Исход (фильм, 1960)

Исход
Exodus
Постер фильма
Жанр	военная драма
Режиссёр	Отто Премингер
Продюсер	Отто Премингер
Автор сценария	Далтон Трамбо, Леон Юрис
В главных ролях	Пол Ньюман, Эва Мари Сейнт, Ральф Дэвид Ричардсон, Сэл Минео
Оператор	Сэм Ливитт (англ.)
Композитор	Эрнст Голд (англ.)
Кинокомпания	Otto Preminger Films
Длительность	208 мин.
Бюджет	4 млн $
Страна	США США
Год	1960
IMDb	ID 0053804
Выход фильма «Исход» (оригинальное название — Exodus)

К:Фильмы 1960 года

«Исход» (англ. Exodus) — художественный драматический фильм продюсера и режиссёра Отто Премингера, снятый по мотивам одноименного романа Леона Юриса.

Фильм рассказывает о событиях 1947 года — на корабле «Исход», а также о борьбе евреев за независимость в подмандатной Палестине и создании Государства Израиль. В центре сюжета — история любви американской медсестры и еврейского подпольщика.

Сюжет

Медсестра Китти Фремонт, недавно потерявшая мужа, приезжает отдохнуть на Кипр. Её другом является командующий британскими войсками на острове генерал Брюс Сазерленд. В это же время в лагерь Кораолос на Кипре привозят спасшихся от Холокоста еврейских беженцев, которых Великобритания отказывается впускать в Палестину. Беженцы живут как заключённые за колючей проволокой. Генерал просит Китти помочь в организации медицинского обслуживания беженцев. При посещении лагеря Китти проникается сочувствием к 15-летней Карен Ханзен и предлагает ей уехать вместе с Китти в США. У Карен есть друг в лагере — мрачный и агрессивный подросток Дов Ландау, выживший в Варшавском гетто и Освенциме.

Агент еврейской подпольной организации Хагана, бывший офицер британской армии Ари Бен Канаан с помощью греков-киприотов и соратников из Хаганы организует побег 611 заключённых лагеря, включая Дова и Карен, на купленное им судно с целью добраться до Палестины. Британская армия блокирует судно в гавани, но Бен Канаан угрожает взорвать корабль в случае попытки силой вернуть беженцев в лагерь, а затем объявляет голодовку. Китти уговаривает Бен Канаана сдаться, но он отвечает, что единственное оружие беженцев — это их готовность умереть и выражает уверенность в победе в любом случае. Пассажиры судна поддерживают Бен Канаана. Генерал Сазерленд улетает в Лондон и подаёт в отставку, а правительство Великобритании отпускает корабль в Палестину. Китти, Карен и Дов плывут вместе.

В Палестине Карен едет с детьми-сиротами в посёлок Ган-Дафна, а Дов присоединяется к Иргун — еврейским подпольщикам, которые борются против мандатных властей, взрывая британские объекты. Отец Ари, Барак Бен Канаан, является одним из деятелей Еврейского агентства, которое пытается добиться независимости политическими средствами, а его брат Акива — руководителем Иргуна. Барак считает брата раскольником и террористом, запрещая упоминать его имя. Родной посёлок Ари, где живут его родители, Яд-Эль находится недалеко от Ган-Дафны. Ари и Китти едут туда вместе, по дороге объясняясь в любви.

Акива арестован британцами после очередного теракта и ждёт исполнения смертного приговора в тюрьме Акко. Дов сумел скрыться во время ареста Акивы. Ари уговаривает соратников Акивы объединить силы для нападения на тюрьму и освобождения арестованных подпольщиков. Во время побега Акива был убит, а Ари — тяжело ранен. В связи с тем, что британская армия обыскивает еврейские поселения, Ари Бен Канаана прячут в арабской деревне Абу Йеша, староста которой Таха — друг детства Ари. Барак Бен Канаан спас Таху от арабских террористов, убивших его отца в Абу Йеше. Китти лечит Ари.

