Лебедев, Евгений Владимирович

Евгений Владимирович Лебедев<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Исполняющий обязанности председателя Дальневосточного крайисполкома
июнь 1937 — 24 августа 1937
Предшественник:	Григорий Максимович Крутов
Преемник:	Михаил Петрович Вольский, и.о.
Председатель Сахалинского облисполкома
май 1937 — июль 1937
Предшественник:	Василий Павлович Куликов
Преемник:	Александр Прокофьевич Громов
Председатель Амурского облисполкома
8 марта 1933 — 1934
Предшественник:	Должность учреждена
Преемник:	Константин Константинович Гавеман
Председатель Сахалинского окрисполкома (окрревкома)
июнь 1927 — октябрь 1929
Предшественник:	Александр Никитич Неволин как председатель окружного революционного комитета
Преемник:	Антоний Михайлович Курпель
Председатель Читинского окружного исполкома
апрель 1927 — июнь 1927
Предшественник:	Яков Феопонтович Яковлев
Преемник:	И. Е. Родин
Председатель исполнительного комитета Забайкальского губернского Совета
ноябрь 1926 — апрель 1927
Рождение:	1897(1897) деревня Знаменка, Верхоленский округ, Иркутская губерния, Российская империя
Смерть:	8 апреля 1938(1938-04-08) Хабаровск, Хабаровская область, РСФСР, СССР
Место погребения:	Хабаровск
Супруга:	Анна Никитична Хохрякова
Дети:	Лев Евгеньевич Лебедев
Партия:	Всесоюзная коммунистическая партия (большевиков)
Образование:	Промакадемия (1931-1933)

Евгений Владимирович Лебедев (1897 год, деревня Знаменка (Иркутская губерния) — 8 апреля 1938 года., Хабаровск) — советский государственный и партийный деятель. Член Коммунистической партии с 1918 года, председатель Читинского и Сахалинского окрисполкомов, Амурского облисполкома, исполняющий обязанности председателя Дальневосточного крайисполкома в 1937 году.

Биография

Евгений Владимирович Лебедев родился в 1897 году в деревне Знаменка Верхоленского округа Иркутской губерниив семье мелкого служащего. В 1911 году, в 14 лет, начал работать приказчиком у владельца магазина в Нижнеудинске. Через год после начала Первой мировой войны, осенью 1915 года, был призван в армию. Служил в 7-й стрелковой дивизии, более 2-х лет провел на фронте, в 1917 году, после Февральской революции включился в политическую работу среди солдат. Избирался председателем ротного, а затем и полкового комитета, одновременно членом дивизионного комитета. Согласно официальной биографии, в октябре 1917 года находился в Петрограде и участвовал в захвате Зимнего дворца.

Гражданская война

В феврале 1918 года Лебедев вернулся в Верхнеудинск и вступил там в РСДРП(б). Летом 1918 года в составе пулемётной роты участвовал в боях против чехословаков и белогвардейцев, с отступающими частями прошёл от Слюдянки до Благовещенска. Когда 18 сентября 1918 года Благовещенск пал, Лебедев сначала скрылся, а затем устроился на работу в Прибайкалсоюзе. Там он возглавил подпольную партийную ячейку и по заданию подпольного комитета РКП(б) организовал тайную типографию. Лебедев разыскал и отремонтировал старый печатный станок, вместе с членами партячейки раздобыл два пуда шрифта и возглавил работу по печатанию и распространению листовок.

В середине 1919 года подпольный ревком направил Е. В. Лебедева в села Верхнеудинского уезда для организации восстания против формирований атамана Семенова и японских войск и ввёл его в состав Военно-революционного штаба Прибайкалья. Лебедев стал руководителем партизанского рейда по сёлам Мензо-Акшинского района (в рейде участвовала и его будущая жена Анна Никитична Хохрякова). 25 января 1920 года на Бичурском съезде восставшего народа его избрали главнокомандующим всеми партизанскими отрядами Прибайкалья (по оценкам самого Лебедева — около 4000 пехоты и 1500 кавалерии). В этом качестве Лебедев руководил военными операциями против гарнизона Селенгинска и рейдами на Петровский завод. 27 февраля 1920 года его силы соединились в селении Кудара с наступавшей из Иркутска Забайкальской группой войск. Командовал партизанскими отрядами при взятии Верхнеудинска 2 марта 1920 года. С начала марта 1920 года командовал Забайкальской бригадой Народно-революционной армии в составе Забайкальского, Тарбагатайского и Гашейского полков, с 19 по 22 марта командовал Забайкальской группой войск, затем расформированной. С 22 марта Лебедев командовал Забайкальской дивизией в составе 1 и 2 стрелковых бригад. В период неудачной Читинской операции в апреле 1920 года командовал резервом.

