Кожухов, Леонид Иустинович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Леонид Иустинович Кожухов
Дата рождения

23 марта 1903(1903-03-23)

Место рождения

Одесса

Дата смерти

25 мая 1974(1974-05-25) (71 год)

Место смерти

Киев

Принадлежность

Российская империя Российская империяСССР СССРРоссия Россия

Род войск

Артиллерия

Годы службы

19191938 годы
19411961 годы

Звание

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

Командовал

528-й пушечный артиллерийский полк
14-я артиллерийская дивизия
4-я гвардейская тяжёлая пушечная артиллерийская дивизия
10-й артиллерийский корпус прорыва
7-й артиллерийский корпус прорыва

Сражения/войны

Гражданская война в России
Советско-польская война
Великая Отечественная война

Награды и премии

Награды иностранных государств:

Леонид Иустинович Кожухов (23 марта (10 ст.ст.) 1903 года, Одесса — 25 мая 1974 года, Киев) — советский военный деятель, Генерал-полковник артиллерии (7 мая 1960 года).





Начальная биография

Леонид Иустинович Кожухов родился 23 (10 ст.ст.) марта 1903 года в Одессе.

Военная служба

Гражданская война

В мае 1919 года был призван в ряды РККА, после чего был направлен красноармейцем в дивизион связи 45-й стрелковой дивизии южной группы войск 12-й армии (Южный фронт) и принимал участие в тяжёлых оборонительных боевых действиях под Одессой. Вскоре после оставления города дивизия, находясь в окружение, прошла по тылам белогвардейских войск по направлению на север. В ноябре 1919 года дивизия была включена в состав 14-й армии, после чего принимала участие в боевых действиях против войск под командованием генерала А. И. Деникина и вооруженных формирований под командованием Н. И. Махно, во время чего участвовала в освобождении Одессы.

С марта 1920 года Кожухов принимал участие в боевых действиях в ходе советско-польской войны, а в в сентябре был направлен красноармейцем в состав 12-го караульного батальона ВУК.

Межвоенное время

В апреле 1923 года был направлен на учёбу в Одесское артиллерийское училище имени М. В. Фрунзе, после окончания которого в августе 1926 года был направлен в 9-й корпусной артиллерийский полк (9-й стрелковый корпус, Северокавказский военный округ), где служил на должностях командира артиллерийского взвода, помощника командира батареи, командира учебной батареи и помощника командира дивизиона.

После окончания артиллерийских курсов усовершенствования командного состава в марте 1935 года был назначен на должность начальника полковой школы 74-го артиллерийского полка (74-я стрелковая дивизия, Северокавказский военный округ).

В июне 1938 года Кожухов был уволен из РККА в связи с арестом, после чего в Краснодаре находился под следствием органов НКВД, однако в ноябре 1940 года был освобождён и восстановлен в армии в связи с прекращением дела, и в марте 1941 года был назначен на должность командира дивизиона 423-го артиллерийского полка (158-я стрелковая дивизия).

Великая Отечественная война

С началом войны Кожухов находился на прежней должности.

В конце июля 1941 года был назначен на должность начальника штаба, а в сентябре — на должность заместителя командира 471-го пушечного артиллерийского полка, который принимал участие в боевых действиях в ходе Смоленского сражения, действуя на ярцевском направлении, вскоре во время оборонительных боевых действий под Москвой полк сражался в районе городов Истра и Нахабино.

В декабре был назначен на должность командира 528-го пушечного артиллерийского полка, а в ходе контрнаступления под Москвой исполнял должность начальника артиллерии группы генерал-майора танковых войск М. Е. Катукова в составе 20-й армии. С февраля 1942 года полк под командованием Кожухова принимал участие в ходе оборонительных боевых действий на гжатском направлении, а затем в прорыве обороны противника на ржевском направлении.

В мае 1943 года был назначен на должность командира 14-й артиллерийской дивизии, в сентябре преобразованной в 4-ю гвардейскую тяжёлую пушечную артиллерийскую дивизию, которая участвовала в ходе боевых действий под городами Ельня, Смоленск и Рославль, а затем в боевых действиях на оршанском и витебском направлениях. За отличие в боях по освобождению Смоленска дивизии было присвоено почётное наименование «Смоленская».

25 сентября 1944 года генерал-майор артиллерии Леонид Иустинович Кожухов был назначен на должность командира 10-го артиллерийского корпуса прорыва, принимавшего участие в ходе Висло-Одерской, Нижнесилезской, Верхнесилезской, Берлинской и Пражской наступательных операций. 10-му артиллерийскому корпусу прорыва, отличившемуся в ходе операций на территории Силезии, было присвоено почётное наименование «Силезский».

