Кимберли (ЮАР)

Город Кимберли Kimberley Страна ЮАРЮАР Провинция Северо-Капская провинцияСеверо-Капская провинция Координаты 28°44′19″ ю. ш. 24°45′31″ в. д.28.73861° ю. ш. 24.75861° в. д. / -28.73861; 24.75861    Внутреннее деление 16 wards Основан 5 июня 1873 Первое упоминание 1871 Прежние названия New Rush Город с 1912 Площадь 90,4 км² Высота центра 1200 м Тип климата континентальный Население 211000 человек (2000) Плотность 2334 чел./км² Телефонный код +27 53 Официальный сайт [www.solplaatje.org.za plaatje.org.za]

К:Населённые пункты, основанные в 1873 году

Ки́мберли — город в Южно-Африканской Республике, является центром Северо-Капской провинции. Он находится на плато, расположенном на границе Северо-Капской провинции и провинции Фри-Стейт. Город разместился в долине реки Вааль, которая является притоком реки Оранжевая. За городом закрепился статус алмазной столицы страны. Кимберли вместе с городком Ричи (Ritchie) и обширной сельской местностью входит в состав местного муниципального образования Сол Плаатье (Sol Plaatje), общая численность населения которого превышает 230 тыс. чел. (2002 год)

История

После британской оккупации Капской колонии (в начале XIX в.) в 1830-е годы начался так называемый «Великий трек» — переселение голландских колонистов (буров) к северу, приведшее к созданию двух республик — Трансвааля и Оранжевого свободного государства. Основной целью переселения было освоение новых пастбищ, являвшихся основой хозяйственного благополучия местных жителей. Но вскоре колонистами были найдены россыпные алмазы и золото.

Впервые алмазы в ЮАР были обнаружены в 1866 году на берегу р. Оранжевой. Существует несколько версий обнаружения алмазов в Южной Африке, наиболее вероятной из которых является версия, согласно которой первый алмаз был найден мальчиком-пастухом Эрасмусом Джекобсоном на ферме De Kalk близ поселения Хоуптаун (Hopetown). Жёлтый алмаз, весивший 21,25 карата получил название «Эврика!» («Eureka!»), по первым словам юноши, случайно обнаружившего драгоценный камень.

Но основная находка была сделана детьми местных фермеров Якобса и Ньекирка, которыми был найден алмаз весом 83,5 карата, получивший имя «Звезда Южной Африки». После этой находки секретарь Капской колонии того времени Сэр Ричард Саузей заявил, что «это место принесёт Южной Африке невероятный успех в будущем».

Уже в конце 60-х годов XIX века были найдены алмазы в коренных отложениях современного города Кимберли, получивших названия кимберлитов. 16 июля 1871 года компания искателей алмазов расположилась на ферме братьев Де Бирс. Братья приобрели ферму ещё в годы начала алмазной лихорадки в регионе за 50 фунтов стерлингов, а в итоге продали за 60 000. Самым главным объектом алмазодобычи в районе Кимберли стала «Большая дыра» («Big Hole»), вырытая практически вручную нахлынувшими сюда старателями, численность которых достигла 50 тыс. чел. к концу XIX в. Каждый день до 30 тыс. искателей алмазов могли трудились здесь днями и ночами. С 1871—1914 годы они разработали примерно 2,722 тонны алмазов (14,5 миллионов карат), а в процессе разработки карьера ими было извлечено 22,5 млн тонн грунта. К тому же здесь были найдены такие известные алмазы, как «Де Бирс» (428,5 карата), «Портер-Родс» (150 карат) и «Тиффани» (128,5 карата). Позже новые трубки взрыва были найдены к северу от Кимберли — в Трансваале, в районе хребта Витватерсранд. На их разработку и на золотодобычу в районе Йоханнесбурга как раз таки были пущены миллионы, заработанные в Кимберли. В 1914 году «Большая Дыра» была затоплена и добыча алмазов здесь была прекращена, а вот на рудниках «Du Toitspan» и «Wesselton» добыча прекратилась только в 2005 году. Всего здесь было разведано около 30 кимберлитовых трубок, или трубок взрыва, образовавшихся в результате кратковременного, но очень сильного взрывоподобного прорыва ультраосновных пород к поверхности земли, происходившего в условиях огромного давления и очень высокой температуры.

В 1873 году Граф Кимберли от имени Британской короны аннексировал алмазные поля и назвал населённый пункт своим именем. С этого момента город стал развиваться невероятно быстрыми темпами, и уже к 1900 году поселение превратилось в цветущий город. В 1882 году на улицах города появилось электрическое освещение (впервые в Южном полушарии Земли), а в 1887 году в городе прошёл первый трамвай в ЮАР. К 1912 году это был самый настоящий город компании «Де Бирс».

В 1896 году в Кимберли было открыто первое в Южной Африке учебное заведение, готовящее профессиональных шахтёров и горняков, которое позже переместилось в Йоханнесбург и стало именоваться Университет Витватерсранда.

На рубеже XIX-го и XX-го века столицу Северо-Капской провинции затронули сражения Англо-бурской войны. В частности в 1899 году осада Кимберли продолжалась 124 дня, а все жители города, в том числе Сесил Родс, были блокированы в нём. За четыре месяца город постоянно подвергался обстрелу, во время которого женщины и дети были вынуждены укрываться в шахте Де Бирс («De Beers Mine»). В это же время британцы создавали на территории Кимберли концентрационные лагеря для буров.

В 1913 году в Кимберли открывается первая лётная школа в Южной Африке, которая стала готовить лётчиков для Южноафриканского авиационного корпуса, который именуется в наши дни South African Air Force. Несколько позже в городе открывается первая в ЮАР фондовая биржа.

«Де Бирс»

История Кимберли неразрывно связана с крупнейшей алмазной корпорацией «Де Бирс», получившей название в честь владельцев обыкновенной бурской фермы, находящейся здесь. Сами братья Де Бирс алмазов не добывали, а лишь предоставляли свои земли для подобной деятельности. История «Де Бирс» начинается с того, что семнадцатилетний больной туберкулёзом Сесил Родс был отправлен родителями для лечения в Южную Африку. В 1870 году он работает на небольшой хлопковой ферме брата.

