Лич, Рик

Рик Лич
Гражданство	США
Место проживания	Лагуна-Бич, Калифорния, США
Дата рождения	28 декабря 1964(1964-12-28) (59 лет)
Место рождения	Аркадия, Калифорния, США
Рост	188 см
Вес	84 кг
Начало карьеры	1987
Завершение карьеры	2006
Рабочая рука	левая
Призовые, долл.	4 294 094
Одиночный разряд
Матчей в/п	21 — 58
Титулов	0
Наивысшая позиция	110 (28 сентября 1987)
Турниры серии Большого шлема
Австралия	2-й круг (1988)
Уимблдон	1-й круг
США	2-й круг (1987—1990)
Парный разряд
Матчей в/п	648 — 390
Титулов	46
Наивысшая позиция	1 (26 марта 1990)
Турниры серии Большого шлема
Австралия	победа (1988, 1989, 2000)
Франция	финал (1991)
Уимблдон	победа (1990)
США	победа (1993)
Завершил выступления

Рик Лич (англ. Rick Leach; род. 28 декабря 1964 в Аркадии, Калифорния) — американский профессиональный теннисист и теннисный тренер, бывшая первая ракетка мира в парном разряде. Пятикратный победитель турниров Большого шлема в мужском парном разряде и четырёхкратный в смешанном парном разряде, трёхкратный победитель итоговых турниров АТР-тура в мужских парах, двукратный обладатель Кубка Дэвиса в составе сборной США.

Спортивная карьера

С детства и на протяжении всей карьеры Рика Лича тренировал его отец, Дик. За время учёбы в Университете Южной Калифорнии Рик Лич четырежды включался в символическую любительскую сборную США в одиночном и парном разряде, а в 1986 и 1987 году побеждал в парном разряде в студенческом первенстве США. В том же 1987 году он добился и первых успехов в ранге профессионала: в июне, впервом же своём профессиональном турнире в Лондоне, с соотечественником и партнёром по студенческим соревнованиям Тимом Посатом он дошёл до финала, а в июле в Штутгарте, также с Посатом, выиграл свой первый турнир Гран-При. К концу сезона он уже входил в число 30 сильнейших теннисистов мира в парном разряде согласно рейтингу АТР.

Сезон 1988 года Лич провёл в паре с другим американцем Джимом Пью. Вместе они выигрывают восемь турниров, включая Открытый чемпионат Австралии и турнир Мастерс — итоговый турнир года по версии Ассоциации теннисистов-профессионалов (АТР). Они играют также ещё в трёх финалах, в том числе на Открытом чемпионате США. В сентябре Лич входит в первую десятку рейтинга среди теннисистов, выступающих в парном разряде, а заканчивает сезон на седьмом месте. На следующий год они с Пью вторично выигрывают Открытый чемпионат Австралии и выходят в финал Уимблдонского турнира. В смешанных парах Лич с американкой Мередит МакГрат выходит в свой первый финал турнира Большого шлема на Открытом чемпионате США. Ещё до финала Уимблдона Лич поднимается на вторую строчку в рейтинге теннисистов в парном разряде, а в начале 1990 года после победы на турнире класса ATP Championship Series в Майами на два месяца возглавляет рейтинг. В середине 1990 года они с Пью выигрывают Уимблдонский турнир, а со сборной США завоёвывают главный командный трофей, Кубок Дэвиса, выиграв все четыре своих матча на протяжении сезона, а в финальном матче со сборной Австралии поставив победную точку уже после третьей игры (окончательный счёт матча 3-2). Значительных успехов Лич добивается и в смешанных парах: сначала он с Зиной Гаррисон доходит до финала Открытого чемпионата Австралии, где они уступают Пью и Наталье Зверевой, а потом, тоже с Гаррисон, выигрывает Уимблдонский турнир.

