Галкин, Дмитрий Прохорович

Дмитрий Прохорович Галкин
Дата рождения:	17 марта 1926(1926-03-17)
Место рождения:	Туринск, Уральская область, РСФСР, СССР
Дата смерти:	20 декабря 2014(2014-12-20) (88 лет)
Место смерти:	Магнитогорск, Челябинская область, Россия
Награды и премии:

Дми́трий Про́хорович Га́лкин (17 марта 1926, Туринск, Уральская область, РСФСР, СССР — 20 декабря 2014, Магнитогорск, Россия) — советский хозяйственный и государственный деятель, директор Магнитогорского металлургического комбината (1973—1979). Член ЦК КПСС (1976—1981). Член Центральной ревизионной комиссии КПСС (1981—1990). Герой Социалистического Труда (1976). Депутат Совета Союза 9—11-го созывов (1974—1989) Верховного Совета СССР.

Биография

Детство и юность

Родился в 1926 году в городе Туринске, ныне Свердловской области в семье служащего. Дмитрий Галкин рано потерял родителей, будучи пятнадцатилетним подростком он приехал в Магнитогорск в июле 1941 года. Здесь он поступил в ремесленное училище № 1 (ныне Магнитогорский Политехнический Колледж), которое закончил в 1943 году. Одновременно с учебой в училище, Галкин обучался в школе рабочей молодежи.

В 1950 году Галкин заканчивает вечернее отделение Магнитогорского-горно-металлургического института по специальности прокатно-волочильное производство с присвоением квалификации инженера.

Трудовая деятельность

После окончания училища Галкин поступает на работу электриком в листопрокатный цех Магнитогорского металлургического комбината, где затем становится начальником смены. Продукция листопрокатного цеха имела особое значение в условиях войны, поэтому его работников не призывали на фронт. Такая же участь постигла и Галкина, по его воспоминаниям, он пять раз просил в военкомате отправить его на фронт, однако всегда получал отказ.

После окончания института он был назначен начальником прокатного отделения листопрокатного цеха.

Галкин активно проявлял себя в производственной деятельности и общественной работе, еще в 1949 году он вступил Коммунистическую партию Советского союза. Будучи начальником смены Галкин вместе со своей бригадой добивался значительных успехов, например, в 1952 году его третья бригада листопрокатного цеха шесть месяцев занимала первое место в соревновании цеховых бригад, а в 1953 году именно бригада Галкина первая на ММК выполнила годовой план работы уже в ноябре года.

Вскоре поднялся по служебной лестнице до заместителя начальника листопрокатных цехов № 1 и № 4, начальника ЛПЦ № 3, главного прокатчика и главного инженера комбината. Дмитрий Прохорович Галкин являлся членом всесоюзного общества «Знание», являясь одним из лучших лекторов организации на Магнитогорском Металлургическом комбинате.

Занимая различные должности в листопрокатных цехах ММК Галкин вел активную изобретательскую и рационализаторскую деятельность, которую не прекращал даже будучи начальником третьего листопрокатного цеха. На Дмитрия Прохоровича Галкина оформлено более двадцати патентов на изобретения в области металлургии. За изобретательскую деятельность Дмитрий Прохорович был удостоен звания Изобретатель СССР в 1976 году.

В декабре 1969 года на XXV партийной конференции ММК Галкин был избран секретарем партийной организации ММК. Галкин оставил данный пост в августе 1970 года в связи с назначением на пост главного инженера Магнитогорского металлургического комбината.

Один из начальников листопрокатного цеха, где работал Галкин, характеризовал его как добросовестного, трудолюбивого, инициативного, активного и ответственного человека, который обладал большим авторитетом среди окружающих.

Директор Магнитогорского металлургического комбината

В июле 1973 года Дмитрий Прохорович Галкин был назначен директором крупнейшего металлургического предприятия СССР Магнитогорского металлургического комбината.

В том же году избран депутатом Верховного Совета СССР.

