Марк (Тужиков)

Митрополит Марк<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr> <tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Архиепископ Марк 23 сентября 2008 года</td></tr>
Митрополит Вятский и Слободской до 8 октября 2012 года — архиепископ
c 22 марта 2011 года
Церковь:	Русская православная церковь
Предшественник:	Хрисанф (Чепиль)
временно управляющий Уржумской епархией
25 июля — 14 декабря 2014
Предшественник:	Даниил (Кузнецов)
Преемник:	Леонид (Толмачёв)
Архиепископ Хабаровский и Приамурский до 25 февраля 2005 года — епископ
3 сентября 1995 — 22 марта 2011
Избрание:	16 июля 1995 года
Предшественник:	Иннокентий (Васильев)
Преемник:	Игнатий (Пологрудов)
временно управляющий Анадырской епархией
28 июня 2008 — 31 марта 2009
Предшественник:	Диомид (Дзюбан)
Преемник:	Никодим (Чибисов)
временно управляющий Южно-Сахалинской епархией
17 июля — 11 ноября 2001
Предшественник:	Аркадий (Афонин)
Преемник:	Даниил (Доровских)
Имя при рождении:	Алексей Викторович Тужиков
Рождение:	26 сентября 1961(1961-09-26) (62 года) Москва, РСФСР, СССР
Принятие священного сана:	18 июля 1992 год
Принятие монашества:	1991
Епископская хиротония:	3 сентября 1995

Митрополит Ма́рк (в миру Алексей Викторович Тужиков; 26 сентября 1961, Москва, РСФСР, СССР) — епископ Русской православной церкви, митрополит Вятский и Слободской.

Биография

В 1978 году окончил среднюю школу в Москве. Известно, что с детства увлекается фотографией: так, первый фотоаппарат был подарен родителями, когда он пошел в первый класс.

В 1978—1979 — чертёжник-конструктор в ПИ-2 Госстроя СССР.

В 1979—1981 — служба в Вооруженных Силах СССР.

Между 1981 и 1984 годом работал в вычислительном центре Гидрометеорологического научно-исследовательского центра СССР электромехаником 6-го разряда и одновременно учился в Московском финансово-экономическом институте.

С 1984 по 1988 год работал на автокомбинате № 2 Госкоминтуриста СССР электромехаником 6-го разряда.

В 1988 году поступил в Московскую духовную семинарию, по окончании которой в 1991 году был принят в Московскую духовную академию.

В 1991 году был пострижен в монашество с именем Марк.

18 июля 1992 года был рукоположён в иеродиакона Патриархом Алексием II.

В конце 1992 года был рукоположён в иеромонаха епископом Астраханским Ионой и назначен ключарём Покровского кафедрального собора Астрахани.

С 1 января 1993 года — настоятель Успенского кафедрального собора Астраханского кремля. Летом 1993 года возведён в сан игумена.

Архиерейство

16 июля 1995 года Священный Синод определил ему быть епископом Хабаровским и Приамурским.

2 сентября того же года в Богоявленском кафедральном соборе города Москвы состоялось наречение, а 3 сентября в том же соборе за Божественной литургией — архиерейская хиротония. Хиротонию совершили патриарх Московский и всея Руси Алексий II, митрополит Крутицкий и Коломенский Ювеналий (Поярков); архиепископы Валентин (Мищук), Клинский Лонгин (Талыпин), Солнечногорский Сергий (Фомин); епископы Истринский Арсений (Епифанов), Бронницкий Тихон (Емельянов), Абаканский и Кызылский Викентий (Морарь), Дмитровский Иннокентий (Васильев), Астраханский и Енотаевский Иона (Карпухин), Вологодский и Великоустюжский Максимилиан (Лазаренко), Верейский Евгений (Решетников), Орехово-Зуевский Алексий (Фролов).

С 17 июля по 11 ноября 2001 года временно управлял Южно-Сахалинской епархией.

25 февраля 2005 года возведён в сан архиепископа.

10 июня 2005 года постановлением Священного Синода назначен ректором Хабаровской духовной семинарии.

