Испанский Ренессанс

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Культура

Архитектура
Военное дело
Изобразительное
искусство

Литература
Музыка
Наука
Танец
Технологии
Философия

География

Англия
Германия
Испания
Италия
Нидерланды
Польша
Северная Европа
Франция

Испанский Ренессанс (исп. Renacimiento español) — термин используемый историками, культурологами и искусствоведами для описания достижений в культуре и искусстве Испании с конца XV до начала XVII века. Испанский ренессанс связан с пан-европейским Ренессансом, зародившемся в Италии в XIV веке. В Испании расцвет искусства наступил позднее, чем в передовых странах Европы того времени — Италии и Нидерландах. «Золотым веком» испанской литературы, театра, живописи обычно называют время с конца XVI до второй половины XVII столетия.





Зарождение Испанского Ренессанса

Расцвету испанской культуры непосредственно предшествовал самый прославленный период в истории страны. В конце XV века ранее раздробленная Испания объединилась под властью Фердинанда Арагонского и Изабеллы Кастильской. В 1492 году, Испания, объединившаяся под центральной властью, завершила Реконкисту — многовековую борьбу испанцев против арабов за отвоевание Пиренейского полуострова.

Начало следующего столетия ознаменовалось головокружительно быстрыми успехами испанской монархии. Её армии подчиняли территории в Европе, конкистадоры открывали новые земли. Благодаря военным захватам и династическим бракам Испания превратилась в огромную державу, во владения которой входили в XVI веке Нидерланды, некоторые области Италии, северное побережье Африки, богатые колонии в Новом Свете.

Если рассматривать испанское Возрождение в общеевропейском русле развития, то нельзя не заметить, что оно формировалось между двумя крупнейшими очагами ренессансной культуры — Нидерландами и Италией. На протяжении XV—XVI веков искусство испытывало непрестанное воздействие художественных традиций обеих стран. Речь идёт не о прямых заимствованиях, когда испанским мастерам приходилось учиться многому на образцах более передовых художественных школ, или о широком привлечении к королевскому двору иностранных архитекторов, скульпторов и живописцев, а о процессе творческого переосмысления иностранных традиций в духе формирующейся национальной культуры[1].

Неизгладимый отпечаток на испанское Возрождение накладывает грандиозный исторический фон эпохи — Великие географические открытия, в которых Португалия и Испания сыграли первостепенную роль и плодами которых пользовались в XVI столетии в большей мере, нежели какие-либо другие страны.

На короткое время Испания стала могущественнейшим европейским государством. В конце XV — начале XVI столетия в Испании было много цветущих городов, таких, как Валенсия, Севилья, Толедо. Они явились центрами развития новой ренессансной культуры.

После того, как Филипп II основал в 1561 году Мадрид, там сосредоточилась художественная жизнь страны. В Мадриде и его окрестностях строили дворцы. Их украшали картинами испанских художников и величайших живописцев Европы — Тициана, Тинторетто, Бассано, Босха, Брейгеля. Двор стал одним из главных центров развития искусства.

Архитектура

Архитектура Испании заговорила языком самостоятельных, оригинальных форм раньше, чем другие виды искусства.

В сфере зодчества создаются памятники светской и церковной архитектуры. Объединение страны под властью католических королей сказалось в испанском зодчестве в появлении сооружений, пропагандирующих в архитектурных образах величие и могущество королевской власти[2]. Многие здания строились как памятники военным победам испанского оружия: например, церковь монастыря Сан-Хуан де-лос-Рейес в Толедо — как памятник победам над португальцами в битве при Торо, Эскориал — как памятник победе над французами при Сан-Кантене.

Живопись

Скульптура

Мартинес Монтаньес и Грегорио Фернандес

Наиболее значительные центры испанской скульптуры периода Ренессанса — Вальядолид, Севилья и Гренада.

Вальядолид (Кастилья) славился своими резчиками и ваятелями ещё с XVI века. Наиболее талантливые мастера того времени Алонсо Берругете и Хуан де Хуни (Juan de Juni) создавали произведения, отличавшиеся страстностью, экзальтацией. С Вальядолидом так же связано имя знаменитого скульптора Грегорио Фернандеса (Gregorio Fernández), внимание которого было направлено на усиление динамики поверхности скульптуры.