Под руководством Дмитрия Прохоровича Галкина на комбинате была пущена первая очередь цеха гнутых профилей (ЛПЦ № 7), реконструированы коксовая батарея и доменная печь № 1, освоен ряд новых технологий: плавка чугуна с повышенной концентрацией кислорода в дутье, использование наклонных воздушных фурм и офлюсованных окатышей в условиях применения комбинированного дутья.

В прокатном производстве, на стане 500, были установлены эксгаустеры с автоматизацией теплового режима; на станах 2350 и 1450 реконструированы нагревательные печи № 3 и № 4; закончена реконструкция первой очереди стана горячей прокатки 2500; внедрены технологии выпуска 240 холоднокатаных и 16 горячекатаных профилеразмеров; освоена прокатка лонжеронной стали для КамАЗа.

Будучи директором ММК Дмитрий Прохорович Галкин внес значительный вклад в развитие социальной инфраструктуры города Магнитогорска. За семь лет директорства Галкина в строй было введено около пятисот тысяч квадратных метров жилья, двенадцать детских садов, две общеобразовательные школы. Кроме этого был построен дворец культуры металлургов имени дворец культуры имени Серго Орджоникидзе. В 1970-х годах трамвайное хозяйство Магнитогорска находилось в ведении ММК, при Галкине было введено в строй две новые трамвайные линии. Галкин мечтал создать в Магнитогорске новый вид транспорта — троллейбус, однако данным планам не суждено было сбыться.

Кроме того, во времена директорства Дмитрия Прохоровича Галкина был утвержден генеральный план города Магнитогорска до 2000 года, в котором, благодаря Галкину, было запланировано строительство жилых домов высотной этажности (более девяти).

В 1976 году Галкин способствовал выделению крупных средств для обновления аппаратуры магнитогорского радиотелецентра, что позволило сохранить местное телевизионное вещание в Магнитогорске.

В 1979 году при содействии Галкина Библиотека металлургов получила новое собственное здание на правом берегу реки Урал.

Современники и коллеги Галкина отмечали, что он особенно внимательно относился к магнитогорской молодежи и молодым кадрам комбината. Дмитрий Прохорович был тактичным, требовательным и строгим руководителем, который глубоко изучал вопрос, прежде чем вынести то или иное решение. Галкин ответственно относился к соблюдению порядка и чистоты на территории вверенного ему предприятия.

Дальнейшая жизнь

В 1979 году Дмитрий Прохорович Галкин переведен в Москву заместителем министра чёрной металлургии СССР.

С 1981 по 1988 год работал министром чёрной металлургии Украинской ССР.

в 1988—1990 годах Дмитрий Прохорович работал руководителем группы советских специалистов на Аннабском металлургическом комбинате в Алжирской Народной Демократической Республике.За годы работы на комбинате Магнитогорск стал для Дмитрия Прохоровича родным, поэтому из заграничной командировки он вернулся именно сюда.

До 1996 года Галкин работал советником генерального директора Магнитогорского металлургического комбината. Дмитрий Галкин высоко оценивал деятельность таких директоров ММК как Иван Ромазан, Анатолий Стариков, особенно он отмечал роль уже постперестроечного директора Виктора Рашникова, которому довелось руководить предприятием в условиях рыночной экономики.

Дмитрий Галкин скончался 20 декабря 2014 года, а 22 декабря он был похоронен на Правобережном кладбище города Магнитогорска.

Награды и звания

• Герой Социалистического Труда (Указ Президиума Верховного Совета СССР 5 марта 1976 года, орден Ленина и медаль «Серп и Молот») — за выдающиеся успехи в выполнении принятых на девятую пятилетку социалистических обязательств по увеличению производства продукции, улучшению её качества и повышению производительности труда
• Орден Трудового Красного Знамени — за многолетний созидательный труд и умелую организацию производства (1966)
• Лауреат Государственной премии СССР (1974, 1982)
• Нагрудный знак «Изобретатель СССР» (1976)