В июне 1921 года Дальбюро ЦК РКП(б) направило Е.В.Лебедева в Приморье, где он командовал партизанскими отрядами Приханкайского района, затем был назначен начальником политотдела вооруженных сил Приморья.

Советская работа

По рекомендации Дальбюро ЦК ВКП(б) постановлением Дальревкома с 17 ноября 1922 года Е. В. Лебедев был назначен заведующим отделом управления милиции Отдела управления Дальревкома и, одновременно, начальником Управления рабоче-крестьянской милиции Дальневосточной области. Его главной задачей было реорганизовать народную милицию Дальневосточной республики в Рабоче-крестьянскую милицию. В марте 1923 года Лебедева из милиции отозвали и направили на политическую работу в Приморье председателем Революционного комитета Никольск-Уссурийского уезда.

В 1924 году Лебедев работал в Чите председателем Рабоче-крестьянской инспекции (РКИ). По сведениям Управления ФСБ по Хабаровскому краю, решением Забайкальского губкома РКП(б) от 24 июля 1925 года Е.В.Лебедев, как старый активный партизан, был направлен на учёбу в военную академию. Однако в ноябре того же года Е. В. Лебедева избрали председателем Исполнительного комитета Забайкальского губернского Совета, а 15 апреля 1927 года — председателем Читинского окружного исполкома. В 1929 — 1930 годах он занимал пост ответственного секретаря Сахалинского окружного комитета ВКП(б), а через некоторое время после ликвидации округов, в 1931 году был направлен в Москву для учёбы в Промакадемии, а его жена — на московские двухгодичные курсы марксизма-ленинизма при ЦК ВКП(б). По окончании учёбы занимал должности Председателя Амурского и Сахалинского облисполкомов, заместитель председателя Дальневосточного крайисполкома.

1937 год

В начале июня 1937 года Е. В. Лебедев стал исполнять обязанности председателя Дальневосточного крайисполкома после того, как 4 июня был арестован прежний председатель Г. М. Крутов. Однако на этом посту он не пробыл и трёх месяцев. Е. В. Лебедев был арестован в ночь с 23 на 24 августа 1937 года, 8 апреля 1938 года осужден к высшей мере наказания и в тот же день расстрелян в Хабаровске (другие данные 9 апреля 1938 года). 27 июня 1957 года Военной Коллегией Верхов¬ного Суда СССР приговор отменен и дело прекращено за отсутствием состава преступления. В 1987 году Е. В. Лебедев и его жена решением Хабаровского крайкома КПСС были восстановлены в партии (посмертно).

Семья

В 1920 году Е. В. Лебедев женился на Анне Никитичне Хохряковой (28.11.1900 −27.05.1938), которую знал с 1918 года. В 1937 году она занимала должность секретаря партийной организации Дальневосточной железной дороги. Узнав об аресте мужа, произведённом в её отсутствии, А. Н. Хохрякова-Лебедева написала письмо 1-му секретарю Далькрайкома И. М. Варейкису, а в письме от 26 августа писала:

«Честно работала в партии, со всей страстностью и злобой я разоблачала врагов народа, а у себя под носом, под боком проглядела. Проглядела, потому что маскировка и вероломство были чудовищными. <…> ..он бесстыдно меня обвёл, усыпляя мою к нему бдительность. Ибо ни в ком другом, кого я разоблачала, я не ошиблась.

А. Н. Хохрякова-Лебедева была исключена из партии, арестована 27 сентября 1937 года и расстреляна 27 мая 1938 года. Их сын Лев Евгеньевич Лебедев (род.28.12.1926) был отправлен в детский дом, откуда его уже в ноябре 1937 года забрала бабушка и увезла из Хабаровска. Окончил физико-математический факультет Днепропетровского университета, кандидат физико-математических наук, доцент. Брат Е. В. Лебедева Николай Дмитриевич Лебедев в 1987 году обратился с ходатайством в Хабаровский крайком КПСС о восстановлении брата в партии посмертно.

