Крупник

Крупник — традиционный алкогольный напиток, похожий на ликёр, из спирта (или акавиты), мёда и специй (корица, ваниль, гвоздика, имбирь и мускатный орех). Известен в Польше и в Белоруссии с XVIII века.

В ВКЛ были популярными, в том числе, и фруктовые крупники, в которые добавлялись малиновый или вишневый соки, клюква и т. п.

Мастерство приготовления крупника считалось в XIX веке необходимым качеством хозяйки шляхетского дома, к некоторым мастерицам гостьи съезжались особо ради этого повода с округа радиусом 80 км. В особенности славились крупники из Ковно.

Был в определенном смысле конкурентом немецкого пунша — традиционно крупник подавали горячим в маленьких фарфоровых чашках (но в менее официальной обстановке пили и из стаканов, или даже с деревянных ложек). Существовал ритуал «курения» крупника — все ингредиенты складывались в большую глиняную миску и поджигались; постепенно горящая смесь набирала тёмно-янтарный цвет и специфический аромат; по знаку хозяйки все собравшиеся одновременно дули на пламя, чтобы его погасить.

В наше время крупник изготавливается промышленно в Польше и Литве.

См. также

• Старка

Отрывок, характеризующий Крупник

Билибин пожал плечами, выражая, что такому горю даже и он пособить уже не может.
«Une maitresse femme! Voila ce qui s'appelle poser carrement la question. Elle voudrait epouser tous les trois a la fois», [«Молодец женщина! Вот что называется твердо поставить вопрос. Она хотела бы быть женою всех троих в одно и то же время».] – подумал Билибин.
– Но скажите, как муж ваш посмотрит на это дело? – сказал он, вследствие твердости своей репутации не боясь уронить себя таким наивным вопросом. – Согласится ли он?
– Ah! Il m'aime tant! – сказала Элен, которой почему то казалось, что Пьер тоже ее любил. – Il fera tout pour moi. [Ах! он меня так любит! Он на все для меня готов.]
Билибин подобрал кожу, чтобы обозначить готовящийся mot.
– Meme le divorce, [Даже и на развод.] – сказал он.
Элен засмеялась.
В числе людей, которые позволяли себе сомневаться в законности предпринимаемого брака, была мать Элен, княгиня Курагина. Она постоянно мучилась завистью к своей дочери, и теперь, когда предмет зависти был самый близкий сердцу княгини, она не могла примириться с этой мыслью. Она советовалась с русским священником о том, в какой мере возможен развод и вступление в брак при живом муже, и священник сказал ей, что это невозможно, и, к радости ее, указал ей на евангельский текст, в котором (священнику казалось) прямо отвергается возможность вступления в брак от живого мужа.
Вооруженная этими аргументами, казавшимися ей неопровержимыми, княгиня рано утром, чтобы застать ее одну, поехала к своей дочери.