А в это время, 16 июля 1871 года, компания искателей алмазов расположилась на ферме братьев Де Бирс. В тот вечер были найдены первые алмазы на расположенном неподалеку холме, получившим название Колсберг (Colesberg). Сесил Родс также решил попытать счастье в поисках алмазов. Через два месяца братья переезжают в Кимберли и скупают несколько небольших участков на ферме Де Бирс, где нанятые ими горняки копали алмазоносную «синюю землю». В 1880 году, объединившись с братом и владельцем соседнего участка, Сесил Родс образовывает компанию по добыче алмазов, названную «Де Бирс».

Параллельно с Сесилом Родсом освоением алмазных ресурсов Южной Африки занимался Барни Барнато, который прибыл в ЮАР в 1873 году. Он начинал с того, что приобретал алмазы и алмазоносные участки в Кимберли. Барни продолжал скупать участки даже после того как заканчивалась «синяя земля», так как, подобно Сесилу Родсу, был уверен, что под ней находится самая богатая алмазами, так называемая, «желтая земля». И он оказался прав. Получив немалые прибыли, Барни создаёт собственную компанию — «Kimberley Central Diamond Company», владевшую большей частью трубки Кимберли. Эта компания становится опасным конкурентом компании «Де Бирс».

Далее Сесил Родс замышляет объединить все шахты в Кимберли в единое целое под своим управлением. Составив бизнес-план, он заручился поддержкой Ротшильдов, давших ему кредит в 1,4 млн фунтов стерлингов для захвата алмазного рынка Южной Африки. За несколько лет Сесил скупает все мелкие фермы. А в 1888 году Сесилу Родсу удалось выкупить у Барни Барната его бизнес и объединить все рудники Кимберли в одну компанию «De Beers Consolidated Mines», которая через три года контролировала 90 % мирового алмазного рынка. Штаб-квартира компании разместилась в двухэтажном колониальном здании в центре Кимберли.

Получив господство над алмазами Южной Африки, Родс принялся искусственным образом создавать дефицит алмазов на мировом рынке. По его расчётам, основными покупателями бриллиантов являлись женихи, а, следовательно, выпуск драгоценных камней должен соответствовать числу сыгранных свадеб в году. В связи с этим Родс закрывает ряд шахт, оставляя без работы тысячи горняков, и сокращает продажи алмазов на 40 %. Цены на них за месяц выросли в 1,5 раза. В 1893 году Родс создаёт первую в мире корпорацию по продаже алмазов — «Diamond Syndicate», контролирующую цены на них.

В 1902 году Сесил Родс умирает, не оставляя наследника, а своё состояние он завещает Оксфорду. Со смертью Родса на «Де Бирс» обрушивается полоса неудач: сначала кризис в США 1907 года, отразившийся на снижении покупательной способности; а к 1912 году были открыты новые крупные месторождения в Анголе, Бельгийском Конго, Намибии. Стали появляться новые игроки на алмазном рынке, стремившиеся к получению мгновенной прибыли, результатом чего становились периодические падения цен на алмазы. 1921 год ознаменовался резким снижением цен на драгоценные камни и развалом всей алмазной отрасли. Промышленники из новых алмазодобывающих стран, обеспокоенные кризисом алмазного рынка, продавали сырьё в огромных количествах по очень низкой цене. Возможностей «Де Бирс» не хватало для того, чтобы скупить излишки товара. Вскоре начали разоряться гранильщики и ювелиры, не находившие спроса для своих изделий.

Многие тогда ставили крест на «Де Бирс», а её акции резко упали в цене. Этим воспользовался Эрнст Оппенгеймер, который ещё ранее создал «Англо-Американскую корпорацию Южной Африки» (ААК), специализировавшуюся на добыче золота, платины и других драгоценных металлов, а в 1919 году основал компанию «Consolidated Diamond Mines of South-West Africa», что позволило ему скупить большую часть алмазных концессий, принадлежавших ранее немецким монополиям. Уже к 1929 году контрольный пакет акций оказался в руках Оппенгеймера, который в этом же году занял должность главы «Де Бирс». Первое с чего он начал — прекратил бесконтрольный вывоз алмазов в США и Европу и предотвратил деятельность старателей-одиночек. Далее Оппенгеймер создаёт альтернативу «Лондонскому алмазному синдикату», в лице Центральной организации по сбыту драгоценных камней и золота, через которую осуществлялись продажи алмазов по всему миру. К началу 30-х гг. 94 % рынка алмазов вновь приходилось на одну компанию «Де Бирс».

Сейчас «Де Бирс» контролирует основную часть рынка алмазов в ЮАР, Ботсване, Намибии, Анголе, Танзании, ДР Конго, а также частично в Китае и Австралии. По некоторым данным, если в начале 1990-х «Де Бирс» контролировала 80 % мирового рынка алмазов, то сейчас его доля не превышает 60 % и продолжает падать. Недавно была заключена сделка, согласно которой «Де Бирс» превратилась в частную компанию семьи Оппенгеймеров, получившей 45 % акций компании (раньше владела только 2 %).

---

Основные события в истории города
1866 — впервые обнаружены алмазы в Южной Африке.
1871 — найдены первые алмазы в Кимберли на холме Колсберг.
1873 — Граф Кимберли от имени Британской короны аннексирует алмазные поля, и называет населённый пункт своим именем.
1882 — Кимберли стал первым городом в Южном полушарии, в котором было внедрено электрическое уличное освещение.
1888 — создана компания De Beers Consolidated Mines, которая вскоре получила контроль над 90 % мирового алмазного рынка.
1890 — в Кимберли построена первая церковь адвентистов Седьмого дня в ЮАР, объявленная Национальным Памятником в 1967 году.
1896 — открыто первое в ЮАР учебное заедание, готовящее специалистов по горнорудному делу (School of Mines).
90-е гг. XIX в. — Кимберли стал первым городом ЮАР, где стала действовать автоматическая телефонная станция (АТС).
90-е гг. XIX в. — в Кимберли открыта первая в ЮАР фондовая биржа.
1899 — осада Кимберли во время англо-бурских войн.
1904 — в Кимберли запущен первый электрический трамвай в ЮАР.
1904 — организованно производство прессованного кирпича и терракотовых изделий.
1912 — Кимберли получает статус города.
1913 — в Кимберли открывается первая летная школа в Южной Африке.
1914 — прекращена разработка разреза «Большая Дыра», в связи с его затоплением.
1954 — открыта школа для детей с физическими ограничениями.
1983 — впервые городским советником стал представитель негроидной расы.

