Гушмазукаев, Зелимхан

Зелимхан Харачоевский
Имя при рождении:	Зелимхан Гушмазукаев
Род деятельности:	Абрек
Место рождения:	Харачой (Терская область, Российская империя)
Место смерти:	Шали (Терская область, Российская империя)

Зелимха́н Гушмазука́ев (Зелимха́н Харачо́евский; январь 1872 года — 26 сентября 1913 года) — известный чеченский абрек. Представитель тейпа Харачой.

Биография

Родился в селе Харачой Грозненского округа, Терской области (ныне Веденский район Чеченской республики).

Стать абреком Зелимхана вынудили трагические обстоятельства, с которыми ему пришлось столкнуться: незаслуженное обвинение в убийстве и последующее заключение в тюрьму. По словам самого Зелимхана, он происходил из зажиточной семьи, имел крупный и мелкий рогатый скот, лошадей, мельницу и большую пасеку, в которой насчитывалось несколько сот ульев. В 1901 году Зелимхан уже был семейным человеком и не помышлял о судьбе абрека. Но попытка женить младшего брата Солтамурада привела к неожиданному конфликту: родственники девушки отдали её за другого. Стычка между молодыми людьми из соперничающих фамилий привели к гибели родственников Зелимхана. В ответ был убит человек из враждебной фамилии. Несмотря на то что между сторонами состоялось примирение, власти стали производить дознание. Начальник участка, получивший взятку за ложное обвинение, указал на Зелимхана, его отца и двух братьев. Таким образом, было найдено юридическое основание для того, чтобы взять под арест самого Зелимхана и его родственников.

24 мая 1901 года за осуществление акта кровной мести он был осуждён на 3,5 года в исправительные арестантские отделения и сослан в Илецкую защиту. Летом 1901 года был возвращён в Грозный для пересмотра судебного решения, после чего заключён в Грозненскую тюрьму. Этим же летом он совершил побег и стал активным участником абреческого движения. Абреки, не желая мириться с несправедливостью и произволом, брались за оружие. Действуя в одиночку или небольшими группами, они убивали царских чиновников, грабили банки, казённые учреждения, богатых жителей. Отобранные деньги и ценности абреки нередко распределяли среди бедных крестьян.

После побега из тюрьмы Зелимхан некоторое время скрывается в родных местах и начинает подпольную деятельность. Неуловимость Зелимхана в течение многих лет (с 1901 по 1913 гг.) стяжала ему, как сообщалось в донесениях в Санкт-Петербург, «…славу среди туземцев, а громкие успехи сделали его народным героем». О Зелимхане в этой связи слагались песни, и в нагорных селениях Чечни ему даже было присвоено прозвище «наместника гор», как бы в противовес наместнику его императорского величества на Кавказе.

Наибольшая активность Зелимхана началась с начала революции 1905 года, в которой он, как и другие абреки, принял активное участие. Начиная с весны 1905 года в Чечне и Ингушетии поднимается волна крестьянских выступлений. Крестьяне изгоняли назначаемых властями чиновников, захватывали частные и казённые земли, отказывались платить налоги и выполнять повинности. Выступления крестьян, которые продолжились и в 1906 году, приняли наибольший размах в Веденском районе, на родине Зелимхана. Смелость абрека Зелимхана вдохновляли местное население на революционную деятельность.

Связь с революционным движением в России Зелимхан установил через анархистов. В 1911 году с знаменитым абреком встретились несколько студентов-анархистов из Ростова-на-Дону. От них он узнал что «царь не только чеченцам зло делает». Студенты подробно рассказали о той борьбе, которую ведут рабочие и крестьяне по всей России. Зелимхан с сочувствием и поддержкой отнесся к гостям. Они расстались друзьями и соратниками. Студенты вручили Зелимхану красно-чёрный флаг, четыре бомбы и печать, на которой было написано «Группа кавказских горных террористов-анархистов. Атаман Зелимхан». С этого момента Зелимхан скреплял свои послания и ультиматумы этой печатью.

Отряд Зелимхана начал фактически партизанскую войну против властей. Против него были брошены отряды регулярной армии. В селах, которые укрывали абреков, проводились жестокие «зачистки». Начались преследования родственников Зелимхана: были убиты его брат и отец, арестованы его жена и дети. За голову абрека царское правительство назначило 5000 рублей, а впоследствии эта сумма была увеличена до 18000 рублей.

В апреле 1906 года Зелимхан убил начальника Грозненского округа подполковника Добровольского. В 1908 году — начальника Веденского округа полковника Галаева, за то что он хотел осуществить антикрестьянские проекты по землеустройству, что вызвало в Чечне массовое недовольство. В январе 1910 — совершил налет на Грозненский вокзал и увёз из кассы 18000 рублей. Приказом по Терской области властями был сформирован «временный охотничий отряд» во главе с войсковым старшиной Вербицким для уничтожения Зелимхана и его соратников.