С 28 июня 2008 по 31 марта 2009 года временно управлял Анадырской епархией.

22 марта 2011 года назначен архиепископом Вятским и Слободским.

30 мая того же года был освобождён от ректорства в Хабаровской духовной семинарии.

5 октября 2011 года утверждён в должности священноархимандрита Вятского Успенского Трифонова мужского монастыря города Кирова.

4 октября 2012 назначен главой новообразованной Вятской митрополии. В связи с этим 8 октября возведён в митрополита.

Деятельность в Анадырской епархии

В связи с прещениями, наложенными 27 июня 2008 года Архиерейским Собором РПЦ на епископа Анадырского и Чукотского Диомида (Дзюбана), и отстранением последнего от управления епархией с запрещением в священнослужении решением Священного Синода от 28 июля того же года, был назначен временно управляющим Анадырской епархией.

Назначение временно управляющим было негативно воспринято частью клира и мирян Анадырской епархии, а также самим епископом Диомидом. 24 июля 2008 года было официально сообщено, что временно управляющий Чукотской епархией архиепископ Марк запретил в служении 4-х «священников-диомидовцев».

25 июля обратился с заявлением в прокуратуру Анадыря (пункт 9 главы 1 Устава РПЦ от 2000 года запрещает «должностным лицам и сотрудникам канонических подразделений, а также клирикам и мирянам» «обращаться в органы государственной власти и в гражданский суд по вопросам, относящимся к внутрицерковной жизни, включая каноническое управление, церковное устройство, богослужебную и пастырскую деятельность»), требуя возбуждения уголовного дела по факту хищения уставных документов, в чём ему было отказано, по сообщениям СМИ.

25 июля 2008 года запрещённый архиепископом Марком иеромонах Спиридон (Бахарев) и группы мирян Анадырской епархии направили «Обращение» в Церковный суд РПЦ на имя его Председателя митрополита Екатеринодарского и Кубанского Исидора (Кириченко), в котором архиепископ Марк обвинялся в имущественных и финансовых злоупотреблениях, самоуправстве и сожжении икон храма Преображения Господня в Анадыре

7 августа 2008 года правоохранительные органы окончательно передали архиепископу Марку епархиальный устав и прочие учредительные документы.

13 августа 2008 года официальный сайт Московской Патриархии сообщил о применении физической силы директором газеты «Дух христианина» Галины Симоновой по отношению к архиепископу Марку. 22 августа Галина Симонова так описала произошедшее: «Дело в том, что владыкой Марком уже была совершена попытка взлома контейнера, который является частной собственностью владыки Диомида, поэтому он и решил вернуть его себе, дабы избежать очередной провокации. В тот день я находилась со священниками, которые забирали этот контейнер. Доверенность, подтверждающая право собственности владыки Диомида, находилась у меня. В этот момент ворвался разъярённый архиепископ Марк с охраной. Он потребовал документ и я ему, естественно, его показала. Он выхватил доверенность, и первое впечатление было, что он сейчас эту бумагу уничтожит, порвёт. Он артистично махал руками, активно жестикулировал, поднимал бумагу над головой, прятал… Мы толпой бегали за ним в „догонялки“. Первое желание было вернуть документ назад. В тот момент, когда я протянула руку, чтобы забрать доверенность, он резко её отстранил и, еле удержавшись, я ухватилась за его длиннющий рукав, который меня собственно и спас от падения. Стоявшие рядом семинаристы, вооружившись фото и мобильными телефонами, снимали меня с Марком. Потехе не было придела! Подъехала милиция, и он успокоился.»

Инцидент с самоубийством протоиерея Петра Шака

При вступлении в управление Вятской епархией архиепископом Марком были произведены кадровые перестановки, в частности, протоиерей Пётр Шак был лишен должности настоятеля Успенского собора города Вятки. О. Пётр тяжело воспринял потерю должности, перенес инфаркт, а 7 июня 2011 года повесился в своем доме. Инцидент получил широкое освещение в СМИ, инцидент также широко обсуждался в блогосфере. «Известия» описывают как самую распространенную версию объяснения происшедшего то, что о. Пётр «был затравлен». Газета «Московский комсомолец», ссылаясь на информацию, полученную из блогов, сообщил, что Пётр Шак покончил с собой сразу же после того, как ему было передано приказание архиепископа немедленно выехать из занимаемого им епархиального дома, с угрозами посадить в тюрьму в случае отказа.