Послевоенная карьера

В декабре 1945 года генерал-лейтенант артиллерии Кожухов был назначен на должность командира 7-го артиллерийского корпуса прорыва РГК, а в январе 1947 года — на должность командующего артиллерией Центральной группы войск — заместителя главнокомандующего группой войск по артиллерии.

В июне 1950 года был направлен на учёбу на высшие академические курсы при Высшей военной академии имени К. Е. Ворошилова, после окончания которых в июле 1951 года был назначен на должность командующего артиллерией Забайкальского военного округа, в сентябре 1956 года — на должность командующего артиллерией Воронежского военного округа, в ноябре того же года — на должность командующего артиллерией Южной группы войск, а в июле 1958 года — на должность командующего артиллерией Киевского военного округа.

Генерал-полковник артиллерии Леонид Иустинович Кожухов с июня 1961 года состоял в распоряжении главнокомандующего сухопутными войсками и в августе того же года вышел в запас. Умер 25 мая 1974 года в Киеве. Похоронен на Байковом кладбище.

Награды

Приказы (благодарности) Верховного Главнокомандующего в которых отмечен Кожухов Л. И.[1]

  • За освобождение городов Смоленск и Рославль. 25 сентября 1943 года № 25
  • За прорыв сильно укрепленной и развитой в глубину обороны Витебского укрепленного района немцев, южнее города Витебск, на участке протяжением 30 километров, продвижение в глубину за два дня наступательных боев до 25 километров, расширение прорыва до 80 километров по фронту, и освобождение более 300 населенных пунктов. 24 июня 1944 года № 116
  • За овладение сильными опорными пунктами обороны противника Шидлув, Стопница, Хмельник, Буско-Здруй (Буек), Висьлица, и др. 13 января 1945 года. № 219
  • За форсирование реки Одер северо-западнее города Бреслау (Бреславль), прорыв сильно укрепленной обороны немцев на западном берегу реки и овладении городами Лигниц, Штейнау, Любен, Гайнау, Ноймаркт и Кант — важными узлами коммуникаций и мощными опорными пунктами обороны немцев на западном берегу Одера. 11 февраля 1945 года. № 273
  • За овладение в немецкой Силезии городами Нойштадт, Козель, Штейнау, Зюльц, Краппитц, Обер-Глогау, Фалькенберг. 22 марта 1945 года. № 305
  • За овладение городами Котбус, Люббен, Цоссен, Беелитц, Лукенвальде, Тройенбритцен, Цана, Мариенфельде, Треббин, Рангсдорф, Дидерсдорф, Тельтов, южной части Берлина, Эссен, Кирххайн, Фалькенберг, Мюльберг, Пульснитц. 23 апреля 1945 года. № 340
  • За овладение столицей Германии городом Берлин — центром немецкого империализма и очагом немецкой агрессии. 2 мая 1945 года. № 359
  • За освобождение от немецких захватчиков столицы Чехословакии город Прага. 9 мая 1945 года. № 368

Воинские звания

Память

Напишите отзыв о статье "Кожухов, Леонид Иустинович"

Примечания

  1. [grachev62.narod.ru/stalin/orders/content.htm Приказы Верховного Главнокомандующего в период Великой Отечественной войны Советского Союза. Сборник. М., Воениздат, 1975.]

Литература

Коллектив авторов. Великая Отечественная: Комкоры. Военный биографический словарь / Под общей редакцией М. Г. Вожакина. — М.; Жуковский: Кучково поле, 2006. — Т. 2. — С. 277—278. — ISBN 5-901679-08-3.

Отрывок, характеризующий Кожухов, Леонид Иустинович

Все шли, сами не зная, куда и зачем они идут. Еще менее других знал это гений Наполеона, так как никто ему не приказывал. Но все таки он и его окружающие соблюдали свои давнишние привычки: писались приказы, письма, рапорты, ordre du jour [распорядок дня]; называли друг друга:
«Sire, Mon Cousin, Prince d'Ekmuhl, roi de Naples» [Ваше величество, брат мой, принц Экмюльский, король Неаполитанский.] и т.д. Но приказы и рапорты были только на бумаге, ничто по ним не исполнялось, потому что не могло исполняться, и, несмотря на именование друг друга величествами, высочествами и двоюродными братьями, все они чувствовали, что они жалкие и гадкие люди, наделавшие много зла, за которое теперь приходилось расплачиваться. И, несмотря на то, что они притворялись, будто заботятся об армии, они думали только каждый о себе и о том, как бы поскорее уйти и спастись.


