Пас, Мерседес

Мерседес Пас
Гражданство	Аргентина Аргентина
Место проживания	Тукуман, Аргентина
Дата рождения	27 июня 1966(1966-06-27) (57 лет)
Место рождения	Тукуман, Аргентина
Начало карьеры	1984
Завершение карьеры	1998
Призовые, долл.	1 154 319
Одиночный разряд
Матчей в/п	280—279
Титулов	3 WTA/VS, 2 ITF
Наивысшая позиция	28 (29 апреля 1991 года)
Турниры серии Большого шлема
Австралия	1-й круг
Франция	4-й круг (1986, 1990)
Уимблдон	2-й круг (1994, 1996)
США	2-й круг (1985, 1987, 1988)
Парный разряд
Матчей в/п	385—245
Титулов	22 WTA/VS
Наивысшая позиция	12 (24 сентября 1990 года)
Турниры серии Большого шлема
Австралия	3-й круг (1991, 1992)
Франция	1/2 финала (1991)
Уимблдон	1/4 финала (1990)
США	1/2 финала (1991)
Завершила выступления

Спортивные награды
Панамериканские игры
Золото	Мар-дель-Плата 1995	Женский парный разряд

Мерседес Пас (исп. Mercedes Paz; р. 27 июня 1966, Тукуман) — аргентинская профессиональная теннисистка, победительница 25 турниров Женской теннисной ассоциации в одиночном и парном разряде. Лауреат награды WTA за вклад в развитие тенниса (1989).

Спортивная карьера

Первые годы карьеры (1984—1988)

Мерседес Пас начала выступать в профессиональных турнирах с января 1984 года. Уже на втором своём профессиональном турнире, проходившем во Флориде под эгидой Международной федерации тенниса (ITF), она в паре с американкой Ронни Рейс дошла до финала. В июне в Лионе она выиграла с Рейс свой первый турнир ITF в парном разряде, а в одиночном вышла в свой первый финал, победив по пути посеянную пятой Изабель Демонжо и проиграв затем Катерине Малеевой. В сентябре в Токио Пас выиграла с Рейс и свой первый турнир тура Virginia Slims, проводившегося Женской теннисной ассоциацией (WTA).

Первый титул в одиночном разряде Пас завоевала на турнире ITF в Куритибе (Бразилия) в марте следующего года, а две недели спустя добилась аналогичного успеха уже на турнире Virginia Slims в Сан-Паулу, где последовательно победила четырёх посеянных соперниц, включая первую ракетку турнира Габриэлу Сабатини. В 1985 году она выиграла ещё два турнира VS в парном разряде и впервые выступила в составе сборной Аргентины в Кубке Федерации, выиграв свои встречи в матчах с командами Перу Новой Зеландии. Два титула в парном разряде она добавила на свой счёт и в 1986 году, а в Кубке Федерации дошла со сборной до полуфинала, где аргентинки проиграли сборной Чехословакии. В одиночном разряде её лучшим результатом стал выход в четвёртый круг Открытого чемпионата Франции после победы над посеянной под восьмым номером Мануэлой Малеевой.

За следующие два года Пас выиграла один турнир WTA в одиночном разряде и пять в парном (все с разными партнёршами). Она приняла участие в Олимпийских играх в Сеуле, но в одиночном разряде проиграла во втором круге Мануэле Малеевой, а в паре с Сабатини — в первом круге канадской паре Бассетт—Хетерингтонв рекордном по продолжительности для Открытой эры матче, завершившемся со счётом 6-7⁸, 7-5, 18-20.

Пик карьеры (1989—1991)

В 1989 году Пас совершила ещё один шаг вверх в рейтинге, выиграв за сезон пять турниров WTA (снова с разными партнёршами) и дойдя с Манон Боллеграф из Нидерландов до финала Открытого чемпионата Италии, второго по престижности турнира в мире на грунтовых кортах. В этом году она удостоилась награды WTA за вклад в развитие тенниса.

В начале 1990 года постоянной партнёршей стала знаменитая испанка Аранча Санчес-Викарио. Только за апрель они вместе выиграли три турнира, включая турнир II категории в Амелия-Айленд (США), а позже вышли в полуфинал в Гамбурге и четвертьфинал на Открытом чемпионате Франции и Уимблдонском турнире. Ещё два турнира Пас выиграла с другими партнёршами, а с Санчес осенью сначала дошла до финала в Фильдерштадте, а потом на Чемпионате Virginia Slims, где они были посеяны четвёртыми и проиграли в решающем матче третьей паре турнира — Кэти Джордан и Элизабет Смайли. По ходу этого сезона Пас поднялась в рейтинге игроков в парном разряде до 12 места.

