Иоанникий (Образцов)
Епископ Иоанникий (в миру Иван Яковлевич Образцов; 1793, Титовки, Весьегонский уезд, Тверская губерния — 18 (30) апреля 1880, Нежин) — епископ Русской православной церкви, епископ Кавказский и Черноморский (1849—1857), Оренбургский и Уфимский (1835—1849), епископ Вятский и Слободский (1832—1835).
Биография
Родился в 1793 году в семье причетника села Титовки Весьегонского уезда Тверской губернии Якова Иванова, служившего ранее в Вышегорском уезде Олонецкой епархии.
С 1803 года учился в Тверской духовной семинарии.
В 1814 году поступил в Санкт-Петербургскую духовную академию.
18 июля 1817 года окончил духовную академию со степенью кандидата и 31 июля того же года назначен учителем в Черниговскую духовную семинарию.
28 августа 1819 года пострижен в монашество; 29 августа рукоположен во иеродиакона, а 30 августа — во иеромонаха.
В июле 1820 года назначен присутствующим в Черниговской духовной дикастерии (судебной палате).
С 16 августа 1821 года — ректор и профессор богословских наук Минской духовной семинарии.
16 февраля 1824 года назначен настоятелем заштатного Грозовского Иоанно-Богословского монастыря; в августе того же года перемещен ректором в Могилевскую духовную семинарию.
1 сентября 1825 года переведен в Тобольскую духовную семинарию; 7 октября назначен настоятелем Знаменского монастыря и 13 октября того же года возведен в сан архимандрита.
С 4 января 1826 года — кафедральный цензор.
16 января 1828 года перемещен в Пермскую духовную семинарию.
13 июля 1829 года назначен настоятелем Нижне-Ломовского Богородицкого монастыря Пензенской епархии и в том же году 27 июля — ректором Пензенской духовной семинарии.
3 апреля 1832 года хиротонисан во епископа Вятского и Слободского.
С 16 ноября 1835 года — епископ Оренбургский и Уфимский.
С 20 ноября 1849 года — епископ Кавказский и Черноморский.
Как архиерей, отличался добротой и снисходительностью и пользовался уважением и любовью знавших его. Недостатком же, свойственным ему, была слабость характера, вследствие которой он не оказывал должного влияния на ход епархиальных дел. Церковная жизнь была предоставлена собственному течению. Несомненно, что у него было много врагов, и вполне возможно, что все порочащие отзывы о преосвященном были результатом их неприязни.
30 октября 1857 года по прошению уволен на покой в Нежинский Благовещенский монастырь.
В последние годы жизни епископ Иоанникий очень плохо видел и почти совсем не выходил из своей келии.
Скончался 18 апреля 1880 года.
Погребен в Сретенском приделе Благовещенского монастыря.
Сочинения
- Прощальная речь к Вятской пастве. («Черниговские епархиальные ведомости», 1880, № 23)
- Слово в день Воскресения Христова. («Черниговские епархиальные ведомости», 1880, № 23)
Напишите отзыв о статье "Иоанникий (Образцов)"
Ссылки
- Русский биографический словарь: В 25 т. / под наблюдением А. А. Половцова. 1896—1918.
- Матисон А.В. Духовенство Тверской епархии XVIII — начала XX веков: Родословные росписи. — СПб.: Издательство ВИРД. — 2003. — Вып. 2. — С. 81-82. —ISBN 5-94030-037-5
|
Отрывок, характеризующий Иоанникий (Образцов)
Ильин взял ведро с водой и, капнув туда рому, пришел к Марье Генриховне, прося помешать пальчиком.– Это моя чашка, – говорил он. – Только вложите пальчик, все выпью.
Когда самовар весь выпили, Ростов взял карты и предложил играть в короли с Марьей Генриховной. Кинули жребий, кому составлять партию Марьи Генриховны. Правилами игры, по предложению Ростова, было то, чтобы тот, кто будет королем, имел право поцеловать ручку Марьи Генриховны, а чтобы тот, кто останется прохвостом, шел бы ставить новый самовар для доктора, когда он проснется.
– Ну, а ежели Марья Генриховна будет королем? – спросил Ильин.
– Она и так королева! И приказания ее – закон.
Только что началась игра, как из за Марьи Генриховны вдруг поднялась вспутанная голова доктора. Он давно уже не спал и прислушивался к тому, что говорилось, и, видимо, не находил ничего веселого, смешного или забавного во всем, что говорилось и делалось. Лицо его было грустно и уныло. Он не поздоровался с офицерами, почесался и попросил позволения выйти, так как ему загораживали дорогу. Как только он вышел, все офицеры разразились громким хохотом, а Марья Генриховна до слез покраснела и тем сделалась еще привлекательнее на глаза всех офицеров. Вернувшись со двора, доктор сказал жене (которая перестала уже так счастливо улыбаться и, испуганно ожидая приговора, смотрела на него), что дождь прошел и что надо идти ночевать в кибитку, а то все растащат.
– Да я вестового пошлю… двух! – сказал Ростов. – Полноте, доктор.
– Я сам стану на часы! – сказал Ильин.
– Нет, господа, вы выспались, а я две ночи не спал, – сказал доктор и мрачно сел подле жены, ожидая окончания игры.
Глядя на мрачное лицо доктора, косившегося на свою жену, офицерам стало еще веселей, и многие не могла удерживаться от смеха, которому они поспешно старались приискивать благовидные предлоги. Когда доктор ушел, уведя свою жену, и поместился с нею в кибиточку, офицеры улеглись в корчме, укрывшись мокрыми шинелями; но долго не спали, то переговариваясь, вспоминая испуг доктора и веселье докторши, то выбегая на крыльцо и сообщая о том, что делалось в кибиточке. Несколько раз Ростов, завертываясь с головой, хотел заснуть; но опять чье нибудь замечание развлекало его, опять начинался разговор, и опять раздавался беспричинный, веселый, детский хохот.
В третьем часу еще никто не заснул, как явился вахмистр с приказом выступать к местечку Островне.
Все с тем же говором и хохотом офицеры поспешно стали собираться; опять поставили самовар на грязной воде. Но Ростов, не дождавшись чаю, пошел к эскадрону. Уже светало; дождик перестал, тучи расходились. Было сыро и холодно, особенно в непросохшем платье. Выходя из корчмы, Ростов и Ильин оба в сумерках рассвета заглянули в глянцевитую от дождя кожаную докторскую кибиточку, из под фартука которой торчали ноги доктора и в середине которой виднелся на подушке чепчик докторши и слышалось сонное дыхание.
– Право, она очень мила! – сказал Ростов Ильину, выходившему с ним.
– Прелесть какая женщина! – с шестнадцатилетней серьезностью отвечал Ильин.
Через полчаса выстроенный эскадрон стоял на дороге. Послышалась команда: «Садись! – солдаты перекрестились и стали садиться. Ростов, выехав вперед, скомандовал: «Марш! – и, вытянувшись в четыре человека, гусары, звуча шлепаньем копыт по мокрой дороге, бренчаньем сабель и тихим говором, тронулись по большой, обсаженной березами дороге, вслед за шедшей впереди пехотой и батареей.