Герб Киева

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Герб Киева

Детали
Утверждён

В 1995 году

Первое упоминание

1782 год

Щит

варяжский

Прочие элементы

Образ Архангела Михаила

Автор герба

Г. Куровский

Герб Киева (укр. Герб Києва) — геральдический символ столицы Украины города Киева, утверждённый решением Киевского городского совета № 57 от 18 апреля 1995 года. Его описание гласит:

Архангел Михаил символизирует светлые силы, готовые защищать Киев от бед.

Фигура Архангела Михаила в белой княжеской рубашке, воинском облачении с серебряным доспехами, декорированном стилизованным диском Солнца, изображён на голубом фоне древнерусского (варяжского) щита. В правой руке Архангела Михаила — повёрнутый в сторону огненный меч, символ защиты, в левой — серебряный щит в золотом обрамление с изображением золотого креста, символа Света и Христианской веры. Тёмно-малиновый плащ, по древнерусской традицией, скреплён с правой стороны золотой фибулой. Белые Архангельские крылья украшены золотыми полосами. Золотой нимб — символ святости[1].





История

Русь

Популярным мотивом символики Киевского княжества начиная от правления Владимира Мономаха был архангел Михаил. Архангел, который поражал змея копьём, был изображён и на княжеских печатях XII—XIII веков. Вероятно, архангел становится символом княжества. Впрочем, использование этого символа именно как герба Киева и Киевщины документально не зафиксировано, поскольку в данный период геральдика не получила распространения на русских землях.

Архангел Михаил известен с XII века как некий династический знак киевских Мономаховичей — Мстислава Владимировича Великого (1125—1132) и его потомков, однако связь Архистратига Михаила с Киевом значительно древнее и по легендам достигает дохристианских времён — символ змееборца. Уже через столетие после принятия христианства киевский князь Святополк Изяславич построил в Киеве величественный Михайловский Златоверхий монастырь — напротив собора Святой Софии.

Литовско-польская и казацкая эпоха

Старейшее изображение герба города Киева содержится в гербовнике Конрада Грюненберга с 1480 года[2].

Раньше появление городского герба связывали с получением магдебургского права. По последним исследованиям, Киев получил магдебургскую привилегию в 1494 году. Однако, данные о гербе в этот период неизвестны[3].

Исследователь киевских печатей Константин Антипович датировал древнейшую печать с гербом города примерно 1500 годом[4]. На ней в округлённом щите изображён лук со стрелой (или двумя стрелами), который натягивают две выдвинутые из облака руки. Вероятно, такой герб символизировал порубежное значение Киева, жители которого постоянно защищались от нападений врагов, преимущественно татар. Лук фигурировал в европейской геральдике как символ диких и воинственных народов, или регионов где ведётся война[5].

В гербовнике Бартош Папроцкого (1578 год) указано, что на гербе города Киева был изображен св. Юрий.

Герб с луком пробыл киевским гербом вплоть до XVIII века. Его изображение зафиксировано на городских хоругвях XVII века, которое хранится в трофейной коллекции Военного музея Стокгольма. Хотя в позднем средневековье киевским городским гербом была «рука с луком», гербом Киевской земли служил Архангел. Киевское воеводство в составе Речи Посполитой имело такой герб: красный щит с изображением серебряного ангела с опущенным мечом и ножнами.

В 1595 году герб города мог претерпеть изменения. Именно тогда киевский епископ Ю. Верещинский предложил проект административной реформы Киева. Город должен был быть разделён на три отдельные самоуправляющиеся территории. Для каждого из городов Верещинский предложил проект герба: для Подола — вытянутая из облака рука, держащая королевский скипетр «вместо существующего варварского лука с двумя стрелами»; для нагорной «королевской» части города — вытянутая из облака рука, держащая королевский венец; для Кудрявской горы с замком биськупа — в пересечённом щите вверху митра, а внизу герб Верещинских. Проектам не суждено было осуществиться[6].

На печати 1630 года в гербе уже нет облака, лук видоизменяется в арбалет, который держит одна рука. Такой трансформированный символ был на всех других киевских городских печатях до 1780 года[7].

