Петлюк, Екатерина Алексеевна

Екатерина Алексеевна Петлюк
Гвардии сержант Екатерина Алексеевна Петлюк
Прозвище	«Малютка»
Дата рождения	15 ноября 1919(1919-11-15)
Место рождения	станица Слободка Тираспольского уезда Херсонской губернии, Российская империя
Дата смерти	1998(1998)
Место смерти	Одесса, Украина
Принадлежность	СССР СССР
Род войск	военно-воздушные силы, автобронетанковые войска
Годы службы	1941—1945
Звание
Часть	56-я танковая бригада, 90-я танковая бригада, 91-я танковая бригада, 39-й гвардейский отдельный разведывательный армейский автобронебатальон
Сражения/войны	Великая Отечественная война
Награды и премии
В отставке	заведующая бюро ЗАГСа

Екатери́на Алексе́евна Петлю́к (1919—1998) — советский танкист, участница Великой Отечественной войны. В годы войны — механик-водитель именного лёгкого танка Т-60 — «Малютка», построенного на деньги дошкольников города Омска. Гвардии младший лейтенант.

Биография

Ранние годы

Родилась 15 ноября 1919 года в станице Слободка Тираспольского уезда Херсонской губернии (ныне Кодымского района Одесской области, Украина) в семье потомственного железнодорожника. Украинка. Отец — Алексей Захарович Петлюк, в семье было две дочери.

Закончила Крыжопольскую среднюю школу. Мечтала стать лётчиком, поэтому отправилась в Одессу в школу пилотов имени Полины Осипенко. Однако с ростом 151 см медицинская комиссия не допустила её. Тем не менее, поступила в аэроклуб, став пилотом запаса и инструктором парашютного спорта. Одновременно работала пионервожатой, обучалась в кружке ПВХО, окончила курсы медицинских сестёр при заводе имени Октябрьской революции.

В конце 1930-х годов семья Петлюк переехала в Рыбницу (ныне Приднестровская Молдавская Республика), а Екатерина уехала в Кировоград, где был аэроклуб. В то время на железной дороге не хватало помощников машинистов и кочегаров, и она решила попробовать ещё одну «мужскую» профессию — стать кочегаром. Также ездила по области с самодеятельным театром клуба железнодорожников, играла Христину в пьесе А. Е. Корнейчука «Платон Кречет».

Укладчик парашютов

На второй день Великой Отечественной войны, 24 июня 1941 года, Е. А. Петлюк отправилась в военкомат, откуда была направлена в действующую армию техником-укладчиком парашютов. Её воинская часть отходила на восток к реке Дон, затем под Сталинград. Рыбница, где осталась её семья, и Кировоград, где она работала до войны, уже были захвачены немецкими войсками. Когда среди военнослужащих начался отбор для подпольной работы в оккупированной Кировоградской области, кандидатура Екатерины была отклонена, так как её как комсомольскую активистку многие местные жители знали в лицо.

Механик-водитель танка «Малютка»

В Сталинграде Е. А. Петлюк решила стать танкистом: «на танке быстрее немцев с Украины прогоним.» Однако в комиссии по отбору добровольцев в школу танкистов к ней отнеслись скептически, так как у неё, в том числе, не было профильного опыта работы трактористом или шофёром. Тем не менее, ей не смогли отказать, и Екатерина была зачислена в полковую танковую школу. После войны бывший заместитель начальника школы И. X. Гуткин признался, что комиссия была уверена, что она не выдержит и откажется сама, а в крайнем случае — было указание «срезать» её на экзамене. Также ей предлагали перевестись на курсы младших политруков. Однако благодаря своей настойчивости и опыту учёбы в аэроклубе, она освоила профессию механика-водителя танка, сдав все экзамены на «отлично».

Отказавшись от предложения остаться в школе инструктором, 2 июля 1942 года старший сержант Е. А. Петлюк в составе маршевой роты прибыла на станцию Сарепта Приволжской железной дороги на завод «Судоверфь» для получения танка. Екатерине достался лёгкий танк «Т-60», на башне которого она вывела краской: «Малютка». «Вот уже в точку попали — малютка в „Малютке“», шутили танкисты.

Участвовала в Сталинградской битве в составе 56-й танковой бригады. В ходе боевых действий её связной танк «Малютка» (командир танка — Николай Козюра) подкатывал к командирским машинам, мчался в подразделения, передавая приказы, подвозил ремонтников к подбитым танкам, доставлял боеприпасы и вывозил раненых. 16 ноября 1942 года при выполнении очередного задания спасла жизнь офицерам бригады, вовремя заметив в ночное время суток минное поле по маршруту следования. По воспоминаниям капитана Лепёхина, «когда мне сказали, что танк поведет женщина, я, честно говоря, испугался. Думал, лучше пешком пойду. И как ты могла провести танк? А минное поле? Как ты могла его почувствовать?»

