Русско-турецкая война (1710—1713)

Русско-турецкая война 1710—1713
Основной конфликт: Великая Северная война
Карта главной кампании войны — Прутского похода
Дата	1710—1713
Место	Молдавия, Крым, Кубань
Итог	Победа Османской империи, Прутский мирный договор, Адрианопольский мирный договор (1713)
Противники
Русское царство Войско Запорожское (казаки Скоропадского) Калмыцкое ханство Молдавское княжество Османская империя Османская империя Крымское ханство Буджакская орда Войско Запорожское (казаки Орлика) Войско Запорожское Низовое Казаки-некрасовцы
Командующие
Пётр I Б. П. Шереметев И. И. Скоропадский Аюка Д. К. Кантемир Ахмед III Девлет II Гирей Ф. С. Орлик К. Гордиенко
Силы сторон
неизвестно неизвестно
Потери
неизвестно неизвестно

Ру́сско-туре́цкая война́ 1710—1713 годов — война между Русским царством и Османской империей. Основным событием стал неудачный Прутский поход царя Петра I в 1711 году, приведший Россию к неудаче в войне.

Предыстория

Отношения России с Османской империей в 1700—1709 годах

Через год после заключения в 1700 году Константинопольского мирного договора был отправлен в Константинополь князь Д. М. Голицын с целью убедить османцев дать разрешение русским кораблям плавать свободно по Чёрному морю. Поездка Голицына не увенчалась успехом. Османское правительство не согласилось, и Голицын вынес из поездки вообще такое впечатление, что османцы очень недоброжелательно относятся к России и готовы воспользоваться всяким удобным случаем, чтобы вернуть себе назад все сделанные по последнему миру уступки земель. Такое положение дел могло создать большие затруднения для России ввиду войны со Швецией. Двух войн сразу Россия не могла вести. Пётр I решил употребить все меры, чтобы предотвратить возможность новой войны с Османами. С этой целью в ноябре 1701 года он отправил Петра Андреевича Толстого для постоянного пребывания при дворе султана Мустафы II. Он должен был собрать самые точные сведения об Османской империи в отношениях политическом, административном, военном, экономическом и даже бытовом. Толстого встретили в Константинополе очень подозрительно, и к дому его был приставлен караул. Тем не менее, ему удалось выведать, что главным противником России был крымский хан Девлет II Гирей, который распространял тревожные слухи с целью побудить султана к новой войне с Россией. Толстому удалось свергнуть при помощи матери султана великого визиря, сочувствовавшего планам Девлета II. Вскоре, в 1703 году, умер и султан Мустафа, и на престол был возведен брат его Ахмед III. Боясь козней, он почти ежедневно менял великих визирей и привел империю в такое положение, что о войне и думать нельзя было.

Так продолжалось до 1706 года, когда новый хан Крыма Газы III Гирей донёс, что причерноморские ногайцы терпят от русских религиозные преследования и изъявляют желание переселиться в пределы Османской империи. Французский посланник при дворе султана всячески старался поссорить османцев с Россией. Но султан и теперь не решался на войну, и в этом отношении соболи и деньги, раздававшиеся щедро Толстым, делали своё дело. В июне 1709 года пришло новое письмо от восстановленного на крымском престоле Девлета II Гирея с тревожными известиями, будто бы русский военный флот появился уже в Азовском море.

Интриги Карла XII и объявление войны

После разгрома шведской армии в Полтавской битве в 1709 году шведский король Карл XII укрылся в городе Бендеры, владении Османской империи. Желая побудить султана к войне с Россией, Карл написал ему письмо, в котором изложил все выгоды этой войны и предлагал союз Швеции. Предложение это, однако, не имело успеха. Напротив, Пётр даже заключил с Османской империей договор, по которому последняя обязывалась удалить из своих пределов Карла и всех бежавших с ним казаков. Узнав об этом, король шведский отправил в Константинополь преданного ему генерала Понятовского и при посредстве его свергнул великого визиря, при котором был заключён договор об удалении Карла. Новый визирь Нуман Кёпрюлю также был против разрыва мирных отношений с Россией и помог Карлу только деньгами. Тогда Карл решился на другое средство. Интриги Понятовского подняли восстание янычаров. В это же самое время Пётр усиленно стал настаивать на удалении Карла из османских пределов, грозя в противном случае начать военные действия в союзе с королём польским. В ответ султан Ахмед III под влиянием французской и шведской дипломатии, и особенно под давлением своего вассала, крымского хана Девлета II Гирея, объявил 20 ноября 1710 года войну России. Толстой был посажен в Семибашенный замок. Как писал английский посол в Стамбуле Саттон, «война с Россией целиком является делом татарского хана».

Планы сторон

В декабре 1710 года крымский хан Девлет II Гирей встретился в Бендерах с шведским королём Карлом XII и гетманом Правобережной Украины Филиппом Орликом. Было решено нанести удар по Правобережной Украине соединёнными силами ханского сына Мехмеда Гирея с орликовцами и поляками (противниками Петра I) и одновременно по Левобережной Украине силами самого крымского хана с запорожцами. Турция была занята войной в Ливане и собиралась воевать через своих вассалов.

Пётр I решил действовать наступательно и, нанося отвлекающие удары по крымским татарам и их союзникам, атаковать Османскую империю через Молдавию и Валахию, где его союзниками стало бы христианское население империи.

Ход войны

В январе 1711 года крымское войско (80—90 тысяч человек) вышло из Крыма. На Левобережье Днепра хан повёл до 40 тысяч воинов, правым берегом Днепра на Киев пошли Мехмед Гирей с 40 тысячами крымцев в сопровождении 7—8 тысяч казаков (сторонников Орлика и запорожцев), 3—5 тысяч поляков Потоцкого и небольшого шведского отряда полковника Цюлиха (700 солдат).

Левобережье Украины

На Левобережье хан Девлет II Гирей рассчитывал на помощь ногайцев с Кубани. Русские войска, противостоящие крымцам на Левобережье, состояли из 11 тысяч солдат генерал-майора Ф. Ф. Шидловского в районе Харькова, корпуса Апраксина под Воронежем и 5 тысяч донских казаков. Столкнувшись с Белгородской и Изюмской крепостными оборонительными линиями, крымцы в середине марта повернули в Крым, оставив полуторатысячный гарнизон под общим командованием запорожского полковника Нестулея в захваченной ими без боя Новосергиевской крепости.

В апреле Новосергиевская крепость была освобождена отрядом Шидловского.

Правобережье Украины

Поначалу соединённые силы крымцев, орликовцев, запорожцев и поляков имели успех на правом берегу Днепра, слабо прикрытого русскими войсками. Союзники захватили ряд крепостей и разбили при Лисянке отряд есаула Бутовича, посланного гетманом Скоропадским. Однако затем между украинцами, поляками и крымцами начались серьёзные разногласия. Казаки призывали к борьбе за независимость Украины, поляки Потоцкого хотели присоединения Украины к Речи Посполитой, крымское войско было заинтересовано в грабеже и угоне пленников.