Возмущение народа ценовой политикой правящего архиерея

В июне 2011 года архиепископ Марк издал указ о повышении цен на свечи и церковные требы. В ряде приходов народ и духовенство высказывают активное недовольство непосильными сборами.

Ужас, что происходит в церкви сейчас. Цены выросли в несколько раз. Например, крещение, по новому прейскуранту, стоит 1 000 рублей! Однако, это только разовое обращение, а вот молебны и панихиды по 100 рублей! Всего месяц назад они стоили 10-15 рублей!

Особенно возмутилось сельское население Кировской области. Прихожане одного из приходов Верхнекамского района подготовили обращение на имя архиепископа Марка, опубликовав его в районной газете, а копию документа направили в Управление делами Московской Патриархии. Учитывая, что Кировская область в рейтинге по ВРП на душу населения находится на 64 месте, данное решение было воспринято как поспешное и не учитывающее положения народа. Архиепископ Марк после волны протеста посетил Верхнекамский район, попытался разобраться в ситуации с ценами, встретился с народом, высказал слова поддержки:

Единство в Церкви Христовой достигается кровавым потом, – заключил Владыка. – Поэтому помните: блаженны миротворцы, ибо они будут наречены сынами Божиими.

По словам прихожан цены на требы не были снижены, а новая волна возмущений прошла после того, как верующие узнали о том, что архиепископ Хабаровский Игнатий (Пологрудов) по прибытии в Хабаровск (бывшее место служения владыки Марка) снизил цены на свечи.

Роспуск Вятского архиерейского хора

В октябре 2011 году архиепископ Марк начал реконструкцию главного собора г. Кирова в честь Успения Божией Матери, который располагается в древней обители преподобного Трифона. (Начиная с 1993 года этот храм стал кафедрой правящего архиерея после реставрации его в начале 90-х. В советское время здесь располагался архив Кировской области. В 1991 году митрополит Хрисанф (Чепиль) начал реставрацию собора и вскоре храм был вновь освящен.) Владыка Марк распорядился демонтировать балкон, предназначенный для архиерейского хора. Это действие вызвало недовольство прихожан храма, которые еще помнят красивое благозвучное пение, которое когда-то звучало в стенах собора. Архиерейский хор, созданный еще покойным митрополитом Хрисанфом, владыка Марк расформировал, несмотря на протесты певчих и прихожан:

К сожалению, нынешнее руководство Вятской епархии, стремясь восстановить историческое назначение данного храма, не предлагает ничего взамен. С упразднением архиерейского хора, разрушением балкона с хорами подавляется церковно-певческое хоровое искусство на Вятской земле. Но сравняв с землей все традиции Вятки нельзя уничтожить память о них, тем более завоевать любовь и доверие людей.

Успенский собор является одним из старейших храмов в Кировской области. Здесь покоятся мощи основателя монастыря — преподобного Трифона. В 1994 году собор посетил Патриарх Алексий II, а в 1997 году здесь побывал митрополит Смоленский и Калининградский Кирилл (ныне Патриарх Московский и Всея Руси). Этот собор обладает лучшими акустическими данными для исполнения духовной хоровой музыки. Свидетельство этому — многократные записи песнопений архиерейского хора, в том числе юбилейного диска 2007 года. Восхищение хоровым пением высказывал и митрополит Иларион (Алфеев), который с двухдневным визитом был в Вятке (Киров) в 2009 году.