Расставшись с Санчес, Пас снова стала менять партнёрш. Сезон 1991 года принёс ей только один титул (уже четвёртый завоёванный в Бразилии), но ещё пять раз она играла в финалах, а в турнирах Большого шлема добилась своих главных успехов в женском парном разряде, дойдя до полуфинала сначала во Франции с Сабатини (проиграли второй паре турнира Зверева—Савченко), а затем в Открытом чемпионате США с Лейлой Месхи (проиграли посеянным шестыми Зверевой и Пэм Шрайвер). В одиночном разряде в этом году Пас поднялась на высшее в карьере 28-е место в рейтинге.

Завершение карьеры (1992—1998)

В 1992 и 1993 годах Пас по два раза выходила в финалы турниров WTA в парном разряде и, хотя побед не добивалась, сохраняла за собой место в числе ведущих теннисисток мира в парах. В 1992 году она также дошла в паре с Патрисией Тарабини до четвертьфинала Олимпиады в Барселоне, где их остановили Наталья Зверева и Лейла Месхи. На исходе 1993 и 1994 годов Пас дважды выигрывала парные турниры ITF у себя на родине, в Аргентине, в 1994 году добавив к этому также победу на турнире WTA в Окленде (Новая Зеландия).

В 1995 году, помимо победы на Открытом чемпионате Хорватии в Загребе, ставшем последним в её карьере выигранным турниром WTA, Пас также стала у себя на родине в Аргентине чемпионкой Панамериканских игр в паре с Тарабини после победы в финале над соперницами из США. В 1996 году она успешно выступала уже в основном в турнирах ITF, но на Открытом чемпионате Франции в паре с Александрой Фусаи сумела дойти до четвертьфинала. По пути они победили две посеянных пары и уступили лишь посеянным вторыми Зверевой и Джиджи Фернандес.

В 1997 году в Палермо в паре с Флоренсией Лабат Пас вышла в последний в карьере финал на турнире WTA. На Открытом чемпионате США она добилась неожиданного успеха в смешанном парном разряде: если до этого её лучшим результатом в миксте был выход в четвертьфинал, то теперь она в паре с Пабло Альбано дошла до финала, победив последовательно пары, посеянные под шестым и первым номерами (и пройдя в четвертьфинале без игры третью посеянную пару). В финале они проиграли посеянным пятыми Манон Боллеграф и Рику Личу. На следующий год в апреле Пас в последний раз выступила в рядах сборной, а в сентябре выигрышем в паре с Лаурой Монтальво турнира ITF в своём родном Тукумане завершила игровую карьеру.

Участие в финалах турниров Большого шлема

Смешанный парный разряд

Результат	Год	Турнир	Покрытие	Партнёр	Соперники в финале	Счёт в финале
Поражение	1997	Открытый чемпионат США	Хард	Пабло Альбано	Манон Боллеграф Рик Лич	6-3, 5-7, 6-73

Участие в финалах Чемпионата Virginia Slims

Парный разряд

Результат	Год	Место	Покрытие	Партнёр	Соперники в финале	Счёт в финале
Поражение	1990	Нью-Йорк, США	Ковёр	Аранча Санчес-Викарио	Кэти Джордан Элизабет Смайли	6-74, 4-6

Титулы в турнирах WTA (25)

Легенда
Большой шлем (0)
Чемпионат WTA (0)
I категория
II категория (1)
III категория (2)
IV категория (3)
V категория (8)
VS (11)

Одиночный разряд (3)

№	Дата	Турнир	Покрытие	Соперница в финале	Счёт в финале
1.	18 мар 1985	Сан-Паулу, Бразилия	Грунт	Лаура Аррайя	5-7, 6-1, 6-4
2.	7 ноя 1988	Гуаружа, Бразилия (2)	Грунт	Рене Симпсон	7-5, 6-2
3.	21 мая 1990	Страсбург, Франция	Грунт	Энн Гроссман	6-2, 6-3

Парный разряд (22)

