Пачаран

Пачара́н (исп. Pacharán, баск. Patxaran) — алкогольный напиток, традиционный для ряда областей севера Испании, наименование которого контролируется по происхождению.

Представляет собой спиртовую настойку ягод тёрна (лат. Prunus spinosa) с различными ароматическими добавками. Содержание алкоголя обычно 20—30 %. Подаётся, как правило, в качестве дижестива.

География и история производства

Первоначальными районами производства пачарана были Наварра и Страна Басков: название напитка происходит от баскского названия терновника — «ба́со ара́н» (баск. baso aran, буквально «дикая слива»), однако со временем его изготовление распространилось и в некоторых других регионах Испании.

Первые упоминания о производстве и употреблении пачарана относятся к XIV веку — он фигурирует в перечне напитков, подававшихся на свадебных застольях наварских королей. Большой ценительницей пачарана была, в частности, королева Бланка I Наваррская, отмечавшая целебные свойства этого напитка.

В XIV—XVIII веках пачаран производился надомным образом, в относительно небольших объёмах. Его промышленное изготовление было налажено в начале XIX века: первым крупным производителем в 1816 году стала семейная компания наварского винодела Амбросио Веласко (исп. Ambrosio Velasco). Примечательно, что в XIX и в начале XX века пачаран рассматривался не столько как алкогольный напиток, сколько как лекарственная настойка, способствующая пищеварению, поэтому в этот период он продавался главным образом в аптеках.

Общенациональную популярность пачаран приобрёл к середине XX века. В 1987 году наварскими производителями пачарана был учреждён специальный Регулирующий совет (исп. Consejo Regulador de Denominacion), регламентировавший технологию изготовления напитка и его географическую принадлежность: в соответствии с требованиями совета название «панчаран» может носить только настойка, произведенная в Наварре. Тем не менее, пачаран под традиционным названием продолжает производиться в других испанских регионах.

В конце 2000-х годов в Испании промышленным образом производилось около 7 миллионов литров пачарана в год. Наиболее распространёнными марками были «Зоко» (исп. Zoco) — основанная первым лицензированным производителем напитка Амбросио Веласко в 1956 году, в настоящее время принадлежащая французской компании «Перно-Рикар», «Ла Наварра» (исп. La Navarra), «Байнес» (исп. Baines), «Эчеко» (баск. Etxeko), «Канча» (баск. Kantxa), «Ача» (баск. Atxa).

Технология производства

Пачаран может рассматриваться как своего рода гибрид ликёра и анисовой настойки. Технологически напиток представляет собой купаж сахарного сиропа, спиртовой настойки ягод терновника, аниса и, как правило, неболь­ших добавок различных ароматических эссенций — чаще всего фруктовых или ванильных, иногда карамели. Примечательно, что среди наваррских крестьян с давних пор бытует поверье о том, что поедание остатков ягод тёрна после настаивания на них пачарана может вызвать сумасшествие или, по крайней мере, пожизненную страсть к этому напитку.

Процесс мацерации продолжается от одного до восьми месяцев. При промышленном производстве настойка изготовляется обычно в стеклянной таре, однако некоторые мелкие частные производители сохраняют традиционный метод изготовления — в деревянных бочках.

В зависимости от содержа­ния сахара пачаран может быть как сладким, так и су­хим. В чистом виде терново-анисовая настойка имеет темно-красный или коричневатый цвет. Однако в зависимости от добавленных ароматических эссенций напиток может приобрести самые различные цвета и оттенки: розовый, фиолетовый, синий, жёлтый и т.д..

Содержание спирта в большинстве сортов пачарана колеблется от 20 до 30 %. Однако выпускаются также более лёгкие сорта и даже безалкогольный пачаран, сохраняющий основные вкусовые свойства обычной настойки.

Подача и употребление

Пачаран традиционно подаётся после еды в качестве дижестива, обычно в небольших стопках или рюмках, часто одновременно с кофе. Напиток принято употреблять охлажденным, однако лёд внутрь рюмки класть не принято — обычно бутылка охлаждается заранее либо же рюмки с пачараном сервируются в небольших чашечках, наполненных измельчённым льдом. В некоторых испанских ресторанах недорогие сорта пачарана могут по завершении трапезы подаваться бесплатно — в качестве «комплимента» от заведения.