ООН принимает решение о разделе Палестины на еврейское и арабское государства. Арабы отказываются признавать раздел Палестины. Арабские боевики под руководством муфтия Иерусалима Амина аль-Хусейни собираются напасть на Ган-Дафну и убить всех детей. Ари Бен Канаан вызывает в Ган-Дафну помощь и эвакуирует младших детей. Дов Ландау и сестра Ари Иордана организуют оборону Ган-Дафны. Карен приходит на пост к Дову и признается ему в любви, Дов обещает жениться на ней после окончания войны. По пути от поста Дова в Ган-Дафну Карен попадает в засаду, арабские боевики убивают её. Дов находит её тело утром. В это же время отряд под командованием Ари находит тело Тахи, которого боевики повесили в Абу Йеше как сообщника сионистов. Таху и Карен хоронят в общей могиле. Над их телами Ари Бен Канаан клянётся, что настанет день когда арабы и евреи будут мирно делить эту землю.

Создание фильма

Первый конфликт вокруг создания фильма начался со сценария. Режиссёр Отто Премингер отверг сценарий самого автора романа Леона Юриса, поскольку по его мнению, Юрис не смог написать диалоги. Это высказывание Премингера стало поводом для многолетнего конфликта между Юрисом и режиссёром.

Премингер обратился за написанием сценария к Альберту Мальцу, состоявшему на тот момент в «чёрном списке Голливуда». Однако, сценарий Мальца также не устроил Премингера из-за размера — в сценарии было 400 страниц при обычном размере от 150 до 160 страниц. После неудачи с Мальцем Премингер заказал сценарий другому фигуранту «чёрного списка» — Далтону Трамбо. Дав работу Трамбо как сценаристу, Премингер положил конец «чёрному списку».

В ролях

• Пол Ньюман — Ари Бен Канаан
• Эва Мари Сейнт — Китти Фремонт
• Сэл Минео — Дов Ландау
• Джил Хейворт (англ.) — Карен Ханзен
• Ральф Дэвид Ричардсон — генерал Сазерленд
• Ли Джей Кобб — Барак Бен Канаан
• Дэвид Опатошу (англ.) — Акива Бен Канаан
• Александра Стюарт (англ.) — Иордана Бен Канаан
• Джон Дерек — Таха

Связь с реальными событиями

Ряд событий и лиц, описанных в фильме, существовали в реальности, а герои фильма имели исторические прототипы. В частности, первая часть фильма основана на реальной истории корабля «Исход». В 1947 году действительно произошёл массовый побег узников из тюрьмы в Акко (англ.). Боевики Иргуна на самом деле взорвали отель «Царь Давид», где размещался британский штаб. Прототипом Акивы послужил руководитель Иргун и будущий премьер-министр Израиля Менахем Бегин. Дэвид Опатошу, сыгравший Акиву, также играл роль Менахема Бегина в фильме «Рейд на Энтеббе».

Однако некоторые исторические события изложены ошибочно. Так, Карен рассказывает Дову о том, как король Дании Кристиан публично носил жёлтую звезду в качестве солидарности с датскими евреями во время нацистской оккупации, повторяя эту городскую легенду из оригинального романа. На самом деле ни король Кристиан, ни датские евреи не носили жёлтые звёзды.

Сэл Минео и Джил Хейворт (англ.), герои которых по сюжету были влюблены, продолжили встречаться после окончания съемок. Однако Сэл Минео был геем и они с Джил остались просто хорошими друзьями.

Награды

• Премия «Оскар» 1961 года Эрнсту Голду (англ.) за «лучший саундтрек для драматических/комедийных картин» За саундтрек к данному фильму Голд получил множество других наград, в частности номинации «Лучший альбом-саундтрек» и «Песня года» премии Грэмми 1961 года. Тема из саундтрека была использована в множестве ремиксов.
• Сэл Минео в роли Дова Ландау был номинирован на «Оскар» и получил премию «Золотой глобус» 1961 года как «Лучший актёр второго плана».
• Сэм Ливитт (англ.) также был номинирован на «Оскар» за «лучшую операторскую работу».