№	Дата	Турнир	Покрытие	Партнёр	Соперницы в финале	Счёт в финале
1.	24 сен 1984	Токио, Япония	Хард	Ронни Рейс	Адриана Виллагран Эмильсе Рапони-Лонго	6-4, 7-5
2.	18 мар 1985	Сан-Паулу, Бразилия	Грунт	Габриэла Сабатини	Нейге Диаш Чилла Бартош	7-5, 6-4
3.	19 авг 1985	Монтичелло, Нью-Йорк, США	Хард	Габриэла Сабатини	Катержина Бёмова Андреа Голикова	5-7, 6-4, 6-3
4.	10 ноя 1986	Сан-Хуан, Пуэрто-Рико	Хард	Лори Макнил	Робин Уайт Джиджи Фернандес	6-2, 3-6, 6-4
5.	1 дек 1986	Буэнос-Айрес, Аргентина	Грунт	Лори Макнил	Манон Боллеграф Николь Мунс-Ягерман	6-1, 2-6, 6-1
6.	6 апр 1987	Хилтон-Хед-Айленд, Южная Каролина, США	Грунт	Ева Пфафф	Зина Гаррисон Лори Макнил	7-66, 7-5
7.	30 ноя 1987	Буэнос-Айрес (2)	Грунт	Габриэла Сабатини	Кристиан Жолиссен Джилл Хетерингтон	6-2, 6-2
8.	4 июл 1988	Бостад, Швеция	Грунт	Сандра Чеккини	Сильвия Ла Фратта Линда Феррандо	6-0, 6-2
9.	11 июл 1988	Брюссель, Бельгия	Грунт	Тина Шойер-Ларсен	Катерина Малеева Раффаэлла Реджи	7-63, 6-1
10.	7 ноя 1988	Гуаружа, Бразилия (2)	Грунт	Беттина Фулько	Карин Баккум Симона Схилдер	6-3, 6-4
11.	1 мая 1989	Таранто, Италия	Грунт	Сабрина Голеш	Софи Амиаш Эмманюэль Дерли	6-2, 6-2
12.	22 мая 1989	Страсбург, Франция	Грунт	Юдит Визнер	Лиз Грегори Гретхен Мейджерс	6-3, 6-3
13.	17 июл 1989	Брюссель (2)	Грунт	Манон Боллеграф	Карин Баккум Симона Схилдер	6-1, 6-2
14.	24 июл 1989	Бостад (2)	Грунт	Тина Шойер-Ларсен	Сабрина Голеш Катерина Малеева	6-2, 7-5
15.	11 дек 1989	Гуаружа (3)	Хард	Патрисия Тарабини	Лусиана Корсато-Овсянка Клаудиа Шабалгойти	6-2, 6-2
16.	9 апр 1990	Амелия-Айленд, Флорида, США	Грунт	Аранча Санчес-Викарио	Регина Кордова Андреа Темешвари	7-65, 6-4
17.	16 апр 1990	Тампа, Флорида, США	Грунт	Аранча Санчес-Викарио	Лаура Аррайя Сандра Чеккини	6-2, 6-0
18.	23 апр 1990	Барселона, Испания	Грунт	Аранча Санчес-Викарио	Сабрина Голеш Патрисия Тарабини	6-77, 6-2, 6-1
19.	9 июл 1990	Бостад (3)	Грунт	Тина Шойер-Ларсен	Карин Баккум Николь Мунс-Ягерман	6-3, 7-5
20.	2 дек 1991	Сан-Паулу (4)	Грунт	Инес Горрочатеги	Рената Бараньска Лора Глитц	6-2, 6-2
21.	31 янв 1994	Окленд, Новая Зеландия	Хард	Патрисия Хай	Дженни Бирн Джули Ричардсон	6-4, 7-63
22.	24 апр 1995	Загреб, Хорватия	Грунт	Рене Симпсон	Лаура Голарса Ирина Спырля	7-5, 6-2

Ссылки

• [www.wtatennis.com/players/player/ Профиль на сайте WTA]  (англ.)
• [www.fedcup.com/en/players/player.aspx?id= Профиль на сайте Кубка Федерации] (англ.)