Публикации

• Александр Исаакович Виткин, Дмитрий Прохорович Галкин, Борис Иосифович Берлин. [books.google.ru/books?id=l6WeHAAACAAJ Основы теории и технология производства белой жести]. — Москва: Металлургия, 1978. — 391 с.
• Дмитрий Галкин [books.google.ru/books?id=UXrOAAAAMAAJ И завтра — флагман] // Слово о Магнитке. — Политиздат, 1979. — С. 204-218.
• Дмитрий Галкин [magmetall.ru/pdf/1966-08-27_02.pdfJ По пути прогресса (К десятилетию третьего листопрокатного цеха)] // Магнитогорский металл. — 1966.
• Дмитрий Галкин [magmetall.ru/contribution/5337.htm Вровень с легендами] // Челябинский рабочий. — 2009.

Литература

• Выпускники и работники учреждений начального профессионального образования Челябинской области — Герои Советского Союза \\ ГУ ПО адм. Челяб. обл., ЧелИПРО; сост.: Н. И. Голендухин, Ф. М. Крылов, Е. М. Донских — Челябинск, 1998. 31 с.
• Галкин Дмитрий Прохорович // Советский энциклопедический словарь / гл. ред. А. М. Прохоров. — 4-е изд. — М.: Советская энциклопедия, 1989. — С. 270. — 1632 с. — 25 000 000 экз.

Ссылки

 [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=13887 Галкин, Дмитрий Прохорович]. Сайт «Герои Страны».