Несколько в ином плане работали севильские мастера. Античность всегда играла в Севилье значительно большую роль, чем в других городах Испании. Спокойствие, уравновешенность, гармоничность античной пластики импонировали севильским художникам «золотого века». Самым талантливым скульптором Севильи был Хуан Мартинес Монтаньес. Его произведения отличаются реализмом, строгой величавостью и одухотворённостью, роспись — особой широтой и смелостью мазка. Монтаньес прославился как создатель «Непорочного зачатия» — образа Мадонны, хранящегося в Севильском соборе и олицетворяющего душевную чистоту и совершенную красоту женщины. Монтаньес также был основателем большой школы скульпторов. Его ученик и последователь Алонсо Кано работал в Севилье, Мадриде и Гренаде.

Скульптурная школа Гренады, расцвет которой наступил во второй половине XVII века, тесно связана с творчеством А. Кано. Знаменитый гренадский мастер Педро де Мена (Pedro de Mena) был его учеником. Характерное для всей Испании нарастание мистицизма во второй половине века ярко проявилось в работах этого художника. «Задумчивые и одухотворённые, его герои живут в мире, отрешённом от земного»[3].

Напишите отзыв о статье "Испанский Ренессанс"

Литература

Музыка

Галерея

Напишите отзыв о статье "Испанский Ренессанс"

Литература

  • Каптерева, Т., Искусство Испании: Средние века, эпоха Возрождения, Москва, 1988.
  • Каптерева, Т., Испания: История искусства, Москва, 2003.
  • Лившиц, Н., Искусство XVII века, Москва, 1964.
  • Морозова, А. В., Античные образы в испанском искусстве XVI века, Санкт-Петербург, 2008.

Примечания

  1. Каптерева, Т., Искусство Испании: Средние века, эпоха Возрождения, Москва, 1988, с. 10.
  2. В. Савицкий, Этапы развития Ренессанса и Барокко. Москва, 1949, с. 118.
  3. Лившиц, Н., Искусство XVII века, Москва, 1964, с. 112.

Отрывок, характеризующий Испанский Ренессанс

Опять поднялась занавесь. Анатоль вышел из ложи, спокойный и веселый. Наташа вернулась к отцу в ложу, совершенно уже подчиненная тому миру, в котором она находилась. Всё, что происходило перед ней, уже казалось ей вполне естественным; но за то все прежние мысли ее о женихе, о княжне Марье, о деревенской жизни ни разу не пришли ей в голову, как будто всё то было давно, давно прошедшее.
В четвертом акте был какой то чорт, который пел, махая рукою до тех пор, пока не выдвинули под ним доски, и он не опустился туда. Наташа только это и видела из четвертого акта: что то волновало и мучило ее, и причиной этого волнения был Курагин, за которым она невольно следила глазами. Когда они выходили из театра, Анатоль подошел к ним, вызвал их карету и подсаживал их. Подсаживая Наташу, он пожал ей руку выше локтя. Наташа, взволнованная и красная, оглянулась на него. Он, блестя своими глазами и нежно улыбаясь, смотрел на нее.

Только приехав домой, Наташа могла ясно обдумать всё то, что с ней было, и вдруг вспомнив князя Андрея, она ужаснулась, и при всех за чаем, за который все сели после театра, громко ахнула и раскрасневшись выбежала из комнаты. – «Боже мой! Я погибла! сказала она себе. Как я могла допустить до этого?» думала она. Долго она сидела закрыв раскрасневшееся лицо руками, стараясь дать себе ясный отчет в том, что было с нею, и не могла ни понять того, что с ней было, ни того, что она чувствовала. Всё казалось ей темно, неясно и страшно. Там, в этой огромной, освещенной зале, где по мокрым доскам прыгал под музыку с голыми ногами Duport в курточке с блестками, и девицы, и старики, и голая с спокойной и гордой улыбкой Элен в восторге кричали браво, – там под тенью этой Элен, там это было всё ясно и просто; но теперь одной, самой с собой, это было непонятно. – «Что это такое? Что такое этот страх, который я испытывала к нему? Что такое эти угрызения совести, которые я испытываю теперь»? думала она.
Одной старой графине Наташа в состоянии была бы ночью в постели рассказать всё, что она думала. Соня, она знала, с своим строгим и цельным взглядом, или ничего бы не поняла, или ужаснулась бы ее признанию. Наташа одна сама с собой старалась разрешить то, что ее мучило.
«Погибла ли я для любви князя Андрея или нет? спрашивала она себя и с успокоительной усмешкой отвечала себе: Что я за дура, что я спрашиваю это? Что ж со мной было? Ничего. Я ничего не сделала, ничем не вызвала этого. Никто не узнает, и я его не увижу больше никогда, говорила она себе. Стало быть ясно, что ничего не случилось, что не в чем раскаиваться, что князь Андрей может любить меня и такою . Но какою такою ? Ах Боже, Боже мой! зачем его нет тут»! Наташа успокоивалась на мгновенье, но потом опять какой то инстинкт говорил ей, что хотя всё это и правда и хотя ничего не было – инстинкт говорил ей, что вся прежняя чистота любви ее к князю Андрею погибла. И она опять в своем воображении повторяла весь свой разговор с Курагиным и представляла себе лицо, жесты и нежную улыбку этого красивого и смелого человека, в то время как он пожал ее руку.


