Путрамент, Ежи

Ежи Путрамент
Jerzy Putrament
Псевдонимы:	Jerzy Pleśkiewicz
Род деятельности:	писатель, поэт, публицист
Премии:	Государственная премия ПНР (1953, 1955, 1964)
Награды:

Е́жи Путра́мент (польск. Jerzy Putrament, 14 ноября 1910, Минск — 23 июня 1986, Варшава) — польский писатель, поэт, публицист, политический деятель, депутат Сейма Польской Народной Республики.

Биография

Родился в Минске. Учился в гимназии Святого Казимира в Новой Вильне, где на его ранние поэтические опыты обратил внимание учитель польского языка и литературы Ежи Вышомирский, критик и журналист. Окончил филологический факультет виленского Университета Стефана Батория (1934). Участвовал в деятельности литературной группы „Żagary“ («Жагары»). Под влиянием Манфреда Кридля написал новаторскую литературоведческую работу о структуре новелл Болеслава Пруса („Struktura nowel Prusa“, 1936).

Во время Второй мировой войны был одним из организаторов Союза польских патриотов в СССР и Первой армии Войска Польского. Был офицером I Дивизии им. Т. Костюшко.

После войны жил в Варшаве, активно поддерживал политику коммунистической власти. Состоял членом Польской рабочей партии с 1944 года, с 1948 — членом ПОРП; член ЦК ПОРП (с 1964 года). Был послом Польской Народной Республики в Швейцарии (1945—1947) и Франции (1947—1950).

В 1954—1957 и 1963—1973 годах был председателем Шахматного союза, в 1955—1968 годах был литературным руководителем творческого кинематографического объединения «Старт». Занимал посты председателя и вице-председателя в правлении Союза польских писателей.

В 1966—1971 годах был редактором „Miesięcznik Literacki“ («Литературного ежемесячника»), затем в 1972—1981 годах — главным редактором литературно-общественного еженедельника „Literatura“ («Литература»).

Литературная деятельность

Печатался с 1932 года. Автор романов «Действительность» (1947), «Сентябрь» (о событиях начала Второй мировой войны; 1951), «Перепутье» (1954), «Ноев ковчег» (1961), «Пасынки» (1963), «Маловерные» (1967), «Дикий кабан» (1967), «Пуща» (1966), «Болдын» (1969). Выступал также как новеллист (сборник «Святая пуля», 1946). Выпустил несколько сборников публицистики, очерков, фельетонов и репортажей о зарубежных путешествиях («Два глотка Америки», «На дорогах Индии» и другие). Увлечение рыбалкой отразилось в сборниках „Z wędką przez trzy kontynenty“ (1968) и „Balet boleni“ (1974). Романы «Сентябрь» и «Пуща», рассказы и повести, отдельные стихотворения Путрамента переводились на русский и другие языки.

Является одним из персонажей эссе «Порабощенный разум», написанного в 1953 году Чеславом Милошем, польским поэтом и эссеистом, лауреатом Нобелевской премии по литературе 1980 года.

Награды и звания

Государственные премии Польской Народной Республики (1953, 1955, 1964). Награждён орденом Строителей Народной Польши (1974).

Сочинения

Поэзия

• Wczoraj powrót (1934)
• Droga leśna (1937)
• Wojna i wiosna (1944)
• Wiersze wybrane (1951)

Проза

• Święta kulo (1946)
• Rzeczywistość (1947)
• Wrzesień (1952)
• Notatnik chiński (1952)
• Od Wołgi do Wisły (1953)
• Rozstaje (1954)
• Trzy powroty (1955)
• Notatki polemiczne (1956)
• Dwa łyki Ameryki (1956)
• Wakacje (1956)
• Wypadek w Krasnymstawie (1957)
• Trzynasty z Wesołka (1957)
• Strachy w Biesalu (1958)
• Kronika obyczajów (1959)
• Fiołki z Neapolu (1959)
• Arka Noego (1961)
• Arkadia (1961)
• Chińszczyzna (1961)
• Pół wieku t. I—VII (1961—1980)
• Cztery strony świata (1963)
• Pasierbowie (1963)
• Odyniec (1964)
• Puszcza (1966)
• Małowierni (1967)
• Na drogach Indii (1967)
• Bołdyn (1969)

Ссылки

• Путрамент Ежи — статья из Большой советской энциклопедии.
• [portalwiedzy.onet.pl/46214,,,,putrament_jerzy,haslo.html Putrament Jerzy]