Отзывы

Майк Каммингс считает фильм чересчур поверхностным для серьёзного проникновения в замысел романа Юриса и отмечает скачки сюжета от одного персонажа к другому. При этом он полагает, что Сэл Минео великолепно исполнил роль пламенного еврейского патриота и узника Освенцима Дова Ландау. Он пишет, что ряд других актёров также хорошо сыграли свои роли, но, по его мнению, светлые волосы и голубые глаза Пола Ньюмана снижают достоверность его образа в качестве еврейского подпольщика. Каммингс уверен, что фильм стоит потраченных на его просмотр времени и денег и считает его хорошим напоминаем об основных исторических фактах, связанных с рождением Израиля как независимого государства.

В обзоре от редакции сайта FILM4 написано о трудностях втискивания эпического романа в кинематографические рамки — как по времени, так и по смысловому наполнению. При этом, по мнению редакции, даже несмотря на увеличенный формат в фильме всё равно наблюдается тривиализация и одномерность. Редакция называет фильм напыщенным и считает, что в нём существенная доля пропаганды сионизма.

Затянутость сюжета стала поводом для шутки-каламбура. 15 декабря 1960 года на премьере фильма в США комик Морт Сал (англ.) воскликнул: «Отто, отпусти народ мой!» с намёком на усталость публики и знаменитую библейскую фразу, которую в фильме произносит в адрес правительства Великобритании главный герой

Литература

• Allon Gal. Envisioning Israel: The Changing Ideals and Images of North American Jews. — Wayne State University Press, 1996. — 444 p. — (American Jewish civilization series). — ISBN 9780814326305.

Ссылки

• «Исход» (англ.) на сайте Internet Movie Database
• [www.allmovie.com/movie/v16326 Исход] (англ.) на сайте allmovie
• [wn.com/Exodus_Soundtrack__Ernest_Gold Exodus Soundtrack]
• [movies.nytimes.com/movie/review?res=9803E2D61130EF3ABC4E52DFB467838B679EDE Exodus (1960) December 16, 1960 3 1/2-Hour Film Based on Uris' Novel Opens]
• [www.variety.com/review/VE1117790768?refcatid=31 Exodus] Variety review
• [www.dvdreview.com/reviews/pages/1803.shtml Exodus (1960)] — DVD Revew
• [www.thedailypage.com/isthmus/article.php?article=3621 Exodus] in The Daily Page
• [www.timeout.com/film/reviews/64108/exodus.html Exodus (1960)] in Timeout.com

Отрывок, характеризующий Исход (фильм, 1960)

– Нет, нет, я всё сделаю, – сказала она, вдруг остановив слезы, – я так счастлива! – Отец и мать вошли в комнату и благословили жениха и невесту.
С этого дня князь Андрей женихом стал ездить к Ростовым.