Отрывок, характеризующий Галкин, Дмитрий Прохорович

Гвардия весь поход прошла, как на гуляньи, щеголяя своей чистотой и дисциплиной. Переходы были малые, ранцы везли на подводах, офицерам австрийское начальство готовило на всех переходах прекрасные обеды. Полки вступали и выступали из городов с музыкой, и весь поход (чем гордились гвардейцы), по приказанию великого князя, люди шли в ногу, а офицеры пешком на своих местах. Борис всё время похода шел и стоял с Бергом, теперь уже ротным командиром. Берг, во время похода получив роту, успел своей исполнительностью и аккуратностью заслужить доверие начальства и устроил весьма выгодно свои экономические дела; Борис во время похода сделал много знакомств с людьми, которые могли быть ему полезными, и через рекомендательное письмо, привезенное им от Пьера, познакомился с князем Андреем Болконским, через которого он надеялся получить место в штабе главнокомандующего. Берг и Борис, чисто и аккуратно одетые, отдохнув после последнего дневного перехода, сидели в чистой отведенной им квартире перед круглым столом и играли в шахматы. Берг держал между колен курящуюся трубочку. Борис, с свойственной ему аккуратностью, белыми тонкими руками пирамидкой уставлял шашки, ожидая хода Берга, и глядел на лицо своего партнера, видимо думая об игре, как он и всегда думал только о том, чем он был занят.
– Ну ка, как вы из этого выйдете? – сказал он.
– Будем стараться, – отвечал Берг, дотрогиваясь до пешки и опять опуская руку.
В это время дверь отворилась.
– Вот он, наконец, – закричал Ростов. – И Берг тут! Ах ты, петизанфан, але куше дормир , [Дети, идите ложиться спать,] – закричал он, повторяя слова няньки, над которыми они смеивались когда то вместе с Борисом.
– Батюшки! как ты переменился! – Борис встал навстречу Ростову, но, вставая, не забыл поддержать и поставить на место падавшие шахматы и хотел обнять своего друга, но Николай отсторонился от него. С тем особенным чувством молодости, которая боится битых дорог, хочет, не подражая другим, по новому, по своему выражать свои чувства, только бы не так, как выражают это, часто притворно, старшие, Николай хотел что нибудь особенное сделать при свидании с другом: он хотел как нибудь ущипнуть, толкнуть Бориса, но только никак не поцеловаться, как это делали все. Борис же, напротив, спокойно и дружелюбно обнял и три раза поцеловал Ростова.
Они полгода не видались почти; и в том возрасте, когда молодые люди делают первые шаги на пути жизни, оба нашли друг в друге огромные перемены, совершенно новые отражения тех обществ, в которых они сделали свои первые шаги жизни. Оба много переменились с своего последнего свидания и оба хотели поскорее выказать друг другу происшедшие в них перемены.
– Ах вы, полотеры проклятые! Чистенькие, свеженькие, точно с гулянья, не то, что мы грешные, армейщина, – говорил Ростов с новыми для Бориса баритонными звуками в голосе и армейскими ухватками, указывая на свои забрызганные грязью рейтузы.
Хозяйка немка высунулась из двери на громкий голос Ростова.
– Что, хорошенькая? – сказал он, подмигнув.
– Что ты так кричишь! Ты их напугаешь, – сказал Борис. – А я тебя не ждал нынче, – прибавил он. – Я вчера, только отдал тебе записку через одного знакомого адъютанта Кутузовского – Болконского. Я не думал, что он так скоро тебе доставит… Ну, что ты, как? Уже обстрелен? – спросил Борис.
Ростов, не отвечая, тряхнул по солдатскому Георгиевскому кресту, висевшему на снурках мундира, и, указывая на свою подвязанную руку, улыбаясь, взглянул на Берга.
– Как видишь, – сказал он.
– Вот как, да, да! – улыбаясь, сказал Борис, – а мы тоже славный поход сделали. Ведь ты знаешь, его высочество постоянно ехал при нашем полку, так что у нас были все удобства и все выгоды. В Польше что за приемы были, что за обеды, балы – я не могу тебе рассказать. И цесаревич очень милостив был ко всем нашим офицерам.
И оба приятеля рассказывали друг другу – один о своих гусарских кутежах и боевой жизни, другой о приятности и выгодах службы под командою высокопоставленных лиц и т. п.
– О гвардия! – сказал Ростов. – А вот что, пошли ка за вином.
Борис поморщился.
– Ежели непременно хочешь, – сказал он.
И, подойдя к кровати, из под чистых подушек достал кошелек и велел принести вина.
– Да, и тебе отдать деньги и письмо, – прибавил он.
Ростов взял письмо и, бросив на диван деньги, облокотился обеими руками на стол и стал читать. Он прочел несколько строк и злобно взглянул на Берга. Встретив его взгляд, Ростов закрыл лицо письмом.
– Однако денег вам порядочно прислали, – сказал Берг, глядя на тяжелый, вдавившийся в диван кошелек. – Вот мы так и жалованьем, граф, пробиваемся. Я вам скажу про себя…
– Вот что, Берг милый мой, – сказал Ростов, – когда вы получите из дома письмо и встретитесь с своим человеком, у которого вам захочется расспросить про всё, и я буду тут, я сейчас уйду, чтоб не мешать вам. Послушайте, уйдите, пожалуйста, куда нибудь, куда нибудь… к чорту! – крикнул он и тотчас же, схватив его за плечо и ласково глядя в его лицо, видимо, стараясь смягчить грубость своих слов, прибавил: – вы знаете, не сердитесь; милый, голубчик, я от души говорю, как нашему старому знакомому.
