Лабат, Флоренсия

Флоренсия Лабат
Место проживания	Буэнос-Айрес, Аргентина
Начало карьеры	1989
Завершение карьеры	2000
Рабочая рука	левая
Призовые, долл.	1 350 630
Одиночный разряд
Титулов	7 ITF
Наивысшая позиция	26 (12 сентября 1994)
Турниры серии Большого шлема
Австралия	3-й круг (1998, 2000)
Франция	3-й круг (1993, 1995)
Уимблдон	4-й круг (1994)
США	4-й круг (1992, 1997)
Парный разряд
Титулов	7 WTA, 4 ITF
Наивысшая позиция	27 (22 февраля 1999)
Турниры серии Большого шлема
Австралия	1/4 финала (1999)
Франция	3-й круг (1999)
Уимблдон	3-й круг (1998—1999)
США	2-й круг (1993, 1995—1999)
Международные медали Панамериканские игры Золото Мар-дель-Плата 1995 Одиночный разряд
Завершила выступления

Мария Флоренсия Лабат (исп. María Florencia Labat; род. 12 июня 1971, Буэнос-Айрес) — аргентинская профессиональная теннисистка. Чемпионка мира 1989 года среди девушек по версии ITF, чемпионка Панамериканских игр 1995 года в одиночном разряде, рекордсменка сборной Аргентины по продолжительности выступлений и числу побед в Кубке Федерации.

Игровая карьера

В конце 1987 года Флоренсия Лабат стала победительницей престижного юношеского турнира Orange Bowl в возрастной категории до 16 лет. Тогда же она завоевала свой первый взрослый титул, выиграв турнир женского цикла ITF в Буэнос-Айресе в паре с Федерикой Хаумюлер, а осенью следующего года дважды победила в турнирах этого же уровня уже в одиночном разряде.

В 1989 году 17-летняя Лабат добралась до четвертьфинала Открытого чемпионата Франции среди девушек, проиграв там Дженнифер Каприати, а вскоре после 18-летия стала полуфиналисткой Открытого чемпионата США среди девушек, где уступила Рейчел Маккуиллан. Хотя на счету Лабат не было побед в турнирах Большого шлема, по итогам сезона она была объявлена ITF первой ракеткой мира среди девушек. Во взрослых турнирах ITF в этом году на её счету были два титула в одиночном и три в парном разряде, а на более высоких уровнях она добилась выхода в четвертьфинал турниров WTA в Аркашоне (проиграв 26-й ракетке мира Барбаре Паулюс) и Финиксе и во второй круг взрослого Открытого чемпионата США (после победы в первом круге над 17-й ракеткой мира Катариной Линдквист). В октябре она провела свой первый матч за сборную Аргентины в Кубке Федерации, проиграв в паре с Мерседес Пас Мануэле и Катерине Малеевым из команды Болгарии.

1990 год Лабат уже полностью проводила в турнирах WTA, добравшись до своего первого финала на этом уровне в парном разряде в июле в Палермо, а в апреле 1991 года завоевала свой первый чемпионский титул в Таранто. Всего за 1991 и 1992 годы Лабат выиграла в парном разряде пять турниров WTA низких категорий. В одиночном разряде лучших результатов она добивалась на Открытом чемпионате США: в 1991 году ей удалось обыграть двух соперниц из Top-20 рейтинга (посеянную по 14-м номером Натали Тозья, а затем Эми Фрейзер) перед вылетом в третьем круге, а в 1992 году после победы над 19-й ракеткой мира Амандой Кётцер она вышла в четвёртый круг, где её продвижение остановила занимавшая второе место в рейтинге Штеффи Граф. 1992 год Лабат закончила на непосредственных подступах к Top-50 рейтинга в одиночном и парном разрядах.