Во времена Речи Посполитой герб воеводства отличался от городского. Его помещали в тройку наивысших гербов этого государства — наряду с польским орлом и литовским всадником. В казацком государстве герб Архистратига ставили рядом с родовым гербом каждого гетмана, а во время московского господства его ввели в большой герб Российской империи и разместили в центре, рядом с двуглавым орлом, и внизу, на щите соединённых гербов великих князей[8].

Российская империя

В московском государстве не было различий между городским и земельными гербами. «Герб Киевский» с серебряным Архангелом на голубом фоне с царского Титулярника 1672 года позднее исследователи трактуют не только как земельный, но и как городской. Этот же герб выступает в роли земельного символа Киевского полка в гербовнике в 1730 году.

4 (15) июня 1782 года был утверждён новый герб города. Российский гербовед Павел Павлович фон Винклер в своей книге «Гербы городов, губерний, областей и уездов Российской империи, внесённых в Полное собрание законов с 1649 по 1900 года» даёт такое описание герба: «Архангел Михаил в серебряной одежде, в лазурном поле».

Тенденция замены старых городских гербов на земельные была характерна для Украины екатерининских времён. Впрочем, киевляне не очень радушно приняли Екатерининскую реформу. Киевский магистрат продолжал использовать старую печать с луком более двух лет до утверждения нового герба[3].

С XIX века изображение Архистратига помещали на верхней части гербовых щитов многих городов Киевской губернии — Василькова, Черкасс, Канева, Чигирина, Звенигородки и Таращи.

В архитектуре и скульптуре иногда были отклонения от иконографических изображений герба. Так, на пьедестале памятника Владимиру Великому, открытого в 1853 году, поместили горельефную эмблему Киева с опущенным мечом в руках Архангела.

В 1859 году геральдист Бернгард Кёне предложил увенчать герб города шапкой Мономаха в память об историческом великокняжеском столе, который находился в городе, и добавить декор — колосья пшеницы, перевитые Александровской орденской лентой (как символ крестьянского центра империи). На практике герб Киева под шапкой Мономаха получил распространение (тем более, что преемник Кёне на должности управляющего — Александр Барсуков — повёл дело к упрощению городских гербов).

Киевская власть была не против включения шапки Мономаха в городской герб. В 1912 году Киевская городская дума ходатайствовала о том, чтобы Александровскую ленту в изображении герба Владимирской ленто (орден Святого Владимира имел красную ленту с чёрными каёмками): «В знак того, что это город святого Владимира». После длительных проволочек соответствующий проект был высочайше утверждён только 3 февраля 1917 года[10].

Украинская Народная Республика

Во времена Украинской революции 1917—1921 годов и возникновения Украинской Народной Республики велись попытки заменить герб. В 1918 году ответственный за разработку украинских гербов Георгий Нарбут разработал проект нового герба Киева, сочетавший изображение архангела Михаила и трезубец Владимира. Однако утвердить новый герб не удалось из-за смены власти[11].

Советское время

В советское время до 1960-х годов город был без герба (есть сведения об инициативе горисполкома в 1944—1945 годах начать разработку киевского герба, которая не принесла результата). В 1965 году Киев был торжественно награждён званием «Город — герой», появилось желание как-то отметить эту «звёздочку» в городской символике. Отсюда родился замысел создать советский герб столицы УССР.

С этой целью в декабре 1966 года был объявлен открытый конкурс. Он проходил в три тура и продолжался до 1968 года. Лучшим был признан вариант архитектора—художника Флориана Юрьева и скульптора Бориса Довганя. Герб утверждён 27 мая 1969 года[12].

Описание герба: серебряный щит славянской формы. В голове щита размещены золотые серп и молот, символизирующие власть трудящихся, в подножье щита — наградной знак «Золотая Звезда», как знак статуса города-героя. Двуцветная сердцевина щита (красная — слева от зрителя и лазоревая — справа) воспроизводят цвета флага Украинской ССР, символизируя город — столицу. На красно-лазоревом фоне: сверху — серебряная надпись «Киев», серебряный лук — древний герб города и золотое изображение цветущей ветки каштана в стилизованном виде — символ расцвета современного социалистического Киева[13].