Действия русского и французского войск во время обратной кампании от Москвы и до Немана подобны игре в жмурки, когда двум играющим завязывают глаза и один изредка звонит колокольчиком, чтобы уведомить о себе ловящего. Сначала тот, кого ловят, звонит, не боясь неприятеля, но когда ему приходится плохо, он, стараясь неслышно идти, убегает от своего врага и часто, думая убежать, идет прямо к нему в руки.
Сначала наполеоновские войска еще давали о себе знать – это было в первый период движения по Калужской дороге, но потом, выбравшись на Смоленскую дорогу, они побежали, прижимая рукой язычок колокольчика, и часто, думая, что они уходят, набегали прямо на русских.
При быстроте бега французов и за ними русских и вследствие того изнурения лошадей, главное средство приблизительного узнавания положения, в котором находится неприятель, – разъезды кавалерии, – не существовало. Кроме того, вследствие частых и быстрых перемен положений обеих армий, сведения, какие и были, не могли поспевать вовремя. Если второго числа приходило известие о том, что армия неприятеля была там то первого числа, то третьего числа, когда можно было предпринять что нибудь, уже армия эта сделала два перехода и находилась совсем в другом положении.
Одна армия бежала, другая догоняла. От Смоленска французам предстояло много различных дорог; и, казалось бы, тут, простояв четыре дня, французы могли бы узнать, где неприятель, сообразить что нибудь выгодное и предпринять что нибудь новое. Но после четырехдневной остановки толпы их опять побежали не вправо, не влево, но, без всяких маневров и соображений, по старой, худшей дороге, на Красное и Оршу – по пробитому следу.
Ожидая врага сзади, а не спереди, французы бежали, растянувшись и разделившись друг от друга на двадцать четыре часа расстояния. Впереди всех бежал император, потом короли, потом герцоги. Русская армия, думая, что Наполеон возьмет вправо за Днепр, что было одно разумно, подалась тоже вправо и вышла на большую дорогу к Красному. И тут, как в игре в жмурки, французы наткнулись на наш авангард. Неожиданно увидав врага, французы смешались, приостановились от неожиданности испуга, но потом опять побежали, бросая своих сзади следовавших товарищей. Тут, как сквозь строй русских войск, проходили три дня, одна за одной, отдельные части французов, сначала вице короля, потом Даву, потом Нея. Все они побросали друг друга, побросали все свои тяжести, артиллерию, половину народа и убегали, только по ночам справа полукругами обходя русских.
Ней, шедший последним (потому что, несмотря на несчастное их положение или именно вследствие его, им хотелось побить тот пол, который ушиб их, он занялся нзрыванием никому не мешавших стен Смоленска), – шедший последним, Ней, с своим десятитысячным корпусом, прибежал в Оршу к Наполеону только с тысячью человеками, побросав и всех людей, и все пушки и ночью, украдучись, пробравшись лесом через Днепр.
От Орши побежали дальше по дороге к Вильно, точно так же играя в жмурки с преследующей армией. На Березине опять замешались, многие потонули, многие сдались, но те, которые перебрались через реку, побежали дальше. Главный начальник их надел шубу и, сев в сани, поскакал один, оставив своих товарищей. Кто мог – уехал тоже, кто не мог – сдался или умер.