1993 год был ознаменован для Лабат первым финалом турнира WTA в одиночном разряде (на Открытом чемпионате Бразилии, где её обыграла первая ракетка турнира Сабина Хак, а также выходом со сборной Аргентины в полуфинал Мировой группы Кубка Федерации. В четвертьфинальном матче с командой США Лабат принесла своей сборной решающее очко, обыграв Лори Макнил 5-7, 6-3, 6-0 и обеспечив аргентинкам досрочную победу после того, как Инес Горрочатеги победила Линдсей Дэвенпорт. За первую половину 1994 года Лабат трижды побывала в финалах турниров WTA в одиночном разряде, ни разу, впрочем, не добившись в них победы, а на Уимблдонском турнире вышла в четвёртый круг, в первом матче обыграв Хак, к тому моменту занимавшую в рейтинге 15-е место. Хотя во второй половине сезона она почти не выступала, к сентябрю ей удалось достичь 26-го места в рейтинге — самого высокого за карьеру.

В 1995 году, после раздела Мировой группы Кубка Федерации на две, Лабат помогла своей сборной сначала обыграть во II Мировой группе команду Индонезии, а затем с сухим счётом разгромить в переходном матче за право выступать в высшем эшелоне австралиек. На Панамериканских играх в Мар-дель-Плата она завоевала золотую медаль в одиночном разряде, обыграв в финале американку Энн Гроссман со счётом 6-3, 6-3. В июле 1996 года в Палермо она вышла в первый за три года финал турнира WTA в парном разряде и после двух лет перерыва закончила сезон в числе ста лучших парных гроков мира; на следующий год финалов было уже три, хотя ни один не принёс Лабат титула; первый титул за почти шесть лет Лабат в паре с бельгийкой Доминик ван Рост завоевала лишь в мае 1998 года на Открытом чемпионате Испании в Мадриде. Перед этим в Риме ван Рост и Лабат обыграли на пути в полуфинал одну из лучших пар мира — Каролин Вис-Яюк Басуки. В одиночном разряде в эти годы Лабат продолжала удерживаться в первой сотне рейтинга, не добиваясь при этом громких успехов. Её лучшими результатами были выход в четвёртый круг Открытого чемпионата США в 1997 году (где она проиграла первой ракетке мира Мартине Хингис) и победа на Открытом чемпионате Канады 1998 года над десятой ракеткой мира Патти Шнидер.

В 1999 году Лабат показала свой лучший результат в турнирах Большого шлема, пробившись с ван Рост в четвертьфинал Открытого чемпионата Австралии после победы над посеянными под пятым номером Еленой Лиховцевой и Ай Сугиямой. После этого Лабат поднялась в парном рейтинге до 27-го места. Однако на следующих двух турнирах Большого шлема бельгийско-аргентинская пара выбывала из борьбы уже в третьем круге и после Уимблдона распалась. После этого, осенью 1999 года и в 2000 году, Лабат ещё три раза выходила в финалы турниров WTA, в последнем из них завоевав свой седьмой титул на этом уровне. Последним турниром в карьере Лабат стали осенью 2000 года Олимпийские игры в Сиднее, где она проиграла в первом круге нидерландской теннисистке Мириам Ореманс.

Место в рейтинге в конце сезона

Разряд	1988	1989	1990	1991	1992	1993	1994	1995	1996	1997	1998	1999
Одиночный разряд	288	77	102	56	52	51	38	56	42	39	64	116
Парный разряд		138	109	68	52	52	134	125	88	49	39	46

Финалы турниров WTA за карьеру

Одиночный разряд (0-4)

Легенда
Большой шлем (0)
Финал тура WTA (0)
I категория (0)
II категория (0)
III категория (5)
IV категория (13)
V категория (3)

Результат	№	Дата	Турнир	Покрытие	Соперница в финале	Счёт в финале
Поражение	1.	25 октября 1993	Открытый чемпионат Бразилии, Куритиба	Грунт	Сабина Хак	2-6, 0-6
Поражение	2.	3 января 1994	Брисбен, Австралия	Хард	Линдсей Дэвенпорт	1-6, 6-2, 3-6
Поражение	3.	18 апреля 1994	Сингапур	Хард	Наоко Савамацу	5-7, 5-7
Поражение	4.	25 апреля 1994	Джакарта, Индонезия	Хард	Яюк Басуки	4-6, 6-3, 6-7

Парный разряд (7-10)