После обретения независимости


См. также


Напишите отзыв о статье "Герб Киева"

Примечания

  1. Про герб міста Києва
  2. [gazeta.ua/articles/history-photo/_take-buvae-raz-u-stolittya-v-kievi-predstavili-relikviji-miskogo-samovryaduvanny/446272 «Таке буває раз у століття» — в Києві представили реліквії міського самоврядування]
  3. 1 2 Гречило А. [archive.is/EvJjT Герб Києва (кінець ХV — 80-ті роки ХVІІІ ст.)] // Пам’ятки України: Історія та культура. — 1997. — № 3. — С. 86, 87, 127. (укр.)
  4. Антипович К. Є. Київська міська печатка // Ювілейний збірник на пошану академіка Дмитра Ивановича Багалія з нагоди сімдесятої річниці життя та п’ятдесятих роковин наукової діяльності. — К., 1927. — 4.2. — С. 831. (укр.)
  5. Гречило А. Магдебурзьке право та питання герба міста Києва (кінець ХV — 80-ті роки ХVІІІ ст.) // Самоврядування в Києві: Історія та сучасність. — К., 2000. — С. 147—157. (укр.)
  6. Гречило А. До питання про герб Києва в кінці ХV — кінці ХVІІІ ст. // Матеріали засідань іст. та археогр. коміс. НТШ в Україні. — 1999. — Вип. 2. — С. 93—98. (укр.)
  7. ГАДА. — Фонд Архів Замойських. — Од. зб. 337. — Арк. 43. (укр.)
  8. [www.heraldicum.ru/ukraine/towns/kiev.htm г. Киев]
  9. Рибаков, 2003, с. 17—19.
  10. Рибаков, 2003, с. 24, 25.
  11. Головченко В. [www.myslenedrevo.com.ua/ru/Sci/History/Kupola/Vol01/ArchangelMichaelKyiv.html Архангел Михаил. // Купола (Киев), 2005, вып. 1, С. 67-68.]
  12. Рибаков, 2003, с. 38, 39.
  13. Рибаков, 2003, с. 40.

Литература

  • Герб міста Києва: Нарис / упоряд. М. О. Рибаков; Київська міська рада; Фонд гуманітарних програм міста Києва. — К., Студія сучасної соціальної реклами, 2003. — 51 с., іл. — (Київський історичний довідник; вип. 1.) (укр.)
  • Рішення Київської міської ради від 18 квітня 1995 року № 57 [lgkos.narod.ru/olderfiles/1/rshennya_pro_gerb.pdf «Про герб міста Києва»] // Хрещатик. — 1996. — № 159 (1154). — 28 серпня. — [www.facebook.com/leonidgkos/posts/689592451168346 С. 2.] (укр.)
  • Розпорядження голови Київської міської ради народних депутатів від 25 травня 1995 року № 10-с [lgkos.narod.ru/olderfiles/1/rozporyadzhennya_pro_prapor_Kiva.pdf «Про питання використання герба міста Києва»] // Хрещатик. — 1996. — № 159 (1154). — 28 серпня. — [www.facebook.com/leonidgkos/posts/689592451168346 С. 2.] (укр.)
  • Розпорядження голови Київської міської ради народних депутатів від 10 липня 1995 року № 13-с [lgkos.narod.ru/olderfiles/1/polozhennya_pro_vikoristannya_gerba.pdf «Про затвердження Положення про використання Герба міста Києва»] // Хрещатик. — 1996. — № 159 (1154). — 28 серпня. — [www.facebook.com/leonidgkos/posts/689592451168346 С. 2.] (укр.)

Ссылки

Отрывок, характеризующий Герб Киева

– Папа! об чем вы это? – сказала ему Наташа, вслед за ним вошедшая в комнату матери.
– Ни о чем! Тебе что за дело! – сердито проговорил граф.
– Нет, я слышала, – сказала Наташа. – Отчего ж маменька не хочет?
– Тебе что за дело? – крикнул граф. Наташа отошла к окну и задумалась.
– Папенька, Берг к нам приехал, – сказала она, глядя в окно.


