Изобразительное искусство Возрождения

Первые предвестники искусства Возрождения появились в Италии в XIV веке. Художники этого времени, Пьетро Каваллини (1259—1344), Симоне Мартини (1284—1344) и (в первую очередь) Джотто (1267—1337) при создании полотен традиционной религиозной тематики отталкивались от традиции интернациональной готики, однако начали использовать новые художественные приёмы: построение объемной композиции, использование пейзажа на заднем плане, что позволило им сделать изображения более реалистичными, оживленными. Это резко отличало их творчество от предыдущей иконографической традиции, изобилующей условностями в изображении. Для обозначения их творчества используется термин Проторенессанс.

Различные века в истории итальянского искусства имеют названия, образованные от соответствующих числительных:

• дученто — 1200-е. От итал. ducento (двести). Интернациональная готика.
• треченто — 1300-е. От итал. trecento (триста). Проторенессанс.
• кватроченто — 1400-е. От итал. quattrocento (четыреста). Раннее Возрождение, Высокое Возрождение.
• чинквеченто — 1500-е. От итал. cinquecento (пятьсот). Конец Высокого Возрождения, Позднее Возрождение.

Раннее Возрождение

В начале XV века Филиппо Брунеллески (1377—1446), флорентийский учёный и архитектор, открыл и описал законы линейной перспективы в живописи. Это позволило художникам получать совершенные изображения трёхмерного пространства на плоском полотне картины.

Другим важным шагом стало появление нерелигиозного, секулярного искусства. Портрет и пейзаж утвердились как самостоятельные жанры. Даже религиозные сюжеты приобретали иную трактовку — художники Возрождения стали рассматривать их персонажей как героев с ярко выраженными индивидуальными чертами и человеческой мотивацией поступков.

Наиболее известные художники этого периода — Мазаччо (1401—1428), Мазолино (1383—1440), Беноццо Гоццоли (1420—1497), Пьеро Делла Франческо (1420—1492), Андреа Мантенья (1431—1506), Никколо Пиццоло (1421-1453), Джованни Беллини (1430—1516), Антонелло да Мессина (1430—1479), Доменико Гирландайо (1449—1494), Сандро Боттичелли (1445—1510).

Большое распространение получила скульптура. В творчестве скульпторов получили развитие многие формы: статуя, рельеф, бюст и т. д. Ими были достигнуты новые высоты в изображении пластики человеческого тела: эмоций, движений тела, сложных сцен в многоплановых, перспективных рельефах. Наиболее известными скульпторами этого периода являются Донателло (1386—1466) и Лоренцо Гиберти (1381—1456).

Высокое Возрождение

Наивысший расцвет искусства Возрождения пришёлся на первую четверть XVI века, которая получила название «Высокое возрождение». Работы Сансовино (1486—1570), Леонардо да Винчи (1452—1519), Рафаэля Санти (1483—1520), Микеланджело Буонарроти (1475—1564), Джорджоне (1476—1510), Тициана (1477—1576), Антонио Корреджо (1489—1534) составляют золотой фонд европейского искусства.

Подходя к живописи с точки зрения естествоиспытателя, Леонардо да Винчи добился высокого мастерства в передаче мимики лица и тела человека, способах передачи пространства, построения композиции. Вместе с тем его работы создают гармоничный образ человека, отвечающий гуманистическим идеалам. В дальнейшем эти новации были развиты Рафаэлем Санти.

Картины и скульптуры Микеланджело Буонарроти полны героического пафоса и, одновременно трагического ощущения кризиса гуманизма. Его картины прославляют силу и мощь человека, красоту его тела, одновременно подчёркивая его одиночество в мире.

Творчество Джорджоне и Тициана отличает интерес к пейзажу, поэтизации сюжета. Оба художника достигли большого мастерства в искусстве портрета, с помощью которого передавали характер и богатый внутренний мир своих персонажей.