Название города

Во время «алмазной лихорадки» и наплыва огромного количества старателей на территорию современного Кимберли, за этим местом первоначально закрепилось два названия: «New Rush» — ‘Большой Куш’и «Vooruitzicht» — по одноимённому названию одной из ферм. Но Секретарь Колонии отказался официально закреплять за этим поселением подобные названия, посчитав, что «New Rush» звучит слишком вульгарно, а «Vooruitzicht» он «не может выговорить даже по слогам, не говоря уже о том, чтобы произнести это вслух».

В связи с этим, одному из дипломатов было получено придумать новое имя для этого поселения. В итоге населённый пункт получил название Кимберли в честь британского министра колонии того времени Джона Вудхауса, графа Кимберли (с 1856 года он был Британским послом в России), по названию его родового поместья Кимберли (Kimberley) в графстве Норфолк, Англия. Новое имя поселения было официально закреплено за ним 5 июля 1873 года. Само же название поместья — Кимберли происходит от англо-саксонского «Cynburgh-leah», что в переводе означает «женщины, имеющие право владеть землёй».

Кимберли в Южной Африке — не единственное подобное название на нашей планете. Имеется населённый пункт Кимберли в Канаде, мыс Кимберли, плато Кимберли, хребет Кимберли и регион Кимберли (в Австралии). Также есть четыре города Кимберли в США, но имеющие другое написание (Kimberly — без буквы «е»).

Климат

Климат Кимберли

	Я	Ф	М	А	М	И	И	А	С	О	Н	Д	За год
Максимум(°C)	32,6	31,1	28,5	24,8	21,3	18,2	18,6	21,3	25,5	27,9	30,1	31,8	26,0
В среднем (°C)	24,7	23,6	21,3	17,5	13,4	10,1	10,2	12,8	16,6	19,7	21,9	24,0	18,0
Минимум(°C)	17,7	17,2	15,1	10,8	6,4	3,0	2,7	4,7	8,8	11,9	14,6	16,4	10,8
Осадки(мм)	60,0	67,4	73,6	40,0	18,3	7,4	7,3	8,6	15,2	28,1	41,9	52,4	420,4
Источник: [www.bdb.co.za/kimberley/climate.htm Kimberley Climate ]

Климат Кимберли является типично континентальным. Лето — жаркое и влажное, зима — умеренно тёплая и сухая. Так как Кимберли расположен в самом центре континентальной части Южноафриканской Республики перепады межсезонных и дневных температур могут быть довольно значительными. Так летом (с декабря по февраль) температура к полудню достигает 32 °C, снижаясь к полуночи порядка до 17 °C. Зимняя (июнь — август) температура достигает днём в среднем 18 °C, а ночью колеблется на отметке 3 °C. Хотя температура летом в Кимберли может достигать и 38 °C, а зимой опускаться ниже нуля °С. Среднегодовой уровень осадков находится на отметке 420 мм, максимум которого приходится на летние месяцы. Зимой дожди практически не идут.

Кимберли сегодня

Кимберли рос и развивался во все стороны, без плана и структуры. Поэтому улицы города до сих пор запутаны. Сначала старатели не подозревали, что серо-голубая порода кимберлит содержит алмазы, поэтому из неё строили дома, а на месте выхода породы возводили здания. Позднее в кирпичах зданий были найдены алмазы, а на месте каждого разрушенного дома собирались горняки для поиска алмазов под фундаментом. Сейчас Кимберли — современный город с широкими улицами, большим числом прекрасных парков и садов, комфортабельными отелями, старинным туристическим трамваем и многочисленными достопримечательностями.

Население

Согласно Стратегии развития города Кимберли от марта 2000 года, его площадь составляет 9040 гектаров или 90,4 кв.км. Город делится на 16 частей (микрорайонов), с совокупной численностью населения — 211 000 жителей, из которых 94 000 имеют право голоса (потенциальный электорат). В 1998 году численность города составляла 210 800, то есть за два года численность населения выросла на 200 человек (или на 0,09 %). В 1968 в Кимберли насчитывалось 96,2 тыс. жителей, большей частью африканцы и мулаты. «Алмазные лихорадки» на протяжении всей истории Кимберли вызвали огромный поток нового населения (уитлендеров) со всех континентов, которые повлияли на этнический баланс города и региона. Авантюрные и лёгкие на подъём алмазоискатели не соответствовали патриархальным устоям общества буров — фермеров-протестантов. Большую часть пришельцев составляли уже не белые, а «цветные» — выходцы из районов Индии. Все это отразилось и на современном этническом составе города, где 25 % населения являются «цветными». Языковые особенности в Кимберли таковы, что 50 % населения владеют африкаанс, а 35 % языком тсвана.

Транспорт

Город соединён сетью дорог с наиболее крупными городами страны: Йоханнесбург (490 км), Кейптаун (980 км), Порт-Элизабет (760 км), Дурбан (850 км), Блумфонтейн (160 км). Ограничения скорости на федеральных трассах — 120 км/ч.

Через Кимберли проходит железнодорожная ветка между Кейптауном и Преторией, а поезд, который курсирует по ней именуется «Голубым поездом» (Blue Train). Также от Кимберли имеется железнодорожная ветка в сторону пустыни Калахари (город Сайшен) и в сторону Блумфонтейна.

В Кимберли имеется аэропорт, осуществляющий регулярные рейсы на Йоханнесбург — South African Express (1ч. 20мин.) и Кейптаун — South African Airlink (2ч. 30 мин.). Регулярного общественного транспорта, соединяющего аэропорт с городом в Кимберли нет, поэтому всем пассажирам приходится пользоваться услугами такси.

В Кимберли ходит трамвай от городской ратуши (City Hall) до музея шахт (Mine Museum), построенный ещё в начале 1900-х.

Экономика

Алмазы и по сей день добывают на нескольких шахтах в самом Кимберли и его окрестностях, но их выработка на сегодня очень мала. Но, несмотря на это город до сих пор считается алмазной столицей страны. Основой же современной экономики города является туристическая деятельность, главным музейным комплексом которой является «Большая дыра», где добыча алмазов была прекращена в 1914 году. Помимо алмазных шахт и туристической деятельности дополнительным доходом города считается разведение скота и орошаемое растениеводство. В городе имеются металлообработка, цементные, мебельные, швейные предприятия, кирпичные заводы. Вблизи Кимберли ведутся разработки марганцевых руд, асбеста, гипса, железа, солей.