Ссылки

• [patriarchia.ru/db/text/31703.html Марк, митрополит Вятский и Слободской (Тужиков Алексей Викторович)] На официальном сайте МП

Отрывок, характеризующий Марк (Тужиков)

Но в то время как письмо это, доказывающее то, что существенное отношение сил уже отражалось и в Петербурге, было в дороге, Кутузов не мог уже удержать командуемую им армию от наступления, и сражение уже было дано.
2 го октября казак Шаповалов, находясь в разъезде, убил из ружья одного и подстрелил другого зайца. Гоняясь за подстреленным зайцем, Шаповалов забрел далеко в лес и наткнулся на левый фланг армии Мюрата, стоящий без всяких предосторожностей. Казак, смеясь, рассказал товарищам, как он чуть не попался французам. Хорунжий, услыхав этот рассказ, сообщил его командиру.
Казака призвали, расспросили; казачьи командиры хотели воспользоваться этим случаем, чтобы отбить лошадей, но один из начальников, знакомый с высшими чинами армии, сообщил этот факт штабному генералу. В последнее время в штабе армии положение было в высшей степени натянутое. Ермолов, за несколько дней перед этим, придя к Бенигсену, умолял его употребить свое влияние на главнокомандующего, для того чтобы сделано было наступление.
– Ежели бы я не знал вас, я подумал бы, что вы не хотите того, о чем вы просите. Стоит мне посоветовать одно, чтобы светлейший наверное сделал противоположное, – отвечал Бенигсен.
Известие казаков, подтвержденное посланными разъездами, доказало окончательную зрелость события. Натянутая струна соскочила, и зашипели часы, и заиграли куранты. Несмотря на всю свою мнимую власть, на свой ум, опытность, знание людей, Кутузов, приняв во внимание записку Бенигсена, посылавшего лично донесения государю, выражаемое всеми генералами одно и то же желание, предполагаемое им желание государя и сведение казаков, уже не мог удержать неизбежного движения и отдал приказание на то, что он считал бесполезным и вредным, – благословил совершившийся факт.


Записка, поданная Бенигсеном о необходимости наступления, и сведения казаков о незакрытом левом фланге французов были только последние признаки необходимости отдать приказание о наступлении, и наступление было назначено на 5 е октября.
4 го октября утром Кутузов подписал диспозицию. Толь прочел ее Ермолову, предлагая ему заняться дальнейшими распоряжениями.
– Хорошо, хорошо, мне теперь некогда, – сказал Ермолов и вышел из избы. Диспозиция, составленная Толем, была очень хорошая. Так же, как и в аустерлицкой диспозиции, было написано, хотя и не по немецки:
«Die erste Colonne marschiert [Первая колонна идет (нем.) ] туда то и туда то, die zweite Colonne marschiert [вторая колонна идет (нем.) ] туда то и туда то» и т. д. И все эти колонны на бумаге приходили в назначенное время в свое место и уничтожали неприятеля. Все было, как и во всех диспозициях, прекрасно придумано, и, как и по всем диспозициям, ни одна колонна не пришла в свое время и на свое место.
Когда диспозиция была готова в должном количестве экземпляров, был призван офицер и послан к Ермолову, чтобы передать ему бумаги для исполнения. Молодой кавалергардский офицер, ординарец Кутузова, довольный важностью данного ему поручения, отправился на квартиру Ермолова.
– Уехали, – отвечал денщик Ермолова. Кавалергардский офицер пошел к генералу, у которого часто бывал Ермолов.
– Нет, и генерала нет.
Кавалергардский офицер, сев верхом, поехал к другому.
– Нет, уехали.
«Как бы мне не отвечать за промедление! Вот досада!» – думал офицер. Он объездил весь лагерь. Кто говорил, что видели, как Ермолов проехал с другими генералами куда то, кто говорил, что он, верно, опять дома. Офицер, не обедая, искал до шести часов вечера. Нигде Ермолова не было и никто не знал, где он был. Офицер наскоро перекусил у товарища и поехал опять в авангард к Милорадовичу. Милорадовича не было тоже дома, но тут ему сказали, что Милорадович на балу у генерала Кикина, что, должно быть, и Ермолов там.
– Да где же это?
– А вон, в Ечкине, – сказал казачий офицер, указывая на далекий помещичий дом.
– Да как же там, за цепью?
– Выслали два полка наших в цепь, там нынче такой кутеж идет, беда! Две музыки, три хора песенников.
Офицер поехал за цепь к Ечкину. Издалека еще, подъезжая к дому, он услыхал дружные, веселые звуки плясовой солдатской песни.
«Во олузя а ах… во олузях!..» – с присвистом и с торбаном слышалось ему, изредка заглушаемое криком голосов. Офицеру и весело стало на душе от этих звуков, но вместе с тем и страшно за то, что он виноват, так долго не передав важного, порученного ему приказания. Был уже девятый час. Он слез с лошади и вошел на крыльцо и в переднюю большого, сохранившегося в целости помещичьего дома, находившегося между русских и французов. В буфетной и в передней суетились лакеи с винами и яствами. Под окнами стояли песенники. Офицера ввели в дверь, и он увидал вдруг всех вместе важнейших генералов армии, в том числе и большую, заметную фигуру Ермолова. Все генералы были в расстегнутых сюртуках, с красными, оживленными лицами и громко смеялись, стоя полукругом. В середине залы красивый невысокий генерал с красным лицом бойко и ловко выделывал трепака.
– Ха, ха, ха! Ай да Николай Иванович! ха, ха, ха!..
Офицер чувствовал, что, входя в эту минуту с важным приказанием, он делается вдвойне виноват, и он хотел подождать; но один из генералов увидал его и, узнав, зачем он, сказал Ермолову. Ермолов с нахмуренным лицом вышел к офицеру и, выслушав, взял от него бумагу, ничего не сказав ему.
– Ты думаешь, это нечаянно он уехал? – сказал в этот вечер штабный товарищ кавалергардскому офицеру про Ермолова. – Это штуки, это все нарочно. Коновницына подкатить. Посмотри, завтра каша какая будет!