Анатоль Курагин жил в Москве, потому что отец отослал его из Петербурга, где он проживал больше двадцати тысяч в год деньгами и столько же долгами, которые кредиторы требовали с отца.
Отец объявил сыну, что он в последний раз платит половину его долгов; но только с тем, чтобы он ехал в Москву в должность адъютанта главнокомандующего, которую он ему выхлопотал, и постарался бы там наконец сделать хорошую партию. Он указал ему на княжну Марью и Жюли Карагину.
Анатоль согласился и поехал в Москву, где остановился у Пьера. Пьер принял Анатоля сначала неохотно, но потом привык к нему, иногда ездил с ним на его кутежи и, под предлогом займа, давал ему деньги.
Анатоль, как справедливо говорил про него Шиншин, с тех пор как приехал в Москву, сводил с ума всех московских барынь в особенности тем, что он пренебрегал ими и очевидно предпочитал им цыганок и французских актрис, с главою которых – mademoiselle Georges, как говорили, он был в близких сношениях. Он не пропускал ни одного кутежа у Данилова и других весельчаков Москвы, напролет пил целые ночи, перепивая всех, и бывал на всех вечерах и балах высшего света. Рассказывали про несколько интриг его с московскими дамами, и на балах он ухаживал за некоторыми. Но с девицами, в особенности с богатыми невестами, которые были большей частью все дурны, он не сближался, тем более, что Анатоль, чего никто не знал, кроме самых близких друзей его, был два года тому назад женат. Два года тому назад, во время стоянки его полка в Польше, один польский небогатый помещик заставил Анатоля жениться на своей дочери.
Анатоль весьма скоро бросил свою жену и за деньги, которые он условился высылать тестю, выговорил себе право слыть за холостого человека.
Анатоль был всегда доволен своим положением, собою и другими. Он был инстинктивно всем существом своим убежден в том, что ему нельзя было жить иначе, чем как он жил, и что он никогда в жизни не сделал ничего дурного. Он не был в состоянии обдумать ни того, как его поступки могут отозваться на других, ни того, что может выйти из такого или такого его поступка. Он был убежден, что как утка сотворена так, что она всегда должна жить в воде, так и он сотворен Богом так, что должен жить в тридцать тысяч дохода и занимать всегда высшее положение в обществе. Он так твердо верил в это, что, глядя на него, и другие были убеждены в этом и не отказывали ему ни в высшем положении в свете, ни в деньгах, которые он, очевидно, без отдачи занимал у встречного и поперечного.
Он не был игрок, по крайней мере никогда не желал выигрыша. Он не был тщеславен. Ему было совершенно всё равно, что бы об нем ни думали. Еще менее он мог быть повинен в честолюбии. Он несколько раз дразнил отца, портя свою карьеру, и смеялся над всеми почестями. Он был не скуп и не отказывал никому, кто просил у него. Одно, что он любил, это было веселье и женщины, и так как по его понятиям в этих вкусах не было ничего неблагородного, а обдумать то, что выходило для других людей из удовлетворения его вкусов, он не мог, то в душе своей он считал себя безукоризненным человеком, искренно презирал подлецов и дурных людей и с спокойной совестью высоко носил голову.
У кутил, у этих мужских магдалин, есть тайное чувство сознания невинности, такое же, как и у магдалин женщин, основанное на той же надежде прощения. «Ей всё простится, потому что она много любила, и ему всё простится, потому что он много веселился».
Долохов, в этом году появившийся опять в Москве после своего изгнания и персидских похождений, и ведший роскошную игорную и кутежную жизнь, сблизился с старым петербургским товарищем Курагиным и пользовался им для своих целей.