Туризм

Невероятные истории о происхождении города и его развитии притягивают в Кимберли туристов со всех стран. Зачастую город посещают туристы, путешествующие из Кейптауна в Йоханнесбург, или наоборот. В связи с тем, что Кимберли возник и рос вокруг алмазных рудников, главная его достопримечательность — «Большая дыра», представляющая собой самую большую в мире шахту-карьер, вырытую людьми практически вручную, и которая дала толчок «алмазной лихорадке» в Южной Африке. Размеры открытой поверхности «Большой Дыры» или «Ямы» — более 15 гектаров, диаметр — 457 м, периметр — более полутора километров, и это при том, что вырыта она была руками людей без использования парового или электрического оборудования: только кирки, лопаты и т. п. В интенсивные периоды добычи в яме могло работать до 30 000 горняков. В итоге глубина шахты достигла более 1 100 метров, но подводные источники периодически затопляли её, и добыча была прекращена в 1914 году. Сегодня глубина видимой части составляет 260 м, далее начинается вода. За годы функционирования шахты из неё было добыто и обработано 28 млн тонн камня и грунта, из которого было извлечено 14,5 миллионов каратов, или три тонны алмазов.

Второй главной достопримечательностью является Горнорудный музей (Kimberley Mine Museum), на территории которого находится «Большая дыра». На его территории расположены мощеные улицы, восстановленные магазины, трамвайчик, дома-музеи скупщика алмазов, кабаки, жилые дома, церкви и банки, которые образуют единый комплекс музея под открытым небом. Все здесь представляет историю Кимберли во времена алмазной лихорадки. Среди экспонатов даже имеется старинный вагончик директоров компании «Де Бирс». В музее также есть Дом Де Бирса, в котором имеется копия алмаза «616» — самого большого неограненного алмаза в мире, и «Eureka!» — первый алмаз найденный в ЮАР в районе городка Hopetown. От музея можно прокатиться до городской ратуши на старинном трамвайчике, который также является местной достопримечательностью.

Музей Макгрегора — здание поздней эпохи Виктории, построенное Сесилом Родсом в 1897 году как отель и санаторий. Теперь в здании находится исторический музей города.

Имеется в Кимберли и Музей изобразительных искусств Вильяма Хэмфриса — один из самых крупных художественных музеев Южной Африки.

Halfway House — кабак, который предпочитал посещать Сесил Родс. Зачастую он выпивал на ходу, не сходя с коня, поэтому специально для него организовали окошко на уровне седла.

Мемориал алмазодобытчикам (Diggers Memorial), представляющий собой фонтан и скульптуры пяти старателей в натуральную величину, которые вместе держат над собой сито для промывки грунта, использующееся при поисках алмазов.

Около Кимберли находится Национальный парк Валбос (Vaalbos National Park), занимающий 23 000 гектаров, главной задачей которого является сохранение чёрных носорогов. На территории парка обитает около 15 видов млекопитающих (носороги, кейп буфало, жирафы, зебры, антилопы), а также примерно 160 видов редких птиц (орлы).

Также популярными местами у туристов являются пороги Тандер-Элли (Thunder Alley) и Эгертон-Рэпидс (Egerton Rapids) на реке Оранжевая, по которой осуществляются сплавы на каноэ; ферма-заповедник Линдберг-Лодж (Lindberg Lodge), построенная ещё в 1907 году откуда начинается большинство маршрутов в пустыню Калахари.

Спорт

Наибольшее распространение в Кимберли получили такие виды спорта, как крикет и регби. На международной арене по регби город представляет Kimberley Athletic Club (сокращённо KAC). А крикет в Кимберли берет начало с конца XIX в. В связи с богатой историей в этом виде спорта город получил право принимать некоторые матчи чемпионата мира по крикету (ICC Cricket World Cup) в 2003 году. На построенном в 2007 году новом стадионе Кимберли (Kimberley Stadium), были организованны некоторые матчи чемпионата мира по футболу, который прошёл в ЮАР в 2010 году.

Города-побратимы

• Арнем (Нидерланды)

Известные уроженцы и жители города

• Билл Скотти (англ. Bill Cotty) (1875-1928), южноафриканский игрок в регби.

См. также

• Кимберлитовая трубка «Большая дыра»
• De Beers
• Сесиль Джон Родс

Ссылки

• [www.solplaatje.org.za/ Официальный сайт Кимберли] (англ.)
• [www.bdb.co.za/kimberley Неофициальный сайт] (англ.)
• [www.kimberley.co.za Сайт города Кимберли] (англ.)
• [www.northerncape.org.za Туризм в Северо-Капской провинции] (англ.)
• [www.museumsnc.co.za The McGregor Museum] (англ.)
• [www.south-african-tourism.org туризм в Южной Африке] (англ.)
• [www.griquas.co.za/ Griquas Rugby] (англ.)
• [www.places.co.za/html/bighole.html/ The Kimberley Mine Museum] (англ.)
• [maps.google.com/maps?f=q&hl=en&ll=-28.741699,24.771767&spn=0.043423,0.094585&t=k Карта Кимберли в системе Google]
• [www.gov.za/ Сайт правительства ЮАР] (англ.)
• [proyuar.ru/kimberley Кимберли] на сайте «Про ЮАР»

Отрывок, характеризующий Кимберли (ЮАР)