Несомненно, Зелимхан не был лишён определённых качеств организатора, патерналистского притяжения для сподвижников и в какой-то мере благородства. Он ценил мужество и в отдельных случаях, восхищаясь храбростью русских офицеров, преследовавших его отряды, проявлял великодушие даже к ним, если они при каких-либо обстоятельствах попадали к нему в плен. Соблюдая в обращении с ними вековые обычаи горского гостеприимства, он оставлял им личное оружие во время бесед и оберегал от своих, не допуская расправы. Однажды во время гастролей по Северному Кавказу в заложники к Зелимхану попал знаменитый певец Федор Шаляпин. Когда Зелимхан узнал, кто попал к нему в руки он попросил его просто спеть. Когда Шаляпин спел, растроганный до слез абрек отпустил его на свободу.^{[неавторитетный источник?]}

По легендам, также великодушно он относился и к горской бедноте, невзирая на национальность и вероисповедание обездоленного. Причём таким он оказывал всяческое содействие, покровительствовал и защищал их. Объектом же своей мести Зелимхан всегда выбирал офицеров и представителей власти, которые проявляли необузданную прыть в угнетении народа. Так, в октябре 1905 года в отместку за 17 расстрелянных войсками на Грозненском базаре мирных жителей он расстрелял такое же количество пассажиров-офицеров из остановленного им поезда.

Известны случаи, когда Зелимхан предупреждал противника о скором нападении. К примеру, одним из самых громких дел Зелимхана было нападение в 1910 году на Кизляр. Переодевшись казаками, его отряд ограбил Кизлярский банк. Следует отметить, что, как отмечают исторические документы, Зелимхан заблаговременно предупредил власти о предстоящем нападении и сообщил о месте и времени планируемой операции. Это было прямым оскорблением власти и демонстрацией её бессилия.

Абречество имело массовую поддержку среди горцев и отражало недовольство народов Северного Кавказа внутренней политикой правительства. За голову Зелимхана царская администрация назначила большую награду, которая все время росла на протяжении 13 лет, пока Зелимхан был для властей неуловим. На поимку Гушмазукаева на протяжении ряда лет отправлялись многочисленные экспедиции. За его голову была обещана награда 18000 рублей (дойная корова тогда стоила 60 рублей). Целый ряд чеченских аулов был обложен большими штрафами за укрывательство абрека, несколько селений пострадало от карательных экспедиций, но никто из крестьян Зелимхана не выдал. Только в 1913 году нашёлся предатель, который сообщил властям о его местонахождении. 25 сентября 1913 года отряд под командованием поручика Георгия Кибирова, считавшего Зелимхана своим кровником, напал на след абрека. Зелимхан был окружен около села Шали и в результате продолжительного и кровопролитного боя тяжелобольной Зелимхан Гушмазукаев был убит.

В советское время в Чеченской Республике был организован колхоз им. Зелимхана, были созданы книги и фильмы.

Хронология жизни абрека.

1872—1905 гг.

• 01. 1872 г — В с. Харачой Веденского округа родился знаменитый чеченский абрек Зелимхан Гушмазукаев, который вёл борьбу против царского самодержавия 13 лет (1901—1913 гг.)
• 24 мая 1901 г. — В Грозном прошёл неправомерный суд над Зелимханом Гушмазукаевым, его отцом Гушмазуко Бехоевым. Суд приговорил их на 3,5 года в исправительные арестантские отделения. Зелимхана сослали в Илецкую защиту.
• Лето 1901 г. — Зелимхана вернули из ссылки на пересмотр судебного решения, после которого вновь заключили в Грозненскую тюрьму.,
• Лето 1901 г. — Побег Зелимхана с тремя товарищами из Грозненской тюрьмы.
• 1901 г. — Выход Зелимхана Гушмазукаева на арену абреческого движения.
• Ноябрь 1902 г. — Столкновение между чеченцами и казаками на базаре селения Шамиюрт из-за попытки казаков отобрать у чеченцев оружие.
• 15 сентября 1903 г. — Предписание начальника Терской области начальникам участков произвести в аулах внезапные обыски и конфискацию оружия.
• 27 января 1904 г. — Чеченские селения Веденского округа отказались признавать назначаемых администрацией старшин и платить налоги.
• Конец 1904 г. — Крестьянские волнения в 60 аулах Веденского округа.
• 17 мая 1905 г. — От имени чеченского, ингушского, кабардинского, осетинского народов наместнику подано коллективное прошение о предоставлении горскому населению прав местного сельского самоуправления.
• Май — сентябрь 1905 г. — Размещение войск в чеченских аулах для экзекуции населения.
• 24 октября 1905 г. — Грозненский, Веденский и Хасавъюртовский округа объявлены на военном положении и генерал Светлов назначен общим руководителем военными действиями.
• 17 октября 1905 г. — Абрек Зелимхан в ответ на погром чеченцев, организованный властями на грозненском базаре 10 октября 1905 г., около станции Кади-Юрт остановил пассажирский поезд и расстрелял 17 пассажиров из числа офицеров и представителей власти. Ровно столько же расстреляли солдаты и казаки на грозненском базаре.

1906—1910 гг.