7 декабря 56-я танковая бригада была отведена на переформирование в Сальские степи, а несколько танков, в том числе «Малютка», были переданы в 90-ю танковую бригаду. 17 января участвовала в боях на подступах к Воропоново. Перед боем состоялось партийное собрание, где Е. А. Петлюк была принята в ВКП(б). 31 января 1943 года танковая колонна бригады вошла в Сталинград. В кинохронику Сталинградской битвы попали кадры возле универмага, из подвала которого выходят немецкие генералы, на фоне колонны советских танков, в которой стоял танк с надписью «Малютка» и Е. А. Петлюк.

Всего с декабря 1942 года по январь 1943 года на боевом счету механика-водителя танка Т-60 204-го танкового батальона 90-й танковой бригады старшего сержанта Е. А. Петлюк было 10 боевых выходов, в составе экипажа она уничтожила 10 блиндажей, три автомашины и до 80 солдат и офицеров противника, «показала образцы мужества и героизма, отлично овладела искусством вождения танка в любых условиях боя и местности.» Награждена орденом Красной Звезды (7 февраля 1943).

3 февраля 1943 года 90-я танковая бригада была выведена в резерв Ставки ВГК на переформирование, а её танк вместе с экипажем передан в 91-ю отдельную танковую бригаду, которая до лета 1943 года находилась на доукомплектовании. В мае 1943 года Е. А. Петлюк была избрана парторгом роты.

Предположительно, в начале лета 1943 года Е. А. Петлюк воевала на новом Т-60 «Малютка», который был построен на деньги дошкольников города Омска. 14 — 18 июля 1943 года бригада в составе 3-й гвардейской танковой армии совершила марш в район Старое Батьково и приняла участие в Орловской операции (июль — август 1943 года). К этому времени Е. А. Петлюк пересела уже на танк Т-70 (командир — лейтенант Михаил Колов), а с «Малюткой» пришлось расстаться. На память о «Малютке» Екатерина взяла танковые часы, которые ныне экспонируются в Музее обороны Сталинграда. По некоторым данным, танк «Малютка» дошёл до Берлина.

В бою 22 июля 1943 года танкисты 91-й бригады разгромили противника в Собакино (Залегощенский район Орловской области), овладели переправой через реку Оптушка и на следующий день развили наступление. В этом бою экипаж Е. А. Петлюк уничтожил одно противотанковое орудие. В бою 29 июля за переправу в районе Философово механик-водитель лёгкого танка Т-70 (командир — Пётр Федоренко) 345-го танкового батальона 91-й танковой бригады гвардии старший сержант Е. А. Петлюк вела свой танк в атаку и обеспечила успешный исход боя, разрушив один блиндаж и уничтожив в составе экипажа противотанковое орудие, миномёт, два пулемёта и до 30 солдат противника. При этом командир танка и механик-водитель были ранены, но Е. А. Петлюк сумела вывести танк из боя и оказать командиру первую медицинскую помощь. Отказавшись от отправки в госпиталь, осталась в бригаде и, по оценке командования, «показала себя одной из решительных патриоток Социалистической Родины». За этот эпизод была награждена орденом Отечественной войны II степени (14 августа 1943).

Выступала с докладом на армейской конференции механиков-водителей танков. Перед выходом советских войск к Днепру Е. А. Петлюк была переведена в 39-й гвардейский отдельный разведывательный армейский автобронебатальон 3-й гвардейской танковой армии. 20 сентября 1943 года танкисты устремились вперёд, за двое с половиной суток преодолели около 200 километров и вышли к Днепру. 6 ноября был освобождён Киев. В феврале 1944 года Е. А. Петлюк участвовала в боях за крупный железнодорожный узел Шепетовка.

Весной 1944 года направлена в Ульяновское танковое училище, по окончании которого младший лейтенант Е. А. Петлюк, как опытный танкист, была оставлена в училище командиром учебного взвода. Также сказались три полученных в боях ранения: по заключению военно-медицинской комиссии она была признана инвалидом второй группы.

Послевоенные годы

В 1945 году после окончания войны вышла в отставку, переехала в Одессу. Работала инструктором военного обучения в Ленинском районе Одессы, затем была избрана депутатом райсовета. Заочно окончила юридический факультет университета и с 1948 года работала заведующей бюро ЗАГСа Ленинского района. Вышла замуж, родила сына.