В 1991 году, в свой последний сезон с Пью, Лич выигрывает с ним два турнира и выходит в финал Открытого чемпионата Франции; тем не менее, этого им не хватает, чтобы снова принять участие в итоговом турнире АТР-тура. В конце года Лич находит нового партнёра, американца Келли Джонса, с которым доходит до финала престижного турнира в Париже. На следующий год они выигрывают два турнира и доходят до финалов чемпионатов Австралии и США, завоевав право на участие в финальном турнире года. В Кубке Дэвиса Лич проводит две встречи в паре с Джоном Макинроем в первом и втором кругах турнира; в полуфинале и финале его меняет в паре с Макинроем Пит Сампрас, а сборная США в итоге вновь завоёвывает Кубок Дэвиса.

Основным партнёром Лича в 1993 году становится олимпийский чемпион Сеула Кен Флэч. Вместе они выигрывают три турнира, в том числе и Открытый чемпионат США (ещё один турнир, в Вашингтоне, Лич выигрывает с Байроном Блэком из Зимбабве), но на чемпионат мира по версии АТР им пробиться не удаётся. В начале того же года Лич на год выбывает из десятки сильнейших в парном разряде, ненадолго возвращается туда в феврале 1994 года, но этот сезон оказывается для него неудачным, и в апреле он выбывает из десятки на три с половиной года, а во второй половине года оказывается даже за пределами первых 50 игроков в рейтинге. Тем не менее, даже в этот неудачный год он выигрывает три турнира с тремя разными партнёрами.

1995 год был ознаменован для Лича рядом успехов: он выиграл с Натальей Зверевой Открытый чемпионат Австралии в миксте, а с соотечественником и бывшим партнёром по студенческому теннису Скоттом Мелвиллом вышел в финал Уимблдона в мужских парах. Успешно проведя концовку сезона, Лич и Мелвилл попали на чемпионат мира АТР, но не сумели выйти в полуфинал из группы. В 1996 году Лич в смешанных парах с Манон Боллеграф из Нидерландов выходит в финал Открытого чемпионата США, а в мужских парах выигрывает четыре турнира, все с разными партнёрами, подобравшись вплотную к десятке сильнейших в парном разряде. Возвращение в десятку произошло в следующем году, который Лич в основном провёл с ещё одним соотечественником, Джонатаном Старком. За год они пять раз играли в финалах турниров, завоевав право на участие в чемпионате мира АТР, а на самом чемпионате победили, обыграв в полуфинале вторую пару мира, Пауля Хархёйса и Якко Элтинга из Нидерландов. В миксте Лич в паре с Боллеграф выиграл два турнира Большого шлема: вначале Открытый чемпионат Австралии, а затем Открытый чемпионат США.

В 1998 году партнёром Лича становится Эллис Феррейра из ЮАР, с которым они выигрывают два турнира и играют ещё в четырёх финалах; в итоге Лич снова участвует в чемпионате мира АТР, но на сей раз не выходит из группы. На следующий год они с Феррейрой снова выходят в финальный турнир года, но опять останавливаются на групповом этапе. На Открытом чемпионате Франции Лич с Ларисой Савченко-Нейланд в последний раз в карьере выходит в финал турнира Большого шлема в смешанных парах. В 2000 году, на третий год партнёрства с Феррейрой, он выходит в финал двух турниров Большого шлема, выигрывает Открытый чемпионат Австралии и уступает Максиму Мирному и Ллейтону Хьюитту в финале Открытого чемпионата США. Помимо этого, они выигрывают ещё два турнира и ещё дважды играют в финалах, а на чемпионате мира АТР доходят до полуфинала, где проигрывают индийцам Бхупати и Паесу. В этом году Лич также в последний раз выступает за сборную США в Кубке Дэвиса.

По окончании сезона 2000 года 35-летний Лич соглашается занять место теннисного тренера при Университете Южной Калифорнии, но затем решает вернуться в большой спорт. В 2001 году он выступает попеременно с Феррейрой и Дэвидом Макферсоном из США. С Макферсоном они выигрывают один турнир и ещё раз играют в финале, с Феррейрой доходят до четвертьфиналов Уимблдона и Открытого чемпионата США, первенствуют на двух турнирах в октябре и завоёвывают путёвку на итоговый турнир года — Кубок Вызова (англ. ATP Doubles Challenge Cup), проводившийся в январе-феврале следующего года в Бангалоре отдельно от соревнований в одиночном разряде из-за опасений террористических атак. На этом турнире после поражения в стартовом матче они выигрывают четыре встречи подряд и становятся чемпионами, в третий раз за карьеру Лича.