Берг, зять Ростовых, был уже полковник с Владимиром и Анной на шее и занимал все то же покойное и приятное место помощника начальника штаба, помощника первого отделения начальника штаба второго корпуса.
Он 1 сентября приехал из армии в Москву.
Ему в Москве нечего было делать; но он заметил, что все из армии просились в Москву и что то там делали. Он счел тоже нужным отпроситься для домашних и семейных дел.
Берг, в своих аккуратных дрожечках на паре сытых саврасеньких, точно таких, какие были у одного князя, подъехал к дому своего тестя. Он внимательно посмотрел во двор на подводы и, входя на крыльцо, вынул чистый носовой платок и завязал узел.
Из передней Берг плывущим, нетерпеливым шагом вбежал в гостиную и обнял графа, поцеловал ручки у Наташи и Сони и поспешно спросил о здоровье мамаши.
– Какое теперь здоровье? Ну, рассказывай же, – сказал граф, – что войска? Отступают или будет еще сраженье?
– Один предвечный бог, папаша, – сказал Берг, – может решить судьбы отечества. Армия горит духом геройства, и теперь вожди, так сказать, собрались на совещание. Что будет, неизвестно. Но я вам скажу вообще, папаша, такого геройского духа, истинно древнего мужества российских войск, которое они – оно, – поправился он, – показали или выказали в этой битве 26 числа, нет никаких слов достойных, чтоб их описать… Я вам скажу, папаша (он ударил себя в грудь так же, как ударял себя один рассказывавший при нем генерал, хотя несколько поздно, потому что ударить себя в грудь надо было при слове «российское войско»), – я вам скажу откровенно, что мы, начальники, не только не должны были подгонять солдат или что нибудь такое, но мы насилу могли удерживать эти, эти… да, мужественные и древние подвиги, – сказал он скороговоркой. – Генерал Барклай до Толли жертвовал жизнью своей везде впереди войска, я вам скажу. Наш же корпус был поставлен на скате горы. Можете себе представить! – И тут Берг рассказал все, что он запомнил, из разных слышанных за это время рассказов. Наташа, не спуская взгляда, который смущал Берга, как будто отыскивая на его лице решения какого то вопроса, смотрела на него.
– Такое геройство вообще, каковое выказали российские воины, нельзя представить и достойно восхвалить! – сказал Берг, оглядываясь на Наташу и как бы желая ее задобрить, улыбаясь ей в ответ на ее упорный взгляд… – «Россия не в Москве, она в сердцах се сынов!» Так, папаша? – сказал Берг.
В это время из диванной, с усталым и недовольным видом, вышла графиня. Берг поспешно вскочил, поцеловал ручку графини, осведомился о ее здоровье и, выражая свое сочувствие покачиваньем головы, остановился подле нее.
– Да, мамаша, я вам истинно скажу, тяжелые и грустные времена для всякого русского. Но зачем же так беспокоиться? Вы еще успеете уехать…
– Я не понимаю, что делают люди, – сказала графиня, обращаясь к мужу, – мне сейчас сказали, что еще ничего не готово. Ведь надо же кому нибудь распорядиться. Вот и пожалеешь о Митеньке. Это конца не будет?
Граф хотел что то сказать, но, видимо, воздержался. Он встал с своего стула и пошел к двери.
Берг в это время, как бы для того, чтобы высморкаться, достал платок и, глядя на узелок, задумался, грустно и значительно покачивая головой.
– А у меня к вам, папаша, большая просьба, – сказал он.
– Гм?.. – сказал граф, останавливаясь.
– Еду я сейчас мимо Юсупова дома, – смеясь, сказал Берг. – Управляющий мне знакомый, выбежал и просит, не купите ли что нибудь. Я зашел, знаете, из любопытства, и там одна шифоньерочка и туалет. Вы знаете, как Верушка этого желала и как мы спорили об этом. (Берг невольно перешел в тон радости о своей благоустроенности, когда он начал говорить про шифоньерку и туалет.) И такая прелесть! выдвигается и с аглицким секретом, знаете? А Верочке давно хотелось. Так мне хочется ей сюрприз сделать. Я видел у вас так много этих мужиков на дворе. Дайте мне одного, пожалуйста, я ему хорошенько заплачу и…
Граф сморщился и заперхал.
– У графини просите, а я не распоряжаюсь.
– Ежели затруднительно, пожалуйста, не надо, – сказал Берг. – Мне для Верушки только очень бы хотелось.
– Ах, убирайтесь вы все к черту, к черту, к черту и к черту!.. – закричал старый граф. – Голова кругом идет. – И он вышел из комнаты.
Графиня заплакала.
– Да, да, маменька, очень тяжелые времена! – сказал Берг.
Наташа вышла вместе с отцом и, как будто с трудом соображая что то, сначала пошла за ним, а потом побежала вниз.
На крыльце стоял Петя, занимавшийся вооружением людей, которые ехали из Москвы. На дворе все так же стояли заложенные подводы. Две из них были развязаны, и на одну из них влезал офицер, поддерживаемый денщиком.