Отрывок, характеризующий Путрамент, Ежи

– Наташа, я слишком люблю вас. Больше всего на свете.
– А я? – Она отвернулась на мгновение. – Отчего же слишком? – сказала она.
– Отчего слишком?.. Ну, как вы думаете, как вы чувствуете по душе, по всей душе, буду я жив? Как вам кажется?
– Я уверена, я уверена! – почти вскрикнула Наташа, страстным движением взяв его за обе руки.
Он помолчал.
– Как бы хорошо! – И, взяв ее руку, он поцеловал ее.
Наташа была счастлива и взволнована; и тотчас же она вспомнила, что этого нельзя, что ему нужно спокойствие.
– Однако вы не спали, – сказала она, подавляя свою радость. – Постарайтесь заснуть… пожалуйста.
Он выпустил, пожав ее, ее руку, она перешла к свече и опять села в прежнее положение. Два раза она оглянулась на него, глаза его светились ей навстречу. Она задала себе урок на чулке и сказала себе, что до тех пор она не оглянется, пока не кончит его.
Действительно, скоро после этого он закрыл глаза и заснул. Он спал недолго и вдруг в холодном поту тревожно проснулся.
Засыпая, он думал все о том же, о чем он думал все ото время, – о жизни и смерти. И больше о смерти. Он чувствовал себя ближе к ней.
«Любовь? Что такое любовь? – думал он. – Любовь мешает смерти. Любовь есть жизнь. Все, все, что я понимаю, я понимаю только потому, что люблю. Все есть, все существует только потому, что я люблю. Все связано одною ею. Любовь есть бог, и умереть – значит мне, частице любви, вернуться к общему и вечному источнику». Мысли эти показались ему утешительны. Но это были только мысли. Чего то недоставало в них, что то было односторонне личное, умственное – не было очевидности. И было то же беспокойство и неясность. Он заснул.
Он видел во сне, что он лежит в той же комнате, в которой он лежал в действительности, но что он не ранен, а здоров. Много разных лиц, ничтожных, равнодушных, являются перед князем Андреем. Он говорит с ними, спорит о чем то ненужном. Они сбираются ехать куда то. Князь Андрей смутно припоминает, что все это ничтожно и что у него есть другие, важнейшие заботы, но продолжает говорить, удивляя их, какие то пустые, остроумные слова. Понемногу, незаметно все эти лица начинают исчезать, и все заменяется одним вопросом о затворенной двери. Он встает и идет к двери, чтобы задвинуть задвижку и запереть ее. Оттого, что он успеет или не успеет запереть ее, зависит все. Он идет, спешит, ноги его не двигаются, и он знает, что не успеет запереть дверь, но все таки болезненно напрягает все свои силы. И мучительный страх охватывает его. И этот страх есть страх смерти: за дверью стоит оно. Но в то же время как он бессильно неловко подползает к двери, это что то ужасное, с другой стороны уже, надавливая, ломится в нее. Что то не человеческое – смерть – ломится в дверь, и надо удержать ее. Он ухватывается за дверь, напрягает последние усилия – запереть уже нельзя – хоть удержать ее; но силы его слабы, неловки, и, надавливаемая ужасным, дверь отворяется и опять затворяется.
Еще раз оно надавило оттуда. Последние, сверхъестественные усилия тщетны, и обе половинки отворились беззвучно. Оно вошло, и оно есть смерть. И князь Андрей умер.
Но в то же мгновение, как он умер, князь Андрей вспомнил, что он спит, и в то же мгновение, как он умер, он, сделав над собою усилие, проснулся.
«Да, это была смерть. Я умер – я проснулся. Да, смерть – пробуждение!» – вдруг просветлело в его душе, и завеса, скрывавшая до сих пор неведомое, была приподнята перед его душевным взором. Он почувствовал как бы освобождение прежде связанной в нем силы и ту странную легкость, которая с тех пор не оставляла его.
Когда он, очнувшись в холодном поту, зашевелился на диване, Наташа подошла к нему и спросила, что с ним. Он не ответил ей и, не понимая ее, посмотрел на нее странным взглядом.
Это то было то, что случилось с ним за два дня до приезда княжны Марьи. С этого же дня, как говорил доктор, изнурительная лихорадка приняла дурной характер, но Наташа не интересовалась тем, что говорил доктор: она видела эти страшные, более для нее несомненные, нравственные признаки.
С этого дня началось для князя Андрея вместе с пробуждением от сна – пробуждение от жизни. И относительно продолжительности жизни оно не казалось ему более медленно, чем пробуждение от сна относительно продолжительности сновидения.

Ничего не было страшного и резкого в этом, относительно медленном, пробуждении.
Последние дни и часы его прошли обыкновенно и просто. И княжна Марья и Наташа, не отходившие от него, чувствовали это. Они не плакали, не содрогались и последнее время, сами чувствуя это, ходили уже не за ним (его уже не было, он ушел от них), а за самым близким воспоминанием о нем – за его телом. Чувства обеих были так сильны, что на них не действовала внешняя, страшная сторона смерти, и они не находили нужным растравлять свое горе. Они не плакали ни при нем, ни без него, но и никогда не говорили про него между собой. Они чувствовали, что не могли выразить словами того, что они понимали.
Они обе видели, как он глубже и глубже, медленно и спокойно, опускался от них куда то туда, и обе знали, что это так должно быть и что это хорошо.