– Ах, помилуйте, граф, я очень понимаю, – сказал Берг, вставая и говоря в себя горловым голосом.
– Вы к хозяевам пойдите: они вас звали, – прибавил Борис.
Берг надел чистейший, без пятнушка и соринки, сюртучок, взбил перед зеркалом височки кверху, как носил Александр Павлович, и, убедившись по взгляду Ростова, что его сюртучок был замечен, с приятной улыбкой вышел из комнаты.
– Ах, какая я скотина, однако! – проговорил Ростов, читая письмо.
– А что?
– Ах, какая я свинья, однако, что я ни разу не писал и так напугал их. Ах, какая я свинья, – повторил он, вдруг покраснев. – Что же, пошли за вином Гаврилу! Ну, ладно, хватим! – сказал он…
В письмах родных было вложено еще рекомендательное письмо к князю Багратиону, которое, по совету Анны Михайловны, через знакомых достала старая графиня и посылала сыну, прося его снести по назначению и им воспользоваться.
– Вот глупости! Очень мне нужно, – сказал Ростов, бросая письмо под стол.
– Зачем ты это бросил? – спросил Борис.
– Письмо какое то рекомендательное, чорта ли мне в письме!
– Как чорта ли в письме? – поднимая и читая надпись, сказал Борис. – Письмо это очень нужное для тебя.
– Мне ничего не нужно, и я в адъютанты ни к кому не пойду.
– Отчего же? – спросил Борис.
– Лакейская должность!
– Ты всё такой же мечтатель, я вижу, – покачивая головой, сказал Борис.
– А ты всё такой же дипломат. Ну, да не в том дело… Ну, ты что? – спросил Ростов.
– Да вот, как видишь. До сих пор всё хорошо; но признаюсь, желал бы я очень попасть в адъютанты, а не оставаться во фронте.
– Зачем?
– Затем, что, уже раз пойдя по карьере военной службы, надо стараться делать, коль возможно, блестящую карьеру.
– Да, вот как! – сказал Ростов, видимо думая о другом.
Он пристально и вопросительно смотрел в глаза своему другу, видимо тщетно отыскивая разрешение какого то вопроса.
Старик Гаврило принес вино.
– Не послать ли теперь за Альфонс Карлычем? – сказал Борис. – Он выпьет с тобою, а я не могу.
– Пошли, пошли! Ну, что эта немчура? – сказал Ростов с презрительной улыбкой.
– Он очень, очень хороший, честный и приятный человек, – сказал Борис.
Ростов пристально еще раз посмотрел в глаза Борису и вздохнул. Берг вернулся, и за бутылкой вина разговор между тремя офицерами оживился. Гвардейцы рассказывали Ростову о своем походе, о том, как их чествовали в России, Польше и за границей. Рассказывали о словах и поступках их командира, великого князя, анекдоты о его доброте и вспыльчивости. Берг, как и обыкновенно, молчал, когда дело касалось не лично его, но по случаю анекдотов о вспыльчивости великого князя с наслаждением рассказал, как в Галиции ему удалось говорить с великим князем, когда он объезжал полки и гневался за неправильность движения. С приятной улыбкой на лице он рассказал, как великий князь, очень разгневанный, подъехав к нему, закричал: «Арнауты!» (Арнауты – была любимая поговорка цесаревича, когда он был в гневе) и потребовал ротного командира.
– Поверите ли, граф, я ничего не испугался, потому что я знал, что я прав. Я, знаете, граф, не хвалясь, могу сказать, что я приказы по полку наизусть знаю и устав тоже знаю, как Отче наш на небесех . Поэтому, граф, у меня по роте упущений не бывает. Вот моя совесть и спокойна. Я явился. (Берг привстал и представил в лицах, как он с рукой к козырьку явился. Действительно, трудно было изобразить в лице более почтительности и самодовольства.) Уж он меня пушил, как это говорится, пушил, пушил; пушил не на живот, а на смерть, как говорится; и «Арнауты», и черти, и в Сибирь, – говорил Берг, проницательно улыбаясь. – Я знаю, что я прав, и потому молчу: не так ли, граф? «Что, ты немой, что ли?» он закричал. Я всё молчу. Что ж вы думаете, граф? На другой день и в приказе не было: вот что значит не потеряться. Так то, граф, – говорил Берг, закуривая трубку и пуская колечки.
– Да, это славно, – улыбаясь, сказал Ростов.
Но Борис, заметив, что Ростов сбирался посмеяться над Бергом, искусно отклонил разговор. Он попросил Ростова рассказать о том, как и где он получил рану. Ростову это было приятно, и он начал рассказывать, во время рассказа всё более и более одушевляясь. Он рассказал им свое Шенграбенское дело совершенно так, как обыкновенно рассказывают про сражения участвовавшие в них, то есть так, как им хотелось бы, чтобы оно было, так, как они слыхали от других рассказчиков, так, как красивее было рассказывать, но совершенно не так, как оно было. Ростов был правдивый молодой человек, он ни за что умышленно не сказал бы неправды. Он начал рассказывать с намерением рассказать всё, как оно точно было, но незаметно, невольно и неизбежно для себя перешел в неправду. Ежели бы он рассказал правду этим слушателям, которые, как и он сам, слышали уже множество раз рассказы об атаках и составили себе определенное понятие о том, что такое была атака, и ожидали точно такого же рассказа, – или бы они не поверили ему, или, что еще хуже, подумали бы, что Ростов был сам виноват в том, что с ним не случилось того, что случается обыкновенно с рассказчиками кавалерийских атак. Не мог он им рассказать так просто, что поехали все рысью, он упал с лошади, свихнул руку и изо всех сил побежал в лес от француза. Кроме того, для того чтобы рассказать всё, как было, надо было сделать усилие над собой, чтобы рассказать только то, что было. Рассказать правду очень трудно; и молодые люди редко на это способны. Они ждали рассказа о том, как горел он весь в огне, сам себя не помня, как буря, налетал на каре; как врубался в него, рубил направо и налево; как сабля отведала мяса, и как он падал в изнеможении, и тому подобное. И он рассказал им всё это.