25 марта (ст.стиль) 30 тысяч крымцев и запорожцев подошли к Белой Церкви. Их первый штурм был отбит русским гарнизоном (ок. 1000 человек), на следующий день гарнизон сделал вылазки, в которых крымцы понесли большие потери и предпочли отойти к Фастову. После этого поражения крымские отряды стали заниматься грабежом и захватом мирных жителей. Главнокомандующий русскими силами на Украине Голицын собрал для отпора набегу 9 драгунских и 2 пехотных полка, которые заставили в конце апреля отступить Орлика и Мехмеда Гирея в Бендеры, османские владения. 15 (26) апреля 1711 года возле Богуслава Голицын настиг часть крымцев и отбил свыше 7 тысяч захваченных пленников.

Кубань

Ещё в январе 1711 года было принято решение послать на Кубань экспедицию под командованием казанского губернатора П. М. Апраксина. В мае 3 пехотных и 3 драгунских полка (6300 человек) вышли из Казани, в Царицыне к ним присоединились иррегулярные войска и яицкие казаки. Позднее подошло 20 тысяч калмыков тайши Аюки.

В августе Апраксин вышел из Азова и направился на Кубань. В победной реляции сообщалось, что было побито более 11 тысяч ногайцев, а 21 тысяча взята в плен. В сентябре русские и калмыки разбили войско Бахта Гирея из 7 тысяч татар и 4 тысяч казаков-некрасовцев. Был отбит русский полон в 2 тысячи человек. Известие о заключении Прутского мира заставило Апраксина вернуться в Азов.

Поход на Крым

После отражения нападения крымцев на Украину, русские войска под началом Бутурлина перешли в наступление. 30 мая 1711 года 7 пехотных и 1 драгунский полки (7178 человек), а также 20 тысяч казаков Скоропадского вышли в поход на Крым. Движение войска было крайне затруднено громоздким обозом, в котором везли припасы, необходимые в засушливых степях. Первоначально планировалось послать в Крым через Сиваш легкие казацкие отряды, но, как выяснилось, сделать этого было нельзя из-за нехватки легких судов. В войсках начался голод, ели одну конину. Девлет II вывел часть конницы из Крыма и приступил к широкомасштабным партизанским действиям в тылу русских войск: как в войсках, пытавшихся блокировать Перекоп, так и в тылу основной армии, двигавшейся с Петром I на Дунай.

Голод и действия крымцев заставили в конце июля отступить Бутурлина и Скоропадского от Крыма.

Прутский поход

В апреле 1711 года Россия заключила союз с молдавским господарём Дмитрием Кантемиром, 27—30 мая Борис Шереметев переправил свою конницу через Днестр на территорию Молдавии и двинул на Исакчу для захвата переправ через Дунай, но, получив сведения о подходе к Дунаю крупных османских сил, повернул на Яссы, куда 25 июня подошли главные силы русской армии под командованием Петра I.

Османская армия великого везира Баталджи паши (около 120 тысяч человек, свыше 440 орудий) 18 июня переправилась через Дунай у Исакчи и соединилась на левом берегу Прута с 70-тысячной конницей крымского хана Девлета II Гирея. Петр I, направив 7-тысячный конный отряд генерала Карла Ренне на Браилов, 30 июня с главными силами (38 тысяч русских, 114 орудий) двинулся по правом берегу Прута и 7 июля достиг Станилешти. Османцы переправились через Прут у Фальчи и 8 июля атаковали русский авангард южнее Станилешти.

Русские войска отошли в укреплённый лагерь у Новой Станилешти, который 9 июля был окружен противником. Штурм был отражен, турки потеряли 8 тысяч, но положение русских войск стало критическим из-за отсутствия боеприпасов и продовольствия. Были начаты переговоры и 12 июля 1711 года заключен Прутский мирный договор. Русские войска (а также часть молдаван с Кантемиром) получили свободный выход из Молдавии, но Россия возвращала Османской империи Азов и ликвидировала крепости на Азовском море. Состояние войны продолжалось до 1713 года, так как султан выдвинул новые требования, на которые Россия не согласилась. Адрианопольский мирный договор (1713) был заключен на условиях Прутского мирного договора 1711 года.

После Прутского мира

Пётр не сразу решился привести в исполнение постановление Прутского договора. Он потребовал сначала удаления Карла XII из пределов Османской империи. Османцы же требовали начать с передачи им Азова и с уничтожения крепостей. В помощь Толстому в Константинополь был отправлен Шафиров. Препирательства продолжались до декабря 1711 года, когда Порта решительно заявила, что она считает договор со стороны России нарушенным и войну объявленной. Пётр решил уступить. При помощи английских и голландских послов между Петром и Портой был заключён новый договор на следующих условиях: Пётр должен был вывести свои войска из Польши и совершенно устранить себя от вмешательства в её дела; Порта, в свою очередь, обязана была удалить из своих пределов Карла, хотя и не устанавливала, для этого срока; на правом берегу Днепра за Россией оставлен был только Киев с областью, отведенной к нему по вечному миру с Польшей 1686 году; всякое вмешательство России в дела правобережных казаков запрещалось; между Черкасском и Азовом нельзя было строить новых крепостей. Договор этот был заключён на 25 лет; но исполнять его не думали. Шведы старались побудить султана к войне с Россией; Пётр не выводил своих войск из Польши. Придравшись к этому, султан 29 ноября 1712 года объявил войну России и приказал посадить Толстого и Шафирова в Семибашенный замок. Французский посланник особенно содействовал этой войне, которая ему казалась лёгкой и выгодной. До войны дело, однако, не дошло. Между османцами и остатками шведских войск произошло столкновение, и Карл XII был заключён в бендерскую крепость; великий визирь и другие советники, содействовавшие войне с Россией, были отставлены и заменены новыми. Султан вступил в переговоры с Шафировым, причём к предыдущему договору требовал присоединения двух пунктов, чтобы московский царь выплачивал ежегодную дань крымскому хану и чтобы граница России была установлена между речками Самарой и Орелью и на ней были поселены запорожцы, изменившие России. Шафиров согласился только на то, чтобы граница была между Самарой и Орелью; остальные условия отверг безусловно. Мирный договор был подписан, причём Порта потребовала, чтобы русские войска были выведены из Польши в двухмесячный срок и чтобы царь не въезжал туда даже без войска. С этих пор до самой смерти Петра отношения России с Портой были мирные, хотя Пётр всегда мечтал отнять у Османской империи уступленные земли. Желая вознаградить черногорцев, сербов и других христиан, приставших к России во время Прутского похода, Пётр предложил переселиться им в Россию.