– Ты знаешь за что? – спросил Петя Наташу (Наташа поняла, что Петя разумел: за что поссорились отец с матерью). Она не отвечала.
– За то, что папенька хотел отдать все подводы под ранепых, – сказал Петя. – Мне Васильич сказал. По моему…
– По моему, – вдруг закричала почти Наташа, обращая свое озлобленное лицо к Пете, – по моему, это такая гадость, такая мерзость, такая… я не знаю! Разве мы немцы какие нибудь?.. – Горло ее задрожало от судорожных рыданий, и она, боясь ослабеть и выпустить даром заряд своей злобы, повернулась и стремительно бросилась по лестнице. Берг сидел подле графини и родственно почтительно утешал ее. Граф с трубкой в руках ходил по комнате, когда Наташа, с изуродованным злобой лицом, как буря ворвалась в комнату и быстрыми шагами подошла к матери.
– Это гадость! Это мерзость! – закричала она. – Это не может быть, чтобы вы приказали.
Берг и графиня недоумевающе и испуганно смотрели на нее. Граф остановился у окна, прислушиваясь.
– Маменька, это нельзя; посмотрите, что на дворе! – закричала она. – Они остаются!..
– Что с тобой? Кто они? Что тебе надо?
– Раненые, вот кто! Это нельзя, маменька; это ни на что не похоже… Нет, маменька, голубушка, это не то, простите, пожалуйста, голубушка… Маменька, ну что нам то, что мы увезем, вы посмотрите только, что на дворе… Маменька!.. Это не может быть!..
Граф стоял у окна и, не поворачивая лица, слушал слова Наташи. Вдруг он засопел носом и приблизил свое лицо к окну.
Графиня взглянула на дочь, увидала ее пристыженное за мать лицо, увидала ее волнение, поняла, отчего муж теперь не оглядывался на нее, и с растерянным видом оглянулась вокруг себя.
– Ах, да делайте, как хотите! Разве я мешаю кому нибудь! – сказала она, еще не вдруг сдаваясь.
– Маменька, голубушка, простите меня!
Но графиня оттолкнула дочь и подошла к графу.
– Mon cher, ты распорядись, как надо… Я ведь не знаю этого, – сказала она, виновато опуская глаза.
– Яйца… яйца курицу учат… – сквозь счастливые слезы проговорил граф и обнял жену, которая рада была скрыть на его груди свое пристыженное лицо.
– Папенька, маменька! Можно распорядиться? Можно?.. – спрашивала Наташа. – Мы все таки возьмем все самое нужное… – говорила Наташа.
Граф утвердительно кивнул ей головой, и Наташа тем быстрым бегом, которым она бегивала в горелки, побежала по зале в переднюю и по лестнице на двор.
Люди собрались около Наташи и до тех пор не могли поверить тому странному приказанию, которое она передавала, пока сам граф именем своей жены не подтвердил приказания о том, чтобы отдавать все подводы под раненых, а сундуки сносить в кладовые. Поняв приказание, люди с радостью и хлопотливостью принялись за новое дело. Прислуге теперь это не только не казалось странным, но, напротив, казалось, что это не могло быть иначе, точно так же, как за четверть часа перед этим никому не только не казалось странным, что оставляют раненых, а берут вещи, но казалось, что не могло быть иначе.
Все домашние, как бы выплачивая за то, что они раньше не взялись за это, принялись с хлопотливостью за новое дело размещения раненых. Раненые повыползли из своих комнат и с радостными бледными лицами окружили подводы. В соседних домах тоже разнесся слух, что есть подводы, и на двор к Ростовым стали приходить раненые из других домов. Многие из раненых просили не снимать вещей и только посадить их сверху. Но раз начавшееся дело свалки вещей уже не могло остановиться. Было все равно, оставлять все или половину. На дворе лежали неубранные сундуки с посудой, с бронзой, с картинами, зеркалами, которые так старательно укладывали в прошлую ночь, и всё искали и находили возможность сложить то и то и отдать еще и еще подводы.
– Четверых еще можно взять, – говорил управляющий, – я свою повозку отдаю, а то куда же их?
– Да отдайте мою гардеробную, – говорила графиня. – Дуняша со мной сядет в карету.
Отдали еще и гардеробную повозку и отправили ее за ранеными через два дома. Все домашние и прислуга были весело оживлены. Наташа находилась в восторженно счастливом оживлении, которого она давно не испытывала.
– Куда же его привязать? – говорили люди, прилаживая сундук к узкой запятке кареты, – надо хоть одну подводу оставить.
– Да с чем он? – спрашивала Наташа.
– С книгами графскими.
– Оставьте. Васильич уберет. Это не нужно.
В бричке все было полно людей; сомневались о том, куда сядет Петр Ильич.
– Он на козлы. Ведь ты на козлы, Петя? – кричала Наташа.
Соня не переставая хлопотала тоже; но цель хлопот ее была противоположна цели Наташи. Она убирала те вещи, которые должны были остаться; записывала их, по желанию графини, и старалась захватить с собой как можно больше.


