Вульф, Эрик

Эрик Роберт Вульф
англ. Eric Robert Wolf
Дата рождения:	1 февраля 1923(1923-02-01)
Место рождения:	Вена, Австрия
Дата смерти:	6 марта 1999(1999-03-06) (76 лет)
Место смерти:	Ирвингтон, Нью-Йорк, США
Страна:	США
Научная сфера:	история, антропология
Альма-матер:	Колумбийский университет
Награды и премии:	Стипендия Макартура (1990)

Эрик Роберт Вульф (англ. Eric Robert Wolf; 1 февраля 1923, Вена — 6 марта 1999, Ирвингтон, штат Нью-Йорк) — американский антрополог и историк-марксист австрийского происхождения.

Биография

Эрик Вульф родился в Вене, в еврейской семье. Отец — Артур Георг, мать — Мария Оссиновская. В 1933—1938 годах он жил в Судетах в Чехословакии. Расчленение Чехословакии по Мюнхенскому договору заставило семью Вульфа бежать из страны, чтобы избежать антисемитских преследований. Сначала она выехала в Великобританию (в 1938 году), а затем в Соединённые Штаты Америки, поселившись в Нью-Йорке.

Эрик Вульф участвовал во Второй мировой войне: он вступил в сформированную в июле 1943 года 10-ю горную дивизию армии США и в 1943—1945 годах сражался в её составе на итальянском фронте, где и зародился его интерес к изучению других культур. После окончания войны и демобилизации значительной части американской армии правительство предоставило демобилизированным солдатам преференции в получении высшего образования. Как и многие из его боевых товарищей, Вульф не преминул возможности воспользоваться условиями «Армейского билля о правах» (GI Bill of Rights) и поступил в Колумбийский университет, чтобы изучать там антропологию.

Средоточие антропологической школы Франца Боаса, Колумбийский университет на протяжении многих лет являлся передовым центром изучения антропологии в Северной Америке. К моменту поступления в университет Вульфа Боас уже умер, и его коллеги отказались от используемых им методов, предполагавших отказ от обобщений и создания комплексной картины в пользу детализированного изучения отдельных вопросов. Новым руководителем отделения антропологии стал Джулиан Стюард, ученик Роберта Лоуи и Альфреда Крёбера, заинтересованный в создании полноценной научной антропологии, которая могла бы объяснить процесс развития человеческих обществ и их адаптации к условиям окружающей среды.

Вульф был в числе студентов, чьи научные взгляды сложились под влиянием Стюарда. Большинство учеников Стюарда, как и Вульф, были левыми по своим политическим убеждениям и исходили из материалистических взглядов на историю, что не мешало им плодотворно сотрудничать со своим менее политизированным наставником. К их числу принадлежали многие выдающиеся антропологи второй половины XX века, включая Марвина Харриса, Сидни Минца, Мортона Фрида, Стенли Даймонда и Роберта Ф. Мёрфи.

Диссертация Вульфа была написана как часть проекта Стюарда по изучению населения Пуэрто-Рико. В дальнейшем латиноамериканская тематика играла в творчестве Вульфа одну из важнейших ролей. После окончания учёбы Вульф принял должность преподавателя Мичиганского университета в городе Анн-Анбор. С 1971 года он работал в Колледже Леман и дипломном центре CUNY. Помимо своей работы в Латинской Америке, он также активно занимался полевыми исследованиями в Европе.

Важность трудов Вульфа для современной антропологии усиливается тем фактом, что он акцентировал внимание на вопросах власти, политики и колониализма, тогда как большинство его коллег отошли от этих проблем в 1970—1980-е годы. Самая известная книга Вульфа — написанная в русле мир-системного анализа Иммануила Валлерстайна и Андре Гундер Франка «Европа и народы без истории» (Europe and the People Without History) — с марксистских позиций объясняет процессы, вследствие которых Западная Европа в ходе Великих географических открытий обогнала в экономическом развитии другие регионы мира и подчинила их своему влиянию. Особое внимание уделено тому, как не-европейцы угнетались западным капитализмом через глобальные процессы, подобные работорговле или торговле пушниной. Развенчивая европоцентризм в целом и мифы об «отсталости» неевропейских культур, Вульф объясняет, что они не были «изолированными» или «застывшими во времени», а всегда были вовлечены в мировой исторический процесс.

В конце жизни Вульф предупреждал об опасности «интеллектуального оскудения» антропологии, отказавшейся от полевых исследований и связи науки с поточными реалиями и проблемами, занимаясь исключительно отвлечёнными вопросами «высоких материй». Эрик Вульф умер от рака в 1999 году.

Книги Вульфа

• «Крестьянские войны двадцатого века» (Peasant Wars of the Twentieth Century)
• «Антропология» (Anthropology)
• «Крестьяне» (Peasants)
• «Европа и народы без истории» (Europe and the People Without History)
• Envisioning Power
• «Дети сотрясающейся земли» (Sons of the Shaking Earth)