Отрывок, характеризующий Пачаран

– Отчего вы не внушили Бонапарту дипломатическим путем, что ему лучше оставить Геную? – тем же тоном сказал князь Андрей.
– Я знаю, – перебил Билибин, – вы думаете, что очень легко брать маршалов, сидя на диване перед камином. Это правда, а всё таки, зачем вы его не взяли? И не удивляйтесь, что не только военный министр, но и августейший император и король Франц не будут очень осчастливлены вашей победой; да и я, несчастный секретарь русского посольства, не чувствую никакой потребности в знак радости дать моему Францу талер и отпустить его с своей Liebchen [милой] на Пратер… Правда, здесь нет Пратера.
Он посмотрел прямо на князя Андрея и вдруг спустил собранную кожу со лба.
– Теперь мой черед спросить вас «отчего», мой милый, – сказал Болконский. – Я вам признаюсь, что не понимаю, может быть, тут есть дипломатические тонкости выше моего слабого ума, но я не понимаю: Мак теряет целую армию, эрцгерцог Фердинанд и эрцгерцог Карл не дают никаких признаков жизни и делают ошибки за ошибками, наконец, один Кутузов одерживает действительную победу, уничтожает charme [очарование] французов, и военный министр не интересуется даже знать подробности.
– Именно от этого, мой милый. Voyez vous, mon cher: [Видите ли, мой милый:] ура! за царя, за Русь, за веру! Tout ca est bel et bon, [все это прекрасно и хорошо,] но что нам, я говорю – австрийскому двору, за дело до ваших побед? Привезите вы нам свое хорошенькое известие о победе эрцгерцога Карла или Фердинанда – un archiduc vaut l'autre, [один эрцгерцог стоит другого,] как вам известно – хоть над ротой пожарной команды Бонапарте, это другое дело, мы прогремим в пушки. А то это, как нарочно, может только дразнить нас. Эрцгерцог Карл ничего не делает, эрцгерцог Фердинанд покрывается позором. Вену вы бросаете, не защищаете больше, comme si vous nous disiez: [как если бы вы нам сказали:] с нами Бог, а Бог с вами, с вашей столицей. Один генерал, которого мы все любили, Шмит: вы его подводите под пулю и поздравляете нас с победой!… Согласитесь, что раздразнительнее того известия, которое вы привозите, нельзя придумать. C'est comme un fait expres, comme un fait expres. [Это как нарочно, как нарочно.] Кроме того, ну, одержи вы точно блестящую победу, одержи победу даже эрцгерцог Карл, что ж бы это переменило в общем ходе дел? Теперь уж поздно, когда Вена занята французскими войсками.
– Как занята? Вена занята?
– Не только занята, но Бонапарте в Шенбрунне, а граф, наш милый граф Врбна отправляется к нему за приказаниями.
Болконский после усталости и впечатлений путешествия, приема и в особенности после обеда чувствовал, что он не понимает всего значения слов, которые он слышал.
– Нынче утром был здесь граф Лихтенфельс, – продолжал Билибин, – и показывал мне письмо, в котором подробно описан парад французов в Вене. Le prince Murat et tout le tremblement… [Принц Мюрат и все такое…] Вы видите, что ваша победа не очень то радостна, и что вы не можете быть приняты как спаситель…
– Право, для меня всё равно, совершенно всё равно! – сказал князь Андрей, начиная понимать,что известие его о сражении под Кремсом действительно имело мало важности ввиду таких событий, как занятие столицы Австрии. – Как же Вена взята? А мост и знаменитый tete de pont, [мостовое укрепление,] и князь Ауэрсперг? У нас были слухи, что князь Ауэрсперг защищает Вену, – сказал он.
– Князь Ауэрсперг стоит на этой, на нашей, стороне и защищает нас; я думаю, очень плохо защищает, но всё таки защищает. А Вена на той стороне. Нет, мост еще не взят и, надеюсь, не будет взят, потому что он минирован, и его велено взорвать. В противном случае мы были бы давно в горах Богемии, и вы с вашею армией провели бы дурную четверть часа между двух огней.
– Но это всё таки не значит, чтобы кампания была кончена, – сказал князь Андрей.
– А я думаю, что кончена. И так думают большие колпаки здесь, но не смеют сказать этого. Будет то, что я говорил в начале кампании, что не ваша echauffouree de Durenstein, [дюренштейнская стычка,] вообще не порох решит дело, а те, кто его выдумали, – сказал Билибин, повторяя одно из своих mots [словечек], распуская кожу на лбу и приостанавливаясь. – Вопрос только в том, что скажет берлинское свидание императора Александра с прусским королем. Ежели Пруссия вступит в союз, on forcera la main a l'Autriche, [принудят Австрию,] и будет война. Ежели же нет, то дело только в том, чтоб условиться, где составлять первоначальные статьи нового Саmро Formio. [Кампо Формио.]
– Но что за необычайная гениальность! – вдруг вскрикнул князь Андрей, сжимая свою маленькую руку и ударяя ею по столу. – И что за счастие этому человеку!
– Buonaparte? [Буонапарте?] – вопросительно сказал Билибин, морща лоб и этим давая чувствовать, что сейчас будет un mot [словечко]. – Bu onaparte? – сказал он, ударяя особенно на u . – Я думаю, однако, что теперь, когда он предписывает законы Австрии из Шенбрунна, il faut lui faire grace de l'u . [надо его избавить от и.] Я решительно делаю нововведение и называю его Bonaparte tout court [просто Бонапарт].
– Нет, без шуток, – сказал князь Андрей, – неужели вы думаете,что кампания кончена?
– Я вот что думаю. Австрия осталась в дурах, а она к этому не привыкла. И она отплатит. А в дурах она осталась оттого, что, во первых, провинции разорены (on dit, le православное est terrible pour le pillage), [говорят, что православное ужасно по части грабежей,] армия разбита, столица взята, и всё это pour les beaux yeux du [ради прекрасных глаз,] Сардинское величество. И потому – entre nous, mon cher [между нами, мой милый] – я чутьем слышу, что нас обманывают, я чутьем слышу сношения с Францией и проекты мира, тайного мира, отдельно заключенного.
– Это не может быть! – сказал князь Андрей, – это было бы слишком гадко.
– Qui vivra verra, [Поживем, увидим,] – сказал Билибин, распуская опять кожу в знак окончания разговора.
Когда князь Андрей пришел в приготовленную для него комнату и в чистом белье лег на пуховики и душистые гретые подушки, – он почувствовал, что то сражение, о котором он привез известие, было далеко, далеко от него. Прусский союз, измена Австрии, новое торжество Бонапарта, выход и парад, и прием императора Франца на завтра занимали его.