– А впрочем, так как князь нездоров, мой совет им ехать в Москву. Я сам сейчас еду. Доложи… – Но губернатор не договорил: в дверь вбежал запыленный и запотелый офицер и начал что то говорить по французски. На лице губернатора изобразился ужас.
– Иди, – сказал он, кивнув головой Алпатычу, и стал что то спрашивать у офицера. Жадные, испуганные, беспомощные взгляды обратились на Алпатыча, когда он вышел из кабинета губернатора. Невольно прислушиваясь теперь к близким и все усиливавшимся выстрелам, Алпатыч поспешил на постоялый двор. Бумага, которую дал губернатор Алпатычу, была следующая:
«Уверяю вас, что городу Смоленску не предстоит еще ни малейшей опасности, и невероятно, чтобы оный ею угрожаем был. Я с одной, а князь Багратион с другой стороны идем на соединение перед Смоленском, которое совершится 22 го числа, и обе армии совокупными силами станут оборонять соотечественников своих вверенной вам губернии, пока усилия их удалят от них врагов отечества или пока не истребится в храбрых их рядах до последнего воина. Вы видите из сего, что вы имеете совершенное право успокоить жителей Смоленска, ибо кто защищаем двумя столь храбрыми войсками, тот может быть уверен в победе их». (Предписание Барклая де Толли смоленскому гражданскому губернатору, барону Ашу, 1812 года.)
Народ беспокойно сновал по улицам.
Наложенные верхом возы с домашней посудой, стульями, шкафчиками то и дело выезжали из ворот домов и ехали по улицам. В соседнем доме Ферапонтова стояли повозки и, прощаясь, выли и приговаривали бабы. Дворняжка собака, лая, вертелась перед заложенными лошадьми.
Алпатыч более поспешным шагом, чем он ходил обыкновенно, вошел во двор и прямо пошел под сарай к своим лошадям и повозке. Кучер спал; он разбудил его, велел закладывать и вошел в сени. В хозяйской горнице слышался детский плач, надрывающиеся рыдания женщины и гневный, хриплый крик Ферапонтова. Кухарка, как испуганная курица, встрепыхалась в сенях, как только вошел Алпатыч.
– До смерти убил – хозяйку бил!.. Так бил, так волочил!..
– За что? – спросил Алпатыч.
– Ехать просилась. Дело женское! Увези ты, говорит, меня, не погуби ты меня с малыми детьми; народ, говорит, весь уехал, что, говорит, мы то? Как зачал бить. Так бил, так волочил!
Алпатыч как бы одобрительно кивнул головой на эти слова и, не желая более ничего знать, подошел к противоположной – хозяйской двери горницы, в которой оставались его покупки.
– Злодей ты, губитель, – прокричала в это время худая, бледная женщина с ребенком на руках и с сорванным с головы платком, вырываясь из дверей и сбегая по лестнице на двор. Ферапонтов вышел за ней и, увидав Алпатыча, оправил жилет, волосы, зевнул и вошел в горницу за Алпатычем.
– Аль уж ехать хочешь? – спросил он.
Не отвечая на вопрос и не оглядываясь на хозяина, перебирая свои покупки, Алпатыч спросил, сколько за постой следовало хозяину.
– Сочтем! Что ж, у губернатора был? – спросил Ферапонтов. – Какое решение вышло?
Алпатыч отвечал, что губернатор ничего решительно не сказал ему.
– По нашему делу разве увеземся? – сказал Ферапонтов. – Дай до Дорогобужа по семи рублей за подводу. И я говорю: креста на них нет! – сказал он.
– Селиванов, тот угодил в четверг, продал муку в армию по девяти рублей за куль. Что же, чай пить будете? – прибавил он. Пока закладывали лошадей, Алпатыч с Ферапонтовым напились чаю и разговорились о цене хлебов, об урожае и благоприятной погоде для уборки.
– Однако затихать стала, – сказал Ферапонтов, выпив три чашки чая и поднимаясь, – должно, наша взяла. Сказано, не пустят. Значит, сила… А намесь, сказывали, Матвей Иваныч Платов их в реку Марину загнал, тысяч осьмнадцать, что ли, в один день потопил.
Алпатыч собрал свои покупки, передал их вошедшему кучеру, расчелся с хозяином. В воротах прозвучал звук колес, копыт и бубенчиков выезжавшей кибиточки.
Было уже далеко за полдень; половина улицы была в тени, другая была ярко освещена солнцем. Алпатыч взглянул в окно и пошел к двери. Вдруг послышался странный звук дальнего свиста и удара, и вслед за тем раздался сливающийся гул пушечной пальбы, от которой задрожали стекла.
Алпатыч вышел на улицу; по улице пробежали два человека к мосту. С разных сторон слышались свисты, удары ядер и лопанье гранат, падавших в городе. Но звуки эти почти не слышны были и не обращали внимания жителей в сравнении с звуками пальбы, слышными за городом. Это было бомбардирование, которое в пятом часу приказал открыть Наполеон по городу, из ста тридцати орудий. Народ первое время не понимал значения этого бомбардирования.
Звуки падавших гранат и ядер возбуждали сначала только любопытство. Жена Ферапонтова, не перестававшая до этого выть под сараем, умолкла и с ребенком на руках вышла к воротам, молча приглядываясь к народу и прислушиваясь к звукам.
К воротам вышли кухарка и лавочник. Все с веселым любопытством старались увидать проносившиеся над их головами снаряды. Из за угла вышло несколько человек людей, оживленно разговаривая.
– То то сила! – говорил один. – И крышку и потолок так в щепки и разбило.
– Как свинья и землю то взрыло, – сказал другой. – Вот так важно, вот так подбодрил! – смеясь, сказал он. – Спасибо, отскочил, а то бы она тебя смазала.
Народ обратился к этим людям. Они приостановились и рассказывали, как подле самих их ядра попали в дом. Между тем другие снаряды, то с быстрым, мрачным свистом – ядра, то с приятным посвистыванием – гранаты, не переставали перелетать через головы народа; но ни один снаряд не падал близко, все переносило. Алпатыч садился в кибиточку. Хозяин стоял в воротах.
– Чего не видала! – крикнул он на кухарку, которая, с засученными рукавами, в красной юбке, раскачиваясь голыми локтями, подошла к углу послушать то, что рассказывали.
– Вот чуда то, – приговаривала она, но, услыхав голос хозяина, она вернулась, обдергивая подоткнутую юбку.
Опять, но очень близко этот раз, засвистело что то, как сверху вниз летящая птичка, блеснул огонь посередине улицы, выстрелило что то и застлало дымом улицу.
– Злодей, что ж ты это делаешь? – прокричал хозяин, подбегая к кухарке.
В то же мгновение с разных сторон жалобно завыли женщины, испуганно заплакал ребенок и молча столпился народ с бледными лицами около кухарки. Из этой толпы слышнее всех слышались стоны и приговоры кухарки:
– Ой о ох, голубчики мои! Голубчики мои белые! Не дайте умереть! Голубчики мои белые!..