Обручения не было и никому не было объявлено о помолвке Болконского с Наташей; на этом настоял князь Андрей. Он говорил, что так как он причиной отсрочки, то он и должен нести всю тяжесть ее. Он говорил, что он навеки связал себя своим словом, но что он не хочет связывать Наташу и предоставляет ей полную свободу. Ежели она через полгода почувствует, что она не любит его, она будет в своем праве, ежели откажет ему. Само собою разумеется, что ни родители, ни Наташа не хотели слышать об этом; но князь Андрей настаивал на своем. Князь Андрей бывал каждый день у Ростовых, но не как жених обращался с Наташей: он говорил ей вы и целовал только ее руку. Между князем Андреем и Наташей после дня предложения установились совсем другие чем прежде, близкие, простые отношения. Они как будто до сих пор не знали друг друга. И он и она любили вспоминать о том, как они смотрели друг на друга, когда были еще ничем , теперь оба они чувствовали себя совсем другими существами: тогда притворными, теперь простыми и искренними. Сначала в семействе чувствовалась неловкость в обращении с князем Андреем; он казался человеком из чуждого мира, и Наташа долго приучала домашних к князю Андрею и с гордостью уверяла всех, что он только кажется таким особенным, а что он такой же, как и все, и что она его не боится и что никто не должен бояться его. После нескольких дней, в семействе к нему привыкли и не стесняясь вели при нем прежний образ жизни, в котором он принимал участие. Он про хозяйство умел говорить с графом и про наряды с графиней и Наташей, и про альбомы и канву с Соней. Иногда домашние Ростовы между собою и при князе Андрее удивлялись тому, как всё это случилось и как очевидны были предзнаменования этого: и приезд князя Андрея в Отрадное, и их приезд в Петербург, и сходство между Наташей и князем Андреем, которое заметила няня в первый приезд князя Андрея, и столкновение в 1805 м году между Андреем и Николаем, и еще много других предзнаменований того, что случилось, было замечено домашними.
В доме царствовала та поэтическая скука и молчаливость, которая всегда сопутствует присутствию жениха и невесты. Часто сидя вместе, все молчали. Иногда вставали и уходили, и жених с невестой, оставаясь одни, всё также молчали. Редко они говорили о будущей своей жизни. Князю Андрею страшно и совестно было говорить об этом. Наташа разделяла это чувство, как и все его чувства, которые она постоянно угадывала. Один раз Наташа стала расспрашивать про его сына. Князь Андрей покраснел, что с ним часто случалось теперь и что особенно любила Наташа, и сказал, что сын его не будет жить с ними.
– Отчего? – испуганно сказала Наташа.
– Я не могу отнять его у деда и потом…
– Как бы я его любила! – сказала Наташа, тотчас же угадав его мысль; но я знаю, вы хотите, чтобы не было предлогов обвинять вас и меня.
Старый граф иногда подходил к князю Андрею, целовал его, спрашивал у него совета на счет воспитания Пети или службы Николая. Старая графиня вздыхала, глядя на них. Соня боялась всякую минуту быть лишней и старалась находить предлоги оставлять их одних, когда им этого и не нужно было. Когда князь Андрей говорил (он очень хорошо рассказывал), Наташа с гордостью слушала его; когда она говорила, то со страхом и радостью замечала, что он внимательно и испытующе смотрит на нее. Она с недоумением спрашивала себя: «Что он ищет во мне? Чего то он добивается своим взглядом! Что, как нет во мне того, что он ищет этим взглядом?» Иногда она входила в свойственное ей безумно веселое расположение духа, и тогда она особенно любила слушать и смотреть, как князь Андрей смеялся. Он редко смеялся, но зато, когда он смеялся, то отдавался весь своему смеху, и всякий раз после этого смеха она чувствовала себя ближе к нему. Наташа была бы совершенно счастлива, ежели бы мысль о предстоящей и приближающейся разлуке не пугала ее, так как и он бледнел и холодел при одной мысли о том.
Накануне своего отъезда из Петербурга, князь Андрей привез с собой Пьера, со времени бала ни разу не бывшего у Ростовых. Пьер казался растерянным и смущенным. Он разговаривал с матерью. Наташа села с Соней у шахматного столика, приглашая этим к себе князя Андрея. Он подошел к ним.
– Вы ведь давно знаете Безухого? – спросил он. – Вы любите его?
– Да, он славный, но смешной очень.
И она, как всегда говоря о Пьере, стала рассказывать анекдоты о его рассеянности, анекдоты, которые даже выдумывали на него.
– Вы знаете, я поверил ему нашу тайну, – сказал князь Андрей. – Я знаю его с детства. Это золотое сердце. Я вас прошу, Натали, – сказал он вдруг серьезно; – я уеду, Бог знает, что может случиться. Вы можете разлю… Ну, знаю, что я не должен говорить об этом. Одно, – чтобы ни случилось с вами, когда меня не будет…
– Что ж случится?…
– Какое бы горе ни было, – продолжал князь Андрей, – я вас прошу, m lle Sophie, что бы ни случилось, обратитесь к нему одному за советом и помощью. Это самый рассеянный и смешной человек, но самое золотое сердце.
Ни отец и мать, ни Соня, ни сам князь Андрей не могли предвидеть того, как подействует на Наташу расставанье с ее женихом. Красная и взволнованная, с сухими глазами, она ходила этот день по дому, занимаясь самыми ничтожными делами, как будто не понимая того, что ожидает ее. Она не плакала и в ту минуту, как он, прощаясь, последний раз поцеловал ее руку. – Не уезжайте! – только проговорила она ему таким голосом, который заставил его задуматься о том, не нужно ли ему действительно остаться и который он долго помнил после этого. Когда он уехал, она тоже не плакала; но несколько дней она не плача сидела в своей комнате, не интересовалась ничем и только говорила иногда: – Ах, зачем он уехал!
Но через две недели после его отъезда, она так же неожиданно для окружающих ее, очнулась от своей нравственной болезни, стала такая же как прежде, но только с измененной нравственной физиогномией, как дети с другим лицом встают с постели после продолжительной болезни.


