Константинопольский мирный договор (1700)

Константинопольский мирный договор 1700 года — заключён 3 (14) июля 1700 года между Россией и Турцией в Константинополе. Явился итогом Азовских походов Петра Первого.

Россия получала Азов с прилегающей территорией и вновь построенными крепостями (Таганрог, Павловск, Миус) и освобождалась от ежегодной выплаты дани крымскому хану. Турции возвращалась занятая русскими войсками часть Поднепровья с мелкими турецкими крепостями, которые подлежали немедленному уничтожению. Стороны обязались не строить новых укреплений в пограничной полосе, не допускать вооруженных набегов. Турция должна была освободить русских пленных, а также предоставить России право на дипломатическое представительство в Константинополе на равных основаниях с другими державами. Договор обеспечил нейтралитет Турции и позволил Петру I вступить в Северную войну.

Заключённый на 30 лет договор соблюдался до ноября 1710 года, когда султан объявил войну России.

Литература

• Науменко В. Г. [www.zpu-journal.ru/e-zpu/2015/4/Naumenko_History-of-Constantinople/ Константинопольская история: из дипломатических сношений Московского государства с Крымским ханством и Турцией] // Информационный гуманитарный портал «Знание. Понимание. Умение». — 2015. — № 4 (июль — август) ([www.webcitation.org/6dTLAIRGi архивировано в WebCite]).

Литература

• Военный энциклопедический словарь. Москва, «ОНИКС 21 век», 2002.

Отрывок, характеризующий Константинопольский мирный договор (1700)

– Один предвечный бог, папаша, – сказал Берг, – может решить судьбы отечества. Армия горит духом геройства, и теперь вожди, так сказать, собрались на совещание. Что будет, неизвестно. Но я вам скажу вообще, папаша, такого геройского духа, истинно древнего мужества российских войск, которое они – оно, – поправился он, – показали или выказали в этой битве 26 числа, нет никаких слов достойных, чтоб их описать… Я вам скажу, папаша (он ударил себя в грудь так же, как ударял себя один рассказывавший при нем генерал, хотя несколько поздно, потому что ударить себя в грудь надо было при слове «российское войско»), – я вам скажу откровенно, что мы, начальники, не только не должны были подгонять солдат или что нибудь такое, но мы насилу могли удерживать эти, эти… да, мужественные и древние подвиги, – сказал он скороговоркой. – Генерал Барклай до Толли жертвовал жизнью своей везде впереди войска, я вам скажу. Наш же корпус был поставлен на скате горы. Можете себе представить! – И тут Берг рассказал все, что он запомнил, из разных слышанных за это время рассказов. Наташа, не спуская взгляда, который смущал Берга, как будто отыскивая на его лице решения какого то вопроса, смотрела на него.
– Такое геройство вообще, каковое выказали российские воины, нельзя представить и достойно восхвалить! – сказал Берг, оглядываясь на Наташу и как бы желая ее задобрить, улыбаясь ей в ответ на ее упорный взгляд… – «Россия не в Москве, она в сердцах се сынов!» Так, папаша? – сказал Берг.
В это время из диванной, с усталым и недовольным видом, вышла графиня. Берг поспешно вскочил, поцеловал ручку графини, осведомился о ее здоровье и, выражая свое сочувствие покачиваньем головы, остановился подле нее.
– Да, мамаша, я вам истинно скажу, тяжелые и грустные времена для всякого русского. Но зачем же так беспокоиться? Вы еще успеете уехать…
– Я не понимаю, что делают люди, – сказала графиня, обращаясь к мужу, – мне сейчас сказали, что еще ничего не готово. Ведь надо же кому нибудь распорядиться. Вот и пожалеешь о Митеньке. Это конца не будет?