Хронология

Все даты по старому стилю.

1709 год

29 июля — Ультиматум русского посла П. А. Толстого султану о выдаче Карла XII и Мазепы. Нарастание напряжённости между странами.

1710 год

Май — Крымский хан Девлет II Гирей заключил военный союз с Филиппом Орликом, преемником Мазепы в стане мятежных казаков.

20(09)ноября — Объявление Османской империей, подталкиваемой Карлом XII и Девлетом II Гиреем, войны России.

1711 год

1 января — Кубанский поход. Было принято решение об организации похода на Кубань, который возглавил казанский губернатор Пётр Апраксин.

Зима — Крымский фронт. Нападение крымских татар на Украину. Османские источники сообщают о походе русских войск в Молдову, и захвате ими интернированного там шведского отряда. Переброска русских войск из Прибалтики на Юг.

6-12 января — Крымский фронт. Войско (40 тысяч крымцев и ногайцев, 7-8 тысяч казаков, 3-5 тысяч поляков, 700 шведов полковника Цюлиха и 400 янычар) под командованием ханского сына Мехмеда Гирея перешло Перекоп и вторглось на Правобережную Украину. Этой армии противостояли 8 полков генерал-майоров Волконского и Видмана. На Левобережную Украину вторгся сам хан Девлет II Гирей (30-40 тысяч крымцев и ногайцев, 2 тысячи казаков и 40 шведских офицеров). Хану противостояли войска бригадира Осипова и корпус генерал-майора Ф. Ф. Шидловского (10 934 человек), под Воронежем — корпус Ф. М. Апраксина и 5 тысяч донских казаков.

Февраль — Крымский фронт. В течение первой половины февраля 1711 года крымцы легко овладели Брацлавом, Богуславом, Немировом, немногочисленные гарнизоны которых не оказали практически никакого сопротивления. Посланный гетманом И. С. Скоропадским компанейский полк есаула Бутовича был разбит при Лисянке, а сам Бутович едва спасся. Хан на Левобережной Украине сумел захватить Новосергиевскую крепость (в верховьях реки Самары), население которой, в основном бывшие запорожцы, сдалось без боя. Далее Девлет II бросился в направлении Харькова и Изюма, но был отбит и повернул в начале марта в Крым.

12 февраля — Крымский фронт. На военном совете в имении Потоцкого Немирове 12 февраля 1711 коронный гетман И. Потоцкий настаивал на скорейшем движении в Польшу, против Августа II. Тем не менее возобладала точка зрения Мехмеда Гирея и Орлика, согласно которой было решено взять Белую Церковь, затем идти к Фастову, где «дожидаться турок для совместного похода на Киев»

25 февраля — Манифест о войне с Османской империей. Зачитан в Успенском соборе Кремля в присутствии Петра I.

9 марта — Крымский фронт. Орлик и Мехмед Гирей обратились с призывом к украинскому народу бороться против «московской неволи». Мехмед Гирей заявил, что крымцы идут на помощь «всем стонущим под игом неволи» короля Августа и царя. Крымцам был отдан приказ «черкасам (украинцам) разорения не чинить, и в полон их не имать, и не рубить». Манифесты Орлика и Мехмеда Гирея первое время привлекли на их сторону часть казачества. В письме к хану Орлик сообщал, что за две недели его войско возросло до 40 тысяч человек.

25-26 марта — Крымский фронт. Свыше 30 тысяч крымцев и запорожцев подошли к Белой Церкви. Русский гарнизон крепости состоял из 500 солдат бригадира Аненкова и нескольких сотен казаков полковника А. Танского. 25 марта первая атака крепости была отбита. В ночь на 26-е крымцы и орликовцы напали повторно и смогли захватить предместье Белой Церкви. Но большего добиться им не удалось. Пушечный огонь гарнизона наносил сильные потери нападавшим. В 4-м часу ночи гарнизон совершил удачную вылазку, солдаты захватили неприятельские шанцы и «гранатами и оружием побили множество неприятелей и взяли несколько знамен». 26 марта утром неприятель предпринял ещё одну атаку, снова вошёл в Нижний город и установил там пушки. Аненков послал против них две роты солдат и гренадер вместе с казаками. Вылазка была удачной: ружейный огонь и гранаты наносили ощутимые потери осаждавшим. Потеряв свыше тысячи убитыми, Мехмед Гирей и Орлик отошли к Фастову. Атаки Черкасс, Канева и Чигирина также ни к чему не привели.

5 апреля — Крымский фронт. Против Новосергеевской крепости, где Девлетом Гиреем был оставлен гарнизон (1,5 тыс. запорожцев и крымцев под общим командованием запорожского полковника Нестулея), был послан отряд в 2,5 тысячи солдат и казаков под командованием Ф. Ф. Шидловского. После двухдневной осады крепость была освобождена. Таким образом, действия крымцев и запорожцев на Левобережье весной 1711 года оказались неудачными.

12—13 апреля— Прутский поход. Военный совет в Слуцке. Присутствуют, кроме Петра, фельдмаршал Шереметев и генерал Алларт, а также канцлер Головкин и посол в Речи Посполитой Григорий Долгоруков. Стратегическим планом предусматривалось раньше турок подойти к Дунаю и захватить переправы. Главные силы русской армии (Пётр I) должны были достигнуть Днестра к 15 мая. Шереметев должен был достигнуть Днестра не позже 20 мая, имея трёхмесячный запас продовольствия.

Апрель — Крымский фронт. Неудача под Белой Церковью, а также появление на Правобережной Украине 9 драгунских и 2 пехотных полков Д. М. Голицына вместе с казаками заставили Орлика и Мехмеда Гирея отступить. 15 апреля 1711 года возле Богуслава Д. М. Голицын настиг часть крымцев и отбил свыше 7 тысяч захваченного «ясыря». В конце апреля Мехмед Гирей и Орлик вернулись в Бендеры.

13 мая — Кубанский поход. 3 пехотных и 3 драгунских полка (6286 человек) вышли из Казани. В Царицыне к ним присоединились саратовские и симбирские дети боярские, царицынские и астраханские городовые люди и яицкие казаки. Позднее подошло 20 тысяч калмыков тайши Аюки.

26 мая — Прутский поход. Шереметев достиг Рашкова на Днестре.

Май — Крымский фронт. Нуреддин Бахт Гирей совершил нападение на Тор и Бахмут. Атака была отбита, но тем не менее задержала планируемый поход Бутурлина и Скоропадского на Крым.

27-30 мая — Прутский поход. Переправа через Днестр основных сил Шереметева. Узнав о движении к Дунаю крупных турецких сил, Шереметев поворачивает на Яссы.

29 мая — Прутский поход. Выход драгунских полков из Рашкова к Яссам.