На другой день, рано утром, дряхлый Кутузов встал, помолился богу, оделся и с неприятным сознанием того, что он должен руководить сражением, которого он не одобрял, сел в коляску и выехал из Леташевки, в пяти верстах позади Тарутина, к тому месту, где должны были быть собраны наступающие колонны. Кутузов ехал, засыпая и просыпаясь и прислушиваясь, нет ли справа выстрелов, не начиналось ли дело? Но все еще было тихо. Только начинался рассвет сырого и пасмурного осеннего дня. Подъезжая к Тарутину, Кутузов заметил кавалеристов, ведших на водопой лошадей через дорогу, по которой ехала коляска. Кутузов присмотрелся к ним, остановил коляску и спросил, какого полка? Кавалеристы были из той колонны, которая должна была быть уже далеко впереди в засаде. «Ошибка, может быть», – подумал старый главнокомандующий. Но, проехав еще дальше, Кутузов увидал пехотные полки, ружья в козлах, солдат за кашей и с дровами, в подштанниках. Позвали офицера. Офицер доложил, что никакого приказания о выступлении не было.
– Как не бы… – начал Кутузов, но тотчас же замолчал и приказал позвать к себе старшего офицера. Вылезши из коляски, опустив голову и тяжело дыша, молча ожидая, ходил он взад и вперед. Когда явился потребованный офицер генерального штаба Эйхен, Кутузов побагровел не оттого, что этот офицер был виною ошибки, но оттого, что он был достойный предмет для выражения гнева. И, трясясь, задыхаясь, старый человек, придя в то состояние бешенства, в которое он в состоянии был приходить, когда валялся по земле от гнева, он напустился на Эйхена, угрожая руками, крича и ругаясь площадными словами. Другой подвернувшийся, капитан Брозин, ни в чем не виноватый, потерпел ту же участь.
– Это что за каналья еще? Расстрелять мерзавцев! – хрипло кричал он, махая руками и шатаясь. Он испытывал физическое страдание. Он, главнокомандующий, светлейший, которого все уверяют, что никто никогда не имел в России такой власти, как он, он поставлен в это положение – поднят на смех перед всей армией. «Напрасно так хлопотал молиться об нынешнем дне, напрасно не спал ночь и все обдумывал! – думал он о самом себе. – Когда был мальчишкой офицером, никто бы не смел так надсмеяться надо мной… А теперь!» Он испытывал физическое страдание, как от телесного наказания, и не мог не выражать его гневными и страдальческими криками; но скоро силы его ослабели, и он, оглядываясь, чувствуя, что он много наговорил нехорошего, сел в коляску и молча уехал назад.
Излившийся гнев уже не возвращался более, и Кутузов, слабо мигая глазами, выслушивал оправдания и слова защиты (Ермолов сам не являлся к нему до другого дня) и настояния Бенигсена, Коновницына и Толя о том, чтобы то же неудавшееся движение сделать на другой день. И Кутузов должен был опять согласиться.