После этого Лич выступает ещё четыре года с различными партнёрами. Наиболее успешным в эти годы было для него партнёрство с Брайаном Макфи, с которым они за 2004 и 2005 годы шесть раз побывали в финалах турниров и выиграли два из них. Свой последний матч АТР-тура Лич провёл в 41 год в четвертьфинале турнира в Вашингтоне в июле 2006 года, уступив в паре с парагвайцем Дельгадо россиянам Куницыну и Турсунову.

В дальнейшем возобновил тренерскую карьеру, в частности с командой «Остин Эйсез» в лиге World TeamTennis, пробившись с ней в финал лиги и завоевав титул «тренера года» в 2015 году.

Участие в финалах турниров Большого шлема (20)

Мужской парный разряд (12)

Победы (5)

Год	Турнир	Партнёр	Соперники в финале	Счёт в финале
1988	Открытый чемпионат Австралии	Джим Пью	Джереми Бейтс Петер Лундгрен	6-3, 6-2, 6-3
1989	Открытый чемпионат Австралии (2)	Джим Пью	Марк Кратцман Даррен Кэхилл	6-4, 6-4, 6-4
1990	Уимблдонский турнир	Джим Пью	Дани Виссер Питер Олдрич	7-65, 7-64, 7-65
1993	Открытый чемпионат США	Кен Флэч	Мартин Дамм Карел Новачек	6-7, 6-4, 6-2
2000	Открытый чемпионат Австралии (3)	Эллис Феррейра	Уэйн Блэк Эндрю Кратцман	6-4, 3-6, 6-3, 3-6, 18-16

Поражения (7)

Год	Турнир	Партнёр	Соперники в финале	Счёт в финале
1988	Открытый чемпионат США	Джим Пью	Серхио Касаль Эмилио Санчес	Без игры
1989	Уимблдонский турнир	Джим Пью	Джон Фицджеральд Андерс Яррид	6-3, 64-7, 4-6, 64-7
1991	Открытый чемпионат Франции	Джим Пью	Джон Фицджеральд Андерс Яррид	0-6, 5-7
1992	Открытый чемпионат Австралии	Келли Джонс	Тодд Вудбридж Марк Вудфорд	4-6, 3-6, 4-6
1992	Открытый чемпионат США (2)	Келли Джонс	Джим Грабб Ричи Ренеберг	6-3, 6-7, 3-6, 3-6
1995	Уимблдонский турнир (2)	Скотт Мелвилл	Тодд Вудбридж Марк Вудфорд	5-7, 68-7, 65-7
2000	Открытый чемпионат США (3)	Эллис Феррейра	Максим Мирный Ллейтон Хьюитт	4-6, 7-5, 65-7

Смешанный парный разряд (8)

Победы (4)

Год	Турнир	Партнёр	Соперники в финале	Счёт в финале
1990	Уимблдонский турнир	Зина Гаррисон-Джексон	Элизабет Смайли Джон Фицджеральд	7-5, 6-2
1995	Открытый чемпионат Австралии	Наталья Зверева	Джиджи Фернандес Цирил Сук	7-64, 63-7, 6-4
1997	Открытый чемпионат Австралии (2)	Манон Боллеграф	Лариса Савченко-Нейланд Джон-Лаффни де Ягер	6-3, 65-7, 7-5
1997	Открытый чемпионат США	Манон Боллеграф	Мерседес Пас Пабло Альбано	3-6, 7-5, 6-3

Поражения (4)

Год	Турнир	Партнёр	Соперники в финале	Счёт в финале
1989	Открытый чемпионат США	Мередит МакГрат	Робин Уайт Шелби Кэннон	6-3, 2-6, 5-7
1990	Открытый чемпионат Австралии	Зина Гаррисон	Наталья Зверева Джим Пью	6-4, 2-6, 3-6
1996	Открытый чемпионат США (2)	Манон Боллеграф	Лиза Реймонд Патрик Гэлбрайт	6-7, 6-7
1999	Открытый чемпионат Франции	Лариса Савченко-Нейланд	Катарина Среботник Пит Норвал	3-6, 6-3, 3-6