30 мая — Крымский фронт. Русские войска в составе 7 пехотных и 1 драгунского полка (7178 человек), а также 20 тыс. казаков вышли из Переволочны на Крым. Движение войска было крайне затруднено громоздким обозом.

5 июня — Прутский поход. Армия Шереметева подошла к реке Прут.

7 июня — Крымский фронт. Бутурлин и Скоропадский прибыли в Новобогородицкую крепость. «Языки» сообщили им, что в верховьях Самары находится около 30 тысяч воинов Бахта Гирея. Оставив часть сил для охраны коммуникаций, Бутурлин медленно двинулся через Днепровские пороги.

12 июня — Прутский поход. К Шереметеву присоединился Пётр с гвардейскими полками. На военном совете было решено медленно идти вниз по течению реки и «вдаль не отдалятся». Заключаются договоры с господарями молдавским Кантемиром и валашским Бранкованом.

18-20 июня — Прутский поход. Главные силы русской армии сосредоточились на Днестре, в районе Сороки. В то же время турецкая армия (120 тысяч человек, 440 орудий) под командованием великого визиря Мехмеда Балтаджи переправилась через Дунай у Исакчи (18.06) и соединилась на левом берегу Прута с крымской армией (70 тысяч человек) хана Девлета II Гирея. По оценкам Петра у противника было до 270 тыс.ч.

25 июня — Прутский поход. Русская армия сосредотачивается в районе Ясс.

30 июня — Прутский поход. Пётр I отправил конный отряд (7 драгунских полков + небольшой отряд молдавской конницы, всего около 7 тысяч человек) генерала Ренне для захвата Браилова, а сам с главными силами (38246 человек и 5 тысяч молдаван; 122 (114) орудий) двинулся по правому берегу реки Прут.

2 июля — Крымский фронт. Бутурлин прибыл в Каменный Затон. Первоначально планировалось послать в Крым через Сиваш легкие казацкие отряды, но, как выяснилось, сделать этого было нельзя из-за нехватки легких судов.

7 июля — Прутский поход. Пётр I прибыл в Станилешти. Воспользовавшись нерешительностью русского авангарда (генерал Я. Фон Эберштедт), османцы переправились через реку Прут у Фальчи, вынудив русский авангард отойти.

7 июля — Крымский фронт. Бутурлин получил сведения о выходе основных сил крымцев из Перекопа. Движение русского войска было остановлено. Вперед послали только 4 батальона капитана Постельникова, который сжег опустевшие курени Новой Запорожской Сечи и взял там 4 пушки. Состояние войска было крайне тяжелое. Начался голод, пришлось есть только конину. Росло дезертирство как солдат, так и казаков. Тем временем 15 тысяч крымцев Бахта Гирея зашли в тыл Бутурлину и нависли над Слободской Украиной, Полтавским и Гадячским полками, Миргородом, Бахмутом и Тором. Удар они хотели нанести в районе Полтавы, куда не распространялась Изюмская черта.

8 июля — Прутский поход. Южнее Станилешти русские войска отбили атаки турецко-татарской конницы и отступили в укреплённый лагерь у урочища Новые Станилешти. Османцы заняли Фальчу.

9 июля — Прутский поход. Мехмед Балтаджи окружил русский лагерь. Русские отбили штурм: две атаки янычар, наскоки конницы. Потери: русские — убит генерал-майор Видман, 44 офицера,707 нижних чина; пропало без вести или попало в плен: 3 офицера и 739 нижних чина. Потери турок: 7 тысяч человек По другим данным соответственно: 3 тысяч и 8 тысяч.

10 июля — Прутский поход. Артиллерийская дуэль у русского лагеря. Отряд Ренне занял Мэксинени. Из-за безвыходного положения русской армии: окружения, нехватка продовольствия, было решено начать переговоры о мире. К османцам послан унтер-офицер Шепелев. Вечером послали вице-канцлера Шафирова.

11 июля — Прутский поход. Предварительный договор: Россия отдаёт Османской империи Азов, обязуется срыть крепости Таганрог, Богородицк и Каменный Затон. Русская армия отступает в Россию. Османский султан высылает Карла XII. Отряд Ренне подошёл к Браилову.

12 июля — Прутский поход. Подписание Прутского договора. В его гарантию у османцев в заложниках — вице-канцлер Шафиров и сын фельдмаршала Бориса Шереметева Михаил Шереметев. Русская армия выступила в обратный путь (по другим данным 14 июля). Вечером пять спешенных драгунских полка Ренне атаковали Браилов. Османцы не выдержали, оставили передовые укрепления и отступили в цитадель.

14 июля — Прутский поход. Цитадель Браилова капитулировала на условиях выхода из крепости.

16 июля — Прутский поход. Отряд Ренне отступил из Браилова.

22 июля — Прутский поход. Русская армия переправилась через Прут.

23-24 июля — Крымский фронт. Голод, дезертирство и опасение быть отрезанными от тыловых баз заставили Бутурлина и Скоропадского спешно, без приказа отступить. Таким образом, поход на Крым провалился и никак не повлиял на ход боевых действий: отвлечь основные крымские силы от главного театра военных действий в Молдавии не удалось.

1 августа — Прутский поход. Русская армия переправилась через Днестр (По другим данным: 3.08 в районе Могилёва-Подольского). Прутский поход стоил России 4 тысяч человек.

17 августа — Кубанский поход. Пётр Апраксин вышел из Азова и двинулся на юг. 26 августа была разорена ставка нуреддина Бахта Гирея — Копыл. В победной реляции Пётр Апраксин сообщил, что было побито 11 460 ногайцев, а 21 тысяча — взята в плен. Неприятеля преследовали вдоль по течению Кубани на протяжении 100 верст, более 6 тысяч татар утонуло в реке.

6 сентября — Кубанский поход. Русские и калмыки разбили войско Бахта Гирея из 7 тысяч крымцев и 4 тысяч казаков-некрасовцев. Был отбит русский полон в 2 тысячи человек. Однако поход завершить не удалось: известие о заключении Прутского мира заставило Петра Апраксина вернуться в Азов. Успех Кубанского похода не повлиял на общий неблагоприятный для России ход военных действий в Прутской кампании 1711 года.

14 декабря — Приказ Петра I Апраксину о сдаче Азова и разорении Таганрога.

1712 год

2 января — Азов сдан османцам в полной сохранности и даже с 60-ю пушками, взятыми в 1695 году. Недовольный Прутским миром султан Ахмед III низложил великого визиря Мехмеда Балтаджи и отправил его в ссылку на остров Родос, где он был удавлен. На пост великого визиря назначен ага янычар Юсуф паша.

5 апреля — Узнав о сдаче Азова, султан заключил мир с Россией (в Константинополе). Русские обязались вывести войска с территории Речи Посполитой и не вмешиваться в её дела.