Через пять минут никого не оставалось на улице. Кухарку с бедром, разбитым гранатным осколком, снесли в кухню. Алпатыч, его кучер, Ферапонтова жена с детьми, дворник сидели в подвале, прислушиваясь. Гул орудий, свист снарядов и жалостный стон кухарки, преобладавший над всеми звуками, не умолкали ни на мгновение. Хозяйка то укачивала и уговаривала ребенка, то жалостным шепотом спрашивала у всех входивших в подвал, где был ее хозяин, оставшийся на улице. Вошедший в подвал лавочник сказал ей, что хозяин пошел с народом в собор, где поднимали смоленскую чудотворную икону.
К сумеркам канонада стала стихать. Алпатыч вышел из подвала и остановился в дверях. Прежде ясное вечера нее небо все было застлано дымом. И сквозь этот дым странно светил молодой, высоко стоящий серп месяца. После замолкшего прежнего страшного гула орудий над городом казалась тишина, прерываемая только как бы распространенным по всему городу шелестом шагов, стонов, дальних криков и треска пожаров. Стоны кухарки теперь затихли. С двух сторон поднимались и расходились черные клубы дыма от пожаров. На улице не рядами, а как муравьи из разоренной кочки, в разных мундирах и в разных направлениях, проходили и пробегали солдаты. В глазах Алпатыча несколько из них забежали на двор Ферапонтова. Алпатыч вышел к воротам. Какой то полк, теснясь и спеша, запрудил улицу, идя назад.
– Сдают город, уезжайте, уезжайте, – сказал ему заметивший его фигуру офицер и тут же обратился с криком к солдатам:
– Я вам дам по дворам бегать! – крикнул он.
Алпатыч вернулся в избу и, кликнув кучера, велел ему выезжать. Вслед за Алпатычем и за кучером вышли и все домочадцы Ферапонтова. Увидав дым и даже огни пожаров, видневшиеся теперь в начинавшихся сумерках, бабы, до тех пор молчавшие, вдруг заголосили, глядя на пожары. Как бы вторя им, послышались такие же плачи на других концах улицы. Алпатыч с кучером трясущимися руками расправлял запутавшиеся вожжи и постромки лошадей под навесом.
Когда Алпатыч выезжал из ворот, он увидал, как в отпертой лавке Ферапонтова человек десять солдат с громким говором насыпали мешки и ранцы пшеничной мукой и подсолнухами. В то же время, возвращаясь с улицы в лавку, вошел Ферапонтов. Увидав солдат, он хотел крикнуть что то, но вдруг остановился и, схватившись за волоса, захохотал рыдающим хохотом.
– Тащи всё, ребята! Не доставайся дьяволам! – закричал он, сам хватая мешки и выкидывая их на улицу. Некоторые солдаты, испугавшись, выбежали, некоторые продолжали насыпать. Увидав Алпатыча, Ферапонтов обратился к нему.
– Решилась! Расея! – крикнул он. – Алпатыч! решилась! Сам запалю. Решилась… – Ферапонтов побежал на двор.
По улице, запружая ее всю, непрерывно шли солдаты, так что Алпатыч не мог проехать и должен был дожидаться. Хозяйка Ферапонтова с детьми сидела также на телеге, ожидая того, чтобы можно было выехать.
Была уже совсем ночь. На небе были звезды и светился изредка застилаемый дымом молодой месяц. На спуске к Днепру повозки Алпатыча и хозяйки, медленно двигавшиеся в рядах солдат и других экипажей, должны были остановиться. Недалеко от перекрестка, у которого остановились повозки, в переулке, горели дом и лавки. Пожар уже догорал. Пламя то замирало и терялось в черном дыме, то вдруг вспыхивало ярко, до странности отчетливо освещая лица столпившихся людей, стоявших на перекрестке. Перед пожаром мелькали черные фигуры людей, и из за неумолкаемого треска огня слышались говор и крики. Алпатыч, слезший с повозки, видя, что повозку его еще не скоро пропустят, повернулся в переулок посмотреть пожар. Солдаты шныряли беспрестанно взад и вперед мимо пожара, и Алпатыч видел, как два солдата и с ними какой то человек во фризовой шинели тащили из пожара через улицу на соседний двор горевшие бревна; другие несли охапки сена.
Алпатыч подошел к большой толпе людей, стоявших против горевшего полным огнем высокого амбара. Стены были все в огне, задняя завалилась, крыша тесовая обрушилась, балки пылали. Очевидно, толпа ожидала той минуты, когда завалится крыша. Этого же ожидал Алпатыч.
– Алпатыч! – вдруг окликнул старика чей то знакомый голос.
– Батюшка, ваше сиятельство, – отвечал Алпатыч, мгновенно узнав голос своего молодого князя.
Князь Андрей, в плаще, верхом на вороной лошади, стоял за толпой и смотрел на Алпатыча.
– Ты как здесь? – спросил он.
– Ваше… ваше сиятельство, – проговорил Алпатыч и зарыдал… – Ваше, ваше… или уж пропали мы? Отец…
– Как ты здесь? – повторил князь Андрей.
Пламя ярко вспыхнуло в эту минуту и осветило Алпатычу бледное и изнуренное лицо его молодого барина. Алпатыч рассказал, как он был послан и как насилу мог уехать.
– Что же, ваше сиятельство, или мы пропали? – спросил он опять.
Князь Андрей, не отвечая, достал записную книжку и, приподняв колено, стал писать карандашом на вырванном листе. Он писал сестре:
«Смоленск сдают, – писал он, – Лысые Горы будут заняты неприятелем через неделю. Уезжайте сейчас в Москву. Отвечай мне тотчас, когда вы выедете, прислав нарочного в Усвяж».
Написав и передав листок Алпатычу, он на словах передал ему, как распорядиться отъездом князя, княжны и сына с учителем и как и куда ответить ему тотчас же. Еще не успел он окончить эти приказания, как верховой штабный начальник, сопутствуемый свитой, подскакал к нему.
– Вы полковник? – кричал штабный начальник, с немецким акцентом, знакомым князю Андрею голосом. – В вашем присутствии зажигают дома, а вы стоите? Что это значит такое? Вы ответите, – кричал Берг, который был теперь помощником начальника штаба левого фланга пехотных войск первой армии, – место весьма приятное и на виду, как говорил Берг.
Князь Андрей посмотрел на него и, не отвечая, продолжал, обращаясь к Алпатычу:
– Так скажи, что до десятого числа жду ответа, а ежели десятого не получу известия, что все уехали, я сам должен буду все бросить и ехать в Лысые Горы.
– Я, князь, только потому говорю, – сказал Берг, узнав князя Андрея, – что я должен исполнять приказания, потому что я всегда точно исполняю… Вы меня, пожалуйста, извините, – в чем то оправдывался Берг.
Что то затрещало в огне. Огонь притих на мгновенье; черные клубы дыма повалили из под крыши. Еще страшно затрещало что то в огне, и завалилось что то огромное.
– Урруру! – вторя завалившемуся потолку амбара, из которого несло запахом лепешек от сгоревшего хлеба, заревела толпа. Пламя вспыхнуло и осветило оживленно радостные и измученные лица людей, стоявших вокруг пожара.
Человек во фризовой шинели, подняв кверху руку, кричал:
– Важно! пошла драть! Ребята, важно!..
– Это сам хозяин, – послышались голоса.
– Так, так, – сказал князь Андрей, обращаясь к Алпатычу, – все передай, как я тебе говорил. – И, ни слова не отвечая Бергу, замолкшему подле него, тронул лошадь и поехал в переулок.