История участия в турнирах

Tournament	1982	1983	1984	1985	1986	1987	1988	1989	1990	1991	1992	1993	1994	1995	1996	1997	1998	1999	2000	2001	2002	2003	2004	2005	2006	Итог	В/П за карьеру
Открытый чемпионат Австралии	A	A	A	A	-	A	П	П	1/2	3R	Ф	2R	1/4	1/4	1/4	1/2	1/4	1/2	П	A	1/4	A	2R	2R	A	3 / 16	55-13
Открытый чемпионат Франции	A	A	A	A	A	A	1/4	1R	3R	Ф	1R	2R	1R	3R	1/4	1/4	1R	1/4	1R	3R	2R	2R	2R	1R	A	0 / 18	27-18
Уимблдонский турнир	A	A	A	A	1R	2R	3R	Ф	П	1R	3R	2R	2R	Ф	1R	3R	1/4	2R	1/4	1/4	2R	2R	3R	2R	A	1 / 20	40-19
Открытый чемпионат США	1R	A	A	A	2R	1R	Ф	1/4	1R	2R	Ф	П	2R	1/4	1R	1R	1R	2R	Ф	1/4	3R	2R	1R	1R	A	1 / 21	37-19
Мастерс / Чемпионат мира АТР / Кубок Вызова ATP	A	A	A	A	A	A	П	RR	RR	A	RR	A	A	RR	A	П	RR	RR	1/2	П	A	A	A	A	A	3 / 10	19-19

Интересные факты

Брат Рика Лича Джонатан, специалист по инвестициям и в прошлом также член символической любительской сборной США, в 2003 году стал мужем другой первой ракетки мира, Линдсей Дэвенпорт.

Ссылки

• [www.atpworldtour.com/en/players/wikidata//overview Профиль на сайте ATP]  (англ.)

• [www.daviscup.com/en/players/player.aspx?id= Профиль на сайте Кубка Дэвиса] (англ.)

Отрывок, характеризующий Лич, Рик

«Ура а а а!» протяжным криком разнеслось по нашей линии и, обгоняя князя Багратиона и друг друга, нестройною, но веселою и оживленною толпой побежали наши под гору за расстроенными французами.


