book Foundation, 2000.

Дополнительная литература

• «And finally they killed him»: speeches and poems at a memorial rally for Walter Rodney, 1942-80, Oduduwa Hall, University of Ife, Nigeria, Friday, 27 June 1980.
• Walter Rodney: Revolutionary and Scholar: A Tribute. Los Angeles: Center for African-American Studies and African Studies Center, University of California, 1982.
• Alpers, Edward A. and P. M. Fontaine (eds), Walter Rodney, Poetic Tributes. London: Bogle-L’Ouverture, 1985.
• Campbell, Horace. Rasta and Resistance: From Marcus Garvey to Walter Rodney. Trenton, NJ: Africa World Press, 1985.
• Gabriehu. Dangerous Times: The Assassination of Dr. Walter Rodney. Brooklyn, NY: Gibbi Books, 2003.
• Lewis, Rupert. Walter Rodney`s Intellectual and Political Thought, Wayne State University Press, 1998
• Lewis, Rupert. Walter Rodney: 1968 Revisited
• Chung, Clairmont: A Promise of Revolution, Monthly Review Press, 2013

Ссылки

• [www.marxistsfr.org/subject/africa/rodney-walter/index.htm Walter Rodney Archive]
• [www.walterrodneyfoundation.org/ Walter Rodney Foundation]
• [www.guyana.org/govt/rodney_files.html The «Walter Rodney» Files]
• [rodney25.org/ Walter Rodney 25 Anniversary Commemoration Committee]
• [www.africanaphilosophy.com/?p=11 Walter Rodney’s Heresy] by Neil Roberts.
• [www.guyanacaribbeanpolitics.com/wpa/rodney_bio.html Rodney biography]
• [www.guyanacaribbeanpolitics.com/wpa/rodney_literature.html The «Walter Rodney Effect»]
• [historyisaweapon.com/defcon1/rodneylib.html African History in the Service of the Black Liberation]
• [historyisaweapon.com/defcon1/rodneyjackson.html George Jackson: Black Revolutionary]
• [historyisaweapon.com/defcon1/rodneystrspe.html Street Speech]
• [www.library.cornell.edu/africana/lecture/campbell.pdf/ Walter Rodney and Pan Africanism Today by Horace Campbell]
• [www.marxists.org/archive/james-clr/works/1981/01/rodney.htm Walter Rodney and the Question of Power], by James, C. L. R (London: Race Today Publications, 1983).

Отрывок, характеризующий Родни, Уолтер

Пьер подошел, наивно глядя на нее через очки.
– Подойди, подойди, любезный! Я и отцу то твоему правду одна говорила, когда он в случае был, а тебе то и Бог велит.
Она помолчала. Все молчали, ожидая того, что будет, и чувствуя, что было только предисловие.
– Хорош, нечего сказать! хорош мальчик!… Отец на одре лежит, а он забавляется, квартального на медведя верхом сажает. Стыдно, батюшка, стыдно! Лучше бы на войну шел.
Она отвернулась и подала руку графу, который едва удерживался от смеха.
– Ну, что ж, к столу, я чай, пора? – сказала Марья Дмитриевна.
Впереди пошел граф с Марьей Дмитриевной; потом графиня, которую повел гусарский полковник, нужный человек, с которым Николай должен был догонять полк. Анна Михайловна – с Шиншиным. Берг подал руку Вере. Улыбающаяся Жюли Карагина пошла с Николаем к столу. За ними шли еще другие пары, протянувшиеся по всей зале, и сзади всех по одиночке дети, гувернеры и гувернантки. Официанты зашевелились, стулья загремели, на хорах заиграла музыка, и гости разместились. Звуки домашней музыки графа заменились звуками ножей и вилок, говора гостей, тихих шагов официантов.
На одном конце стола во главе сидела графиня. Справа Марья Дмитриевна, слева Анна Михайловна и другие гостьи. На другом конце сидел граф, слева гусарский полковник, справа Шиншин и другие гости мужского пола. С одной стороны длинного стола молодежь постарше: Вера рядом с Бергом, Пьер рядом с Борисом; с другой стороны – дети, гувернеры и гувернантки. Граф из за хрусталя, бутылок и ваз с фруктами поглядывал на жену и ее высокий чепец с голубыми лентами и усердно подливал вина своим соседям, не забывая и себя. Графиня так же, из за ананасов, не забывая обязанности хозяйки, кидала значительные взгляды на мужа, которого лысина и лицо, казалось ей, своею краснотой резче отличались от седых волос. На дамском конце шло равномерное лепетанье; на мужском всё громче и громче слышались голоса, особенно гусарского полковника, который так много ел и пил, всё более и более краснея, что граф уже ставил его в пример другим гостям. Берг с нежной улыбкой говорил с Верой о том, что любовь есть чувство не земное, а небесное. Борис называл новому своему приятелю Пьеру бывших за столом гостей и переглядывался с Наташей, сидевшей против него. Пьер мало говорил, оглядывал новые лица и много ел. Начиная от двух супов, из которых он выбрал a la tortue, [черепаховый,] и кулебяки и до рябчиков он не пропускал ни одного блюда и ни одного вина, которое дворецкий в завернутой салфеткою бутылке таинственно высовывал из за плеча соседа, приговаривая или «дрей мадера», или «венгерское», или «рейнвейн». Он подставлял первую попавшуюся из четырех хрустальных, с вензелем графа, рюмок, стоявших перед каждым прибором, и пил с удовольствием, всё с более и более приятным видом поглядывая на гостей. Наташа, сидевшая против него, глядела на Бориса, как глядят девочки тринадцати лет на мальчика, с которым они в первый раз только что поцеловались и в которого они влюблены. Этот самый взгляд ее иногда обращался на Пьера, и ему под взглядом этой смешной, оживленной девочки хотелось смеяться самому, не зная чему.
Николай сидел далеко от Сони, подле Жюли Карагиной, и опять с той же невольной улыбкой что то говорил с ней. Соня улыбалась парадно, но, видимо, мучилась ревностью: то бледнела, то краснела и всеми силами прислушивалась к тому, что говорили между собою Николай и Жюли. Гувернантка беспокойно оглядывалась, как бы приготавливаясь к отпору, ежели бы кто вздумал обидеть детей. Гувернер немец старался запомнить вое роды кушаний, десертов и вин с тем, чтобы описать всё подробно в письме к домашним в Германию, и весьма обижался тем, что дворецкий, с завернутою в салфетку бутылкой, обносил его. Немец хмурился, старался показать вид, что он и не желал получить этого вина, но обижался потому, что никто не хотел понять, что вино нужно было ему не для того, чтобы утолить жажду, не из жадности, а из добросовестной любознательности.