В середине его рассказа, в то время как он говорил: «ты не можешь представить, какое странное чувство бешенства испытываешь во время атаки», в комнату вошел князь Андрей Болконский, которого ждал Борис. Князь Андрей, любивший покровительственные отношения к молодым людям, польщенный тем, что к нему обращались за протекцией, и хорошо расположенный к Борису, который умел ему понравиться накануне, желал исполнить желание молодого человека. Присланный с бумагами от Кутузова к цесаревичу, он зашел к молодому человеку, надеясь застать его одного. Войдя в комнату и увидав рассказывающего военные похождения армейского гусара (сорт людей, которых терпеть не мог князь Андрей), он ласково улыбнулся Борису, поморщился, прищурился на Ростова и, слегка поклонившись, устало и лениво сел на диван. Ему неприятно было, что он попал в дурное общество. Ростов вспыхнул, поняв это. Но это было ему всё равно: это был чужой человек. Но, взглянув на Бориса, он увидал, что и ему как будто стыдно за армейского гусара. Несмотря на неприятный насмешливый тон князя Андрея, несмотря на общее презрение, которое с своей армейской боевой точки зрения имел Ростов ко всем этим штабным адъютантикам, к которым, очевидно, причислялся и вошедший, Ростов почувствовал себя сконфуженным, покраснел и замолчал. Борис спросил, какие новости в штабе, и что, без нескромности, слышно о наших предположениях?
– Вероятно, пойдут вперед, – видимо, не желая при посторонних говорить более, отвечал Болконский.
Берг воспользовался случаем спросить с особенною учтивостию, будут ли выдавать теперь, как слышно было, удвоенное фуражное армейским ротным командирам? На это князь Андрей с улыбкой отвечал, что он не может судить о столь важных государственных распоряжениях, и Берг радостно рассмеялся.
– Об вашем деле, – обратился князь Андрей опять к Борису, – мы поговорим после, и он оглянулся на Ростова. – Вы приходите ко мне после смотра, мы всё сделаем, что можно будет.
И, оглянув комнату, он обратился к Ростову, которого положение детского непреодолимого конфуза, переходящего в озлобление, он и не удостоивал заметить, и сказал:
– Вы, кажется, про Шенграбенское дело рассказывали? Вы были там?
– Я был там, – с озлоблением сказал Ростов, как будто бы этим желая оскорбить адъютанта.
Болконский заметил состояние гусара, и оно ему показалось забавно. Он слегка презрительно улыбнулся.
– Да! много теперь рассказов про это дело!
– Да, рассказов, – громко заговорил Ростов, вдруг сделавшимися бешеными глазами глядя то на Бориса, то на Болконского, – да, рассказов много, но наши рассказы – рассказы тех, которые были в самом огне неприятеля, наши рассказы имеют вес, а не рассказы тех штабных молодчиков, которые получают награды, ничего не делая.
– К которым, вы предполагаете, что я принадлежу? – спокойно и особенно приятно улыбаясь, проговорил князь Андрей.
Странное чувство озлобления и вместе с тем уважения к спокойствию этой фигуры соединялось в это время в душе Ростова.
– Я говорю не про вас, – сказал он, – я вас не знаю и, признаюсь, не желаю знать. Я говорю вообще про штабных.
– А я вам вот что скажу, – с спокойною властию в голосе перебил его князь Андрей. – Вы хотите оскорбить меня, и я готов согласиться с вами, что это очень легко сделать, ежели вы не будете иметь достаточного уважения к самому себе; но согласитесь, что и время и место весьма дурно для этого выбраны. На днях всем нам придется быть на большой, более серьезной дуэли, а кроме того, Друбецкой, который говорит, что он ваш старый приятель, нисколько не виноват в том, что моя физиономия имела несчастие вам не понравиться. Впрочем, – сказал он, вставая, – вы знаете мою фамилию и знаете, где найти меня; но не забудьте, – прибавил он, – что я не считаю нисколько ни себя, ни вас оскорбленным, и мой совет, как человека старше вас, оставить это дело без последствий. Так в пятницу, после смотра, я жду вас, Друбецкой; до свидания, – заключил князь Андрей и вышел, поклонившись обоим.
Ростов вспомнил то, что ему надо было ответить, только тогда, когда он уже вышел. И еще более был он сердит за то, что забыл сказать это. Ростов сейчас же велел подать свою лошадь и, сухо простившись с Борисом, поехал к себе. Ехать ли ему завтра в главную квартиру и вызвать этого ломающегося адъютанта или, в самом деле, оставить это дело так? был вопрос, который мучил его всю дорогу. То он с злобой думал о том, с каким бы удовольствием он увидал испуг этого маленького, слабого и гордого человечка под его пистолетом, то он с удивлением чувствовал, что из всех людей, которых он знал, никого бы он столько не желал иметь своим другом, как этого ненавидимого им адъютантика.