Атака 6 го егерского обеспечила отступление правого фланга. В центре действие забытой батареи Тушина, успевшего зажечь Шенграбен, останавливало движение французов. Французы тушили пожар, разносимый ветром, и давали время отступать. Отступление центра через овраг совершалось поспешно и шумно; однако войска, отступая, не путались командами. Но левый фланг, который единовременно был атакован и обходим превосходными силами французов под начальством Ланна и который состоял из Азовского и Подольского пехотных и Павлоградского гусарского полков, был расстроен. Багратион послал Жеркова к генералу левого фланга с приказанием немедленно отступать.
Жерков бойко, не отнимая руки от фуражки, тронул лошадь и поскакал. Но едва только он отъехал от Багратиона, как силы изменили ему. На него нашел непреодолимый страх, и он не мог ехать туда, где было опасно.
Подъехав к войскам левого фланга, он поехал не вперед, где была стрельба, а стал отыскивать генерала и начальников там, где их не могло быть, и потому не передал приказания.
Командование левым флангом принадлежало по старшинству полковому командиру того самого полка, который представлялся под Браунау Кутузову и в котором служил солдатом Долохов. Командование же крайнего левого фланга было предназначено командиру Павлоградского полка, где служил Ростов, вследствие чего произошло недоразумение. Оба начальника были сильно раздражены друг против друга, и в то самое время как на правом фланге давно уже шло дело и французы уже начали наступление, оба начальника были заняты переговорами, которые имели целью оскорбить друг друга. Полки же, как кавалерийский, так и пехотный, были весьма мало приготовлены к предстоящему делу. Люди полков, от солдата до генерала, не ждали сражения и спокойно занимались мирными делами: кормлением лошадей в коннице, собиранием дров – в пехоте.
– Есть он, однако, старше моего в чином, – говорил немец, гусарский полковник, краснея и обращаясь к подъехавшему адъютанту, – то оставляяй его делать, как он хочет. Я своих гусар не могу жертвовать. Трубач! Играй отступление!
Но дело становилось к спеху. Канонада и стрельба, сливаясь, гремели справа и в центре, и французские капоты стрелков Ланна проходили уже плотину мельницы и выстраивались на этой стороне в двух ружейных выстрелах. Пехотный полковник вздрагивающею походкой подошел к лошади и, взлезши на нее и сделавшись очень прямым и высоким, поехал к павлоградскому командиру. Полковые командиры съехались с учтивыми поклонами и со скрываемою злобой в сердце.
– Опять таки, полковник, – говорил генерал, – не могу я, однако, оставить половину людей в лесу. Я вас прошу , я вас прошу , – повторил он, – занять позицию и приготовиться к атаке.
– А вас прошу не мешивайтся не свое дело, – отвечал, горячась, полковник. – Коли бы вы был кавалерист…
– Я не кавалерист, полковник, но я русский генерал, и ежели вам это неизвестно…
– Очень известно, ваше превосходительство, – вдруг вскрикнул, трогая лошадь, полковник, и делаясь красно багровым. – Не угодно ли пожаловать в цепи, и вы будете посмотрейть, что этот позиция никуда негодный. Я не хочу истребить своя полка для ваше удовольствие.
– Вы забываетесь, полковник. Я не удовольствие свое соблюдаю и говорить этого не позволю.
Генерал, принимая приглашение полковника на турнир храбрости, выпрямив грудь и нахмурившись, поехал с ним вместе по направлению к цепи, как будто всё их разногласие должно было решиться там, в цепи, под пулями. Они приехали в цепь, несколько пуль пролетело над ними, и они молча остановились. Смотреть в цепи нечего было, так как и с того места, на котором они прежде стояли, ясно было, что по кустам и оврагам кавалерии действовать невозможно, и что французы обходят левое крыло. Генерал и полковник строго и значительно смотрели, как два петуха, готовящиеся к бою, друг на друга, напрасно выжидая признаков трусости. Оба выдержали экзамен. Так как говорить было нечего, и ни тому, ни другому не хотелось подать повод другому сказать, что он первый выехал из под пуль, они долго простояли бы там, взаимно испытывая храбрость, ежели бы в это время в лесу, почти сзади их, не послышались трескотня ружей и глухой сливающийся крик. Французы напали на солдат, находившихся в лесу с дровами. Гусарам уже нельзя было отступать вместе с пехотой. Они были отрезаны от пути отступления налево французскою цепью. Теперь, как ни неудобна была местность, необходимо было атаковать, чтобы проложить себе дорогу.
Эскадрон, где служил Ростов, только что успевший сесть на лошадей, был остановлен лицом к неприятелю. Опять, как и на Энском мосту, между эскадроном и неприятелем никого не было, и между ними, разделяя их, лежала та же страшная черта неизвестности и страха, как бы черта, отделяющая живых от мертвых. Все люди чувствовали эту черту, и вопрос о том, перейдут ли или нет и как перейдут они черту, волновал их.
Ко фронту подъехал полковник, сердито ответил что то на вопросы офицеров и, как человек, отчаянно настаивающий на своем, отдал какое то приказание. Никто ничего определенного не говорил, но по эскадрону пронеслась молва об атаке. Раздалась команда построения, потом визгнули сабли, вынутые из ножен. Но всё еще никто не двигался. Войска левого фланга, и пехота и гусары, чувствовали, что начальство само не знает, что делать, и нерешимость начальников сообщалась войскам.
