Лондонская конвенция о проливах (1841)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Лондонская конвенция о проливах 1841 года — конвенция, заключенная в Лондоне 13 июля 1841 года между Россией, возглавляемой Николаем I, Великобританией, Францией, Австрией и Пруссией.

Восстановила «древнее правило» Османской империи, согласно которому Босфор и Дарданеллы объявлялись в мирное время закрытыми для военных судов всех стран.





Предыстория

Конвенция была подписана после истечения срока действия Ункяр-Искелесийского договора от 1833 года, который вызывал обеспокоенность Франции и Англии, воспринявших его положения как угрозу своему влиянию в Средиземном море.

Предыстория этой конвенции также включала Турецко-египетскую войну (1839—1841). В это время Россия, Великобритания, Франция, Австрия и Пруссия выступали единым фронтом в поддержку Османской империи.

Последствия

С заключением Лондонской конвенции Россия утратила преимущественное положение в проливах, созданное Ункяр-Искелессийским договором, который обязывал Турцию закрывать Проливы по требованию России, а также предусматривал совместную оборону проливов Турцией и Россией.

За султаном сохранялось право выдавать разрешения на проход лёгких военных судов, состоящих в распоряжении посольств дружественных стран. О режиме проливов во время войны в конвенции ничего не говорилось.

С британской точки зрения, Лондонская конвенция предотвратила появление мощного российского черноморского флота в Средиземном море, сохранив таким образом баланс сил (благоприятный для Англии) в этом регионе. С российской точки зрения, конвенция поощрила агрессивную политику Великобритании в Средиземном море, что явилось важной предпосылкой Крымской войны.

Современный статус проливов регулирует Конвенция Монтрё о статусе проливов от 1936 года.

Источники

  • Дебидур А. Дипломатическая история Европы Т. 1. Ростов-на-Дону: Феникс, 1995. ISBN 5-85880-088-2 Стр. 362-366
  • [военная-энциклопедия.рф/советская-военная-энциклопедия/[/[www.hrono.ru/dokum/1841london.html-Лондонская-конвенция-о-проливах] [www.hrono.ru/dokum/1841london.html Лондонская конвенция о проливах]] // Линия адаптивной радиосвязи — Объектовая противовоздушная оборона / [под общ. ред. Н. В. Огаркова]. — М. : Военное изд-во М-ва обороны СССР, 1978. — (Советская военная энциклопедия : [в 8 т.] ; 1976—1980, т. 5).</span> (в отличие от предыдущего источника, указывает, что конвенция была подписана также Турцией)
  • [www.diphis.ru/popitka-a231.html Ункиар Искелесский договор России с Турцией и противоречия великих держав в восточном вопросе] // Потемкин В. П. (ред.) История дипломатии

См. также

Напишите отзыв о статье "Лондонская конвенция о проливах (1841)"

Отрывок, характеризующий Лондонская конвенция о проливах (1841)