• 17 февраля 1906 г. — Собрание почётных стариков Веденского округа в с. Устар-Гордое (ныне г. Аргун) выступили с требованием убрать с должности начальника Веденского округа полковника Ханжалова.
• 16 марта 1906 г. — Второе собрание почётных стариков Веденского округа. Прибывший генерал-губернатор Терской области Колюбакин вынужден был удовлетворить их требование.
• 1906 г. 4 апреля — В ответ на репрессивные формы правления, абрек Зелимхан Гушмазукаев убил старшего помощника начальника Грозненского округа подполковника Добровольского.
• Август — декабрь 1906 — Карательная экспедиция полковника Галаева в восставшие аулы Веденского округа.
• 17-18 декабря 1906 г — Артиллерийский обстрел восставших чеченских аулов Веденского округа.
• Лето 1908 г. — Убийство абреком Зелимханом начальника Веденского округа полковника Галаева — автора проектов по землеустройству Нагорной полосы, которые вызвали бурные протесты у крестьян-горцев.
• 1908 г. август — Карательная экспедиция в аул Цацан-юрт.
• 31 августа 1908 года — Убиты отец абрека Зелимхана Гушмазуко и брат Солтамурад.
• 7 марта 1909 г. — Приказ по Терской области о формировании временного «охотничьего отряда» во главе с войсковым старшиной Вербицким, на которого возлагалось поручение по ловле и уничтожению вооружённых «разбойничьих шаек» в пределах Хасавъюртовского, Веденского, Грозненского и Назрановского округов, как Зелимхана, так и его единомышленников.
• 14 марта 1909 г. — Атаман «охотничьего отряда» войсковой старшина Вербицкий устроил погром чеченцев на Гудермесском базаре. На месте побоища осталось 3 убитых и 10 раненых.
• 1909 г. — Царские власти за голову Зелимхана назначили 5000 рублей.
• 9 января 1910 г. — Абрек Зелимхан в два часа ночи произвел налет на грозненский вокзал, увёз из кассы 18000 рублей. Отобранные деньги и ценности распределены среди бедных людей

• 9 апрель 1910 г. — Абрек Зелимхан в ответ на гудермесский погром, заранее предупредив атамана Вербицкого о своем намерении, в 12 часов дня ограбил Кизлярский банк. Добыча от этого налёта небольшая. Главное — удалось отомстить Вербицкому. Он попал под суд за бездействие и неудачу в поимке Зелимхана.
• 25 сентября 1910 г. — Многотысячный карательный отряд под командованием начальника Назрановского округа князя Андронникова начал шестистороннее наступление на абрека Зелимхана с целью провести операцию по поимке абрека в чеченских горах в верховьях близ урочища реки Ассы.
• Октябрь 1910 г. — За арест своей семьи Зелимхан вместе с четырьмя товарищами на мосту в Ассинском ущелье устроил засаду карательному отряду, убил князя Андронникова и поручика Афанасьева, тяжело ранил командира дагестанской сотни штабс-ротмистра Данагуева (тот на всю жизнь остался калекой) и шестерых всадников.
• Осень 1910 г. — Массовое выступление крестьян Веденского округа против царских властей.
• 1 декабря 1910 г. — В своем родном селении Старые Атаги убит абрек Абубакар Хасуев, ближайший друг Аюба Тамаева — сподвижника Зелимхана.

1910—1913 гг.

• 19 апреля 1911 г. — Встреча Зелимхана с 5 студентами (преимущественно армяне), которые просили Зелимхана поддержать революцию в России. В этой встрече, организованной через Шахида Борщикова, участвовали 22 человека, среди которых оказались 2 агента военного отряда.
• Октябрь 1911 г. — Приказ наместника Кавказа взыскать 100000 рублей штрафа с чеченского населения Грозненского и Веденского округов в пользу пострадавших от «Зелимхановщины».
• 15 октября 1911 г. — Начальник карательного отряда полковник Моргания с 3 ротами Дагестанского полка, двумя сотнями казаков и 16 всадниками-дагестанцами и 12 назрановцами окружил с. Сунженское, где ночевал Зелимхан. Зелимхан прорвал окружение и ушёл невредимым.
• Октябрь 1911 г. — По приказу наместника Кавказа в с. Старосунженском взорвали несколько домов, в которых 15 октября мог остановиться Зелимхан.
• Ноябрь 1911 г. — Репрессированы и высланы из Чечни и Ингушетии представители высшего духовенства Сугаип Гайсумов, Бамат-Гирей Митаев, Абдул-Азиз Шаптукаев, Батил-Хаджи Белхороев, Кана-Хаджи, Чиммирза, мулла Магома.
• 11 ноября 1911 г. — Начальник Веденского округа подполковник Каралов создал команду из местных старшин, которые поклялись на Коране убить Зелимхана.
• 9 декабря 1911 г. — Начальник карательного отряда полковник Моргания окружил пещеру недалеко от Харачоя, в которой скрывался Зелимхан. В течение двух суток в ответ на артиллерийский и ружейный обстрел Зелимхан сделал пять выстрелов, убил двоих и ранил троих солдат. Сам ушёл из окружения невредимым.
• 1912 г. — Царские власти за голову Зелимхана назначили 18000 рублей.
• 27 сентября 1913 г. — Гибель абрека Зелимхана. Каратели Дагестанского конного полка под командованием поручика Кибирова на хуторе близ Шали окружили дом, в котором находился больной Зелимхан. Раненый выстрелом в спину, Зелимхан погиб.