Активно участвовала в общественной жизни и в воспитании молодёжи. Фронтовичка-танкист проводила уроки мужества и патриотизма, увлечённо рассказывала в школах и вузах, в музеях и на праздничных встречах о подвигах однополчан, вспоминала боевых друзей и свою «Малютку». Будучи парторгом роты во время войны, она и в мирные годы оставалась убеждённым пропагандистом и агитатором.

В 1975 году школьник из клуба «Искатель» омского Дворца пионеров Володя Яшин в старой подшивке «Омской правды» обнаружил письмо Ады Занегиной от 25 февраля 1943 года, которое положило начало сбору средств на постройку танка «Малютка». 19 мая того же года в Омске впервые встретились Ада Александровна Занегина и Екатерина Алексеевна Петлюк. «Мы обнялись и долго держали друг друга в объятиях, стараясь скрыть от людей наши слёзы, — вспоминала эту сцену Екатерина Алексеевна. — Это было несказанно трогательно и так неожиданно и удивительно для нас обеих…» Вместе они посетили Смоленск, родину Адели Александровны Ученики омской школы вручили женщинам подарки: Екатерине Алексеевне — макет танка «Малютка», Адели Александровне — куклу, о которой она мечтала в детстве и на покупку которой копила деньги.

Когда история постройки танка получила широкую известность, пионерская организация Смоленской области под лозунгом «Наш фронт — на хлебном поле!» выступила с инициативой сбора металлолома, макулатуры, лекарственных трав для постройки трактора «Малютка». К призыву присоединились пионерские организации Омской, Харьковской и других областей; в результате за 7 лет кампании по сбору средств (1979—1986 гг.) на Минском тракторном заводе было построено 140 тракторов МТЗ-80, получивших имя «Малютка».

Я никогда не забуду сегодняшний день. Я ещё раз глубоко почувствовала: не зря сражались мы за каждую пядь земли, не зря поливали её своей кровью. Мы посеяли добрые семена, и сейчас всходы радуют наш глаз. Сегодня над нами мирное небо и дети собирают металлолом на трактора.

— Е. А. Петлюк

Умерла в 1998 году в Одессе.

Награды

Советские государственные награды:

• Орден Отечественной войны I степени (6 апреля 1985)
• Орден Отечественной войны II степени (14 августа 1943)
• Орден Красной Звезды (7 февраля 1943)
• 12 медалей, в том числе:
  • медаль «За оборону Сталинграда»

Нагрудный знак «Парашютист».

Оценки и мнения

Маршал Советского Союза И. И. Якубовский, бывший командир 91-й танковой бригады:

Среди отличившихся в боях под Собакино, а их было немало, я вновь хочу назвать механика-водителя танка Екатерину Петлюк. Дело в том, что мужество мужчины — это, так сказать, явление вроде бы обычное. Мужчинам, как говорят, положено быть такими. Но когда ты видишь, что в ряду мужественных никому ни слова упрека не позволяет своим поведением сказать женщина, работающая на «мужской профессии», то это вдвойне, а вообще-то трудно измерить, во сколько крат, возвышает героизм человека. О нём говорят, что это — мужество особого порядка. Им, безусловно, обладала участница Сталинградской битвы Екатерина Петлюк, которая после войны, будучи занята самой мирной профессией, вручала в Одессе самым счастливым людям на свете — молодоженам путевки в большую и радостную жизнь. А тогда, в июле сорок третьего, я видел её боевую машину в атаке.

Бывший члена Военного совета 3-й гвардейской танковой армии С. И. Мельников:

Успех танковой атаки во многом зависит от мастерства механиков-водителей. Регулируя скорость, меняя направление движения, мгновенно останавливая машину или рванув её с места вперёд, они помогают командиру танка навести орудие точно на цель или уводят танк из-под огня противника. Таким механиком-водителем в бригаде Якубовского была Катя Петлюк. Участница Сталинградской битвы, она постоянно совершенствовала боевое мастерство; и в Орловской операции, особенно в бою под Собакино, механик-водитель танка «Т-70» Екатерина Алексеевна Петлюк показала себя зрелым воином и бесстрашным человеком.

Е. А. Петлюк:

Т-60 мне понравился, только действительно был маленьким. «Ничего, — успокоила себя я. — Маленький, да удаленький. Повоюем, дружище!» Я нашла банку с белой краской и на башне вывела: «Малютка». Танкисты подтрунивали: «Смотри, на других башнях какие имена: „Грозный“, „Орёл“, „Смелый“! А у тебя — „Малютка“, несерьёзно. Ну, ничего, под стать тебе…»

Литература

• Муратов В. [www.a-z.ru/women_cd2/12/9/i80_335.htm Гвардии Катя] // В тылу и на фронте. — М.: Политиздат, 1980.
• Кондакова Н. Танк «Малютка» в женских лицах... // Ветеран войны. — 2000. — № 1.
• Ачаирская Т. Как омские дошколята фронту помогли // Омская правда. — 2013. — 27 февр. (№ 8). — С. 6.
• На «Малютке» // Битва за Сталинград : [сборник] / сост. А. М. Бородин, В. С. Красавин, И. М. Логинов, И. К. Морозов. — 3-е. — Волгоград: Н.-Волж. кн. изд-во, 1972. — С. 239-241. — 616 с. — 50 000 экз.