Лето — Пётр I ввёл в Польшу корпус для транзита в Померанию.

1713 год

13 июля — Османская империя и Россия заключили окончательный мирный договор. Подтверждал договоры 1711 и 1712 годов, ставил Запорожскую Сечь под юрисдикцию султана. Ещё одним важным последствием войны стала гибель Азовского флота (почти пятьсот кораблей).

Ссылки

• Василенко Н. П., —. Турецкие войны России // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• [rus-turc.narod.ru/ Русско-Турецкие войны. Кратко ]
• [historiwars.narod.ru/Index/Nov/Prut.htm Хронология русско-турецкой войны 1710—1713]

Отрывок, характеризующий Русско-турецкая война (1710—1713)

Но Пьер не успел договорить этих слов, как с трех сторон вдруг напали на него. Сильнее всех напал на него давно знакомый ему, всегда хорошо расположенный к нему игрок в бостон, Степан Степанович Апраксин. Степан Степанович был в мундире, и, от мундира ли, или от других причин, Пьер увидал перед собой совсем другого человека. Степан Степанович, с вдруг проявившейся старческой злобой на лице, закричал на Пьера:
– Во первых, доложу вам, что мы не имеем права спрашивать об этом государя, а во вторых, ежели было бы такое право у российского дворянства, то государь не может нам ответить. Войска движутся сообразно с движениями неприятеля – войска убывают и прибывают…
Другой голос человека, среднего роста, лет сорока, которого Пьер в прежние времена видал у цыган и знал за нехорошего игрока в карты и который, тоже измененный в мундире, придвинулся к Пьеру, перебил Апраксина.
– Да и не время рассуждать, – говорил голос этого дворянина, – а нужно действовать: война в России. Враг наш идет, чтобы погубить Россию, чтобы поругать могилы наших отцов, чтоб увезти жен, детей. – Дворянин ударил себя в грудь. – Мы все встанем, все поголовно пойдем, все за царя батюшку! – кричал он, выкатывая кровью налившиеся глаза. Несколько одобряющих голосов послышалось из толпы. – Мы русские и не пожалеем крови своей для защиты веры, престола и отечества. А бредни надо оставить, ежели мы сыны отечества. Мы покажем Европе, как Россия восстает за Россию, – кричал дворянин.
Пьер хотел возражать, но не мог сказать ни слова. Он чувствовал, что звук его слов, независимо от того, какую они заключали мысль, был менее слышен, чем звук слов оживленного дворянина.
Илья Андреич одобривал сзади кружка; некоторые бойко поворачивались плечом к оратору при конце фразы и говорили:
– Вот так, так! Это так!
Пьер хотел сказать, что он не прочь ни от пожертвований ни деньгами, ни мужиками, ни собой, но что надо бы знать состояние дел, чтобы помогать ему, но он не мог говорить. Много голосов кричало и говорило вместе, так что Илья Андреич не успевал кивать всем; и группа увеличивалась, распадалась, опять сходилась и двинулась вся, гудя говором, в большую залу, к большому столу. Пьеру не только не удавалось говорить, но его грубо перебивали, отталкивали, отворачивались от него, как от общего врага. Это не оттого происходило, что недовольны были смыслом его речи, – ее и забыли после большого количества речей, последовавших за ней, – но для одушевления толпы нужно было иметь ощутительный предмет любви и ощутительный предмет ненависти. Пьер сделался последним. Много ораторов говорило после оживленного дворянина, и все говорили в том же тоне. Многие говорили прекрасно и оригинально.
Издатель Русского вестника Глинка, которого узнали («писатель, писатель! – послышалось в толпе), сказал, что ад должно отражать адом, что он видел ребенка, улыбающегося при блеске молнии и при раскатах грома, но что мы не будем этим ребенком.
– Да, да, при раскатах грома! – повторяли одобрительно в задних рядах.
Толпа подошла к большому столу, у которого, в мундирах, в лентах, седые, плешивые, сидели семидесятилетние вельможи старики, которых почти всех, по домам с шутами и в клубах за бостоном, видал Пьер. Толпа подошла к столу, не переставая гудеть. Один за другим, и иногда два вместе, прижатые сзади к высоким спинкам стульев налегающею толпой, говорили ораторы. Стоявшие сзади замечали, чего не досказал говоривший оратор, и торопились сказать это пропущенное. Другие, в этой жаре и тесноте, шарили в своей голове, не найдется ли какая мысль, и торопились говорить ее. Знакомые Пьеру старички вельможи сидели и оглядывались то на того, то на другого, и выражение большей части из них говорило только, что им очень жарко. Пьер, однако, чувствовал себя взволнованным, и общее чувство желания показать, что нам всё нипочем, выражавшееся больше в звуках и выражениях лиц, чем в смысле речей, сообщалось и ему. Он не отрекся от своих мыслей, но чувствовал себя в чем то виноватым и желал оправдаться.
– Я сказал только, что нам удобнее было бы делать пожертвования, когда мы будем знать, в чем нужда, – стараясь перекричать другие голоса, проговорил он.
Один ближайший старичок оглянулся на него, но тотчас был отвлечен криком, начавшимся на другой стороне стола.
– Да, Москва будет сдана! Она будет искупительницей! – кричал один.
– Он враг человечества! – кричал другой. – Позвольте мне говорить… Господа, вы меня давите…