Эпистолярий

Малограмотный Зелимхан написал много. Он вовсе не был грамотен по-русски, немного писал по-арабски. Перед тем, как совершить акт возмездия, Зелимхан старался предупредить, дать возможность отвратить наказание. Писал Зелимхан Добровольскому и приходил к нему сам. Писал Галаеву, Данагуеву, Вербицкому, Моргания, Дудникову, а также Каралову. Диктовал письма своим «письмоводителям» Бетыр-Султану и Бачи-юртовскому Гаккай-мулле.

Письма, хранившиеся у Бетыр-Султана, отобраны во время обыска начальником особого отдела какой-то дивизии. Письма Вербицкому, Каралову, Дудникову исчезли так же, как и письма Михееву. Письмо председателю Государственной думы в своё время было опубликовано в октябрьском «Голосе Правды». Автором думского письма был чеченский интеллигент и нефтепромышленник.

См. также

• [abrek.org/zelimkhan-kharachoevskij/proekty/film Зелимхан (фильм)]
• [profilib.com/chtenie/70934/dzakho-gatuev-zelimkhan.php Документальная повесть Дзахо (Константина) Гатуева «Зелимхан»] (1930 г.), без предисловия Б.Шелепова советских времён, где чеченский суфийский проповедник Кунта-Хаджи в духе советской атеистической пропаганды облыжно назван "мракобесом"
• [abrek.org/ Сайт памяти Зелимхана]

Память

• В 1926 году Олег Фрелих на студии «Восток-Кино» снял немой фильм «Зелимхан».
• В советское время в Чеченской Республике был организован колхоз им. Зелимхана.
• В 1968 году писатель Магомед Мамакаев написал книгу «Зелимхан».
• Был написан целый ряд песен о Зелимхане, в частности, на стихи Мусы Гешаева (автор музыки и исполнитель Имам Алимсултанов), Ахмада Сулейманова и других поэтов.

Библиография

• Дзахо Гатуев [iratta.com/2007/02/23/dzakho_gatuev_zelimkhan.html Зелимхан]. — Ростов-Дон, 1926. (Повесть)
• Муса Гешаев [www.teptar.com/2007/10/22/geshaev_zelimkhan.html Прыжок в вечность]. (Поэма)
• Магомед Мамакаев. Зелимхан. — Грозный: Чечено-Ингушское книжное издательство, 1981. — 232 с. — 15 000 экз.
• Муса Бакаров. Обарг Зеламхех дагалецамаш. — Грозный. "Книга", 1990 г. —160 с. — 15 000 экз.
• Лёма Гудаев. Абрек Зелимхан: факты и документы. — Грозный. ГУП "Книжное издательство", 2011 —510 с. — 999 экз.
• Бибулатов В. М. Рыцарь чести. — Минеральные Воды: ООО Полиграфпром, 2014. — 160 с. — 1200 экз. — ISBN 978-5-905726-13-2.

Ссылки

• Антон Уткин [abrek.at.ua/publ/19-1-0-59 Тропа войны. Чеченская история повторяется, но никого ничему не учит]
• [www.kommersant.ru/doc.aspx?DocsID=702193 В черепе было шесть сквозных ран], Журнал «Власть» № 35(689) от 04.09.2006
• [srv1.checheninfo.ru/zelimkhan-kharachoevskij/proekty/film/item/203-zelimhan-olega-freliha-1926 «Зелимхан» Олега Фрелиха (1926)]
• [youtube.com/watch?v=AxBoNVXUC-k Абрек Зелимхан. Из глубины веков.] на YouTube
• [youtube.com/watch?v=nj6IKg3ioJw Вспоминают дочери абрека Зелимхана. ч.1] на YouTube
• [youtube.com/watch?v=lIMWRHWWFKk Абрек Зелимхан и Шаляпин] на YouTube

Чечня   Персоналии

Отрывок, характеризующий Гушмазукаев, Зелимхан

– Соня, нельзя сомневаться в нем, нельзя, нельзя, ты понимаешь ли? – прокричала она.
– Любит ли он тебя?
– Любит ли? – повторила Наташа с улыбкой сожаления о непонятливости своей подруги. – Ведь ты прочла письмо, ты видела его?
– Но если он неблагородный человек?
– Он!… неблагородный человек? Коли бы ты знала! – говорила Наташа.
– Если он благородный человек, то он или должен объявить свое намерение, или перестать видеться с тобой; и ежели ты не хочешь этого сделать, то я сделаю это, я напишу ему, я скажу папа, – решительно сказала Соня.
– Да я жить не могу без него! – закричала Наташа.
– Наташа, я не понимаю тебя. И что ты говоришь! Вспомни об отце, о Nicolas.
– Мне никого не нужно, я никого не люблю, кроме его. Как ты смеешь говорить, что он неблагороден? Ты разве не знаешь, что я его люблю? – кричала Наташа. – Соня, уйди, я не хочу с тобой ссориться, уйди, ради Бога уйди: ты видишь, как я мучаюсь, – злобно кричала Наташа сдержанно раздраженным и отчаянным голосом. Соня разрыдалась и выбежала из комнаты.
Наташа подошла к столу и, не думав ни минуты, написала тот ответ княжне Марье, который она не могла написать целое утро. В письме этом она коротко писала княжне Марье, что все недоразуменья их кончены, что, пользуясь великодушием князя Андрея, который уезжая дал ей свободу, она просит ее забыть всё и простить ее ежели она перед нею виновата, но что она не может быть его женой. Всё это ей казалось так легко, просто и ясно в эту минуту.