Позднее Возрождение

После разграбления Рима имперскими войсками в 1527 году итальянское Возрождение вступает в период кризиса. Уже в творчестве позднего Рафаэля намечается новая художественная линия, получившая название маньеризма. Для этой эпохи свойственны взвинченность и изломанность линий, удлинённость или даже деформированность фигур, зачастую обнажённых, напряжённость и неестественность поз, необычные или причудливые эффекты, связанные с размерами, освещением или перспективой, использование едкой хроматической гаммы, перегруженность композиции и т. д. Первые мастера маньеризма — Пармиджанино, Понтормо, Бронзино — жили и работали при дворе герцогов дома Медичи во Флоренции. Позднее маньеристская мода распространилась по всей Италии и за её пределами. В 1590-е годы на смену маньеризму приходит искусство барокко (переходные фигуры — Тинторетто и Эль Греко)

Северное Возрождение

Художники, жившие к северу от Альп, не имели перед своими глазами образцов античного искусства. Археологическое измерение итальянского Ренессанса, состоявшее в изучении вновь открытых памятников античности, было им совершенно чуждо. Здесь долго сохранялись традиции и навыки готического искусства, меньшее внимание уделялось исследованиям античного наследования и познанию анатомии человека. Портреты северных художников (например, Гольбейна) лишены гармонизации и идеализации действительности, которые свойственны их южным собратьям; в своей реалистичности они доходят до натурализма. С другой стороны, они не порывают со стихией народной, крестьянской жизни и фольклорными традициями; особенно показательно в этом отношении творчество Питера Брейгеля Старшего.

На стыке интернациональной готики и предренессансных веяний в Бургундских Нидерландах 1-й половины XV века родилось старонидерландское искусство. Усложнённая иконография и запутанный символизм сочетались с предельным вниманием к подробностям домашнего обихода. Переход от темперы к масляной живописи позволял художником более рельефно и разносторонне передавать многообразие, глубину и блеск предметного мира. Все эти достижения связаны с именами Робера Кампена и его учеников — братьев ван Эйков и Рогира ван дер Вейдена. Во второй половине века пережитки готики и итальянские влияния причудливо переплелись в творчестве Мемлинга.

Хотя в Италии эпохи кватроченто с интересом следили за достижениями нидерландских художников, итальянское влияние стало проникать в эти края только в XVI веке, когда баварец Альбрехт Дюрер ездил совершенствовать своё искусство в Венецию, а в Нидерландах сформировалась школа антверпенского маньеризма, к которой принадлежал, в частности, Мабюз. С началом Реформации религиозная живопись на севере Европы попала под запрет, зато стали формироваться новые жанры, основанные не столько на переосмыслении художественных достижений предыдущих поколений (как в Италии), сколько на непосредственном наблюдении за природой, — именно, пейзаж, натюрморт, жанровая живопись.

См. также

• Портрет итальянского Ренессанса
• Скульптура Ренессанса

Ссылки

• На Викискладе есть медиафайлы по теме Изобразительное искусство Возрождения
• [artyx.ru/books/item/f00/s00/z0000007/index.shtml Третий том «Всеобщей истории искусств»] целиком посвящён искусству эпохи Возрождения. Рассмотрено искусство Италии, Нидерландов, Германии, Франции, Испании, Португалии, Англии, Далмации, Венгрии, Чехословакии, Польши.