Результат	№	Дата	Турнир	Покрытие	Партнёрша	Соперницы в финале	Счёт в финале
Поражение	1.	9 июля 1990	Палермо, Италия	Грунт	Барбара Романо	Лаура Гарроне Карн Кшвендт	2-6, 4-6
Победа	1.	29 апреля 1991	Таранто, Италия	Грунт	Алексия Дешон	Лаура Голарса Энн Гроссман	6-2, 7-5
Победа	2.	21 октября 1991	Дорадо, Пуэрто-Рико	Хард	Рика Хираки	Сабин Аппельманс Камилла Бенджамин	6-3, 6-3
Победа	3.	6 июля 1992	Открытый чемпионат Австрии, Кицбюэль	Грунт	Алексия Дешон	Аманда Кётцер Вильтруд Пробст	6-3, 6-3
Победа	4.	20 июля 1992	Сан-Марино	Грунт	Алексия Дешон	Лаура Гарроне Сандра Чеккини	7-66, 7-5
Победа	5.	24 августа 1992	Скенектади, США	Хард	Алексия Дешон	Шаннан Маккарти Джинджер Хелгесон	6-3, 1-6, 6-2
Поражение	2.	26 июля 1993	Сан-Марино	Грунт	Барбара Риттнер	Патрисия Тарабини Сандра Чеккини	3-6, 2-6
Поражение	3.	23 августа 1993	Скенектади	Хард	Барбара Риттнер	Рейчел Маккуиллан Клаудиа Порвик	6-4, 4-6, 2-6
Поражение	4.	15 июля 1996	Палермо (2)	Грунт	Барбара Риттнер	Жанетта Гусарова Барбара Шетт	1-6, 2-6
Поражение	5.	16 июня 1997	Росмален, Нидерланды	Трава	Карина Габшудова	Гелена Вилдова Ева Мелихарова	3-6, 6-76
Поражение	6.	14 июля 1997	Палермо (3)	Грунт	Мерседес Пас	Сильвия Фарина Барбара Шетт	6-2, 1-6, 4-6
Поражение	7.	17 ноября 1997	Паттайя, Таиланд	Хард	Доминик ван Рост	Кристин Канс Корина Морариу	3-6, 4-6
Победа	6.	18 мая 1998	Мадрид, Испания	Грунт	Доминик ван Рост	Рейчел Маккуиллан Николь Пратт	6-3, 6-1
Поражение	8.	3 августа 1998	Стамбул, Турция	Хард	Оса Карлссон	Майке Бабель Лоранс Куртуа	0-6, 2-6
Поражение	9.	4 октября 1999	Открытый чемпионат Бразилии, Сан-Паулу	Грунт	Жанетта Гусарова	Лаура Монтальво Паола Суарес	7-61, 5-7, 5-7
Поражение	10.	14 февраля 2000	Открытый чемпионат Бразилии (2)	Грунт	Жанетта Гусарова	Лаура Монтальво Паола Суарес	7-5, 4-6, 3-6
Победа	7.	22 мая 2000	Страсбург, Франция	Грунт	Соня Джейясилан	Мария-Алехандра Венто Ким Грант	6-4, 6-3

Ссылки

• [www.wtatennis.com/players/player/4521 Профиль на сайте WTA]  (англ.)
• [www.itftennis.com/procircuit/players/player/profile.aspx?playerid=20002771 Профиль на сайте ITF]  (англ.)
• [www.fedcup.com/en/players/player.aspx?id=20002771 Профиль на сайте Кубка Федерации] (англ.)