Здоровье и характер князя Николая Андреича Болконского, в этот последний год после отъезда сына, очень ослабели. Он сделался еще более раздражителен, чем прежде, и все вспышки его беспричинного гнева большей частью обрушивались на княжне Марье. Он как будто старательно изыскивал все больные места ее, чтобы как можно жесточе нравственно мучить ее. У княжны Марьи были две страсти и потому две радости: племянник Николушка и религия, и обе были любимыми темами нападений и насмешек князя. О чем бы ни заговорили, он сводил разговор на суеверия старых девок или на баловство и порчу детей. – «Тебе хочется его (Николеньку) сделать такой же старой девкой, как ты сама; напрасно: князю Андрею нужно сына, а не девку», говорил он. Или, обращаясь к mademoiselle Bourime, он спрашивал ее при княжне Марье, как ей нравятся наши попы и образа, и шутил…
Он беспрестанно больно оскорблял княжну Марью, но дочь даже не делала усилий над собой, чтобы прощать его. Разве мог он быть виноват перед нею, и разве мог отец ее, который, она всё таки знала это, любил ее, быть несправедливым? Да и что такое справедливость? Княжна никогда не думала об этом гордом слове: «справедливость». Все сложные законы человечества сосредоточивались для нее в одном простом и ясном законе – в законе любви и самоотвержения, преподанном нам Тем, Который с любовью страдал за человечество, когда сам он – Бог. Что ей было за дело до справедливости или несправедливости других людей? Ей надо было самой страдать и любить, и это она делала.
Зимой в Лысые Горы приезжал князь Андрей, был весел, кроток и нежен, каким его давно не видала княжна Марья. Она предчувствовала, что с ним что то случилось, но он не сказал ничего княжне Марье о своей любви. Перед отъездом князь Андрей долго беседовал о чем то с отцом и княжна Марья заметила, что перед отъездом оба были недовольны друг другом.
Вскоре после отъезда князя Андрея, княжна Марья писала из Лысых Гор в Петербург своему другу Жюли Карагиной, которую княжна Марья мечтала, как мечтают всегда девушки, выдать за своего брата, и которая в это время была в трауре по случаю смерти своего брата, убитого в Турции.
«Горести, видно, общий удел наш, милый и нежный друг Julieie».
«Ваша потеря так ужасна, что я иначе не могу себе объяснить ее, как особенную милость Бога, Который хочет испытать – любя вас – вас и вашу превосходную мать. Ах, мой друг, религия, и только одна религия, может нас, уже не говорю утешить, но избавить от отчаяния; одна религия может объяснить нам то, чего без ее помощи не может понять человек: для чего, зачем существа добрые, возвышенные, умеющие находить счастие в жизни, никому не только не вредящие, но необходимые для счастия других – призываются к Богу, а остаются жить злые, бесполезные, вредные, или такие, которые в тягость себе и другим. Первая смерть, которую я видела и которую никогда не забуду – смерть моей милой невестки, произвела на меня такое впечатление. Точно так же как вы спрашиваете судьбу, для чего было умирать вашему прекрасному брату, точно так же спрашивала я, для чего было умирать этому ангелу Лизе, которая не только не сделала какого нибудь зла человеку, но никогда кроме добрых мыслей не имела в своей душе. И что ж, мой друг, вот прошло с тех пор пять лет, и я, с своим ничтожным умом, уже начинаю ясно понимать, для чего ей нужно было умереть, и каким образом эта смерть была только выражением бесконечной благости Творца, все действия Которого, хотя мы их большею частью не понимаем, суть только проявления Его бесконечной любви к Своему творению. Может быть, я часто думаю, она была слишком ангельски невинна для того, чтобы иметь силу перенести все обязанности матери. Она была безупречна, как молодая жена; может быть, она не могла бы быть такою матерью. Теперь, мало того, что она оставила нам, и в особенности князю Андрею, самое