В это время быстрыми шагами перед расступившейся толпой дворян, в генеральском мундире, с лентой через плечо, с своим высунутым подбородком и быстрыми глазами, вошел граф Растопчин.
– Государь император сейчас будет, – сказал Растопчин, – я только что оттуда. Я полагаю, что в том положении, в котором мы находимся, судить много нечего. Государь удостоил собрать нас и купечество, – сказал граф Растопчин. – Оттуда польются миллионы (он указал на залу купцов), а наше дело выставить ополчение и не щадить себя… Это меньшее, что мы можем сделать!
Начались совещания между одними вельможами, сидевшими за столом. Все совещание прошло больше чем тихо. Оно даже казалось грустно, когда, после всего прежнего шума, поодиночке были слышны старые голоса, говорившие один: «согласен», другой для разнообразия: «и я того же мнения», и т. д.
Было велено секретарю писать постановление московского дворянства о том, что москвичи, подобно смолянам, жертвуют по десять человек с тысячи и полное обмундирование. Господа заседавшие встали, как бы облегченные, загремели стульями и пошли по зале разминать ноги, забирая кое кого под руку и разговаривая.
– Государь! Государь! – вдруг разнеслось по залам, и вся толпа бросилась к выходу.
По широкому ходу, между стеной дворян, государь прошел в залу. На всех лицах выражалось почтительное и испуганное любопытство. Пьер стоял довольно далеко и не мог вполне расслышать речи государя. Он понял только, по тому, что он слышал, что государь говорил об опасности, в которой находилось государство, и о надеждах, которые он возлагал на московское дворянство. Государю отвечал другой голос, сообщавший о только что состоявшемся постановлении дворянства.
– Господа! – сказал дрогнувший голос государя; толпа зашелестила и опять затихла, и Пьер ясно услыхал столь приятно человеческий и тронутый голос государя, который говорил: – Никогда я не сомневался в усердии русского дворянства. Но в этот день оно превзошло мои ожидания. Благодарю вас от лица отечества. Господа, будем действовать – время всего дороже…
Государь замолчал, толпа стала тесниться вокруг него, и со всех сторон слышались восторженные восклицания.
– Да, всего дороже… царское слово, – рыдая, говорил сзади голос Ильи Андреича, ничего не слышавшего, но все понимавшего по своему.
Из залы дворянства государь прошел в залу купечества. Он пробыл там около десяти минут. Пьер в числе других увидал государя, выходящего из залы купечества со слезами умиления на глазах. Как потом узнали, государь только что начал речь купцам, как слезы брызнули из его глаз, и он дрожащим голосом договорил ее. Когда Пьер увидал государя, он выходил, сопутствуемый двумя купцами. Один был знаком Пьеру, толстый откупщик, другой – голова, с худым, узкобородым, желтым лицом. Оба они плакали. У худого стояли слезы, но толстый откупщик рыдал, как ребенок, и все твердил:
– И жизнь и имущество возьми, ваше величество!
Пьер не чувствовал в эту минуту уже ничего, кроме желания показать, что все ему нипочем и что он всем готов жертвовать. Как упрек ему представлялась его речь с конституционным направлением; он искал случая загладить это. Узнав, что граф Мамонов жертвует полк, Безухов тут же объявил графу Растопчину, что он отдает тысячу человек и их содержание.
Старик Ростов без слез не мог рассказать жене того, что было, и тут же согласился на просьбу Пети и сам поехал записывать его.
На другой день государь уехал. Все собранные дворяне сняли мундиры, опять разместились по домам и клубам и, покряхтывая, отдавали приказания управляющим об ополчении, и удивлялись тому, что они наделали.