Ссылки

• [www.pobeda34.ru/info/publication/3835 Петлюк Екатерина Алексеевна]. Пресс-центр «Победа». Проверено 30 августа 2014.
• [7mehkorpus.odessa.ua/odessa/petljuk_foto.html Фотоархив Е. А. Петлюк / Ветераны-однополчане Одессы]. 7–й механизированный Новоукраинский Хинганский ордена Ленина, Краснознаменный, ордена Суворова корпус. Проверено 29 августа 2014.
• Иванушкина П. [www.aif.ru/society/people/1199629 Малая толика Победы. 6-летняя девочка копила на куклу, а купила танк]. Аргументы и Факты № 27 (02.07.2014). Проверено 29 августа 2014.
• Муравьёва Л., Глухенькая Л. [issuu.com/hmr-vlg/docs/dom_drugbi__5/31 Мужество не ведает границ] // Журнал «Дом Дружбы». — 2012. — С. 30-31.
• Mapro [issuu.com/zima192/docs/12_nomer_pdf Екатерина Алексеевна Петлюк. (Механик-водитель «Т-60»)] // Интернет-газета «Танки Онлайн». — 2011. — № 21. — С. 14-16.
• [www.otvoyna.ru/tankistki.htm Женщины-танкисты в Великой Отечественной войне]. otvoyna.ru. — По материалам музея «История танка Т-34» на Дмитровском шоссе. Проверено 29 августа 2014.

Отрывок, характеризующий Петлюк, Екатерина Алексеевна

– Ах да, – сказал Пьер.
Солдаты приостановились.
– Ну что, нашел своих? – сказал один из них.
– Ну, прощавай! Петр Кириллович, кажись? Прощавай, Петр Кириллович! – сказали другие голоса.
– Прощайте, – сказал Пьер и направился с своим берейтором к постоялому двору.
«Надо дать им!» – подумал Пьер, взявшись за карман. – «Нет, не надо», – сказал ему какой то голос.
В горницах постоялого двора не было места: все были заняты. Пьер прошел на двор и, укрывшись с головой, лег в свою коляску.


