Зарянко, Сергей Константинович

Сергей Константинович Зарянко
Портрет работы Алексея Колесова.
Дата рождения:	24 сентября (6 октября) 1818(1818-10-06)
Место рождения:	д. Ляды,Могилёвская губерния (ныне Дубровенский район, Беларусь)
Дата смерти:	20 декабря 1870 (1 января 1871)(1871-01-01) (52 года)
Место смерти:	Москва
Подданство:	Российская империя
Жанр:	портрет, интерьер
Учёба:	Школа Венецианова
Влияние на:	Василий Перов, Илларион Прянишников, Василий Пукирев, Викентий Слендзинский, Михал Андриолли
Работы на Викискладе

Серге́й Константи́нович Заря́нко (белор. Сярге́й Заранка; (род. 24 сентября (6 октября) 1818, Ляды Могилёвской губернии, ныне Дубровенский район, Витебская область, Беларусь — 20 декабря (1 января) 1870, Москва, Российская империя) — русский портретист белорусского происхождения.

Биография

Начало пути

Родился в семье крепостного в имении князя Любомирского. Получив вольную, его отец вместе с семьей переехал в Санкт-Петербург, где работал у князя А. Н. Голицина. Учиться начал в 3-й Санкт-Петербургской гимназии. С детства проявлял художественные способности и первые художественные навыки получил у живописца В. М. Аврорина. Талант юного художника заметил знаменитый русский живописец А. Г. Венецианов, который способствовал в 1834 году определению Сергея Зарянко в вольноприходящие ученики Императорской Академии художеств.

Зарянко не сразу обратился к портретной живописи; вначале он изображал разные интерьеры, обучаясь в пейзажном классе М. Н. Воробьёва. В 1836 году за «Вид Фельдмаршальского зала в Зимнем дворце» он был отмечен малой серебряной медалью. В 1837 году учился у А. Г. Венецианова. В 1838 году за «Вид Тронной залы» был удостоен звания неклассного художника, после чего продолжал писать преимущественно перспективные виды и в 1841 году за картину «Рекреационная зала в Училище правоведения» был награждён большой серебряной медалью.

Академик и педагог

В 1843 году за картину «Внутренность Морского Никольского собора» получил звание академика. Затем жил и работал в Москве, занимаясь исполнением образов для разных церквей; в 1846 году преподавал рисование в Александровском сиротском институте и «перспективное искусство» — в дворцовом архитектурном училище. В 1846—1855 годах преподавал в Санкт-Петербурге — в Дворянском полку. С возвращением в Петербург, он впервые серьёзно принялся за портретную живопись. На академической выставке 1849 года были выставлены два портрета его работы: генерала П. К. Ломновского и певца О. Петрова, принёсшие ему громкую известность. В 1850 году за портреты графа Ф. П. Толстого и ротмистра Д. В. Хвостова академия присудила ему звание профессора.

В 1856 году по рекомендации Ф. И. Прянишникова он начал работать в Московском училище живописи и ваяния — инспектором и старшим профессором живописи. С конца 1865 по 1870 год жил преимущественно в Санкт-Петербурге, где работал над портретами членов царской фамилии для «Романовской галереи» в Эрмитаже. В зрелом возрасте видел только одним глазом.

Как наставник в Московском училище живописи, ваяния и зодчества, Зарянко много способствовал развитию молодых художников, из которых некоторые достигли потом почётной известности, например: В. Г. Перов, И. М. Прянишников, В. Пукирев, В. И. Шервуд и Л. Ф. Жодейко.

О работах

Вышедшие из-под его кисти портреты замечательны по необычайно сильной лепке, превосходной передаче освещения, тщательной разработке подробностей даже в аксессуарах и по точному воспроизведению лиц, впрочем, больше внешнего их вида, чем в отношении внутреннего содержания. Всего написано им до сотни портретов, из которых, кроме вышеупомянутых четырёх, считались наиболее достойными внимания несколько портретов цесаревича Николая Александровича и государя императора в бытность его великим князем, портреты Турчанинова, Доливо-Добровольского, князя и княгини Абамелик, г-жи Лапиковой, графа А. А. Закревского, графа И. М. Толстого, князя С. М. Голицына, П. А. Тучкова, графа С. Г. Строганова, графа П. А. Шувалова и графа В. А. Адлерберга. Из перспективных картин Зарянко образцовыми в своем роде могут считаться, кроме вида Никольского собора, принёсшего ему степень академика, виды тронного зала в Зимнем дворце и зала Императорского училища правоведения, с портретами профессора и воспитанников этого заведения.