чистое сожаление и воспоминание, она там вероятно получит то место, которого я не смею надеяться для себя. Но, не говоря уже о ней одной, эта ранняя и страшная смерть имела самое благотворное влияние, несмотря на всю печаль, на меня и на брата. Тогда, в минуту потери, эти мысли не могли притти мне; тогда я с ужасом отогнала бы их, но теперь это так ясно и несомненно. Пишу всё это вам, мой друг, только для того, чтобы убедить вас в евангельской истине, сделавшейся для меня жизненным правилом: ни один волос с головы не упадет без Его воли. А воля Его руководствуется только одною беспредельною любовью к нам, и потому всё, что ни случается с нами, всё для нашего блага. Вы спрашиваете, проведем ли мы следующую зиму в Москве? Несмотря на всё желание вас видеть, не думаю и не желаю этого. И вы удивитесь, что причиною тому Буонапарте. И вот почему: здоровье отца моего заметно слабеет: он не может переносить противоречий и делается раздражителен. Раздражительность эта, как вы знаете, обращена преимущественно на политические дела. Он не может перенести мысли о том, что Буонапарте ведет дело как с равными, со всеми государями Европы и в особенности с нашим, внуком Великой Екатерины! Как вы знаете, я совершенно равнодушна к политическим делам, но из слов моего отца и разговоров его с Михаилом Ивановичем, я знаю всё, что делается в мире, и в особенности все почести, воздаваемые Буонапарте, которого, как кажется, еще только в Лысых Горах на всем земном шаре не признают ни великим человеком, ни еще менее французским императором. И мой отец не может переносить этого. Мне кажется, что мой отец, преимущественно вследствие своего взгляда на политические дела и предвидя столкновения, которые у него будут, вследствие его манеры, не стесняясь ни с кем, высказывать свои мнения, неохотно говорит о поездке в Москву. Всё, что он выиграет от лечения, он потеряет вследствие споров о Буонапарте, которые неминуемы. Во всяком случае это решится очень скоро. Семейная жизнь наша идет по старому, за исключением присутствия брата Андрея. Он, как я уже писала вам, очень изменился последнее время. После его горя, он теперь только, в нынешнем году, совершенно нравственно ожил. Он стал таким, каким я его знала ребенком: добрым, нежным, с тем золотым сердцем, которому я не знаю равного. Он понял, как мне кажется, что жизнь для него не кончена. Но вместе с этой нравственной переменой, он физически очень ослабел. Он стал худее чем прежде, нервнее. Я боюсь за него и рада, что он предпринял эту поездку за границу, которую доктора уже давно предписывали ему. Я надеюсь, что это поправит его. Вы мне пишете, что в Петербурге о нем говорят, как об одном из самых деятельных, образованных и умных молодых людей. Простите за самолюбие родства – я никогда в этом не сомневалась. Нельзя счесть добро, которое он здесь сделал всем, начиная с своих мужиков и до дворян. Приехав в Петербург, он взял только то, что ему следовало. Удивляюсь, каким образом вообще доходят слухи из Петербурга в Москву и особенно такие неверные, как тот, о котором вы мне пишете, – слух о мнимой женитьбе брата на маленькой Ростовой. Я не думаю, чтобы Андрей когда нибудь женился на ком бы то ни было и в особенности на ней. И вот почему: во первых я знаю, что хотя он и редко говорит о покойной жене, но печаль этой потери слишком глубоко вкоренилась в его сердце, чтобы когда нибудь он решился дать ей преемницу и мачеху нашему маленькому ангелу. Во вторых потому, что, сколько я знаю, эта девушка не из того разряда женщин, которые могут нравиться князю Андрею. Не думаю, чтобы князь Андрей выбрал ее своею женою, и откровенно скажу: я не желаю этого. Но я заболталась, кончаю свой второй листок. Прощайте, мой милый друг; да сохранит вас Бог под Своим святым и могучим покровом. Моя милая подруга, mademoiselle Bourienne, целует вас.