Едва Пьер прилег головой на подушку, как он почувствовал, что засыпает; но вдруг с ясностью почти действительности послышались бум, бум, бум выстрелов, послышались стоны, крики, шлепанье снарядов, запахло кровью и порохом, и чувство ужаса, страха смерти охватило его. Он испуганно открыл глаза и поднял голову из под шинели. Все было тихо на дворе. Только в воротах, разговаривая с дворником и шлепая по грязи, шел какой то денщик. Над головой Пьера, под темной изнанкой тесового навеса, встрепенулись голубки от движения, которое он сделал, приподнимаясь. По всему двору был разлит мирный, радостный для Пьера в эту минуту, крепкий запах постоялого двора, запах сена, навоза и дегтя. Между двумя черными навесами виднелось чистое звездное небо.
«Слава богу, что этого нет больше, – подумал Пьер, опять закрываясь с головой. – О, как ужасен страх и как позорно я отдался ему! А они… они все время, до конца были тверды, спокойны… – подумал он. Они в понятии Пьера были солдаты – те, которые были на батарее, и те, которые кормили его, и те, которые молились на икону. Они – эти странные, неведомые ему доселе они, ясно и резко отделялись в его мысли от всех других людей.
«Солдатом быть, просто солдатом! – думал Пьер, засыпая. – Войти в эту общую жизнь всем существом, проникнуться тем, что делает их такими. Но как скинуть с себя все это лишнее, дьявольское, все бремя этого внешнего человека? Одно время я мог быть этим. Я мог бежать от отца, как я хотел. Я мог еще после дуэли с Долоховым быть послан солдатом». И в воображении Пьера мелькнул обед в клубе, на котором он вызвал Долохова, и благодетель в Торжке. И вот Пьеру представляется торжественная столовая ложа. Ложа эта происходит в Английском клубе. И кто то знакомый, близкий, дорогой, сидит в конце стола. Да это он! Это благодетель. «Да ведь он умер? – подумал Пьер. – Да, умер; но я не знал, что он жив. И как мне жаль, что он умер, и как я рад, что он жив опять!» С одной стороны стола сидели Анатоль, Долохов, Несвицкий, Денисов и другие такие же (категория этих людей так же ясно была во сне определена в душе Пьера, как и категория тех людей, которых он называл они), и эти люди, Анатоль, Долохов громко кричали, пели; но из за их крика слышен был голос благодетеля, неумолкаемо говоривший, и звук его слов был так же значителен и непрерывен, как гул поля сраженья, но он был приятен и утешителен. Пьер не понимал того, что говорил благодетель, но он знал (категория мыслей так же ясна была во сне), что благодетель говорил о добре, о возможности быть тем, чем были они. И они со всех сторон, с своими простыми, добрыми, твердыми лицами, окружали благодетеля. Но они хотя и были добры, они не смотрели на Пьера, не знали его. Пьер захотел обратить на себя их внимание и сказать. Он привстал, но в то же мгновенье ноги его похолодели и обнажились.
Ему стало стыдно, и он рукой закрыл свои ноги, с которых действительно свалилась шинель. На мгновение Пьер, поправляя шинель, открыл глаза и увидал те же навесы, столбы, двор, но все это было теперь синевато, светло и подернуто блестками росы или мороза.
«Рассветает, – подумал Пьер. – Но это не то. Мне надо дослушать и понять слова благодетеля». Он опять укрылся шинелью, но ни столовой ложи, ни благодетеля уже не было. Были только мысли, ясно выражаемые словами, мысли, которые кто то говорил или сам передумывал Пьер.
Пьер, вспоминая потом эти мысли, несмотря на то, что они были вызваны впечатлениями этого дня, был убежден, что кто то вне его говорил их ему. Никогда, как ему казалось, он наяву не был в состоянии так думать и выражать свои мысли.
«Война есть наитруднейшее подчинение свободы человека законам бога, – говорил голос. – Простота есть покорность богу; от него не уйдешь. И они просты. Они, не говорят, но делают. Сказанное слово серебряное, а несказанное – золотое. Ничем не может владеть человек, пока он боится смерти. А кто не боится ее, тому принадлежит все. Ежели бы не было страдания, человек не знал бы границ себе, не знал бы себя самого. Самое трудное (продолжал во сне думать или слышать Пьер) состоит в том, чтобы уметь соединять в душе своей значение всего. Все соединить? – сказал себе Пьер. – Нет, не соединить. Нельзя соединять мысли, а сопрягать все эти мысли – вот что нужно! Да, сопрягать надо, сопрягать надо! – с внутренним восторгом повторил себе Пьер, чувствуя, что этими именно, и только этими словами выражается то, что он хочет выразить, и разрешается весь мучащий его вопрос.
– Да, сопрягать надо, пора сопрягать.
– Запрягать надо, пора запрягать, ваше сиятельство! Ваше сиятельство, – повторил какой то голос, – запрягать надо, пора запрягать…
Это был голос берейтора, будившего Пьера. Солнце било прямо в лицо Пьера. Он взглянул на грязный постоялый двор, в середине которого у колодца солдаты поили худых лошадей, из которого в ворота выезжали подводы. Пьер с отвращением отвернулся и, закрыв глаза, поспешно повалился опять на сиденье коляски. «Нет, я не хочу этого, не хочу этого видеть и понимать, я хочу понять то, что открывалось мне во время сна. Еще одна секунда, и я все понял бы. Да что же мне делать? Сопрягать, но как сопрягать всё?» И Пьер с ужасом почувствовал, что все значение того, что он видел и думал во сне, было разрушено.
Берейтор, кучер и дворник рассказывали Пьеру, что приезжал офицер с известием, что французы подвинулись под Можайск и что наши уходят.
Пьер встал и, велев закладывать и догонять себя, пошел пешком через город.
Войска выходили и оставляли около десяти тысяч раненых. Раненые эти виднелись в дворах и в окнах домов и толпились на улицах. На улицах около телег, которые должны были увозить раненых, слышны были крики, ругательства и удары. Пьер отдал догнавшую его коляску знакомому раненому генералу и с ним вместе поехал до Москвы. Доро гой Пьер узнал про смерть своего шурина и про смерть князя Андрея.