В пятницу Ростовы должны были ехать в деревню, а граф в среду поехал с покупщиком в свою подмосковную.
В день отъезда графа, Соня с Наташей были званы на большой обед к Карагиным, и Марья Дмитриевна повезла их. На обеде этом Наташа опять встретилась с Анатолем, и Соня заметила, что Наташа говорила с ним что то, желая не быть услышанной, и всё время обеда была еще более взволнована, чем прежде. Когда они вернулись домой, Наташа начала первая с Соней то объяснение, которого ждала ее подруга.
– Вот ты, Соня, говорила разные глупости про него, – начала Наташа кротким голосом, тем голосом, которым говорят дети, когда хотят, чтобы их похвалили. – Мы объяснились с ним нынче.
– Ну, что же, что? Ну что ж он сказал? Наташа, как я рада, что ты не сердишься на меня. Говори мне всё, всю правду. Что же он сказал?
Наташа задумалась.
– Ах Соня, если бы ты знала его так, как я! Он сказал… Он спрашивал меня о том, как я обещала Болконскому. Он обрадовался, что от меня зависит отказать ему.
Соня грустно вздохнула.
– Но ведь ты не отказала Болконскому, – сказала она.
– А может быть я и отказала! Может быть с Болконским всё кончено. Почему ты думаешь про меня так дурно?
– Я ничего не думаю, я только не понимаю этого…
– Подожди, Соня, ты всё поймешь. Увидишь, какой он человек. Ты не думай дурное ни про меня, ни про него.
– Я ни про кого не думаю дурное: я всех люблю и всех жалею. Но что же мне делать?
Соня не сдавалась на нежный тон, с которым к ней обращалась Наташа. Чем размягченнее и искательнее было выражение лица Наташи, тем серьезнее и строже было лицо Сони.
– Наташа, – сказала она, – ты просила меня не говорить с тобой, я и не говорила, теперь ты сама начала. Наташа, я не верю ему. Зачем эта тайна?
– Опять, опять! – перебила Наташа.
– Наташа, я боюсь за тебя.
– Чего бояться?
– Я боюсь, что ты погубишь себя, – решительно сказала Соня, сама испугавшись того что она сказала.
Лицо Наташи опять выразило злобу.
– И погублю, погублю, как можно скорее погублю себя. Не ваше дело. Не вам, а мне дурно будет. Оставь, оставь меня. Я ненавижу тебя.
– Наташа! – испуганно взывала Соня.
– Ненавижу, ненавижу! И ты мой враг навсегда!
Наташа выбежала из комнаты.
Наташа не говорила больше с Соней и избегала ее. С тем же выражением взволнованного удивления и преступности она ходила по комнатам, принимаясь то за то, то за другое занятие и тотчас же бросая их.
Как это ни тяжело было для Сони, но она, не спуская глаз, следила за своей подругой.
Накануне того дня, в который должен был вернуться граф, Соня заметила, что Наташа сидела всё утро у окна гостиной, как будто ожидая чего то и что она сделала какой то знак проехавшему военному, которого Соня приняла за Анатоля.
Соня стала еще внимательнее наблюдать свою подругу и заметила, что Наташа была всё время обеда и вечер в странном и неестественном состоянии (отвечала невпопад на делаемые ей вопросы, начинала и не доканчивала фразы, всему смеялась).
После чая Соня увидала робеющую горничную девушку, выжидавшую ее у двери Наташи. Она пропустила ее и, подслушав у двери, узнала, что опять было передано письмо. И вдруг Соне стало ясно, что у Наташи был какой нибудь страшный план на нынешний вечер. Соня постучалась к ней. Наташа не пустила ее.
«Она убежит с ним! думала Соня. Она на всё способна. Нынче в лице ее было что то особенно жалкое и решительное. Она заплакала, прощаясь с дяденькой, вспоминала Соня. Да это верно, она бежит с ним, – но что мне делать?» думала Соня, припоминая теперь те признаки, которые ясно доказывали, почему у Наташи было какое то страшное намерение. «Графа нет. Что мне делать, написать к Курагину, требуя от него объяснения? Но кто велит ему ответить? Писать Пьеру, как просил князь Андрей в случае несчастия?… Но может быть, в самом деле она уже отказала Болконскому (она вчера отослала письмо княжне Марье). Дяденьки нет!» Сказать Марье Дмитриевне, которая так верила в Наташу, Соне казалось ужасно. «Но так или иначе, думала Соня, стоя в темном коридоре: теперь или никогда пришло время доказать, что я помню благодеяния их семейства и люблю Nicolas. Нет, я хоть три ночи не буду спать, а не выйду из этого коридора и силой не пущу ее, и не дам позору обрушиться на их семейство», думала она.