Отрывок, характеризующий Лабат, Флоренсия

– Ей рассказывали, что Москва вся сгорела, совершенно, что будто бы…
Наташа остановилась: нельзя было говорить. Он, очевидно, делал усилия, чтобы слушать, и все таки не мог.
– Да, сгорела, говорят, – сказал он. – Это очень жалко, – и он стал смотреть вперед, пальцами рассеянно расправляя усы.
– А ты встретилась с графом Николаем, Мари? – сказал вдруг князь Андрей, видимо желая сделать им приятное. – Он писал сюда, что ты ему очень полюбилась, – продолжал он просто, спокойно, видимо не в силах понимать всего того сложного значения, которое имели его слова для живых людей. – Ежели бы ты его полюбила тоже, то было бы очень хорошо… чтобы вы женились, – прибавил он несколько скорее, как бы обрадованный словами, которые он долго искал и нашел наконец. Княжна Марья слышала его слова, но они не имели для нее никакого другого значения, кроме того, что они доказывали то, как страшно далек он был теперь от всего живого.
– Что обо мне говорить! – сказала она спокойно и взглянула на Наташу. Наташа, чувствуя на себе ее взгляд, не смотрела на нее. Опять все молчали.
– Andre, ты хоч… – вдруг сказала княжна Марья содрогнувшимся голосом, – ты хочешь видеть Николушку? Он все время вспоминал о тебе.
Князь Андрей чуть заметно улыбнулся в первый раз, но княжна Марья, так знавшая его лицо, с ужасом поняла, что это была улыбка не радости, не нежности к сыну, но тихой, кроткой насмешки над тем, что княжна Марья употребляла, по ее мнению, последнее средство для приведения его в чувства.
– Да, я очень рад Николушке. Он здоров?

Когда привели к князю Андрею Николушку, испуганно смотревшего на отца, но не плакавшего, потому что никто не плакал, князь Андрей поцеловал его и, очевидно, не знал, что говорить с ним.
Когда Николушку уводили, княжна Марья подошла еще раз к брату, поцеловала его и, не в силах удерживаться более, заплакала.
Он пристально посмотрел на нее.
– Ты об Николушке? – сказал он.
Княжна Марья, плача, утвердительно нагнула голову.
– Мари, ты знаешь Еван… – но он вдруг замолчал.
– Что ты говоришь?
– Ничего. Не надо плакать здесь, – сказал он, тем же холодным взглядом глядя на нее.

Когда княжна Марья заплакала, он понял, что она плакала о том, что Николушка останется без отца. С большим усилием над собой он постарался вернуться назад в жизнь и перенесся на их точку зрения.
«Да, им это должно казаться жалко! – подумал он. – А как это просто!»
«Птицы небесные ни сеют, ни жнут, но отец ваш питает их», – сказал он сам себе и хотел то же сказать княжне. «Но нет, они поймут это по своему, они не поймут! Этого они не могут понимать, что все эти чувства, которыми они дорожат, все наши, все эти мысли, которые кажутся нам так важны, что они – не нужны. Мы не можем понимать друг друга». – И он замолчал.

Маленькому сыну князя Андрея было семь лет. Он едва умел читать, он ничего не знал. Он многое пережил после этого дня, приобретая знания, наблюдательность, опытность; но ежели бы он владел тогда всеми этими после приобретенными способностями, он не мог бы лучше, глубже понять все значение той сцены, которую он видел между отцом, княжной Марьей и Наташей, чем он ее понял теперь. Он все понял и, не плача, вышел из комнаты, молча подошел к Наташе, вышедшей за ним, застенчиво взглянул на нее задумчивыми прекрасными глазами; приподнятая румяная верхняя губа его дрогнула, он прислонился к ней головой и заплакал.
С этого дня он избегал Десаля, избегал ласкавшую его графиню и либо сидел один, либо робко подходил к княжне Марье и к Наташе, которую он, казалось, полюбил еще больше своей тетки, и тихо и застенчиво ласкался к ним.
Княжна Марья, выйдя от князя Андрея, поняла вполне все то, что сказало ей лицо Наташи. Она не говорила больше с Наташей о надежде на спасение его жизни. Она чередовалась с нею у его дивана и не плакала больше, но беспрестанно молилась, обращаясь душою к тому вечному, непостижимому, которого присутствие так ощутительно было теперь над умиравшим человеком.