Х
30 го числа Пьер вернулся в Москву. Почти у заставы ему встретился адъютант графа Растопчина.
– А мы вас везде ищем, – сказал адъютант. – Графу вас непременно нужно видеть. Он просит вас сейчас же приехать к нему по очень важному делу.
Пьер, не заезжая домой, взял извозчика и поехал к главнокомандующему.
Граф Растопчин только в это утро приехал в город с своей загородной дачи в Сокольниках. Прихожая и приемная в доме графа были полны чиновников, явившихся по требованию его или за приказаниями. Васильчиков и Платов уже виделись с графом и объяснили ему, что защищать Москву невозможно и что она будет сдана. Известия эти хотя и скрывались от жителей, но чиновники, начальники различных управлений знали, что Москва будет в руках неприятеля, так же, как и знал это граф Растопчин; и все они, чтобы сложить с себя ответственность, пришли к главнокомандующему с вопросами, как им поступать с вверенными им частями.
В то время как Пьер входил в приемную, курьер, приезжавший из армии, выходил от графа.
Курьер безнадежно махнул рукой на вопросы, с которыми обратились к нему, и прошел через залу.
Дожидаясь в приемной, Пьер усталыми глазами оглядывал различных, старых и молодых, военных и статских, важных и неважных чиновников, бывших в комнате. Все казались недовольными и беспокойными. Пьер подошел к одной группе чиновников, в которой один был его знакомый. Поздоровавшись с Пьером, они продолжали свой разговор.
– Как выслать да опять вернуть, беды не будет; а в таком положении ни за что нельзя отвечать.
– Да ведь вот, он пишет, – говорил другой, указывая на печатную бумагу, которую он держал в руке.
– Это другое дело. Для народа это нужно, – сказал первый.
– Что это? – спросил Пьер.
– А вот новая афиша.
Пьер взял ее в руки и стал читать:
«Светлейший князь, чтобы скорей соединиться с войсками, которые идут к нему, перешел Можайск и стал на крепком месте, где неприятель не вдруг на него пойдет. К нему отправлено отсюда сорок восемь пушек с снарядами, и светлейший говорит, что Москву до последней капли крови защищать будет и готов хоть в улицах драться. Вы, братцы, не смотрите на то, что присутственные места закрыли: дела прибрать надобно, а мы своим судом с злодеем разберемся! Когда до чего дойдет, мне надобно молодцов и городских и деревенских. Я клич кликну дня за два, а теперь не надо, я и молчу. Хорошо с топором, недурно с рогатиной, а всего лучше вилы тройчатки: француз не тяжеле снопа ржаного. Завтра, после обеда, я поднимаю Иверскую в Екатерининскую гошпиталь, к раненым. Там воду освятим: они скорее выздоровеют; и я теперь здоров: у меня болел глаз, а теперь смотрю в оба».
– А мне говорили военные люди, – сказал Пьер, – что в городе никак нельзя сражаться и что позиция…
– Ну да, про то то мы и говорим, – сказал первый чиновник.
– А что это значит: у меня болел глаз, а теперь смотрю в оба? – сказал Пьер.
– У графа был ячмень, – сказал адъютант, улыбаясь, – и он очень беспокоился, когда я ему сказал, что приходил народ спрашивать, что с ним. А что, граф, – сказал вдруг адъютант, с улыбкой обращаясь к Пьеру, – мы слышали, что у вас семейные тревоги? Что будто графиня, ваша супруга…
– Я ничего не слыхал, – равнодушно сказал Пьер. – А что вы слышали?
– Нет, знаете, ведь часто выдумывают. Я говорю, что слышал.
– Что же вы слышали?
– Да говорят, – опять с той же улыбкой сказал адъютант, – что графиня, ваша жена, собирается за границу. Вероятно, вздор…
– Может быть, – сказал Пьер, рассеянно оглядываясь вокруг себя. – А это кто? – спросил он, указывая на невысокого старого человека в чистой синей чуйке, с белою как снег большою бородой, такими же бровями и румяным лицом.
– Это? Это купец один, то есть он трактирщик, Верещагин. Вы слышали, может быть, эту историю о прокламации?
– Ах, так это Верещагин! – сказал Пьер, вглядываясь в твердое и спокойное лицо старого купца и отыскивая в нем выражение изменничества.
– Это не он самый. Это отец того, который написал прокламацию, – сказал адъютант. – Тот молодой, сидит в яме, и ему, кажется, плохо будет.
Один старичок, в звезде, и другой – чиновник немец, с крестом на шее, подошли к разговаривающим.
– Видите ли, – рассказывал адъютант, – это запутанная история. Явилась тогда, месяца два тому назад, эта прокламация. Графу донесли. Он приказал расследовать. Вот Гаврило Иваныч разыскивал, прокламация эта побывала ровно в шестидесяти трех руках. Приедет к одному: вы от кого имеете? – От того то. Он едет к тому: вы от кого? и т. д. добрались до Верещагина… недоученный купчик, знаете, купчик голубчик, – улыбаясь, сказал адъютант. – Спрашивают у него: ты от кого имеешь? И главное, что мы знаем, от кого он имеет. Ему больше не от кого иметь, как от почт директора. Но уж, видно, там между ними стачка была. Говорит: ни от кого, я сам сочинил. И грозили и просили, стал на том: сам сочинил. Так и доложили графу. Граф велел призвать его. «От кого у тебя прокламация?» – «Сам сочинил». Ну, вы знаете графа! – с гордой и веселой улыбкой сказал адъютант. – Он ужасно вспылил, да и подумайте: этакая наглость, ложь и упорство!..
– А! Графу нужно было, чтобы он указал на Ключарева, понимаю! – сказал Пьер.
– Совсем не нужно», – испуганно сказал адъютант. – За Ключаревым и без этого были грешки, за что он и сослан. Но дело в том, что граф очень был возмущен. «Как же ты мог сочинить? – говорит граф. Взял со стола эту „Гамбургскую газету“. – Вот она. Ты не сочинил, а перевел, и перевел то скверно, потому что ты и по французски, дурак, не знаешь». Что же вы думаете? «Нет, говорит, я никаких газет не читал, я сочинил». – «А коли так, то ты изменник, и я тебя предам суду, и тебя повесят. Говори, от кого получил?» – «Я никаких газет не видал, а сочинил». Так и осталось. Граф и отца призывал: стоит на своем. И отдали под суд, и приговорили, кажется, к каторжной работе. Теперь отец пришел просить за него. Но дрянной мальчишка! Знаете, эдакой купеческий сынишка, франтик, соблазнитель, слушал где то лекции и уж думает, что ему черт не брат. Ведь это какой молодчик! У отца его трактир тут у Каменного моста, так в трактире, знаете, большой образ бога вседержителя и представлен в одной руке скипетр, в другой держава; так он взял этот образ домой на несколько дней и что же сделал! Нашел мерзавца живописца…