«Поскорее, поскорее бы», думал Ростов, чувствуя, что наконец то наступило время изведать наслаждение атаки, про которое он так много слышал от товарищей гусаров.
– С Богом, г'ебята, – прозвучал голос Денисова, – г'ысыо, маг'ш!
В переднем ряду заколыхались крупы лошадей. Грачик потянул поводья и сам тронулся.
Справа Ростов видел первые ряды своих гусар, а еще дальше впереди виднелась ему темная полоса, которую он не мог рассмотреть, но считал неприятелем. Выстрелы были слышны, но в отдалении.
– Прибавь рыси! – послышалась команда, и Ростов чувствовал, как поддает задом, перебивая в галоп, его Грачик.
Он вперед угадывал его движения, и ему становилось все веселее и веселее. Он заметил одинокое дерево впереди. Это дерево сначала было впереди, на середине той черты, которая казалась столь страшною. А вот и перешли эту черту, и не только ничего страшного не было, но всё веселее и оживленнее становилось. «Ох, как я рубану его», думал Ростов, сжимая в руке ефес сабли.
– О о о а а а!! – загудели голоса. «Ну, попадись теперь кто бы ни был», думал Ростов, вдавливая шпоры Грачику, и, перегоняя других, выпустил его во весь карьер. Впереди уже виден был неприятель. Вдруг, как широким веником, стегнуло что то по эскадрону. Ростов поднял саблю, готовясь рубить, но в это время впереди скакавший солдат Никитенко отделился от него, и Ростов почувствовал, как во сне, что продолжает нестись с неестественною быстротой вперед и вместе с тем остается на месте. Сзади знакомый гусар Бандарчук наскакал на него и сердито посмотрел. Лошадь Бандарчука шарахнулась, и он обскакал мимо.
«Что же это? я не подвигаюсь? – Я упал, я убит…» в одно мгновение спросил и ответил Ростов. Он был уже один посреди поля. Вместо двигавшихся лошадей и гусарских спин он видел вокруг себя неподвижную землю и жнивье. Теплая кровь была под ним. «Нет, я ранен, и лошадь убита». Грачик поднялся было на передние ноги, но упал, придавив седоку ногу. Из головы лошади текла кровь. Лошадь билась и не могла встать. Ростов хотел подняться и упал тоже: ташка зацепилась за седло. Где были наши, где были французы – он не знал. Никого не было кругом.
Высвободив ногу, он поднялся. «Где, с какой стороны была теперь та черта, которая так резко отделяла два войска?» – он спрашивал себя и не мог ответить. «Уже не дурное ли что нибудь случилось со мной? Бывают ли такие случаи, и что надо делать в таких случаях?» – спросил он сам себя вставая; и в это время почувствовал, что что то лишнее висит на его левой онемевшей руке. Кисть ее была, как чужая. Он оглядывал руку, тщетно отыскивая на ней кровь. «Ну, вот и люди, – подумал он радостно, увидав несколько человек, бежавших к нему. – Они мне помогут!» Впереди этих людей бежал один в странном кивере и в синей шинели, черный, загорелый, с горбатым носом. Еще два и еще много бежало сзади. Один из них проговорил что то странное, нерусское. Между задними такими же людьми, в таких же киверах, стоял один русский гусар. Его держали за руки; позади его держали его лошадь.
«Верно, наш пленный… Да. Неужели и меня возьмут? Что это за люди?» всё думал Ростов, не веря своим глазам. «Неужели французы?» Он смотрел на приближавшихся французов, и, несмотря на то, что за секунду скакал только затем, чтобы настигнуть этих французов и изрубить их, близость их казалась ему теперь так ужасна, что он не верил своим глазам. «Кто они? Зачем они бегут? Неужели ко мне? Неужели ко мне они бегут? И зачем? Убить меня? Меня, кого так любят все?» – Ему вспомнилась любовь к нему его матери, семьи, друзей, и намерение неприятелей убить его показалось невозможно. «А может, – и убить!» Он более десяти секунд стоял, не двигаясь с места и не понимая своего положения. Передний француз с горбатым носом подбежал так близко, что уже видно было выражение его лица. И разгоряченная чуждая физиономия этого человека, который со штыком на перевес, сдерживая дыханье, легко подбегал к нему, испугала Ростова. Он схватил пистолет и, вместо того чтобы стрелять из него, бросил им в француза и побежал к кустам что было силы. Не с тем чувством сомнения и борьбы, с каким он ходил на Энский мост, бежал он, а с чувством зайца, убегающего от собак. Одно нераздельное чувство страха за свою молодую, счастливую жизнь владело всем его существом. Быстро перепрыгивая через межи, с тою стремительностью, с которою он бегал, играя в горелки, он летел по полю, изредка оборачивая свое бледное, доброе, молодое лицо, и холод ужаса пробегал по его спине. «Нет, лучше не смотреть», подумал он, но, подбежав к кустам, оглянулся еще раз. Французы отстали, и даже в ту минуту как он оглянулся, передний только что переменил рысь на шаг и, обернувшись, что то сильно кричал заднему товарищу. Ростов остановился. «Что нибудь не так, – подумал он, – не может быть, чтоб они хотели убить меня». А между тем левая рука его была так тяжела, как будто двухпудовая гиря была привешана к ней. Он не мог бежать дальше. Француз остановился тоже и прицелился. Ростов зажмурился и нагнулся. Одна, другая пуля пролетела, жужжа, мимо него. Он собрал последние силы, взял левую руку в правую и побежал до кустов. В кустах были русские стрелки.