Наполеон начал войну с Россией потому, что он не мог не приехать в Дрезден, не мог не отуманиться почестями, не мог не надеть польского мундира, не поддаться предприимчивому впечатлению июньского утра, не мог воздержаться от вспышки гнева в присутствии Куракина и потом Балашева.
Александр отказывался от всех переговоров потому, что он лично чувствовал себя оскорбленным. Барклай де Толли старался наилучшим образом управлять армией для того, чтобы исполнить свой долг и заслужить славу великого полководца. Ростов поскакал в атаку на французов потому, что он не мог удержаться от желания проскакаться по ровному полю. И так точно, вследствие своих личных свойств, привычек, условий и целей, действовали все те неперечислимые лица, участники этой войны. Они боялись, тщеславились, радовались, негодовали, рассуждали, полагая, что они знают то, что они делают, и что делают для себя, а все были непроизвольными орудиями истории и производили скрытую от них, но понятную для нас работу. Такова неизменная судьба всех практических деятелей, и тем не свободнее, чем выше они стоят в людской иерархии.
Теперь деятели 1812 го года давно сошли с своих мест, их личные интересы исчезли бесследно, и одни исторические результаты того времени перед нами.
Но допустим, что должны были люди Европы, под предводительством Наполеона, зайти в глубь России и там погибнуть, и вся противуречащая сама себе, бессмысленная, жестокая деятельность людей – участников этой войны, становится для нас понятною.
Провидение заставляло всех этих людей, стремясь к достижению своих личных целей, содействовать исполнению одного огромного результата, о котором ни один человек (ни Наполеон, ни Александр, ни еще менее кто либо из участников войны) не имел ни малейшего чаяния.
Теперь нам ясно, что было в 1812 м году причиной погибели французской армии. Никто не станет спорить, что причиной погибели французских войск Наполеона было, с одной стороны, вступление их в позднее время без приготовления к зимнему походу в глубь России, а с другой стороны, характер, который приняла война от сожжения русских городов и возбуждения ненависти к врагу в русском народе. Но тогда не только никто не предвидел того (что теперь кажется очевидным), что только этим путем могла погибнуть восьмисоттысячная, лучшая в мире и предводимая лучшим полководцем армия в столкновении с вдвое слабейшей, неопытной и предводимой неопытными полководцами – русской армией; не только никто не предвидел этого, но все усилия со стороны русских были постоянно устремляемы на то, чтобы помешать тому, что одно могло спасти Россию, и со стороны французов, несмотря на опытность и так называемый военный гений Наполеона, были устремлены все усилия к тому, чтобы растянуться в конце лета до Москвы, то есть сделать то самое, что должно было погубить их.
В исторических сочинениях о 1812 м годе авторы французы очень любят говорить о том, как Наполеон чувствовал опасность растяжения своей линии, как он искал сражения, как маршалы его советовали ему остановиться в Смоленске, и приводить другие подобные доводы, доказывающие, что тогда уже будто понята была опасность кампании; а авторы русские еще более любят говорить о том, как с начала кампании существовал план скифской войны заманивания Наполеона в глубь России, и приписывают этот план кто Пфулю, кто какому то французу, кто Толю, кто самому императору Александру, указывая на записки, проекты и письма, в которых действительно находятся намеки на этот образ действий. Но все эти намеки на предвидение того, что случилось, как со стороны французов так и со стороны русских выставляются теперь только потому, что событие оправдало их. Ежели бы событие не совершилось, то намеки эти были бы забыты, как забыты теперь тысячи и миллионы противоположных намеков и предположений, бывших в ходу тогда, но оказавшихся несправедливыми и потому забытых. Об исходе каждого совершающегося события всегда бывает так много предположений, что, чем бы оно ни кончилось, всегда найдутся люди, которые скажут: «Я тогда еще сказал, что это так будет», забывая совсем, что в числе бесчисленных предположений были делаемы и совершенно противоположные.
Предположения о сознании Наполеоном опасности растяжения линии и со стороны русских – о завлечении неприятеля в глубь России – принадлежат, очевидно, к этому разряду, и историки только с большой натяжкой могут приписывать такие соображения Наполеону и его маршалам и такие планы русским военачальникам. Все факты совершенно противоречат таким предположениям. Не только во все время войны со стороны русских не было желания заманить французов в глубь России, но все было делаемо для того, чтобы остановить их с первого вступления их в Россию, и не только Наполеон не боялся растяжения своей линии, но он радовался, как торжеству, каждому своему шагу вперед и очень лениво, не так, как в прежние свои кампании, искал сражения.
При самом начале кампании армии наши разрезаны, и единственная цель, к которой мы стремимся, состоит в том, чтобы соединить их, хотя для того, чтобы отступать и завлекать неприятеля в глубь страны, в соединении армий не представляется выгод. Император находится при армии для воодушевления ее в отстаивании каждого шага русской земли, а не для отступления. Устроивается громадный Дрисский лагерь по плану Пфуля и не предполагается отступать далее. Государь делает упреки главнокомандующим за каждый шаг отступления. Не только сожжение Москвы, но допущение неприятеля до Смоленска не может даже представиться воображению императора, и когда армии соединяются, то государь негодует за то, что Смоленск взят и сожжен и не дано пред стенами его генерального сражения.
Так думает государь, но русские военачальники и все русские люди еще более негодуют при мысли о том, что наши отступают в глубь страны.
Наполеон, разрезав армии, движется в глубь страны и упускает несколько случаев сражения. В августе месяце он в Смоленске и думает только о том, как бы ему идти дальше, хотя, как мы теперь видим, это движение вперед для него очевидно пагубно.
Факты говорят очевидно, что ни Наполеон не предвидел опасности в движении на Москву, ни Александр и русские военачальники не думали тогда о заманивании Наполеона, а думали о противном. Завлечение Наполеона в глубь страны произошло не по чьему нибудь плану (никто и не верил в возможность этого), а произошло от сложнейшей игры интриг, целей, желаний людей – участников войны, не угадывавших того, что должно быть, и того, что было единственным спасением России. Все происходит нечаянно. Армии разрезаны при начале кампании. Мы стараемся соединить их с очевидной целью дать сражение и удержать наступление неприятеля, но и этом стремлении к соединению, избегая сражений с сильнейшим неприятелем и невольно отходя под острым углом, мы заводим французов до Смоленска. Но мало того сказать, что мы отходим под острым углом потому, что французы двигаются между обеими армиями, – угол этот делается еще острее, и мы еще дальше уходим потому, что Барклай де Толли, непопулярный немец, ненавистен Багратиону (имеющему стать под его начальство), и Багратион, командуя 2 й армией, старается как можно дольше не присоединяться к Барклаю, чтобы не стать под его команду. Багратион долго не присоединяется (хотя в этом главная цель всех начальствующих лиц) потому, что ему кажется, что он на этом марше ставит в опасность свою армию и что выгоднее всего для него отступить левее и южнее, беспокоя с фланга и тыла неприятеля и комплектуя свою армию в Украине. А кажется, и придумано это им потому, что ему не хочется подчиняться ненавистному и младшему чином немцу Барклаю.
Император находится при армии, чтобы воодушевлять ее, а присутствие его и незнание на что решиться, и огромное количество советников и планов уничтожают энергию действий 1 й армии, и армия отступает.
В Дрисском лагере предположено остановиться; но неожиданно Паулучи, метящий в главнокомандующие, своей энергией действует на Александра, и весь план Пфуля бросается, и все дело поручается Барклаю, Но так как Барклай не внушает доверия, власть его ограничивают.
Армии раздроблены, нет единства начальства, Барклай не популярен; но из этой путаницы, раздробления и непопулярности немца главнокомандующего, с одной стороны, вытекает нерешительность и избежание сражения (от которого нельзя бы было удержаться, ежели бы армии были вместе и не Барклай был бы начальником), с другой стороны, – все большее и большее негодование против немцев и возбуждение патриотического духа.
Наконец государь уезжает из армии, и как единственный и удобнейший предлог для его отъезда избирается мысль, что ему надо воодушевить народ в столицах для возбуждения народной войны. И эта поездка государя и Москву утрояет силы русского войска.
Государь отъезжает из армии для того, чтобы не стеснять единство власти главнокомандующего, и надеется, что будут приняты более решительные меры; но положение начальства армий еще более путается и ослабевает. Бенигсен, великий князь и рой генерал адъютантов остаются при армии с тем, чтобы следить за действиями главнокомандующего и возбуждать его к энергии, и Барклай, еще менее чувствуя себя свободным под глазами всех этих глаз государевых, делается еще осторожнее для решительных действий и избегает сражений.
Барклай стоит за осторожность. Цесаревич намекает на измену и требует генерального сражения. Любомирский, Браницкий, Влоцкий и тому подобные так раздувают весь этот шум, что Барклай, под предлогом доставления бумаг государю, отсылает поляков генерал адъютантов в Петербург и входит в открытую борьбу с Бенигсеном и великим князем.
В Смоленске, наконец, как ни не желал того Багратион, соединяются армии.
Багратион в карете подъезжает к дому, занимаемому Барклаем. Барклай надевает шарф, выходит навстречу v рапортует старшему чином Багратиону. Багратион, в борьбе великодушия, несмотря на старшинство чина, подчиняется Барклаю; но, подчинившись, еще меньше соглашается с ним. Багратион лично, по приказанию государя, доносит ему. Он пишет Аракчееву: «Воля государя моего, я никак вместе с министром (Барклаем) не могу. Ради бога, пошлите меня куда нибудь хотя полком командовать, а здесь быть не могу; и вся главная квартира немцами наполнена, так что русскому жить невозможно, и толку никакого нет. Я думал, истинно служу государю и отечеству, а на поверку выходит, что я служу Барклаю. Признаюсь, не хочу». Рой Браницких, Винцингероде и тому подобных еще больше отравляет сношения главнокомандующих, и выходит еще меньше единства. Сбираются атаковать французов перед Смоленском. Посылается генерал для осмотра позиции. Генерал этот, ненавидя Барклая, едет к приятелю, корпусному командиру, и, просидев у него день, возвращается к Барклаю и осуждает по всем пунктам будущее поле сражения, которого он не видал.
Пока происходят споры и интриги о будущем поле сражения, пока мы отыскиваем французов, ошибившись в их месте нахождения, французы натыкаются на дивизию Неверовского и подходят к самым стенам Смоленска.
Надо принять неожиданное сражение в Смоленске, чтобы спасти свои сообщения. Сражение дается. Убиваются тысячи с той и с другой стороны.
Смоленск оставляется вопреки воле государя и всего народа. Но Смоленск сожжен самими жителями, обманутыми своим губернатором, и разоренные жители, показывая пример другим русским, едут в Москву, думая только о своих потерях и разжигая ненависть к врагу. Наполеон идет дальше, мы отступаем, и достигается то самое, что должно было победить Наполеона.