От Смоленска войска продолжали отступать. Неприятель шел вслед за ними. 10 го августа полк, которым командовал князь Андрей, проходил по большой дороге, мимо проспекта, ведущего в Лысые Горы. Жара и засуха стояли более трех недель. Каждый день по небу ходили курчавые облака, изредка заслоняя солнце; но к вечеру опять расчищало, и солнце садилось в буровато красную мглу. Только сильная роса ночью освежала землю. Остававшиеся на корню хлеба сгорали и высыпались. Болота пересохли. Скотина ревела от голода, не находя корма по сожженным солнцем лугам. Только по ночам и в лесах пока еще держалась роса, была прохлада. Но по дороге, по большой дороге, по которой шли войска, даже и ночью, даже и по лесам, не было этой прохлады. Роса не заметна была на песочной пыли дороги, встолченной больше чем на четверть аршина. Как только рассветало, начиналось движение. Обозы, артиллерия беззвучно шли по ступицу, а пехота по щиколку в мягкой, душной, не остывшей за ночь, жаркой пыли. Одна часть этой песочной пыли месилась ногами и колесами, другая поднималась и стояла облаком над войском, влипая в глаза, в волоса, в уши, в ноздри и, главное, в легкие людям и животным, двигавшимся по этой дороге. Чем выше поднималось солнце, тем выше поднималось облако пыли, и сквозь эту тонкую, жаркую пыль на солнце, не закрытое облаками, можно было смотреть простым глазом. Солнце представлялось большим багровым шаром. Ветра не было, и люди задыхались в этой неподвижной атмосфере. Люди шли, обвязавши носы и рты платками. Приходя к деревне, все бросалось к колодцам. Дрались за воду и выпивали ее до грязи.
Князь Андрей командовал полком, и устройство полка, благосостояние его людей, необходимость получения и отдачи приказаний занимали его. Пожар Смоленска и оставление его были эпохой для князя Андрея. Новое чувство озлобления против врага заставляло его забывать свое горе. Он весь был предан делам своего полка, он был заботлив о своих людях и офицерах и ласков с ними. В полку его называли наш князь, им гордились и его любили. Но добр и кроток он был только с своими полковыми, с Тимохиным и т. п., с людьми совершенно новыми и в чужой среде, с людьми, которые не могли знать и понимать его прошедшего; но как только он сталкивался с кем нибудь из своих прежних, из штабных, он тотчас опять ощетинивался; делался злобен, насмешлив и презрителен. Все, что связывало его воспоминание с прошедшим, отталкивало его, и потому он старался в отношениях этого прежнего мира только не быть несправедливым и исполнять свой долг.
Правда, все в темном, мрачном свете представлялось князю Андрею – особенно после того, как оставили Смоленск (который, по его понятиям, можно и должно было защищать) 6 го августа, и после того, как отец, больной, должен был бежать в Москву и бросить на расхищение столь любимые, обстроенные и им населенные Лысые Горы; но, несмотря на то, благодаря полку князь Андрей мог думать о другом, совершенно независимом от общих вопросов предмете – о своем полку. 10 го августа колонна, в которой был его полк, поравнялась с Лысыми Горами. Князь Андрей два дня тому назад получил известие, что его отец, сын и сестра уехали в Москву. Хотя князю Андрею и нечего было делать в Лысых Горах, он, с свойственным ему желанием растравить свое горе, решил, что он должен заехать в Лысые Горы.
Он велел оседлать себе лошадь и с перехода поехал верхом в отцовскую деревню, в которой он родился и провел свое детство. Проезжая мимо пруда, на котором всегда десятки баб, переговариваясь, били вальками и полоскали свое белье, князь Андрей заметил, что на пруде никого не было, и оторванный плотик, до половины залитый водой, боком плавал посредине пруда. Князь Андрей подъехал к сторожке. У каменных ворот въезда никого не было, и дверь была отперта. Дорожки сада уже заросли, и телята и лошади ходили по английскому парку. Князь Андрей подъехал к оранжерее; стекла были разбиты, и деревья в кадках некоторые повалены, некоторые засохли. Он окликнул Тараса садовника. Никто не откликнулся. Обогнув оранжерею на выставку, он увидал, что тесовый резной забор весь изломан и фрукты сливы обдерганы с ветками. Старый мужик (князь Андрей видал его у ворот в детстве) сидел и плел лапоть на зеленой скамеечке.
Он был глух и не слыхал подъезда князя Андрея. Он сидел на лавке, на которой любил сиживать старый князь, и около него было развешено лычко на сучках обломанной и засохшей магнолии.
Князь Андрей подъехал к дому. Несколько лип в старом саду были срублены, одна пегая с жеребенком лошадь ходила перед самым домом между розанами. Дом был заколочен ставнями. Одно окно внизу было открыто. Дворовый мальчик, увидав князя Андрея, вбежал в дом.
Алпатыч, услав семью, один оставался в Лысых Горах; он сидел дома и читал Жития. Узнав о приезде князя Андрея, он, с очками на носу, застегиваясь, вышел из дома, поспешно подошел к князю и, ничего не говоря, заплакал, целуя князя Андрея в коленку.
Потом он отвернулся с сердцем на свою слабость и стал докладывать ему о положении дел. Все ценное и дорогое было отвезено в Богучарово. Хлеб, до ста четвертей, тоже был вывезен; сено и яровой, необыкновенный, как говорил Алпатыч, урожай нынешнего года зеленым взят и скошен – войсками. Мужики разорены, некоторый ушли тоже в Богучарово, малая часть остается.
Князь Андрей, не дослушав его, спросил, когда уехали отец и сестра, разумея, когда уехали в Москву. Алпатыч отвечал, полагая, что спрашивают об отъезде в Богучарово, что уехали седьмого, и опять распространился о долах хозяйства, спрашивая распоряжении.
– Прикажете ли отпускать под расписку командам овес? У нас еще шестьсот четвертей осталось, – спрашивал Алпатыч.
«Что отвечать ему? – думал князь Андрей, глядя на лоснеющуюся на солнце плешивую голову старика и в выражении лица его читая сознание того, что он сам понимает несвоевременность этих вопросов, но спрашивает только так, чтобы заглушить и свое горе.