На другой день войска с вечера собрались в назначенных местах и ночью выступили. Была осенняя ночь с черно лиловатыми тучами, но без дождя. Земля была влажна, но грязи не было, и войска шли без шума, только слабо слышно было изредка бренчанье артиллерии. Запретили разговаривать громко, курить трубки, высекать огонь; лошадей удерживали от ржания. Таинственность предприятия увеличивала его привлекательность. Люди шли весело. Некоторые колонны остановились, поставили ружья в козлы и улеглись на холодной земле, полагая, что они пришли туда, куда надо было; некоторые (большинство) колонны шли целую ночь и, очевидно, зашли не туда, куда им надо было.
Граф Орлов Денисов с казаками (самый незначительный отряд из всех других) один попал на свое место и в свое время. Отряд этот остановился у крайней опушки леса, на тропинке из деревни Стромиловой в Дмитровское.
Перед зарею задремавшего графа Орлова разбудили. Привели перебежчика из французского лагеря. Это был польский унтер офицер корпуса Понятовского. Унтер офицер этот по польски объяснил, что он перебежал потому, что его обидели по службе, что ему давно бы пора быть офицером, что он храбрее всех и потому бросил их и хочет их наказать. Он говорил, что Мюрат ночует в версте от них и что, ежели ему дадут сто человек конвою, он живьем возьмет его. Граф Орлов Денисов посоветовался с своими товарищами. Предложение было слишком лестно, чтобы отказаться. Все вызывались ехать, все советовали попытаться. После многих споров и соображений генерал майор Греков с двумя казачьими полками решился ехать с унтер офицером.
– Ну помни же, – сказал граф Орлов Денисов унтер офицеру, отпуская его, – в случае ты соврал, я тебя велю повесить, как собаку, а правда – сто червонцев.
Унтер офицер с решительным видом не отвечал на эти слова, сел верхом и поехал с быстро собравшимся Грековым. Они скрылись в лесу. Граф Орлов, пожимаясь от свежести начинавшего брезжить утра, взволнованный тем, что им затеяно на свою ответственность, проводив Грекова, вышел из леса и стал оглядывать неприятельский лагерь, видневшийся теперь обманчиво в свете начинавшегося утра и догоравших костров. Справа от графа Орлова Денисова, по открытому склону, должны были показаться наши колонны. Граф Орлов глядел туда; но несмотря на то, что издалека они были бы заметны, колонн этих не было видно. Во французском лагере, как показалось графу Орлову Денисову, и в особенности по словам его очень зоркого адъютанта, начинали шевелиться.
– Ах, право, поздно, – сказал граф Орлов, поглядев на лагерь. Ему вдруг, как это часто бывает, после того как человека, которому мы поверим, нет больше перед глазами, ему вдруг совершенно ясно и очевидно стало, что унтер офицер этот обманщик, что он наврал и только испортит все дело атаки отсутствием этих двух полков, которых он заведет бог знает куда. Можно ли из такой массы войск выхватить главнокомандующего?
– Право, он врет, этот шельма, – сказал граф.
– Можно воротить, – сказал один из свиты, который почувствовал так же, как и граф Орлов Денисов, недоверие к предприятию, когда посмотрел на лагерь.
– А? Право?.. как вы думаете, или оставить? Или нет?
– Прикажете воротить?
– Воротить, воротить! – вдруг решительно сказал граф Орлов, глядя на часы, – поздно будет, совсем светло.
И адъютант поскакал лесом за Грековым. Когда Греков вернулся, граф Орлов Денисов, взволнованный и этой отмененной попыткой, и тщетным ожиданием пехотных колонн, которые все не показывались, и близостью неприятеля (все люди его отряда испытывали то же), решил наступать.
Шепотом прокомандовал он: «Садись!» Распределились, перекрестились…
– С богом!