Анатоль последнее время переселился к Долохову. План похищения Ростовой уже несколько дней был обдуман и приготовлен Долоховым, и в тот день, когда Соня, подслушав у двери Наташу, решилась оберегать ее, план этот должен был быть приведен в исполнение. Наташа в десять часов вечера обещала выйти к Курагину на заднее крыльцо. Курагин должен был посадить ее в приготовленную тройку и везти за 60 верст от Москвы в село Каменку, где был приготовлен расстриженный поп, который должен был обвенчать их. В Каменке и была готова подстава, которая должна была вывезти их на Варшавскую дорогу и там на почтовых они должны были скакать за границу.
У Анатоля были и паспорт, и подорожная, и десять тысяч денег, взятые у сестры, и десять тысяч, занятые через посредство Долохова.
Два свидетеля – Хвостиков, бывший приказный, которого употреблял для игры Долохов и Макарин, отставной гусар, добродушный и слабый человек, питавший беспредельную любовь к Курагину – сидели в первой комнате за чаем.
В большом кабинете Долохова, убранном от стен до потолка персидскими коврами, медвежьими шкурами и оружием, сидел Долохов в дорожном бешмете и сапогах перед раскрытым бюро, на котором лежали счеты и пачки денег. Анатоль в расстегнутом мундире ходил из той комнаты, где сидели свидетели, через кабинет в заднюю комнату, где его лакей француз с другими укладывал последние вещи. Долохов считал деньги и записывал.
– Ну, – сказал он, – Хвостикову надо дать две тысячи.
– Ну и дай, – сказал Анатоль.
– Макарка (они так звали Макарина), этот бескорыстно за тебя в огонь и в воду. Ну вот и кончены счеты, – сказал Долохов, показывая ему записку. – Так?
– Да, разумеется, так, – сказал Анатоль, видимо не слушавший Долохова и с улыбкой, не сходившей у него с лица, смотревший вперед себя.
Долохов захлопнул бюро и обратился к Анатолю с насмешливой улыбкой.
– А знаешь что – брось всё это: еще время есть! – сказал он.
– Дурак! – сказал Анатоль. – Перестань говорить глупости. Ежели бы ты знал… Это чорт знает, что такое!
– Право брось, – сказал Долохов. – Я тебе дело говорю. Разве это шутка, что ты затеял?
– Ну, опять, опять дразнить? Пошел к чорту! А?… – сморщившись сказал Анатоль. – Право не до твоих дурацких шуток. – И он ушел из комнаты.
Долохов презрительно и снисходительно улыбался, когда Анатоль вышел.
– Ты постой, – сказал он вслед Анатолю, – я не шучу, я дело говорю, поди, поди сюда.
Анатоль опять вошел в комнату и, стараясь сосредоточить внимание, смотрел на Долохова, очевидно невольно покоряясь ему.
– Ты меня слушай, я тебе последний раз говорю. Что мне с тобой шутить? Разве я тебе перечил? Кто тебе всё устроил, кто попа нашел, кто паспорт взял, кто денег достал? Всё я.
– Ну и спасибо тебе. Ты думаешь я тебе не благодарен? – Анатоль вздохнул и обнял Долохова.
– Я тебе помогал, но всё же я тебе должен правду сказать: дело опасное и, если разобрать, глупое. Ну, ты ее увезешь, хорошо. Разве это так оставят? Узнается дело, что ты женат. Ведь тебя под уголовный суд подведут…
– Ах! глупости, глупости! – опять сморщившись заговорил Анатоль. – Ведь я тебе толковал. А? – И Анатоль с тем особенным пристрастием (которое бывает у людей тупых) к умозаключению, до которого они дойдут своим умом, повторил то рассуждение, которое он раз сто повторял Долохову. – Ведь я тебе толковал, я решил: ежели этот брак будет недействителен, – cказал он, загибая палец, – значит я не отвечаю; ну а ежели действителен, всё равно: за границей никто этого не будет знать, ну ведь так? И не говори, не говори, не говори!
– Право, брось! Ты только себя свяжешь…
– Убирайся к чорту, – сказал Анатоль и, взявшись за волосы, вышел в другую комнату и тотчас же вернулся и с ногами сел на кресло близко перед Долоховым. – Это чорт знает что такое! А? Ты посмотри, как бьется! – Он взял руку Долохова и приложил к своему сердцу. – Ah! quel pied, mon cher, quel regard! Une deesse!! [О! Какая ножка, мой друг, какой взгляд! Богиня!!] A?
Долохов, холодно улыбаясь и блестя своими красивыми, наглыми глазами, смотрел на него, видимо желая еще повеселиться над ним.
– Ну деньги выйдут, тогда что?
– Тогда что? А? – повторил Анатоль с искренним недоумением перед мыслью о будущем. – Тогда что? Там я не знаю что… Ну что глупости говорить! – Он посмотрел на часы. – Пора!
Анатоль пошел в заднюю комнату.
– Ну скоро ли вы? Копаетесь тут! – крикнул он на слуг.
Долохов убрал деньги и крикнув человека, чтобы велеть подать поесть и выпить на дорогу, вошел в ту комнату, где сидели Хвостиков и Макарин.
Анатоль в кабинете лежал, облокотившись на руку, на диване, задумчиво улыбался и что то нежно про себя шептал своим красивым ртом.