Казалось бы, в этой то кампании бегства французов, когда они делали все то, что только можно было, чтобы погубить себя; когда ни в одном движении этой толпы, начиная от поворота на Калужскую дорогу и до бегства начальника от армии, не было ни малейшего смысла, – казалось бы, в этот период кампании невозможно уже историкам, приписывающим действия масс воле одного человека, описывать это отступление в их смысле. Но нет. Горы книг написаны историками об этой кампании, и везде описаны распоряжения Наполеона и глубокомысленные его планы – маневры, руководившие войском, и гениальные распоряжения его маршалов.
Отступление от Малоярославца тогда, когда ему дают дорогу в обильный край и когда ему открыта та параллельная дорога, по которой потом преследовал его Кутузов, ненужное отступление по разоренной дороге объясняется нам по разным глубокомысленным соображениям. По таким же глубокомысленным соображениям описывается его отступление от Смоленска на Оршу. Потом описывается его геройство при Красном, где он будто бы готовится принять сражение и сам командовать, и ходит с березовой палкой и говорит:
– J'ai assez fait l'Empereur, il est temps de faire le general, [Довольно уже я представлял императора, теперь время быть генералом.] – и, несмотря на то, тотчас же после этого бежит дальше, оставляя на произвол судьбы разрозненные части армии, находящиеся сзади.
Потом описывают нам величие души маршалов, в особенности Нея, величие души, состоящее в том, что он ночью пробрался лесом в обход через Днепр и без знамен и артиллерии и без девяти десятых войска прибежал в Оршу.
И, наконец, последний отъезд великого императора от геройской армии представляется нам историками как что то великое и гениальное. Даже этот последний поступок бегства, на языке человеческом называемый последней степенью подлости, которой учится стыдиться каждый ребенок, и этот поступок на языке историков получает оправдание.
Тогда, когда уже невозможно дальше растянуть столь эластичные нити исторических рассуждений, когда действие уже явно противно тому, что все человечество называет добром и даже справедливостью, является у историков спасительное понятие о величии. Величие как будто исключает возможность меры хорошего и дурного. Для великого – нет дурного. Нет ужаса, который бы мог быть поставлен в вину тому, кто велик.
– «C'est grand!» [Это величественно!] – говорят историки, и тогда уже нет ни хорошего, ни дурного, а есть «grand» и «не grand». Grand – хорошо, не grand – дурно. Grand есть свойство, по их понятиям, каких то особенных животных, называемых ими героями. И Наполеон, убираясь в теплой шубе домой от гибнущих не только товарищей, но (по его мнению) людей, им приведенных сюда, чувствует que c'est grand, и душа его покойна.
«Du sublime (он что то sublime видит в себе) au ridicule il n'y a qu'un pas», – говорит он. И весь мир пятьдесят лет повторяет: «Sublime! Grand! Napoleon le grand! Du sublime au ridicule il n'y a qu'un pas». [величественное… От величественного до смешного только один шаг… Величественное! Великое! Наполеон великий! От величественного до смешного только шаг.]
И никому в голову не придет, что признание величия, неизмеримого мерой хорошего и дурного, есть только признание своей ничтожности и неизмеримой малости.
Для нас, с данной нам Христом мерой хорошего и дурного, нет неизмеримого. И нет величия там, где нет простоты, добра и правды.


Кто из русских людей, читая описания последнего периода кампании 1812 года, не испытывал тяжелого чувства досады, неудовлетворенности и неясности. Кто не задавал себе вопросов: как не забрали, не уничтожили всех французов, когда все три армии окружали их в превосходящем числе, когда расстроенные французы, голодая и замерзая, сдавались толпами и когда (как нам рассказывает история) цель русских состояла именно в том, чтобы остановить, отрезать и забрать в плен всех французов.
Каким образом то русское войско, которое, слабее числом французов, дало Бородинское сражение, каким образом это войско, с трех сторон окружавшее французов и имевшее целью их забрать, не достигло своей цели? Неужели такое громадное преимущество перед нами имеют французы, что мы, с превосходными силами окружив, не могли побить их? Каким образом это могло случиться?
История (та, которая называется этим словом), отвечая на эти вопросы, говорит, что это случилось оттого, что Кутузов, и Тормасов, и Чичагов, и тот то, и тот то не сделали таких то и таких то маневров.
Но отчего они не сделали всех этих маневров? Отчего, ежели они были виноваты в том, что не достигнута была предназначавшаяся цель, – отчего их не судили и не казнили? Но, даже ежели и допустить, что виною неудачи русских были Кутузов и Чичагов и т. п., нельзя понять все таки, почему и в тех условиях, в которых находились русские войска под Красным и под Березиной (в обоих случаях русские были в превосходных силах), почему не взято в плен французское войско с маршалами, королями и императорами, когда в этом состояла цель русских?
Объяснение этого странного явления тем (как то делают русские военные историки), что Кутузов помешал нападению, неосновательно потому, что мы знаем, что воля Кутузова не могла удержать войска от нападения под Вязьмой и под Тарутиным.
Почему то русское войско, которое с слабейшими силами одержало победу под Бородиным над неприятелем во всей его силе, под Красным и под Березиной в превосходных силах было побеждено расстроенными толпами французов?
Если цель русских состояла в том, чтобы отрезать и взять в плен Наполеона и маршалов, и цель эта не только не была достигнута, и все попытки к достижению этой цели всякий раз были разрушены самым постыдным образом, то последний период кампании совершенно справедливо представляется французами рядом побед и совершенно несправедливо представляется русскими историками победоносным.
Русские военные историки, настолько, насколько для них обязательна логика, невольно приходят к этому заключению и, несмотря на лирические воззвания о мужестве и преданности и т. д., должны невольно признаться, что отступление французов из Москвы есть ряд побед Наполеона и поражений Кутузова.