Пехотные полки, застигнутые врасплох в лесу, выбегали из леса, и роты, смешиваясь с другими ротами, уходили беспорядочными толпами. Один солдат в испуге проговорил страшное на войне и бессмысленное слово: «отрезали!», и слово вместе с чувством страха сообщилось всей массе.
– Обошли! Отрезали! Пропали! – кричали голоса бегущих.
Полковой командир, в ту самую минуту как он услыхал стрельбу и крик сзади, понял, что случилось что нибудь ужасное с его полком, и мысль, что он, примерный, много лет служивший, ни в чем не виноватый офицер, мог быть виновен перед начальством в оплошности или нераспорядительности, так поразила его, что в ту же минуту, забыв и непокорного кавалериста полковника и свою генеральскую важность, а главное – совершенно забыв про опасность и чувство самосохранения, он, ухватившись за луку седла и шпоря лошадь, поскакал к полку под градом обсыпавших, но счастливо миновавших его пуль. Он желал одного: узнать, в чем дело, и помочь и исправить во что бы то ни стало ошибку, ежели она была с его стороны, и не быть виновным ему, двадцать два года служившему, ни в чем не замеченному, примерному офицеру.
Счастливо проскакав между французами, он подскакал к полю за лесом, через который бежали наши и, не слушаясь команды, спускались под гору. Наступила та минута нравственного колебания, которая решает участь сражений: послушают эти расстроенные толпы солдат голоса своего командира или, оглянувшись на него, побегут дальше. Несмотря на отчаянный крик прежде столь грозного для солдата голоса полкового командира, несмотря на разъяренное, багровое, на себя не похожее лицо полкового командира и маханье шпагой, солдаты всё бежали, разговаривали, стреляли в воздух и не слушали команды. Нравственное колебание, решающее участь сражений, очевидно, разрешалось в пользу страха.
Генерал закашлялся от крика и порохового дыма и остановился в отчаянии. Всё казалось потеряно, но в эту минуту французы, наступавшие на наших, вдруг, без видимой причины, побежали назад, скрылись из опушки леса, и в лесу показались русские стрелки. Это была рота Тимохина, которая одна в лесу удержалась в порядке и, засев в канаву у леса, неожиданно атаковала французов. Тимохин с таким отчаянным криком бросился на французов и с такою безумною и пьяною решительностью, с одною шпажкой, набежал на неприятеля, что французы, не успев опомниться, побросали оружие и побежали. Долохов, бежавший рядом с Тимохиным, в упор убил одного француза и первый взял за воротник сдавшегося офицера. Бегущие возвратились, баталионы собрались, и французы, разделившие было на две части войска левого фланга, на мгновение были оттеснены. Резервные части успели соединиться, и беглецы остановились. Полковой командир стоял с майором Экономовым у моста, пропуская мимо себя отступающие роты, когда к нему подошел солдат, взял его за стремя и почти прислонился к нему. На солдате была синеватая, фабричного сукна шинель, ранца и кивера не было, голова была повязана, и через плечо была надета французская зарядная сумка. Он в руках держал офицерскую шпагу. Солдат был бледен, голубые глаза его нагло смотрели в лицо полковому командиру, а рот улыбался.Несмотря на то,что полковой командир был занят отданием приказания майору Экономову, он не мог не обратить внимания на этого солдата.
– Ваше превосходительство, вот два трофея, – сказал Долохов, указывая на французскую шпагу и сумку. – Мною взят в плен офицер. Я остановил роту. – Долохов тяжело дышал от усталости; он говорил с остановками. – Вся рота может свидетельствовать. Прошу запомнить, ваше превосходительство!
– Хорошо, хорошо, – сказал полковой командир и обратился к майору Экономову.
Но Долохов не отошел; он развязал платок, дернул его и показал запекшуюся в волосах кровь.
– Рана штыком, я остался во фронте. Попомните, ваше превосходительство.