– Иди, съешь что нибудь. Ну выпей! – кричал ему из другой комнаты Долохов.
– Не хочу! – ответил Анатоль, всё продолжая улыбаться.
– Иди, Балага приехал.
Анатоль встал и вошел в столовую. Балага был известный троечный ямщик, уже лет шесть знавший Долохова и Анатоля, и служивший им своими тройками. Не раз он, когда полк Анатоля стоял в Твери, с вечера увозил его из Твери, к рассвету доставлял в Москву и увозил на другой день ночью. Не раз он увозил Долохова от погони, не раз он по городу катал их с цыганами и дамочками, как называл Балага. Не раз он с их работой давил по Москве народ и извозчиков, и всегда его выручали его господа, как он называл их. Не одну лошадь он загнал под ними. Не раз он был бит ими, не раз напаивали они его шампанским и мадерой, которую он любил, и не одну штуку он знал за каждым из них, которая обыкновенному человеку давно бы заслужила Сибирь. В кутежах своих они часто зазывали Балагу, заставляли его пить и плясать у цыган, и не одна тысяча их денег перешла через его руки. Служа им, он двадцать раз в году рисковал и своей жизнью и своей шкурой, и на их работе переморил больше лошадей, чем они ему переплатили денег. Но он любил их, любил эту безумную езду, по восемнадцати верст в час, любил перекувырнуть извозчика и раздавить пешехода по Москве, и во весь скок пролететь по московским улицам. Он любил слышать за собой этот дикий крик пьяных голосов: «пошел! пошел!» тогда как уж и так нельзя было ехать шибче; любил вытянуть больно по шее мужика, который и так ни жив, ни мертв сторонился от него. «Настоящие господа!» думал он.
Анатоль и Долохов тоже любили Балагу за его мастерство езды и за то, что он любил то же, что и они. С другими Балага рядился, брал по двадцати пяти рублей за двухчасовое катанье и с другими только изредка ездил сам, а больше посылал своих молодцов. Но с своими господами, как он называл их, он всегда ехал сам и никогда ничего не требовал за свою работу. Только узнав через камердинеров время, когда были деньги, он раз в несколько месяцев приходил поутру, трезвый и, низко кланяясь, просил выручить его. Его всегда сажали господа.
– Уж вы меня вызвольте, батюшка Федор Иваныч или ваше сиятельство, – говорил он. – Обезлошадничал вовсе, на ярманку ехать уж ссудите, что можете.
И Анатоль и Долохов, когда бывали в деньгах, давали ему по тысяче и по две рублей.
Балага был русый, с красным лицом и в особенности красной, толстой шеей, приземистый, курносый мужик, лет двадцати семи, с блестящими маленькими глазами и маленькой бородкой. Он был одет в тонком синем кафтане на шелковой подкладке, надетом на полушубке.
Он перекрестился на передний угол и подошел к Долохову, протягивая черную, небольшую руку.
– Федору Ивановичу! – сказал он, кланяясь.
– Здорово, брат. – Ну вот и он.
– Здравствуй, ваше сиятельство, – сказал он входившему Анатолю и тоже протянул руку.
– Я тебе говорю, Балага, – сказал Анатоль, кладя ему руки на плечи, – любишь ты меня или нет? А? Теперь службу сослужи… На каких приехал? А?
– Как посол приказал, на ваших на зверьях, – сказал Балага.
– Ну, слышишь, Балага! Зарежь всю тройку, а чтобы в три часа приехать. А?
– Как зарежешь, на чем поедем? – сказал Балага, подмигивая.
– Ну, я тебе морду разобью, ты не шути! – вдруг, выкатив глаза, крикнул Анатоль.
– Что ж шутить, – посмеиваясь сказал ямщик. – Разве я для своих господ пожалею? Что мочи скакать будет лошадям, то и ехать будем.
– А! – сказал Анатоль. – Ну садись.
– Что ж, садись! – сказал Долохов.
– Постою, Федор Иванович.
– Садись, врешь, пей, – сказал Анатоль и налил ему большой стакан мадеры. Глаза ямщика засветились на вино. Отказываясь для приличия, он выпил и отерся шелковым красным платком, который лежал у него в шапке.
– Что ж, когда ехать то, ваше сиятельство?
– Да вот… (Анатоль посмотрел на часы) сейчас и ехать. Смотри же, Балага. А? Поспеешь?
– Да как выезд – счастлив ли будет, а то отчего же не поспеть? – сказал Балага. – Доставляли же в Тверь, в семь часов поспевали. Помнишь небось, ваше сиятельство.
– Ты знаешь ли, на Рожество из Твери я раз ехал, – сказал Анатоль с улыбкой воспоминания, обращаясь к Макарину, который во все глаза умиленно смотрел на Курагина. – Ты веришь ли, Макарка, что дух захватывало, как мы летели. Въехали в обоз, через два воза перескочили. А?
– Уж лошади ж были! – продолжал рассказ Балага. – Я тогда молодых пристяжных к каурому запрег, – обратился он к Долохову, – так веришь ли, Федор Иваныч, 60 верст звери летели; держать нельзя, руки закоченели, мороз был. Бросил вожжи, держи, мол, ваше сиятельство, сам, так в сани и повалился. Так ведь не то что погонять, до места держать нельзя. В три часа донесли черти. Издохла левая только.