В середине этого нового рассказа Пьера позвали к главнокомандующему.
Пьер вошел в кабинет графа Растопчина. Растопчин, сморщившись, потирал лоб и глаза рукой, в то время как вошел Пьер. Невысокий человек говорил что то и, как только вошел Пьер, замолчал и вышел.
– А! здравствуйте, воин великий, – сказал Растопчин, как только вышел этот человек. – Слышали про ваши prouesses [достославные подвиги]! Но не в том дело. Mon cher, entre nous, [Между нами, мой милый,] вы масон? – сказал граф Растопчин строгим тоном, как будто было что то дурное в этом, но что он намерен был простить. Пьер молчал. – Mon cher, je suis bien informe, [Мне, любезнейший, все хорошо известно,] но я знаю, что есть масоны и масоны, и надеюсь, что вы не принадлежите к тем, которые под видом спасенья рода человеческого хотят погубить Россию.
– Да, я масон, – отвечал Пьер.
– Ну вот видите ли, мой милый. Вам, я думаю, не безызвестно, что господа Сперанский и Магницкий отправлены куда следует; то же сделано с господином Ключаревым, то же и с другими, которые под видом сооружения храма Соломона старались разрушить храм своего отечества. Вы можете понимать, что на это есть причины и что я не мог бы сослать здешнего почт директора, ежели бы он не был вредный человек. Теперь мне известно, что вы послали ему свой. экипаж для подъема из города и даже что вы приняли от него бумаги для хранения. Я вас люблю и не желаю вам зла, и как вы в два раза моложе меня, то я, как отец, советую вам прекратить всякое сношение с такого рода людьми и самому уезжать отсюда как можно скорее.
– Но в чем же, граф, вина Ключарева? – спросил Пьер.
– Это мое дело знать и не ваше меня спрашивать, – вскрикнул Растопчин.
– Ежели его обвиняют в том, что он распространял прокламации Наполеона, то ведь это не доказано, – сказал Пьер (не глядя на Растопчина), – и Верещагина…
– Nous y voila, [Так и есть,] – вдруг нахмурившись, перебивая Пьера, еще громче прежнего вскрикнул Растопчин. – Верещагин изменник и предатель, который получит заслуженную казнь, – сказал Растопчин с тем жаром злобы, с которым говорят люди при воспоминании об оскорблении. – Но я не призвал вас для того, чтобы обсуждать мои дела, а для того, чтобы дать вам совет или приказание, ежели вы этого хотите. Прошу вас прекратить сношения с такими господами, как Ключарев, и ехать отсюда. А я дурь выбью, в ком бы она ни была. – И, вероятно, спохватившись, что он как будто кричал на Безухова, который еще ни в чем не был виноват, он прибавил, дружески взяв за руку Пьера: – Nous sommes a la veille d'un desastre publique, et je n'ai pas le temps de dire des gentillesses a tous ceux qui ont affaire a moi. Голова иногда кругом идет! Eh! bien, mon cher, qu'est ce que vous faites, vous personnellement? [Мы накануне общего бедствия, и мне некогда быть любезным со всеми, с кем у меня есть дело. Итак, любезнейший, что вы предпринимаете, вы лично?]
– Mais rien, [Да ничего,] – отвечал Пьер, все не поднимая глаз и не изменяя выражения задумчивого лица.
Граф нахмурился.
– Un conseil d'ami, mon cher. Decampez et au plutot, c'est tout ce que je vous dis. A bon entendeur salut! Прощайте, мой милый. Ах, да, – прокричал он ему из двери, – правда ли, что графиня попалась в лапки des saints peres de la Societe de Jesus? [Дружеский совет. Выбирайтесь скорее, вот что я вам скажу. Блажен, кто умеет слушаться!.. святых отцов Общества Иисусова?]
Пьер ничего не ответил и, нахмуренный и сердитый, каким его никогда не видали, вышел от Растопчина.