Про батарею Тушина было забыто, и только в самом конце дела, продолжая слышать канонаду в центре, князь Багратион послал туда дежурного штаб офицера и потом князя Андрея, чтобы велеть батарее отступать как можно скорее. Прикрытие, стоявшее подле пушек Тушина, ушло, по чьему то приказанию, в середине дела; но батарея продолжала стрелять и не была взята французами только потому, что неприятель не мог предполагать дерзости стрельбы четырех никем не защищенных пушек. Напротив, по энергичному действию этой батареи он предполагал, что здесь, в центре, сосредоточены главные силы русских, и два раза пытался атаковать этот пункт и оба раза был прогоняем картечными выстрелами одиноко стоявших на этом возвышении четырех пушек.
Скоро после отъезда князя Багратиона Тушину удалось зажечь Шенграбен.
– Вишь, засумятились! Горит! Вишь, дым то! Ловко! Важно! Дым то, дым то! – заговорила прислуга, оживляясь.
Все орудия без приказания били в направлении пожара. Как будто подгоняя, подкрикивали солдаты к каждому выстрелу: «Ловко! Вот так так! Ишь, ты… Важно!» Пожар, разносимый ветром, быстро распространялся. Французские колонны, выступившие за деревню, ушли назад, но, как бы в наказание за эту неудачу, неприятель выставил правее деревни десять орудий и стал бить из них по Тушину.
Из за детской радости, возбужденной пожаром, и азарта удачной стрельбы по французам, наши артиллеристы заметили эту батарею только тогда, когда два ядра и вслед за ними еще четыре ударили между орудиями и одно повалило двух лошадей, а другое оторвало ногу ящичному вожатому. Оживление, раз установившееся, однако, не ослабело, а только переменило настроение. Лошади были заменены другими из запасного лафета, раненые убраны, и четыре орудия повернуты против десятипушечной батареи. Офицер, товарищ Тушина, был убит в начале дела, и в продолжение часа из сорока человек прислуги выбыли семнадцать, но артиллеристы всё так же были веселы и оживлены. Два раза они замечали, что внизу, близко от них, показывались французы, и тогда они били по них картечью.
Маленький человек, с слабыми, неловкими движениями, требовал себе беспрестанно у денщика еще трубочку за это , как он говорил, и, рассыпая из нее огонь, выбегал вперед и из под маленькой ручки смотрел на французов.
– Круши, ребята! – приговаривал он и сам подхватывал орудия за колеса и вывинчивал винты.
В дыму, оглушаемый беспрерывными выстрелами, заставлявшими его каждый раз вздрагивать, Тушин, не выпуская своей носогрелки, бегал от одного орудия к другому, то прицеливаясь, то считая заряды, то распоряжаясь переменой и перепряжкой убитых и раненых лошадей, и покрикивал своим слабым тоненьким, нерешительным голоском. Лицо его всё более и более оживлялось. Только когда убивали или ранили людей, он морщился и, отворачиваясь от убитого, сердито кричал на людей, как всегда, мешкавших поднять раненого или тело. Солдаты, большею частью красивые молодцы (как и всегда в батарейной роте, на две головы выше своего офицера и вдвое шире его), все, как дети в затруднительном положении, смотрели на своего командира, и то выражение, которое было на его лице, неизменно отражалось на их лицах.