– Да, я принадлежу к братству свободных каменьщиков, сказал проезжий, все глубже и глубже вглядываясь в глаза Пьеру. – И от себя и от их имени протягиваю вам братскую руку.
– Я боюсь, – сказал Пьер, улыбаясь и колеблясь между доверием, внушаемым ему личностью масона, и привычкой насмешки над верованиями масонов, – я боюсь, что я очень далек от пониманья, как это сказать, я боюсь, что мой образ мыслей насчет всего мироздания так противоположен вашему, что мы не поймем друг друга.
– Мне известен ваш образ мыслей, – сказал масон, – и тот ваш образ мыслей, о котором вы говорите, и который вам кажется произведением вашего мысленного труда, есть образ мыслей большинства людей, есть однообразный плод гордости, лени и невежества. Извините меня, государь мой, ежели бы я не знал его, я бы не заговорил с вами. Ваш образ мыслей есть печальное заблуждение.
– Точно так же, как я могу предполагать, что и вы находитесь в заблуждении, – сказал Пьер, слабо улыбаясь.
– Я никогда не посмею сказать, что я знаю истину, – сказал масон, всё более и более поражая Пьера своею определенностью и твердостью речи. – Никто один не может достигнуть до истины; только камень за камнем, с участием всех, миллионами поколений, от праотца Адама и до нашего времени, воздвигается тот храм, который должен быть достойным жилищем Великого Бога, – сказал масон и закрыл глаза.
– Я должен вам сказать, я не верю, не… верю в Бога, – с сожалением и усилием сказал Пьер, чувствуя необходимость высказать всю правду.
Масон внимательно посмотрел на Пьера и улыбнулся, как улыбнулся бы богач, державший в руках миллионы, бедняку, который бы сказал ему, что нет у него, у бедняка, пяти рублей, могущих сделать его счастие.
– Да, вы не знаете Его, государь мой, – сказал масон. – Вы не можете знать Его. Вы не знаете Его, оттого вы и несчастны.
– Да, да, я несчастен, подтвердил Пьер; – но что ж мне делать?
– Вы не знаете Его, государь мой, и оттого вы очень несчастны. Вы не знаете Его, а Он здесь, Он во мне. Он в моих словах, Он в тебе, и даже в тех кощунствующих речах, которые ты произнес сейчас! – строгим дрожащим голосом сказал масон.
Он помолчал и вздохнул, видимо стараясь успокоиться.
– Ежели бы Его не было, – сказал он тихо, – мы бы с вами не говорили о Нем, государь мой. О чем, о ком мы говорили? Кого ты отрицал? – вдруг сказал он с восторженной строгостью и властью в голосе. – Кто Его выдумал, ежели Его нет? Почему явилось в тебе предположение, что есть такое непонятное существо? Почему ты и весь мир предположили существование такого непостижимого существа, существа всемогущего, вечного и бесконечного во всех своих свойствах?… – Он остановился и долго молчал.
Пьер не мог и не хотел прерывать этого молчания.
– Он есть, но понять Его трудно, – заговорил опять масон, глядя не на лицо Пьера, а перед собою, своими старческими руками, которые от внутреннего волнения не могли оставаться спокойными, перебирая листы книги. – Ежели бы это был человек, в существовании которого ты бы сомневался, я бы привел к тебе этого человека, взял бы его за руку и показал тебе. Но как я, ничтожный смертный, покажу всё всемогущество, всю вечность, всю благость Его тому, кто слеп, или тому, кто закрывает глаза, чтобы не видать, не понимать Его, и не увидать, и не понять всю свою мерзость и порочность? – Он помолчал. – Кто ты? Что ты? Ты мечтаешь о себе, что ты мудрец, потому что ты мог произнести эти кощунственные слова, – сказал он с мрачной и презрительной усмешкой, – а ты глупее и безумнее малого ребенка, который бы, играя частями искусно сделанных часов, осмелился бы говорить, что, потому что он не понимает назначения этих часов, он и не верит в мастера, который их сделал. Познать Его трудно… Мы веками, от праотца Адама и до наших дней, работаем для этого познания и на бесконечность далеки от достижения нашей цели; но в непонимании Его мы видим только нашу слабость и Его величие… – Пьер, с замиранием сердца, блестящими глазами глядя в лицо масона, слушал его, не перебивал, не спрашивал его, а всей душой верил тому, что говорил ему этот чужой человек. Верил ли он тем разумным доводам, которые были в речи масона, или верил, как верят дети интонациям, убежденности и сердечности, которые были в речи масона, дрожанию голоса, которое иногда почти прерывало масона, или этим блестящим, старческим глазам, состарившимся на том же убеждении, или тому спокойствию, твердости и знанию своего назначения, которые светились из всего существа масона, и которые особенно сильно поражали его в сравнении с своей опущенностью и безнадежностью; – но он всей душой желал верить, и верил, и испытывал радостное чувство успокоения, обновления и возвращения к жизни.