Князь Андрей не только знал, что он умрет, но он чувствовал, что он умирает, что он уже умер наполовину. Он испытывал сознание отчужденности от всего земного и радостной и странной легкости бытия. Он, не торопясь и не тревожась, ожидал того, что предстояло ему. То грозное, вечное, неведомое и далекое, присутствие которого он не переставал ощущать в продолжение всей своей жизни, теперь для него было близкое и – по той странной легкости бытия, которую он испытывал, – почти понятное и ощущаемое.
Прежде он боялся конца. Он два раза испытал это страшное мучительное чувство страха смерти, конца, и теперь уже не понимал его.
Первый раз он испытал это чувство тогда, когда граната волчком вертелась перед ним и он смотрел на жнивье, на кусты, на небо и знал, что перед ним была смерть. Когда он очнулся после раны и в душе его, мгновенно, как бы освобожденный от удерживавшего его гнета жизни, распустился этот цветок любви, вечной, свободной, не зависящей от этой жизни, он уже не боялся смерти и не думал о ней.
Чем больше он, в те часы страдальческого уединения и полубреда, которые он провел после своей раны, вдумывался в новое, открытое ему начало вечной любви, тем более он, сам не чувствуя того, отрекался от земной жизни. Всё, всех любить, всегда жертвовать собой для любви, значило никого не любить, значило не жить этою земною жизнию. И чем больше он проникался этим началом любви, тем больше он отрекался от жизни и тем совершеннее уничтожал ту страшную преграду, которая без любви стоит между жизнью и смертью. Когда он, это первое время, вспоминал о том, что ему надо было умереть, он говорил себе: ну что ж, тем лучше.
Но после той ночи в Мытищах, когда в полубреду перед ним явилась та, которую он желал, и когда он, прижав к своим губам ее руку, заплакал тихими, радостными слезами, любовь к одной женщине незаметно закралась в его сердце и опять привязала его к жизни. И радостные и тревожные мысли стали приходить ему. Вспоминая ту минуту на перевязочном пункте, когда он увидал Курагина, он теперь не мог возвратиться к тому чувству: его мучил вопрос о том, жив ли он? И он не смел спросить этого.