На другой день после отъезда сына князь Николай Андреич позвал к себе княжну Марью.
– Ну что, довольна теперь? – сказал он ей, – поссорила с сыном! Довольна? Тебе только и нужно было! Довольна?.. Мне это больно, больно. Я стар и слаб, и тебе этого хотелось. Ну радуйся, радуйся… – И после этого княжна Марья в продолжение недели не видала своего отца. Он был болен и не выходил из кабинета.
К удивлению своему, княжна Марья заметила, что за это время болезни старый князь так же не допускал к себе и m lle Bourienne. Один Тихон ходил за ним.
Через неделю князь вышел и начал опять прежнюю жизнь, с особенной деятельностью занимаясь постройками и садами и прекратив все прежние отношения с m lle Bourienne. Вид его и холодный тон с княжной Марьей как будто говорил ей: «Вот видишь, ты выдумала на меня налгала князю Андрею про отношения мои с этой француженкой и поссорила меня с ним; а ты видишь, что мне не нужны ни ты, ни француженка».
Одну половину дня княжна Марья проводила у Николушки, следя за его уроками, сама давала ему уроки русского языка и музыки, и разговаривая с Десалем; другую часть дня она проводила в своей половине с книгами, старухой няней и с божьими людьми, которые иногда с заднего крыльца приходили к ней.
О войне княжна Марья думала так, как думают о войне женщины. Она боялась за брата, который был там, ужасалась, не понимая ее, перед людской жестокостью, заставлявшей их убивать друг друга; но не понимала значения этой войны, казавшейся ей такою же, как и все прежние войны. Она не понимала значения этой войны, несмотря на то, что Десаль, ее постоянный собеседник, страстно интересовавшийся ходом войны, старался ей растолковать свои соображения, и несмотря на то, что приходившие к ней божьи люди все по своему с ужасом говорили о народных слухах про нашествие антихриста, и несмотря на то, что Жюли, теперь княгиня Друбецкая, опять вступившая с ней в переписку, писала ей из Москвы патриотические письма.
«Я вам пишу по русски, мой добрый друг, – писала Жюли, – потому что я имею ненависть ко всем французам, равно и к языку их, который я не могу слышать говорить… Мы в Москве все восторжены через энтузиазм к нашему обожаемому императору.
Бедный муж мой переносит труды и голод в жидовских корчмах; но новости, которые я имею, еще более воодушевляют меня.
Вы слышали, верно, о героическом подвиге Раевского, обнявшего двух сыновей и сказавшего: «Погибну с ними, но не поколеблемся!И действительно, хотя неприятель был вдвое сильнее нас, мы не колебнулись. Мы проводим время, как можем; но на войне, как на войне. Княжна Алина и Sophie сидят со мною целые дни, и мы, несчастные вдовы живых мужей, за корпией делаем прекрасные разговоры; только вас, мой друг, недостает… и т. д.
Преимущественно не понимала княжна Марья всего значения этой войны потому, что старый князь никогда не говорил про нее, не признавал ее и смеялся за обедом над Десалем, говорившим об этой войне. Тон князя был так спокоен и уверен, что княжна Марья, не рассуждая, верила ему.
Весь июль месяц старый князь был чрезвычайно деятелен и даже оживлен. Он заложил еще новый сад и новый корпус, строение для дворовых. Одно, что беспокоило княжну Марью, было то, что он мало спал и, изменив свою привычку спать в кабинете, каждый день менял место своих ночлегов. То он приказывал разбить свою походную кровать в галерее, то он оставался на диване или в вольтеровском кресле в гостиной и дремал не раздеваясь, между тем как не m lle Bourienne, a мальчик Петруша читал ему; то он ночевал в столовой.
Первого августа было получено второе письмо от кня зя Андрея. В первом письме, полученном вскоре после его отъезда, князь Андрей просил с покорностью прощения у своего отца за то, что он позволил себе сказать ему, и просил его возвратить ему свою милость. На это письмо старый князь отвечал ласковым письмом и после этого письма отдалил от себя француженку. Второе письмо князя Андрея, писанное из под Витебска, после того как французы заняли его, состояло из краткого описания всей кампании с планом, нарисованным в письме, и из соображений о дальнейшем ходе кампании. В письме этом князь Андрей представлял отцу неудобства его положения вблизи от театра войны, на самой линии движения войск, и советовал ехать в Москву.
За обедом в этот день на слова Десаля, говорившего о том, что, как слышно, французы уже вступили в Витебск, старый князь вспомнил о письме князя Андрея.
– Получил от князя Андрея нынче, – сказал он княжне Марье, – не читала?
– Нет, mon pere, [батюшка] – испуганно отвечала княжна. Она не могла читать письма, про получение которого она даже и не слышала.
– Он пишет про войну про эту, – сказал князь с той сделавшейся ему привычной, презрительной улыбкой, с которой он говорил всегда про настоящую войну.
– Должно быть, очень интересно, – сказал Десаль. – Князь в состоянии знать…
– Ах, очень интересно! – сказала m llе Bourienne.
– Подите принесите мне, – обратился старый князь к m llе Bourienne. – Вы знаете, на маленьком столе под пресс папье.
M lle Bourienne радостно вскочила.
– Ах нет, – нахмурившись, крикнул он. – Поди ты, Михаил Иваныч.
Михаил Иваныч встал и пошел в кабинет. Но только что он вышел, старый князь, беспокойно оглядывавшийся, бросил салфетку и пошел сам.
– Ничего то не умеют, все перепутают.
Пока он ходил, княжна Марья, Десаль, m lle Bourienne и даже Николушка молча переглядывались. Старый князь вернулся поспешным шагом, сопутствуемый Михаилом Иванычем, с письмом и планом, которые он, не давая никому читать во время обеда, положил подле себя.
Перейдя в гостиную, он передал письмо княжне Марье и, разложив пред собой план новой постройки, на который он устремил глаза, приказал ей читать вслух. Прочтя письмо, княжна Марья вопросительно взглянула на отца.
Он смотрел на план, очевидно, погруженный в свои мысли.
– Что вы об этом думаете, князь? – позволил себе Десаль обратиться с вопросом.
– Я! я!.. – как бы неприятно пробуждаясь, сказал князь, не спуская глаз с плана постройки.
– Весьма может быть, что театр войны так приблизится к нам…
– Ха ха ха! Театр войны! – сказал князь. – Я говорил и говорю, что театр войны есть Польша, и дальше Немана никогда не проникнет неприятель.
Десаль с удивлением посмотрел на князя, говорившего о Немане, когда неприятель был уже у Днепра; но княжна Марья, забывшая географическое положение Немана, думала, что то, что ее отец говорит, правда.
– При ростепели снегов потонут в болотах Польши. Они только могут не видеть, – проговорил князь, видимо, думая о кампании 1807 го года, бывшей, как казалось, так недавно. – Бенигсен должен был раньше вступить в Пруссию, дело приняло бы другой оборот…
– Но, князь, – робко сказал Десаль, – в письме говорится о Витебске…
– А, в письме, да… – недовольно проговорил князь, – да… да… – Лицо его приняло вдруг мрачное выражение. Он помолчал. – Да, он пишет, французы разбиты, при какой это реке?
Десаль опустил глаза.