На другой день свидания Бориса с Ростовым был смотр австрийских и русских войск, как свежих, пришедших из России, так и тех, которые вернулись из похода с Кутузовым. Оба императора, русский с наследником цесаревичем и австрийский с эрцгерцогом, делали этот смотр союзной 80 титысячной армии.
С раннего утра начали двигаться щегольски вычищенные и убранные войска, выстраиваясь на поле перед крепостью. То двигались тысячи ног и штыков с развевавшимися знаменами и по команде офицеров останавливались, заворачивались и строились в интервалах, обходя другие такие же массы пехоты в других мундирах; то мерным топотом и бряцанием звучала нарядная кавалерия в синих, красных, зеленых шитых мундирах с расшитыми музыкантами впереди, на вороных, рыжих, серых лошадях; то, растягиваясь с своим медным звуком подрагивающих на лафетах, вычищенных, блестящих пушек и с своим запахом пальников, ползла между пехотой и кавалерией артиллерия и расставлялась на назначенных местах. Не только генералы в полной парадной форме, с перетянутыми донельзя толстыми и тонкими талиями и красневшими, подпертыми воротниками, шеями, в шарфах и всех орденах; не только припомаженные, расфранченные офицеры, но каждый солдат, – с свежим, вымытым и выбритым лицом и до последней возможности блеска вычищенной аммуницией, каждая лошадь, выхоленная так, что, как атлас, светилась на ней шерсть и волосок к волоску лежала примоченная гривка, – все чувствовали, что совершается что то нешуточное, значительное и торжественное. Каждый генерал и солдат чувствовали свое ничтожество, сознавая себя песчинкой в этом море людей, и вместе чувствовали свое могущество, сознавая себя частью этого огромного целого.