Болезнь его шла своим физическим порядком, но то, что Наташа называла: это сделалось с ним, случилось с ним два дня перед приездом княжны Марьи. Это была та последняя нравственная борьба между жизнью и смертью, в которой смерть одержала победу. Это было неожиданное сознание того, что он еще дорожил жизнью, представлявшейся ему в любви к Наташе, и последний, покоренный припадок ужаса перед неведомым.
Это было вечером. Он был, как обыкновенно после обеда, в легком лихорадочном состоянии, и мысли его были чрезвычайно ясны. Соня сидела у стола. Он задремал. Вдруг ощущение счастья охватило его.
«А, это она вошла!» – подумал он.
Действительно, на месте Сони сидела только что неслышными шагами вошедшая Наташа.
С тех пор как она стала ходить за ним, он всегда испытывал это физическое ощущение ее близости. Она сидела на кресле, боком к нему, заслоняя собой от него свет свечи, и вязала чулок. (Она выучилась вязать чулки с тех пор, как раз князь Андрей сказал ей, что никто так не умеет ходить за больными, как старые няни, которые вяжут чулки, и что в вязании чулка есть что то успокоительное.) Тонкие пальцы ее быстро перебирали изредка сталкивающиеся спицы, и задумчивый профиль ее опущенного лица был ясно виден ему. Она сделала движенье – клубок скатился с ее колен. Она вздрогнула, оглянулась на него и, заслоняя свечу рукой, осторожным, гибким и точным движением изогнулась, подняла клубок и села в прежнее положение.
Он смотрел на нее, не шевелясь, и видел, что ей нужно было после своего движения вздохнуть во всю грудь, но она не решалась этого сделать и осторожно переводила дыханье.
В Троицкой лавре они говорили о прошедшем, и он сказал ей, что, ежели бы он был жив, он бы благодарил вечно бога за свою рану, которая свела его опять с нею; но с тех пор они никогда не говорили о будущем.
«Могло или не могло это быть? – думал он теперь, глядя на нее и прислушиваясь к легкому стальному звуку спиц. – Неужели только затем так странно свела меня с нею судьба, чтобы мне умереть?.. Неужели мне открылась истина жизни только для того, чтобы я жил во лжи? Я люблю ее больше всего в мире. Но что же делать мне, ежели я люблю ее?» – сказал он, и он вдруг невольно застонал, по привычке, которую он приобрел во время своих страданий.
Услыхав этот звук, Наташа положила чулок, перегнулась ближе к нему и вдруг, заметив его светящиеся глаза, подошла к нему легким шагом и нагнулась.
– Вы не спите?
– Нет, я давно смотрю на вас; я почувствовал, когда вы вошли. Никто, как вы, но дает мне той мягкой тишины… того света. Мне так и хочется плакать от радости.
Наташа ближе придвинулась к нему. Лицо ее сияло восторженною радостью.
– Наташа, я слишком люблю вас. Больше всего на свете.
– А я? – Она отвернулась на мгновение. – Отчего же слишком? – сказала она.
– Отчего слишком?.. Ну, как вы думаете, как вы чувствуете по душе, по всей душе, буду я жив? Как вам кажется?
– Я уверена, я уверена! – почти вскрикнула Наташа, страстным движением взяв его за обе руки.
Он помолчал.
– Как бы хорошо! – И, взяв ее руку, он поцеловал ее.
Наташа была счастлива и взволнована; и тотчас же она вспомнила, что этого нельзя, что ему нужно спокойствие.
– Однако вы не спали, – сказала она, подавляя свою радость. – Постарайтесь заснуть… пожалуйста.
Он выпустил, пожав ее, ее руку, она перешла к свече и опять села в прежнее положение. Два раза она оглянулась на него, глаза его светились ей навстречу. Она задала себе урок на чулке и сказала себе, что до тех пор она не оглянется, пока не кончит его.
Действительно, скоро после этого он закрыл глаза и заснул. Он спал недолго и вдруг в холодном поту тревожно проснулся.
Засыпая, он думал все о том же, о чем он думал все ото время, – о жизни и смерти. И больше о смерти. Он чувствовал себя ближе к ней.
«Любовь? Что такое любовь? – думал он. – Любовь мешает смерти. Любовь есть жизнь. Все, все, что я понимаю, я понимаю только потому, что люблю. Все есть, все существует только потому, что я люблю. Все связано одною ею. Любовь есть бог, и умереть – значит мне, частице любви, вернуться к общему и вечному источнику». Мысли эти показались ему утешительны. Но это были только мысли. Чего то недоставало в них, что то было односторонне личное, умственное – не было очевидности. И было то же беспокойство и неясность. Он заснул.
Он видел во сне, что он лежит в той же комнате, в которой он лежал в действительности, но что он не ранен, а здоров. Много разных лиц, ничтожных, равнодушных, являются перед князем Андреем. Он говорит с ними, спорит о чем то ненужном. Они сбираются ехать куда то. Князь Андрей смутно припоминает, что все это ничтожно и что у него есть другие, важнейшие заботы, но продолжает говорить, удивляя их, какие то пустые, остроумные слова. Понемногу, незаметно все эти лица начинают исчезать, и все заменяется одним вопросом о затворенной двери. Он встает и идет к двери, чтобы задвинуть задвижку и запереть ее. Оттого, что он успеет или не успеет запереть ее, зависит все. Он идет, спешит, ноги его не двигаются, и он знает, что не успеет запереть дверь, но все таки болезненно напрягает все свои силы. И мучительный страх охватывает его. И этот страх есть страх смерти: за дверью стоит оно. Но в то же время как он бессильно неловко подползает к двери, это что то ужасное, с другой стороны уже, надавливая, ломится в нее. Что то не человеческое – смерть – ломится в дверь, и надо удержать ее. Он ухватывается за дверь, напрягает последние усилия – запереть уже нельзя – хоть удержать ее; но силы его слабы, неловки, и, надавливаемая ужасным, дверь отворяется и опять затворяется.
Еще раз оно надавило оттуда. Последние, сверхъестественные усилия тщетны, и обе половинки отворились беззвучно. Оно вошло, и оно есть смерть. И князь Андрей умер.
Но в то же мгновение, как он умер, князь Андрей вспомнил, что он спит, и в то же мгновение, как он умер, он, сделав над собою усилие, проснулся.
«Да, это была смерть. Я умер – я проснулся. Да, смерть – пробуждение!» – вдруг просветлело в его душе, и завеса, скрывавшая до сих пор неведомое, была приподнята перед его душевным взором. Он почувствовал как бы освобождение прежде связанной в нем силы и ту странную легкость, которая с тех пор не оставляла его.
Когда он, очнувшись в холодном поту, зашевелился на диване, Наташа подошла к нему и спросила, что с ним. Он не ответил ей и, не понимая ее, посмотрел на нее странным взглядом.