– Да, отпускай, – сказал он.
– Ежели изволили заметить беспорядки в саду, – говорил Алпатыч, – то невозмежио было предотвратить: три полка проходили и ночевали, в особенности драгуны. Я выписал чин и звание командира для подачи прошения.
– Ну, что ж ты будешь делать? Останешься, ежели неприятель займет? – спросил его князь Андрей.
Алпатыч, повернув свое лицо к князю Андрею, посмотрел на него; и вдруг торжественным жестом поднял руку кверху.
– Он мой покровитель, да будет воля его! – проговорил он.
Толпа мужиков и дворовых шла по лугу, с открытыми головами, приближаясь к князю Андрею.
– Ну прощай! – сказал князь Андрей, нагибаясь к Алпатычу. – Уезжай сам, увози, что можешь, и народу вели уходить в Рязанскую или в Подмосковную. – Алпатыч прижался к его ноге и зарыдал. Князь Андрей осторожно отодвинул его и, тронув лошадь, галопом поехал вниз по аллее.
На выставке все так же безучастно, как муха на лице дорогого мертвеца, сидел старик и стукал по колодке лаптя, и две девочки со сливами в подолах, которые они нарвали с оранжерейных деревьев, бежали оттуда и наткнулись на князя Андрея. Увидав молодого барина, старшая девочка, с выразившимся на лице испугом, схватила за руку свою меньшую товарку и с ней вместе спряталась за березу, не успев подобрать рассыпавшиеся зеленые сливы.
Князь Андрей испуганно поспешно отвернулся от них, боясь дать заметить им, что он их видел. Ему жалко стало эту хорошенькую испуганную девочку. Он боялся взглянуть на нее, по вместе с тем ему этого непреодолимо хотелось. Новое, отрадное и успокоительное чувство охватило его, когда он, глядя на этих девочек, понял существование других, совершенно чуждых ему и столь же законных человеческих интересов, как и те, которые занимали его. Эти девочки, очевидно, страстно желали одного – унести и доесть эти зеленые сливы и не быть пойманными, и князь Андрей желал с ними вместе успеха их предприятию. Он не мог удержаться, чтобы не взглянуть на них еще раз. Полагая себя уже в безопасности, они выскочили из засады и, что то пища тоненькими голосками, придерживая подолы, весело и быстро бежали по траве луга своими загорелыми босыми ножонками.
Князь Андрей освежился немного, выехав из района пыли большой дороги, по которой двигались войска. Но недалеко за Лысыми Горами он въехал опять на дорогу и догнал свой полк на привале, у плотины небольшого пруда. Был второй час после полдня. Солнце, красный шар в пыли, невыносимо пекло и жгло спину сквозь черный сюртук. Пыль, все такая же, неподвижно стояла над говором гудевшими, остановившимися войсками. Ветру не было, В проезд по плотине на князя Андрея пахнуло тиной и свежестью пруда. Ему захотелось в воду – какая бы грязная она ни была. Он оглянулся на пруд, с которого неслись крики и хохот. Небольшой мутный с зеленью пруд, видимо, поднялся четверти на две, заливая плотину, потому что он был полон человеческими, солдатскими, голыми барахтавшимися в нем белыми телами, с кирпично красными руками, лицами и шеями. Все это голое, белое человеческое мясо с хохотом и гиком барахталось в этой грязной луже, как караси, набитые в лейку. Весельем отзывалось это барахтанье, и оттого оно особенно было грустно.
Один молодой белокурый солдат – еще князь Андрей знал его – третьей роты, с ремешком под икрой, крестясь, отступал назад, чтобы хорошенько разбежаться и бултыхнуться в воду; другой, черный, всегда лохматый унтер офицер, по пояс в воде, подергивая мускулистым станом, радостно фыркал, поливая себе голову черными по кисти руками. Слышалось шлепанье друг по другу, и визг, и уханье.
На берегах, на плотине, в пруде, везде было белое, здоровое, мускулистое мясо. Офицер Тимохин, с красным носиком, обтирался на плотине и застыдился, увидав князя, однако решился обратиться к нему:
– То то хорошо, ваше сиятельство, вы бы изволили! – сказал он.
– Грязно, – сказал князь Андрей, поморщившись.
– Мы сейчас очистим вам. – И Тимохин, еще не одетый, побежал очищать.
– Князь хочет.
– Какой? Наш князь? – заговорили голоса, и все заторопились так, что насилу князь Андрей успел их успокоить. Он придумал лучше облиться в сарае.
«Мясо, тело, chair a canon [пушечное мясо]! – думал он, глядя и на свое голое тело, и вздрагивая не столько от холода, сколько от самому ему непонятного отвращения и ужаса при виде этого огромного количества тел, полоскавшихся в грязном пруде.
7 го августа князь Багратион в своей стоянке Михайловке на Смоленской дороге писал следующее:
«Милостивый государь граф Алексей Андреевич.
(Он писал Аракчееву, но знал, что письмо его будет прочтено государем, и потому, насколько он был к тому способен, обдумывал каждое свое слово.)
Я думаю, что министр уже рапортовал об оставлении неприятелю Смоленска. Больно, грустно, и вся армия в отчаянии, что самое важное место понапрасну бросили. Я, с моей стороны, просил лично его убедительнейшим образом, наконец и писал; но ничто его не согласило. Я клянусь вам моею честью, что Наполеон был в таком мешке, как никогда, и он бы мог потерять половину армии, но не взять Смоленска. Войска наши так дрались и так дерутся, как никогда. Я удержал с 15 тысячами более 35 ти часов и бил их; но он не хотел остаться и 14 ти часов. Это стыдно, и пятно армии нашей; а ему самому, мне кажется, и жить на свете не должно. Ежели он доносит, что потеря велика, – неправда; может быть, около 4 тысяч, не более, но и того нет. Хотя бы и десять, как быть, война! Но зато неприятель потерял бездну…
Что стоило еще оставаться два дни? По крайней мере, они бы сами ушли; ибо не имели воды напоить людей и лошадей. Он дал слово мне, что не отступит, но вдруг прислал диспозицию, что он в ночь уходит. Таким образом воевать не можно, и мы можем неприятеля скоро привести в Москву…