Отрывок, характеризующий Пас, Мерседес

– Хорошо, – сказал Мюрат и, обратившись к одному из господ своей свиты, приказал выдвинуть четыре легких орудия и обстрелять ворота.
Артиллерия на рысях выехала из за колонны, шедшей за Мюратом, и поехала по Арбату. Спустившись до конца Вздвиженки, артиллерия остановилась и выстроилась на площади. Несколько французских офицеров распоряжались пушками, расстанавливая их, и смотрели в Кремль в зрительную трубу.
В Кремле раздавался благовест к вечерне, и этот звон смущал французов. Они предполагали, что это был призыв к оружию. Несколько человек пехотных солдат побежали к Кутафьевским воротам. В воротах лежали бревна и тесовые щиты. Два ружейные выстрела раздались из под ворот, как только офицер с командой стал подбегать к ним. Генерал, стоявший у пушек, крикнул офицеру командные слова, и офицер с солдатами побежал назад.
Послышалось еще три выстрела из ворот.
Один выстрел задел в ногу французского солдата, и странный крик немногих голосов послышался из за щитов. На лицах французского генерала, офицеров и солдат одновременно, как по команде, прежнее выражение веселости и спокойствия заменилось упорным, сосредоточенным выражением готовности на борьбу и страдания. Для них всех, начиная от маршала и до последнего солдата, это место не было Вздвиженка, Моховая, Кутафья и Троицкие ворота, а это была новая местность нового поля, вероятно, кровопролитного сражения. И все приготовились к этому сражению. Крики из ворот затихли. Орудия были выдвинуты. Артиллеристы сдули нагоревшие пальники. Офицер скомандовал «feu!» [пали!], и два свистящие звука жестянок раздались один за другим. Картечные пули затрещали по камню ворот, бревнам и щитам; и два облака дыма заколебались на площади.
Несколько мгновений после того, как затихли перекаты выстрелов по каменному Кремлю, странный звук послышался над головами французов. Огромная стая галок поднялась над стенами и, каркая и шумя тысячами крыл, закружилась в воздухе. Вместе с этим звуком раздался человеческий одинокий крик в воротах, и из за дыма появилась фигура человека без шапки, в кафтане. Держа ружье, он целился во французов. Feu! – повторил артиллерийский офицер, и в одно и то же время раздались один ружейный и два орудийных выстрела. Дым опять закрыл ворота.
За щитами больше ничего не шевелилось, и пехотные французские солдаты с офицерами пошли к воротам. В воротах лежало три раненых и четыре убитых человека. Два человека в кафтанах убегали низом, вдоль стен, к Знаменке.
– Enlevez moi ca, [Уберите это,] – сказал офицер, указывая на бревна и трупы; и французы, добив раненых, перебросили трупы вниз за ограду. Кто были эти люди, никто не знал. «Enlevez moi ca», – сказано только про них, и их выбросили и прибрали потом, чтобы они не воняли. Один Тьер посвятил их памяти несколько красноречивых строк: «Ces miserables avaient envahi la citadelle sacree, s'etaient empares des fusils de l'arsenal, et tiraient (ces miserables) sur les Francais. On en sabra quelques'uns et on purgea le Kremlin de leur presence. [Эти несчастные наполнили священную крепость, овладели ружьями арсенала и стреляли во французов. Некоторых из них порубили саблями, и очистили Кремль от их присутствия.]
Мюрату было доложено, что путь расчищен. Французы вошли в ворота и стали размещаться лагерем на Сенатской площади. Солдаты выкидывали стулья из окон сената на площадь и раскладывали огни.
Другие отряды проходили через Кремль и размещались по Маросейке, Лубянке, Покровке. Третьи размещались по Вздвиженке, Знаменке, Никольской, Тверской. Везде, не находя хозяев, французы размещались не как в городе на квартирах, а как в лагере, который расположен в городе.
Хотя и оборванные, голодные, измученные и уменьшенные до 1/3 части своей прежней численности, французские солдаты вступили в Москву еще в стройном порядке. Это было измученное, истощенное, но еще боевое и грозное войско. Но это было войско только до той минуты, пока солдаты этого войска не разошлись по квартирам. Как только люди полков стали расходиться по пустым и богатым домам, так навсегда уничтожалось войско и образовались не жители и не солдаты, а что то среднее, называемое мародерами. Когда, через пять недель, те же самые люди вышли из Москвы, они уже не составляли более войска. Это была толпа мародеров, из которых каждый вез или нес с собой кучу вещей, которые ему казались ценны и нужны. Цель каждого из этих людей при выходе из Москвы не состояла, как прежде, в том, чтобы завоевать, а только в том, чтобы удержать приобретенное. Подобно той обезьяне, которая, запустив руку в узкое горло кувшина и захватив горсть орехов, не разжимает кулака, чтобы не потерять схваченного, и этим губит себя, французы, при выходе из Москвы, очевидно, должны были погибнуть вследствие того, что они тащили с собой награбленное, но бросить это награбленное им было так же невозможно, как невозможно обезьяне разжать горсть с орехами. Через десять минут после вступления каждого французского полка в какой нибудь квартал Москвы, не оставалось ни одного солдата и офицера. В окнах домов видны были люди в шинелях и штиблетах, смеясь прохаживающиеся по комнатам; в погребах, в подвалах такие же люди хозяйничали с провизией; на дворах такие же люди отпирали или отбивали ворота сараев и конюшен; в кухнях раскладывали огни, с засученными руками пекли, месили и варили, пугали, смешили и ласкали женщин и детей. И этих людей везде, и по лавкам и по домам, было много; но войска уже не было.
В тот же день приказ за приказом отдавались французскими начальниками о том, чтобы запретить войскам расходиться по городу, строго запретить насилия жителей и мародерство, о том, чтобы нынче же вечером сделать общую перекличку; но, несмотря ни на какие меры. люди, прежде составлявшие войско, расплывались по богатому, обильному удобствами и запасами, пустому городу. Как голодное стадо идет в куче по голому полю, но тотчас же неудержимо разбредается, как только нападает на богатые пастбища, так же неудержимо разбредалось и войско по богатому городу.
Жителей в Москве не было, и солдаты, как вода в песок, всачивались в нее и неудержимой звездой расплывались во все стороны от Кремля, в который они вошли прежде всего. Солдаты кавалеристы, входя в оставленный со всем добром купеческий дом и находя стойла не только для своих лошадей, но и лишние, все таки шли рядом занимать другой дом, который им казался лучше. Многие занимали несколько домов, надписывая мелом, кем он занят, и спорили и даже дрались с другими командами. Не успев поместиться еще, солдаты бежали на улицу осматривать город и, по слуху о том, что все брошено, стремились туда, где можно было забрать даром ценные вещи. Начальники ходили останавливать солдат и сами вовлекались невольно в те же действия. В Каретном ряду оставались лавки с экипажами, и генералы толпились там, выбирая себе коляски и кареты. Остававшиеся жители приглашали к себе начальников, надеясь тем обеспечиться от грабежа. Богатств было пропасть, и конца им не видно было; везде, кругом того места, которое заняли французы, были еще неизведанные, незанятые места, в которых, как казалось французам, было еще больше богатств. И Москва все дальше и дальше всасывала их в себя. Точно, как вследствие того, что нальется вода на сухую землю, исчезает вода и сухая земля; точно так же вследствие того, что голодное войско вошло в обильный, пустой город, уничтожилось войско, и уничтожился обильный город; и сделалась грязь, сделались пожары и мародерство.