Когда он приехал домой, уже смеркалось. Человек восемь разных людей побывало у него в этот вечер. Секретарь комитета, полковник его батальона, управляющий, дворецкий и разные просители. У всех были дела до Пьера, которые он должен был разрешить. Пьер ничего не понимал, не интересовался этими делами и давал на все вопросы только такие ответы, которые бы освободили его от этих людей. Наконец, оставшись один, он распечатал и прочел письмо жены.
«Они – солдаты на батарее, князь Андрей убит… старик… Простота есть покорность богу. Страдать надо… значение всего… сопрягать надо… жена идет замуж… Забыть и понять надо…» И он, подойдя к постели, не раздеваясь повалился на нее и тотчас же заснул.
Когда он проснулся на другой день утром, дворецкий пришел доложить, что от графа Растопчина пришел нарочно посланный полицейский чиновник – узнать, уехал ли или уезжает ли граф Безухов.
Человек десять разных людей, имеющих дело до Пьера, ждали его в гостиной. Пьер поспешно оделся, и, вместо того чтобы идти к тем, которые ожидали его, он пошел на заднее крыльцо и оттуда вышел в ворота.
С тех пор и до конца московского разорения никто из домашних Безуховых, несмотря на все поиски, не видал больше Пьера и не знал, где он находился.


Ростовы до 1 го сентября, то есть до кануна вступления неприятеля в Москву, оставались в городе.
После поступления Пети в полк казаков Оболенского и отъезда его в Белую Церковь, где формировался этот полк, на графиню нашел страх. Мысль о том, что оба ее сына находятся на войне, что оба они ушли из под ее крыла, что нынче или завтра каждый из них, а может быть, и оба вместе, как три сына одной ее знакомой, могут быть убиты, в первый раз теперь, в это лето, с жестокой ясностью пришла ей в голову. Она пыталась вытребовать к себе Николая, хотела сама ехать к Пете, определить его куда нибудь в Петербурге, но и то и другое оказывалось невозможным. Петя не мог быть возвращен иначе, как вместе с полком или посредством перевода в другой действующий полк. Николай находился где то в армии и после своего последнего письма, в котором подробно описывал свою встречу с княжной Марьей, не давал о себе слуха. Графиня не спала ночей и, когда засыпала, видела во сне убитых сыновей. После многих советов и переговоров граф придумал наконец средство для успокоения графини. Он перевел Петю из полка Оболенского в полк Безухова, который формировался под Москвою. Хотя Петя и оставался в военной службе, но при этом переводе графиня имела утешенье видеть хотя одного сына у себя под крылышком и надеялась устроить своего Петю так, чтобы больше не выпускать его и записывать всегда в такие места службы, где бы он никак не мог попасть в сражение. Пока один Nicolas был в опасности, графине казалось (и она даже каялась в этом), что она любит старшего больше всех остальных детей; но когда меньшой, шалун, дурно учившийся, все ломавший в доме и всем надоевший Петя, этот курносый Петя, с своими веселыми черными глазами, свежим румянцем и чуть пробивающимся пушком на щеках, попал туда, к этим большим, страшным, жестоким мужчинам, которые там что то сражаются и что то в этом находят радостного, – тогда матери показалось, что его то она любила больше, гораздо больше всех своих детей. Чем ближе подходило то время, когда должен был вернуться в Москву ожидаемый Петя, тем более увеличивалось беспокойство графини. Она думала уже, что никогда не дождется этого счастия. Присутствие не только Сони, но и любимой Наташи, даже мужа, раздражало графиню. «Что мне за дело до них, мне никого не нужно, кроме Пети!» – думала она.