Отрывок, характеризующий Изобразительное искусство Возрождения

После 6 ти роберов генерал встал, сказав, что эдак невозможно играть, и Пьер получил свободу. Наташа в одной стороне говорила с Соней и Борисом, Вера о чем то с тонкой улыбкой говорила с князем Андреем. Пьер подошел к своему другу и спросив не тайна ли то, что говорится, сел подле них. Вера, заметив внимание князя Андрея к Наташе, нашла, что на вечере, на настоящем вечере, необходимо нужно, чтобы были тонкие намеки на чувства, и улучив время, когда князь Андрей был один, начала с ним разговор о чувствах вообще и о своей сестре. Ей нужно было с таким умным (каким она считала князя Андрея) гостем приложить к делу свое дипломатическое искусство.
Когда Пьер подошел к ним, он заметил, что Вера находилась в самодовольном увлечении разговора, князь Андрей (что с ним редко бывало) казался смущен.
– Как вы полагаете? – с тонкой улыбкой говорила Вера. – Вы, князь, так проницательны и так понимаете сразу характер людей. Что вы думаете о Натали, может ли она быть постоянна в своих привязанностях, может ли она так, как другие женщины (Вера разумела себя), один раз полюбить человека и навсегда остаться ему верною? Это я считаю настоящею любовью. Как вы думаете, князь?
– Я слишком мало знаю вашу сестру, – отвечал князь Андрей с насмешливой улыбкой, под которой он хотел скрыть свое смущение, – чтобы решить такой тонкий вопрос; и потом я замечал, что чем менее нравится женщина, тем она бывает постояннее, – прибавил он и посмотрел на Пьера, подошедшего в это время к ним.
– Да это правда, князь; в наше время, – продолжала Вера (упоминая о нашем времени, как вообще любят упоминать ограниченные люди, полагающие, что они нашли и оценили особенности нашего времени и что свойства людей изменяются со временем), в наше время девушка имеет столько свободы, что le plaisir d'etre courtisee [удовольствие иметь поклонников] часто заглушает в ней истинное чувство. Et Nathalie, il faut l'avouer, y est tres sensible. [И Наталья, надо признаться, на это очень чувствительна.] Возвращение к Натали опять заставило неприятно поморщиться князя Андрея; он хотел встать, но Вера продолжала с еще более утонченной улыбкой.
– Я думаю, никто так не был courtisee [предметом ухаживанья], как она, – говорила Вера; – но никогда, до самого последнего времени никто серьезно ей не нравился. Вот вы знаете, граф, – обратилась она к Пьеру, – даже наш милый cousin Борис, который был, entre nous [между нами], очень и очень dans le pays du tendre… [в стране нежностей…]
Князь Андрей нахмурившись молчал.
– Вы ведь дружны с Борисом? – сказала ему Вера.
– Да, я его знаю…
– Он верно вам говорил про свою детскую любовь к Наташе?
– А была детская любовь? – вдруг неожиданно покраснев, спросил князь Андрей.
– Да. Vous savez entre cousin et cousine cette intimite mene quelquefois a l'amour: le cousinage est un dangereux voisinage, N'est ce pas? [Знаете, между двоюродным братом и сестрой эта близость приводит иногда к любви. Такое родство – опасное соседство. Не правда ли?]
– О, без сомнения, – сказал князь Андрей, и вдруг, неестественно оживившись, он стал шутить с Пьером о том, как он должен быть осторожным в своем обращении с своими 50 ти летними московскими кузинами, и в середине шутливого разговора встал и, взяв под руку Пьера, отвел его в сторону.
– Ну что? – сказал Пьер, с удивлением смотревший на странное оживление своего друга и заметивший взгляд, который он вставая бросил на Наташу.
– Мне надо, мне надо поговорить с тобой, – сказал князь Андрей. – Ты знаешь наши женские перчатки (он говорил о тех масонских перчатках, которые давались вновь избранному брату для вручения любимой женщине). – Я… Но нет, я после поговорю с тобой… – И с странным блеском в глазах и беспокойством в движениях князь Андрей подошел к Наташе и сел подле нее. Пьер видел, как князь Андрей что то спросил у нее, и она вспыхнув отвечала ему.
Но в это время Берг подошел к Пьеру, настоятельно упрашивая его принять участие в споре между генералом и полковником об испанских делах.
Берг был доволен и счастлив. Улыбка радости не сходила с его лица. Вечер был очень хорош и совершенно такой, как и другие вечера, которые он видел. Всё было похоже. И дамские, тонкие разговоры, и карты, и за картами генерал, возвышающий голос, и самовар, и печенье; но одного еще недоставало, того, что он всегда видел на вечерах, которым он желал подражать.
Недоставало громкого разговора между мужчинами и спора о чем нибудь важном и умном. Генерал начал этот разговор и к нему то Берг привлек Пьера.