Литература

• Муратов А. М. С. К. Зарянко (1818—1870). Жизненный путь. // Ступени. — СПб, 1995. — ISSN 0869-1371
• Муратов А. М. Теория искусства и педагогическая деятельность С. К. Зарянко. // Ступени. — СПб, 1995. — ISSN 0869-1371
• Муратов А. М. Сергей Константинович Зарянко художник, педагог, теоретик искусства. — СПб.: Дмитрий Буланин, 2003. — 260 с. — ISBN 5-86007-378-X
• Муратов А. М. Сергей Зарянко. — М.: Белый город, 2004. — 48 с. — ISBN 5-7793-0829-2, ISBN 978-5-7793-0829-8. — Серия: «Мастера живописи. Русские художники»
• Муратов А. М. Школа Сергея Константиновича Зарянко // Художественная школа. — 2004. — №1(2). — С. 28—32.
• Stites, Richard (2005). Serfdom, society, and the arts in imperial Russia: the pleasure and the power. — Yale University Press. — P. 324,329,377,415,484,534. — ISBN 0-300-10889-3.

Литература

• Зарянко, Сергей Константинович // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Ссылки

• [www.tretyakovgallery.ru/ru/collection/_show/author/_id/523 Зарянко Сергей (Сергий) Константинович]
• [www.oldenburgskie.ru/museum/event-423-v-muzej-postupil-novyj-jeksponat-portret-knjagini-m-v-voroncovoj-hudozhnika-s-n-zorjanko.html О художнике: Сергей Константинович Зарянко (1818—1870)]
• [vsdn.ru/museum/catalogue/category70324.htm Зарянко Сергей Константинович] на портале «Воскресный день»

Отрывок, характеризующий Зарянко, Сергей Константинович

Он протянул руку и взялся за кошелек. Ростов выпустил его. Телянин взял кошелек и стал опускать его в карман рейтуз, и брови его небрежно поднялись, а рот слегка раскрылся, как будто он говорил: «да, да, кладу в карман свой кошелек, и это очень просто, и никому до этого дела нет».
– Ну, что, юноша? – сказал он, вздохнув и из под приподнятых бровей взглянув в глаза Ростова. Какой то свет глаз с быстротою электрической искры перебежал из глаз Телянина в глаза Ростова и обратно, обратно и обратно, всё в одно мгновение.
– Подите сюда, – проговорил Ростов, хватая Телянина за руку. Он почти притащил его к окну. – Это деньги Денисова, вы их взяли… – прошептал он ему над ухом.
– Что?… Что?… Как вы смеете? Что?… – проговорил Телянин.
Но эти слова звучали жалобным, отчаянным криком и мольбой о прощении. Как только Ростов услыхал этот звук голоса, с души его свалился огромный камень сомнения. Он почувствовал радость и в то же мгновение ему стало жалко несчастного, стоявшего перед ним человека; но надо было до конца довести начатое дело.
– Здесь люди Бог знает что могут подумать, – бормотал Телянин, схватывая фуражку и направляясь в небольшую пустую комнату, – надо объясниться…
– Я это знаю, и я это докажу, – сказал Ростов.
– Я…
Испуганное, бледное лицо Телянина начало дрожать всеми мускулами; глаза всё так же бегали, но где то внизу, не поднимаясь до лица Ростова, и послышались всхлипыванья.
– Граф!… не губите молодого человека… вот эти несчастные деньги, возьмите их… – Он бросил их на стол. – У меня отец старик, мать!…
Ростов взял деньги, избегая взгляда Телянина, и, не говоря ни слова, пошел из комнаты. Но у двери он остановился и вернулся назад. – Боже мой, – сказал он со слезами на глазах, – как вы могли это сделать?
– Граф, – сказал Телянин, приближаясь к юнкеру.
– Не трогайте меня, – проговорил Ростов, отстраняясь. – Ежели вам нужда, возьмите эти деньги. – Он швырнул ему кошелек и выбежал из трактира.