Французы приписывали пожар Москвы au patriotisme feroce de Rastopchine [дикому патриотизму Растопчина]; русские – изуверству французов. В сущности же, причин пожара Москвы в том смысле, чтобы отнести пожар этот на ответственность одного или несколько лиц, таких причин не было и не могло быть. Москва сгорела вследствие того, что она была поставлена в такие условия, при которых всякий деревянный город должен сгореть, независимо от того, имеются ли или не имеются в городе сто тридцать плохих пожарных труб. Москва должна была сгореть вследствие того, что из нее выехали жители, и так же неизбежно, как должна загореться куча стружек, на которую в продолжение нескольких дней будут сыпаться искры огня. Деревянный город, в котором при жителях владельцах домов и при полиции бывают летом почти каждый день пожары, не может не сгореть, когда в нем нет жителей, а живут войска, курящие трубки, раскладывающие костры на Сенатской площади из сенатских стульев и варящие себе есть два раза в день. Стоит в мирное время войскам расположиться на квартирах по деревням в известной местности, и количество пожаров в этой местности тотчас увеличивается. В какой же степени должна увеличиться вероятность пожаров в пустом деревянном городе, в котором расположится чужое войско? Le patriotisme feroce de Rastopchine и изуверство французов тут ни в чем не виноваты. Москва загорелась от трубок, от кухонь, от костров, от неряшливости неприятельских солдат, жителей – не хозяев домов. Ежели и были поджоги (что весьма сомнительно, потому что поджигать никому не было никакой причины, а, во всяком случае, хлопотливо и опасно), то поджоги нельзя принять за причину, так как без поджогов было бы то же самое.
Как ни лестно было французам обвинять зверство Растопчина и русским обвинять злодея Бонапарта или потом влагать героический факел в руки своего народа, нельзя не видеть, что такой непосредственной причины пожара не могло быть, потому что Москва должна была сгореть, как должна сгореть каждая деревня, фабрика, всякий дом, из которого выйдут хозяева и в который пустят хозяйничать и варить себе кашу чужих людей. Москва сожжена жителями, это правда; но не теми жителями, которые оставались в ней, а теми, которые выехали из нее. Москва, занятая неприятелем, не осталась цела, как Берлин, Вена и другие города, только вследствие того, что жители ее не подносили хлеба соли и ключей французам, а выехали из нее.