На другой день князь Андрей поехал к Ростовым обедать, так как его звал граф Илья Андреич, и провел у них целый день.
Все в доме чувствовали для кого ездил князь Андрей, и он, не скрывая, целый день старался быть с Наташей. Не только в душе Наташи испуганной, но счастливой и восторженной, но во всем доме чувствовался страх перед чем то важным, имеющим совершиться. Графиня печальными и серьезно строгими глазами смотрела на князя Андрея, когда он говорил с Наташей, и робко и притворно начинала какой нибудь ничтожный разговор, как скоро он оглядывался на нее. Соня боялась уйти от Наташи и боялась быть помехой, когда она была с ними. Наташа бледнела от страха ожидания, когда она на минуты оставалась с ним с глазу на глаз. Князь Андрей поражал ее своей робостью. Она чувствовала, что ему нужно было сказать ей что то, но что он не мог на это решиться.
Когда вечером князь Андрей уехал, графиня подошла к Наташе и шопотом сказала:
– Ну что?
– Мама, ради Бога ничего не спрашивайте у меня теперь. Это нельзя говорить, – сказала Наташа.
Но несмотря на то, в этот вечер Наташа, то взволнованная, то испуганная, с останавливающимися глазами лежала долго в постели матери. То она рассказывала ей, как он хвалил ее, то как он говорил, что поедет за границу, то, что он спрашивал, где они будут жить это лето, то как он спрашивал ее про Бориса.
– Но такого, такого… со мной никогда не бывало! – говорила она. – Только мне страшно при нем, мне всегда страшно при нем, что это значит? Значит, что это настоящее, да? Мама, вы спите?
– Нет, душа моя, мне самой страшно, – отвечала мать. – Иди.
– Все равно я не буду спать. Что за глупости спать? Maмаша, мамаша, такого со мной никогда не бывало! – говорила она с удивлением и испугом перед тем чувством, которое она сознавала в себе. – И могли ли мы думать!…
Наташе казалось, что еще когда она в первый раз увидала князя Андрея в Отрадном, она влюбилась в него. Ее как будто пугало это странное, неожиданное счастье, что тот, кого она выбрала еще тогда (она твердо была уверена в этом), что тот самый теперь опять встретился ей, и, как кажется, неравнодушен к ней. «И надо было ему нарочно теперь, когда мы здесь, приехать в Петербург. И надо было нам встретиться на этом бале. Всё это судьба. Ясно, что это судьба, что всё это велось к этому. Еще тогда, как только я увидала его, я почувствовала что то особенное».
– Что ж он тебе еще говорил? Какие стихи то эти? Прочти… – задумчиво сказала мать, спрашивая про стихи, которые князь Андрей написал в альбом Наташе.
– Мама, это не стыдно, что он вдовец?
– Полно, Наташа. Молись Богу. Les Marieiages se font dans les cieux. [Браки заключаются в небесах.]
– Голубушка, мамаша, как я вас люблю, как мне хорошо! – крикнула Наташа, плача слезами счастья и волнения и обнимая мать.
В это же самое время князь Андрей сидел у Пьера и говорил ему о своей любви к Наташе и о твердо взятом намерении жениться на ней.

В этот день у графини Елены Васильевны был раут, был французский посланник, был принц, сделавшийся с недавнего времени частым посетителем дома графини, и много блестящих дам и мужчин. Пьер был внизу, прошелся по залам, и поразил всех гостей своим сосредоточенно рассеянным и мрачным видом.
Пьер со времени бала чувствовал в себе приближение припадков ипохондрии и с отчаянным усилием старался бороться против них. Со времени сближения принца с его женою, Пьер неожиданно был пожалован в камергеры, и с этого времени он стал чувствовать тяжесть и стыд в большом обществе, и чаще ему стали приходить прежние мрачные мысли о тщете всего человеческого. В это же время замеченное им чувство между покровительствуемой им Наташей и князем Андреем, своей противуположностью между его положением и положением его друга, еще усиливало это мрачное настроение. Он одинаково старался избегать мыслей о своей жене и о Наташе и князе Андрее. Опять всё ему казалось ничтожно в сравнении с вечностью, опять представлялся вопрос: «к чему?». И он дни и ночи заставлял себя трудиться над масонскими работами, надеясь отогнать приближение злого духа. Пьер в 12 м часу, выйдя из покоев графини, сидел у себя наверху в накуренной, низкой комнате, в затасканном халате перед столом и переписывал подлинные шотландские акты, когда кто то вошел к нему в комнату. Это был князь Андрей.