Вечером того же дня на квартире Денисова шел оживленный разговор офицеров эскадрона.
– А я говорю вам, Ростов, что вам надо извиниться перед полковым командиром, – говорил, обращаясь к пунцово красному, взволнованному Ростову, высокий штаб ротмистр, с седеющими волосами, огромными усами и крупными чертами морщинистого лица.
Штаб ротмистр Кирстен был два раза разжалован в солдаты зa дела чести и два раза выслуживался.
– Я никому не позволю себе говорить, что я лгу! – вскрикнул Ростов. – Он сказал мне, что я лгу, а я сказал ему, что он лжет. Так с тем и останется. На дежурство может меня назначать хоть каждый день и под арест сажать, а извиняться меня никто не заставит, потому что ежели он, как полковой командир, считает недостойным себя дать мне удовлетворение, так…
– Да вы постойте, батюшка; вы послушайте меня, – перебил штаб ротмистр своим басистым голосом, спокойно разглаживая свои длинные усы. – Вы при других офицерах говорите полковому командиру, что офицер украл…
– Я не виноват, что разговор зашел при других офицерах. Может быть, не надо было говорить при них, да я не дипломат. Я затем в гусары и пошел, думал, что здесь не нужно тонкостей, а он мне говорит, что я лгу… так пусть даст мне удовлетворение…
– Это всё хорошо, никто не думает, что вы трус, да не в том дело. Спросите у Денисова, похоже это на что нибудь, чтобы юнкер требовал удовлетворения у полкового командира?
Денисов, закусив ус, с мрачным видом слушал разговор, видимо не желая вступаться в него. На вопрос штаб ротмистра он отрицательно покачал головой.
– Вы при офицерах говорите полковому командиру про эту пакость, – продолжал штаб ротмистр. – Богданыч (Богданычем называли полкового командира) вас осадил.
– Не осадил, а сказал, что я неправду говорю.
– Ну да, и вы наговорили ему глупостей, и надо извиниться.
– Ни за что! – крикнул Ростов.
– Не думал я этого от вас, – серьезно и строго сказал штаб ротмистр. – Вы не хотите извиниться, а вы, батюшка, не только перед ним, а перед всем полком, перед всеми нами, вы кругом виноваты. А вот как: кабы вы подумали да посоветовались, как обойтись с этим делом, а то вы прямо, да при офицерах, и бухнули. Что теперь делать полковому командиру? Надо отдать под суд офицера и замарать весь полк? Из за одного негодяя весь полк осрамить? Так, что ли, по вашему? А по нашему, не так. И Богданыч молодец, он вам сказал, что вы неправду говорите. Неприятно, да что делать, батюшка, сами наскочили. А теперь, как дело хотят замять, так вы из за фанаберии какой то не хотите извиниться, а хотите всё рассказать. Вам обидно, что вы подежурите, да что вам извиниться перед старым и честным офицером! Какой бы там ни был Богданыч, а всё честный и храбрый, старый полковник, так вам обидно; а замарать полк вам ничего? – Голос штаб ротмистра начинал дрожать. – Вы, батюшка, в полку без году неделя; нынче здесь, завтра перешли куда в адъютантики; вам наплевать, что говорить будут: «между павлоградскими офицерами воры!» А нам не всё равно. Так, что ли, Денисов? Не всё равно?
Денисов всё молчал и не шевелился, изредка взглядывая своими блестящими, черными глазами на Ростова.
– Вам своя фанаберия дорога, извиниться не хочется, – продолжал штаб ротмистр, – а нам, старикам, как мы выросли, да и умереть, Бог даст, приведется в полку, так нам честь полка дорога, и Богданыч это знает. Ох, как дорога, батюшка! А это нехорошо, нехорошо! Там обижайтесь или нет, а я всегда правду матку скажу. Нехорошо!
И штаб ротмистр встал и отвернулся от Ростова.
– Пг'авда, чог'т возьми! – закричал, вскакивая, Денисов. – Ну, Г'остов! Ну!
Ростов, краснея и бледнея, смотрел то на одного, то на другого офицера.
– Нет, господа, нет… вы не думайте… я очень понимаю, вы напрасно обо мне думаете так… я… для меня… я за честь полка.да что? это на деле я покажу, и для меня честь знамени…ну, всё равно, правда, я виноват!.. – Слезы стояли у него в глазах. – Я виноват, кругом виноват!… Ну, что вам еще?…
– Вот это так, граф, – поворачиваясь, крикнул штаб ротмистр, ударяя его большою рукою по плечу.
– Я тебе говог'ю, – закричал Денисов, – он малый славный.
– Так то лучше, граф, – повторил штаб ротмистр, как будто за его признание начиная величать его титулом. – Подите и извинитесь, ваше сиятельство, да с.
– Господа, всё сделаю, никто от меня слова не услышит, – умоляющим голосом проговорил Ростов, – но извиняться не могу, ей Богу, не могу, как хотите! Как я буду извиняться, точно маленький, прощенья просить?
Денисов засмеялся.
– Вам же хуже. Богданыч злопамятен, поплатитесь за упрямство, – сказал Кирстен.
– Ей Богу, не упрямство! Я не могу вам описать, какое чувство, не могу…
– Ну, ваша воля, – сказал штаб ротмистр. – Что ж, мерзавец то этот куда делся? – спросил он у Денисова.
– Сказался больным, завтг'а велено пг'иказом исключить, – проговорил Денисов.