Расходившееся звездой по Москве всачивание французов в день 2 го сентября достигло квартала, в котором жил теперь Пьер, только к вечеру.
Пьер находился после двух последних, уединенно и необычайно проведенных дней в состоянии, близком к сумасшествию. Всем существом его овладела одна неотвязная мысль. Он сам не знал, как и когда, но мысль эта овладела им теперь так, что он ничего не помнил из прошедшего, ничего не понимал из настоящего; и все, что он видел и слышал, происходило перед ним как во сне.
Пьер ушел из своего дома только для того, чтобы избавиться от сложной путаницы требований жизни, охватившей его, и которую он, в тогдашнем состоянии, но в силах был распутать. Он поехал на квартиру Иосифа Алексеевича под предлогом разбора книг и бумаг покойного только потому, что он искал успокоения от жизненной тревоги, – а с воспоминанием об Иосифе Алексеевиче связывался в его душе мир вечных, спокойных и торжественных мыслей, совершенно противоположных тревожной путанице, в которую он чувствовал себя втягиваемым. Он искал тихого убежища и действительно нашел его в кабинете Иосифа Алексеевича. Когда он, в мертвой тишине кабинета, сел, облокотившись на руки, над запыленным письменным столом покойника, в его воображении спокойно и значительно, одно за другим, стали представляться воспоминания последних дней, в особенности Бородинского сражения и того неопределимого для него ощущения своей ничтожности и лживости в сравнении с правдой, простотой и силой того разряда людей, которые отпечатались у него в душе под названием они. Когда Герасим разбудил его от его задумчивости, Пьеру пришла мысль о том, что он примет участие в предполагаемой – как он знал – народной защите Москвы. И с этой целью он тотчас же попросил Герасима достать ему кафтан и пистолет и объявил ему свое намерение, скрывая свое имя, остаться в доме Иосифа Алексеевича. Потом, в продолжение первого уединенно и праздно проведенного дня (Пьер несколько раз пытался и не мог остановить своего внимания на масонских рукописях), ему несколько раз смутно представлялось и прежде приходившая мысль о кабалистическом значении своего имени в связи с именем Бонапарта; но мысль эта о том, что ему, l'Russe Besuhof, предназначено положить предел власти зверя, приходила ему еще только как одно из мечтаний, которые беспричинно и бесследно пробегают в воображении.
Когда, купив кафтан (с целью только участвовать в народной защите Москвы), Пьер встретил Ростовых и Наташа сказала ему: «Вы остаетесь? Ах, как это хорошо!» – в голове его мелькнула мысль, что действительно хорошо бы было, даже ежели бы и взяли Москву, ему остаться в ней и исполнить то, что ему предопределено.
На другой день он, с одною мыслию не жалеть себя и не отставать ни в чем от них, ходил с народом за Трехгорную заставу. Но когда он вернулся домой, убедившись, что Москву защищать не будут, он вдруг почувствовал, что то, что ему прежде представлялось только возможностью, теперь сделалось необходимостью и неизбежностью. Он должен был, скрывая свое имя, остаться в Москве, встретить Наполеона и убить его с тем, чтобы или погибнуть, или прекратить несчастье всей Европы, происходившее, по мнению Пьера, от одного Наполеона.
Пьер знал все подробности покушении немецкого студента на жизнь Бонапарта в Вене в 1809 м году и знал то, что студент этот был расстрелян. И та опасность, которой он подвергал свою жизнь при исполнении своего намерения, еще сильнее возбуждала его.
Два одинаково сильные чувства неотразимо привлекали Пьера к его намерению. Первое было чувство потребности жертвы и страдания при сознании общего несчастия, то чувство, вследствие которого он 25 го поехал в Можайск и заехал в самый пыл сражения, теперь убежал из своего дома и, вместо привычной роскоши и удобств жизни, спал, не раздеваясь, на жестком диване и ел одну пищу с Герасимом; другое – было то неопределенное, исключительно русское чувство презрения ко всему условному, искусственному, человеческому, ко всему тому, что считается большинством людей высшим благом мира. В первый раз Пьер испытал это странное и обаятельное чувство в Слободском дворце, когда он вдруг почувствовал, что и богатство, и власть, и жизнь, все, что с таким старанием устроивают и берегут люди, – все это ежели и стоит чего нибудь, то только по тому наслаждению, с которым все это можно бросить.