«Урааааа!» – зашумело по лесу, и, одна сотня за другой, как из мешка высыпаясь, полетели весело казаки с своими дротиками наперевес, через ручей к лагерю.
Один отчаянный, испуганный крик первого увидавшего казаков француза – и все, что было в лагере, неодетое, спросонков бросило пушки, ружья, лошадей и побежало куда попало.
Ежели бы казаки преследовали французов, не обращая внимания на то, что было позади и вокруг них, они взяли бы и Мюрата, и все, что тут было. Начальники и хотели этого. Но нельзя было сдвинуть с места казаков, когда они добрались до добычи и пленных. Команды никто не слушал. Взято было тут же тысяча пятьсот человек пленных, тридцать восемь орудий, знамена и, что важнее всего для казаков, лошади, седла, одеяла и различные предметы. Со всем этим надо было обойтись, прибрать к рукам пленных, пушки, поделить добычу, покричать, даже подраться между собой: всем этим занялись казаки.
Французы, не преследуемые более, стали понемногу опоминаться, собрались командами и принялись стрелять. Орлов Денисов ожидал все колонны и не наступал дальше.
Между тем по диспозиции: «die erste Colonne marschiert» [первая колонна идет (нем.) ] и т. д., пехотные войска опоздавших колонн, которыми командовал Бенигсен и управлял Толь, выступили как следует и, как всегда бывает, пришли куда то, но только не туда, куда им было назначено. Как и всегда бывает, люди, вышедшие весело, стали останавливаться; послышалось неудовольствие, сознание путаницы, двинулись куда то назад. Проскакавшие адъютанты и генералы кричали, сердились, ссорились, говорили, что совсем не туда и опоздали, кого то бранили и т. д., и наконец, все махнули рукой и пошли только с тем, чтобы идти куда нибудь. «Куда нибудь да придем!» И действительно, пришли, но не туда, а некоторые туда, но опоздали так, что пришли без всякой пользы, только для того, чтобы в них стреляли. Толь, который в этом сражении играл роль Вейротера в Аустерлицком, старательно скакал из места в место и везде находил все навыворот. Так он наскакал на корпус Багговута в лесу, когда уже было совсем светло, а корпус этот давно уже должен был быть там, с Орловым Денисовым. Взволнованный, огорченный неудачей и полагая, что кто нибудь виноват в этом, Толь подскакал к корпусному командиру и строго стал упрекать его, говоря, что за это расстрелять следует. Багговут, старый, боевой, спокойный генерал, тоже измученный всеми остановками, путаницами, противоречиями, к удивлению всех, совершенно противно своему характеру, пришел в бешенство и наговорил неприятных вещей Толю.
– Я уроков принимать ни от кого не хочу, а умирать с своими солдатами умею не хуже другого, – сказал он и с одной дивизией пошел вперед.
Выйдя на поле под французские выстрелы, взволнованный и храбрый Багговут, не соображая того, полезно или бесполезно его вступление в дело теперь, и с одной дивизией, пошел прямо и повел свои войска под выстрелы. Опасность, ядра, пули были то самое, что нужно ему было в его гневном настроении. Одна из первых пуль убила его, следующие пули убили многих солдат. И дивизия его постояла несколько времени без пользы под огнем.


Между тем с фронта другая колонна должна была напасть на французов, но при этой колонне был Кутузов. Он знал хорошо, что ничего, кроме путаницы, не выйдет из этого против его воли начатого сражения, и, насколько то было в его власти, удерживал войска. Он не двигался.
Кутузов молча ехал на своей серенькой лошадке, лениво отвечая на предложения атаковать.
– У вас все на языке атаковать, а не видите, что мы не умеем делать сложных маневров, – сказал он Милорадовичу, просившемуся вперед.
– Не умели утром взять живьем Мюрата и прийти вовремя на место: теперь нечего делать! – отвечал он другому.