На мужском конце стола разговор всё более и более оживлялся. Полковник рассказал, что манифест об объявлении войны уже вышел в Петербурге и что экземпляр, который он сам видел, доставлен ныне курьером главнокомандующему.
– И зачем нас нелегкая несет воевать с Бонапартом? – сказал Шиншин. – II a deja rabattu le caquet a l'Autriche. Je crains, que cette fois ce ne soit notre tour. [Он уже сбил спесь с Австрии. Боюсь, не пришел бы теперь наш черед.]
Полковник был плотный, высокий и сангвинический немец, очевидно, служака и патриот. Он обиделся словами Шиншина.
– А затэ м, мы лосты вый государ, – сказал он, выговаривая э вместо е и ъ вместо ь . – Затэм, что импэ ратор это знаэ т. Он в манифэ стэ сказал, что нэ можэ т смотрэт равнодушно на опасности, угрожающие России, и что бэ зопасност империи, достоинство ее и святост союзов , – сказал он, почему то особенно налегая на слово «союзов», как будто в этом была вся сущность дела.
И с свойственною ему непогрешимою, официальною памятью он повторил вступительные слова манифеста… «и желание, единственную и непременную цель государя составляющее: водворить в Европе на прочных основаниях мир – решили его двинуть ныне часть войска за границу и сделать к достижению „намерения сего новые усилия“.
– Вот зачэм, мы лосты вый государ, – заключил он, назидательно выпивая стакан вина и оглядываясь на графа за поощрением.
– Connaissez vous le proverbe: [Знаете пословицу:] «Ерема, Ерема, сидел бы ты дома, точил бы свои веретена», – сказал Шиншин, морщась и улыбаясь. – Cela nous convient a merveille. [Это нам кстати.] Уж на что Суворова – и того расколотили, a plate couture, [на голову,] а где y нас Суворовы теперь? Je vous demande un peu, [Спрашиваю я вас,] – беспрестанно перескакивая с русского на французский язык, говорил он.
– Мы должны и драться до послэ днэ капли кров, – сказал полковник, ударяя по столу, – и умэ р р рэ т за своэ го импэ ратора, и тогда всэ й будэ т хорошо. А рассуждать как мо о ожно (он особенно вытянул голос на слове «можно»), как мо о ожно менше, – докончил он, опять обращаясь к графу. – Так старые гусары судим, вот и всё. А вы как судитэ , молодой человек и молодой гусар? – прибавил он, обращаясь к Николаю, который, услыхав, что дело шло о войне, оставил свою собеседницу и во все глаза смотрел и всеми ушами слушал полковника.
– Совершенно с вами согласен, – отвечал Николай, весь вспыхнув, вертя тарелку и переставляя стаканы с таким решительным и отчаянным видом, как будто в настоящую минуту он подвергался великой опасности, – я убежден, что русские должны умирать или побеждать, – сказал он, сам чувствуя так же, как и другие, после того как слово уже было сказано, что оно было слишком восторженно и напыщенно для настоящего случая и потому неловко.
– C'est bien beau ce que vous venez de dire, [Прекрасно! прекрасно то, что вы сказали,] – сказала сидевшая подле него Жюли, вздыхая. Соня задрожала вся и покраснела до ушей, за ушами и до шеи и плеч, в то время как Николай говорил. Пьер прислушался к речам полковника и одобрительно закивал головой.
– Вот это славно, – сказал он.
– Настоящэ й гусар, молодой человэк, – крикнул полковник, ударив опять по столу.
– О чем вы там шумите? – вдруг послышался через стол басистый голос Марьи Дмитриевны. – Что ты по столу стучишь? – обратилась она к гусару, – на кого ты горячишься? верно, думаешь, что тут французы перед тобой?
– Я правду говору, – улыбаясь сказал гусар.
– Всё о войне, – через стол прокричал граф. – Ведь у меня сын идет, Марья Дмитриевна, сын идет.
– А у меня четыре сына в армии, а я не тужу. На всё воля Божья: и на печи лежа умрешь, и в сражении Бог помилует, – прозвучал без всякого усилия, с того конца стола густой голос Марьи Дмитриевны.
– Это так.
И разговор опять сосредоточился – дамский на своем конце стола, мужской на своем.
– А вот не спросишь, – говорил маленький брат Наташе, – а вот не спросишь!
– Спрошу, – отвечала Наташа.
Лицо ее вдруг разгорелось, выражая отчаянную и веселую решимость. Она привстала, приглашая взглядом Пьера, сидевшего против нее, прислушаться, и обратилась к матери:
– Мама! – прозвучал по всему столу ее детски грудной голос.
– Что тебе? – спросила графиня испуганно, но, по лицу дочери увидев, что это была шалость, строго замахала ей рукой, делая угрожающий и отрицательный жест головой.
Разговор притих.
– Мама! какое пирожное будет? – еще решительнее, не срываясь, прозвучал голосок Наташи.
Графиня хотела хмуриться, но не могла. Марья Дмитриевна погрозила толстым пальцем.
– Казак, – проговорила она с угрозой.
Большинство гостей смотрели на старших, не зная, как следует принять эту выходку.
– Вот я тебя! – сказала графиня.
– Мама! что пирожное будет? – закричала Наташа уже смело и капризно весело, вперед уверенная, что выходка ее будет принята хорошо.
Соня и толстый Петя прятались от смеха.
– Вот и спросила, – прошептала Наташа маленькому брату и Пьеру, на которого она опять взглянула.
– Мороженое, только тебе не дадут, – сказала Марья Дмитриевна.
Наташа видела, что бояться нечего, и потому не побоялась и Марьи Дмитриевны.
– Марья Дмитриевна? какое мороженое! Я сливочное не люблю.
– Морковное.
– Нет, какое? Марья Дмитриевна, какое? – почти кричала она. – Я хочу знать!
Марья Дмитриевна и графиня засмеялись, и за ними все гости. Все смеялись не ответу Марьи Дмитриевны, но непостижимой смелости и ловкости этой девочки, умевшей и смевшей так обращаться с Марьей Дмитриевной.
Наташа отстала только тогда, когда ей сказали, что будет ананасное. Перед мороженым подали шампанское. Опять заиграла музыка, граф поцеловался с графинюшкою, и гости, вставая, поздравляли графиню, через стол чокались с графом, детьми и друг с другом. Опять забегали официанты, загремели стулья, и в том же порядке, но с более красными лицами, гости вернулись в гостиную и кабинет графа.