Отрывок, характеризующий Вульф, Эрик

В сенях пахло свежими яблоками, и висели волчьи и лисьи шкуры. Через переднюю дядюшка провел своих гостей в маленькую залу с складным столом и красными стульями, потом в гостиную с березовым круглым столом и диваном, потом в кабинет с оборванным диваном, истасканным ковром и с портретами Суворова, отца и матери хозяина и его самого в военном мундире. В кабинете слышался сильный запах табаку и собак. В кабинете дядюшка попросил гостей сесть и расположиться как дома, а сам вышел. Ругай с невычистившейся спиной вошел в кабинет и лег на диван, обчищая себя языком и зубами. Из кабинета шел коридор, в котором виднелись ширмы с прорванными занавесками. Из за ширм слышался женский смех и шопот. Наташа, Николай и Петя разделись и сели на диван. Петя облокотился на руку и тотчас же заснул; Наташа и Николай сидели молча. Лица их горели, они были очень голодны и очень веселы. Они поглядели друг на друга (после охоты, в комнате, Николай уже не считал нужным выказывать свое мужское превосходство перед своей сестрой); Наташа подмигнула брату и оба удерживались недолго и звонко расхохотались, не успев еще придумать предлога для своего смеха.
Немного погодя, дядюшка вошел в казакине, синих панталонах и маленьких сапогах. И Наташа почувствовала, что этот самый костюм, в котором она с удивлением и насмешкой видала дядюшку в Отрадном – был настоящий костюм, который был ничем не хуже сюртуков и фраков. Дядюшка был тоже весел; он не только не обиделся смеху брата и сестры (ему в голову не могло притти, чтобы могли смеяться над его жизнию), а сам присоединился к их беспричинному смеху.
– Вот так графиня молодая – чистое дело марш – другой такой не видывал! – сказал он, подавая одну трубку с длинным чубуком Ростову, а другой короткий, обрезанный чубук закладывая привычным жестом между трех пальцев.
– День отъездила, хоть мужчине в пору и как ни в чем не бывало!
Скоро после дядюшки отворила дверь, по звуку ног очевидно босая девка, и в дверь с большим уставленным подносом в руках вошла толстая, румяная, красивая женщина лет 40, с двойным подбородком, и полными, румяными губами. Она, с гостеприимной представительностью и привлекательностью в глазах и каждом движеньи, оглянула гостей и с ласковой улыбкой почтительно поклонилась им. Несмотря на толщину больше чем обыкновенную, заставлявшую ее выставлять вперед грудь и живот и назад держать голову, женщина эта (экономка дядюшки) ступала чрезвычайно легко. Она подошла к столу, поставила поднос и ловко своими белыми, пухлыми руками сняла и расставила по столу бутылки, закуски и угощенья. Окончив это она отошла и с улыбкой на лице стала у двери. – «Вот она и я! Теперь понимаешь дядюшку?» сказало Ростову ее появление. Как не понимать: не только Ростов, но и Наташа поняла дядюшку и значение нахмуренных бровей, и счастливой, самодовольной улыбки, которая чуть морщила его губы в то время, как входила Анисья Федоровна. На подносе были травник, наливки, грибки, лепешечки черной муки на юраге, сотовой мед, мед вареный и шипучий, яблоки, орехи сырые и каленые и орехи в меду. Потом принесено было Анисьей Федоровной и варенье на меду и на сахаре, и ветчина, и курица, только что зажаренная.
Всё это было хозяйства, сбора и варенья Анисьи Федоровны. Всё это и пахло и отзывалось и имело вкус Анисьи Федоровны. Всё отзывалось сочностью, чистотой, белизной и приятной улыбкой.
– Покушайте, барышня графинюшка, – приговаривала она, подавая Наташе то то, то другое. Наташа ела все, и ей показалось, что подобных лепешек на юраге, с таким букетом варений, на меду орехов и такой курицы никогда она нигде не видала и не едала. Анисья Федоровна вышла. Ростов с дядюшкой, запивая ужин вишневой наливкой, разговаривали о прошедшей и о будущей охоте, о Ругае и Илагинских собаках. Наташа с блестящими глазами прямо сидела на диване, слушая их. Несколько раз она пыталась разбудить Петю, чтобы дать ему поесть чего нибудь, но он говорил что то непонятное, очевидно не просыпаясь. Наташе так весело было на душе, так хорошо в этой новой для нее обстановке, что она только боялась, что слишком скоро за ней приедут дрожки. После наступившего случайно молчания, как это почти всегда бывает у людей в первый раз принимающих в своем доме своих знакомых, дядюшка сказал, отвечая на мысль, которая была у его гостей:
– Так то вот и доживаю свой век… Умрешь, – чистое дело марш – ничего не останется. Что ж и грешить то!
Лицо дядюшки было очень значительно и даже красиво, когда он говорил это. Ростов невольно вспомнил при этом всё, что он хорошего слыхал от отца и соседей о дядюшке. Дядюшка во всем околотке губернии имел репутацию благороднейшего и бескорыстнейшего чудака. Его призывали судить семейные дела, его делали душеприказчиком, ему поверяли тайны, его выбирали в судьи и другие должности, но от общественной службы он упорно отказывался, осень и весну проводя в полях на своем кауром мерине, зиму сидя дома, летом лежа в своем заросшем саду.
– Что же вы не служите, дядюшка?
– Служил, да бросил. Не гожусь, чистое дело марш, я ничего не разберу. Это ваше дело, а у меня ума не хватит. Вот насчет охоты другое дело, это чистое дело марш! Отворите ка дверь то, – крикнул он. – Что ж затворили! – Дверь в конце коридора (который дядюшка называл колидор) вела в холостую охотническую: так называлась людская для охотников. Босые ноги быстро зашлепали и невидимая рука отворила дверь в охотническую. Из коридора ясно стали слышны звуки балалайки, на которой играл очевидно какой нибудь мастер этого дела. Наташа уже давно прислушивалась к этим звукам и теперь вышла в коридор, чтобы слышать их яснее.