Во втором часу заложенные и уложенные четыре экипажа Ростовых стояли у подъезда. Подводы с ранеными одна за другой съезжали со двора.
Коляска, в которой везли князя Андрея, проезжая мимо крыльца, обратила на себя внимание Сони, устраивавшей вместе с девушкой сиденья для графини в ее огромной высокой карете, стоявшей у подъезда.
– Это чья же коляска? – спросила Соня, высунувшись в окно кареты.
– А вы разве не знали, барышня? – отвечала горничная. – Князь раненый: он у нас ночевал и тоже с нами едут.
– Да кто это? Как фамилия?
– Самый наш жених бывший, князь Болконский! – вздыхая, отвечала горничная. – Говорят, при смерти.
Соня выскочила из кареты и побежала к графине. Графиня, уже одетая по дорожному, в шали и шляпе, усталая, ходила по гостиной, ожидая домашних, с тем чтобы посидеть с закрытыми дверями и помолиться перед отъездом. Наташи не было в комнате.
– Maman, – сказала Соня, – князь Андрей здесь, раненый, при смерти. Он едет с нами.
Графиня испуганно открыла глаза и, схватив за руку Соню, оглянулась.
– Наташа? – проговорила она.
И для Сони и для графини известие это имело в первую минуту только одно значение. Они знали свою Наташу, и ужас о том, что будет с нею при этом известии, заглушал для них всякое сочувствие к человеку, которого они обе любили.
– Наташа не знает еще; но он едет с нами, – сказала Соня.
– Ты говоришь, при смерти?
Соня кивнула головой.
Графиня обняла Соню и заплакала.
«Пути господни неисповедимы!» – думала она, чувствуя, что во всем, что делалось теперь, начинала выступать скрывавшаяся прежде от взгляда людей всемогущая рука.
– Ну, мама, все готово. О чем вы?.. – спросила с оживленным лицом Наташа, вбегая в комнату.
– Ни о чем, – сказала графиня. – Готово, так поедем. – И графиня нагнулась к своему ридикюлю, чтобы скрыть расстроенное лицо. Соня обняла Наташу и поцеловала ее.
Наташа вопросительно взглянула на нее.
– Что ты? Что такое случилось?
– Ничего… Нет…
– Очень дурное для меня?.. Что такое? – спрашивала чуткая Наташа.
Соня вздохнула и ничего не ответила. Граф, Петя, m me Schoss, Мавра Кузминишна, Васильич вошли в гостиную, и, затворив двери, все сели и молча, не глядя друг на друга, посидели несколько секунд.
Граф первый встал и, громко вздохнув, стал креститься на образ. Все сделали то же. Потом граф стал обнимать Мавру Кузминишну и Васильича, которые оставались в Москве, и, в то время как они ловили его руку и целовали его в плечо, слегка трепал их по спине, приговаривая что то неясное, ласково успокоительное. Графиня ушла в образную, и Соня нашла ее там на коленях перед разрозненно по стене остававшимися образами. (Самые дорогие по семейным преданиям образа везлись с собою.)