Раздвинули бостонные столы, составили партии, и гости графа разместились в двух гостиных, диванной и библиотеке.
Граф, распустив карты веером, с трудом удерживался от привычки послеобеденного сна и всему смеялся. Молодежь, подстрекаемая графиней, собралась около клавикорд и арфы. Жюли первая, по просьбе всех, сыграла на арфе пьеску с вариациями и вместе с другими девицами стала просить Наташу и Николая, известных своею музыкальностью, спеть что нибудь. Наташа, к которой обратились как к большой, была, видимо, этим очень горда, но вместе с тем и робела.
– Что будем петь? – спросила она.
– «Ключ», – отвечал Николай.
– Ну, давайте скорее. Борис, идите сюда, – сказала Наташа. – А где же Соня?
Она оглянулась и, увидав, что ее друга нет в комнате, побежала за ней.
Вбежав в Сонину комнату и не найдя там свою подругу, Наташа пробежала в детскую – и там не было Сони. Наташа поняла, что Соня была в коридоре на сундуке. Сундук в коридоре был место печалей женского молодого поколения дома Ростовых. Действительно, Соня в своем воздушном розовом платьице, приминая его, лежала ничком на грязной полосатой няниной перине, на сундуке и, закрыв лицо пальчиками, навзрыд плакала, подрагивая своими оголенными плечиками. Лицо Наташи, оживленное, целый день именинное, вдруг изменилось: глаза ее остановились, потом содрогнулась ее широкая шея, углы губ опустились.
– Соня! что ты?… Что, что с тобой? У у у!…
И Наташа, распустив свой большой рот и сделавшись совершенно дурною, заревела, как ребенок, не зная причины и только оттого, что Соня плакала. Соня хотела поднять голову, хотела отвечать, но не могла и еще больше спряталась. Наташа плакала, присев на синей перине и обнимая друга. Собравшись с силами, Соня приподнялась, начала утирать слезы и рассказывать.