Анатоль вышел из комнаты и через несколько минут вернулся в подпоясанной серебряным ремнем шубке и собольей шапке, молодцовато надетой на бекрень и очень шедшей к его красивому лицу. Поглядевшись в зеркало и в той самой позе, которую он взял перед зеркалом, став перед Долоховым, он взял стакан вина.
– Ну, Федя, прощай, спасибо за всё, прощай, – сказал Анатоль. – Ну, товарищи, друзья… он задумался… – молодости… моей, прощайте, – обратился он к Макарину и другим.
Несмотря на то, что все они ехали с ним, Анатоль видимо хотел сделать что то трогательное и торжественное из этого обращения к товарищам. Он говорил медленным, громким голосом и выставив грудь покачивал одной ногой. – Все возьмите стаканы; и ты, Балага. Ну, товарищи, друзья молодости моей, покутили мы, пожили, покутили. А? Теперь, когда свидимся? за границу уеду. Пожили, прощай, ребята. За здоровье! Ура!.. – сказал он, выпил свой стакан и хлопнул его об землю.
– Будь здоров, – сказал Балага, тоже выпив свой стакан и обтираясь платком. Макарин со слезами на глазах обнимал Анатоля. – Эх, князь, уж как грустно мне с тобой расстаться, – проговорил он.
– Ехать, ехать! – закричал Анатоль.
Балага было пошел из комнаты.
– Нет, стой, – сказал Анатоль. – Затвори двери, сесть надо. Вот так. – Затворили двери, и все сели.
– Ну, теперь марш, ребята! – сказал Анатоль вставая.
Лакей Joseph подал Анатолю сумку и саблю, и все вышли в переднюю.
– А шуба где? – сказал Долохов. – Эй, Игнатка! Поди к Матрене Матвеевне, спроси шубу, салоп соболий. Я слыхал, как увозят, – сказал Долохов, подмигнув. – Ведь она выскочит ни жива, ни мертва, в чем дома сидела; чуть замешкаешься, тут и слезы, и папаша, и мамаша, и сейчас озябла и назад, – а ты в шубу принимай сразу и неси в сани.
Лакей принес женский лисий салоп.
– Дурак, я тебе сказал соболий. Эй, Матрешка, соболий! – крикнул он так, что далеко по комнатам раздался его голос.
Красивая, худая и бледная цыганка, с блестящими, черными глазами и с черными, курчавыми сизого отлива волосами, в красной шали, выбежала с собольим салопом на руке.
– Что ж, мне не жаль, ты возьми, – сказала она, видимо робея перед своим господином и жалея салопа.
Долохов, не отвечая ей, взял шубу, накинул ее на Матрешу и закутал ее.
– Вот так, – сказал Долохов. – И потом вот так, – сказал он, и поднял ей около головы воротник, оставляя его только перед лицом немного открытым. – Потом вот так, видишь? – и он придвинул голову Анатоля к отверстию, оставленному воротником, из которого виднелась блестящая улыбка Матреши.
– Ну прощай, Матреша, – сказал Анатоль, целуя ее. – Эх, кончена моя гульба здесь! Стешке кланяйся. Ну, прощай! Прощай, Матреша; ты мне пожелай счастья.
– Ну, дай то вам Бог, князь, счастья большого, – сказала Матреша, с своим цыганским акцентом.
У крыльца стояли две тройки, двое молодцов ямщиков держали их. Балага сел на переднюю тройку, и, высоко поднимая локти, неторопливо разобрал вожжи. Анатоль и Долохов сели к нему. Макарин, Хвостиков и лакей сели в другую тройку.
– Готовы, что ль? – спросил Балага.
– Пущай! – крикнул он, заматывая вокруг рук вожжи, и тройка понесла бить вниз по Никитскому бульвару.
– Тпрру! Поди, эй!… Тпрру, – только слышался крик Балаги и молодца, сидевшего на козлах. На Арбатской площади тройка зацепила карету, что то затрещало, послышался крик, и тройка полетела по Арбату.
Дав два конца по Подновинскому Балага стал сдерживать и, вернувшись назад, остановил лошадей у перекрестка Старой Конюшенной.