Память

Именем Е. В. Лебедева названа улица в городе Улан-Удэ.

Литература

• Сутурин А. С. Дело краевого масштаба / Хабаровск. Хабаровское книжное издательство, 1991

Отрывок, характеризующий Лебедев, Евгений Владимирович

– Соня!… Nicolas!… – только сказали они. Они подбежали к амбару и вернулись назад каждый с своего крыльца.


Когда все поехали назад от Пелагеи Даниловны, Наташа, всегда всё видевшая и замечавшая, устроила так размещение, что Луиза Ивановна и она сели в сани с Диммлером, а Соня села с Николаем и девушками.
Николай, уже не перегоняясь, ровно ехал в обратный путь, и всё вглядываясь в этом странном, лунном свете в Соню, отыскивал при этом всё переменяющем свете, из под бровей и усов свою ту прежнюю и теперешнюю Соню, с которой он решил уже никогда не разлучаться. Он вглядывался, и когда узнавал всё ту же и другую и вспоминал, слышав этот запах пробки, смешанный с чувством поцелуя, он полной грудью вдыхал в себя морозный воздух и, глядя на уходящую землю и блестящее небо, он чувствовал себя опять в волшебном царстве.
– Соня, тебе хорошо? – изредка спрашивал он.
– Да, – отвечала Соня. – А тебе ?
На середине дороги Николай дал подержать лошадей кучеру, на минутку подбежал к саням Наташи и стал на отвод.
– Наташа, – сказал он ей шопотом по французски, – знаешь, я решился насчет Сони.
– Ты ей сказал? – спросила Наташа, вся вдруг просияв от радости.
– Ах, какая ты странная с этими усами и бровями, Наташа! Ты рада?
– Я так рада, так рада! Я уж сердилась на тебя. Я тебе не говорила, но ты дурно с ней поступал. Это такое сердце, Nicolas. Как я рада! Я бываю гадкая, но мне совестно было быть одной счастливой без Сони, – продолжала Наташа. – Теперь я так рада, ну, беги к ней.
– Нет, постой, ах какая ты смешная! – сказал Николай, всё всматриваясь в нее, и в сестре тоже находя что то новое, необыкновенное и обворожительно нежное, чего он прежде не видал в ней. – Наташа, что то волшебное. А?
– Да, – отвечала она, – ты прекрасно сделал.
«Если б я прежде видел ее такою, какою она теперь, – думал Николай, – я бы давно спросил, что сделать и сделал бы всё, что бы она ни велела, и всё бы было хорошо».
– Так ты рада, и я хорошо сделал?
– Ах, так хорошо! Я недавно с мамашей поссорилась за это. Мама сказала, что она тебя ловит. Как это можно говорить? Я с мама чуть не побранилась. И никому никогда не позволю ничего дурного про нее сказать и подумать, потому что в ней одно хорошее.
– Так хорошо? – сказал Николай, еще раз высматривая выражение лица сестры, чтобы узнать, правда ли это, и, скрыпя сапогами, он соскочил с отвода и побежал к своим саням. Всё тот же счастливый, улыбающийся черкес, с усиками и блестящими глазами, смотревший из под собольего капора, сидел там, и этот черкес был Соня, и эта Соня была наверное его будущая, счастливая и любящая жена.
Приехав домой и рассказав матери о том, как они провели время у Мелюковых, барышни ушли к себе. Раздевшись, но не стирая пробочных усов, они долго сидели, разговаривая о своем счастьи. Они говорили о том, как они будут жить замужем, как их мужья будут дружны и как они будут счастливы.
На Наташином столе стояли еще с вечера приготовленные Дуняшей зеркала. – Только когда всё это будет? Я боюсь, что никогда… Это было бы слишком хорошо! – сказала Наташа вставая и подходя к зеркалам.
– Садись, Наташа, может быть ты увидишь его, – сказала Соня. Наташа зажгла свечи и села. – Какого то с усами вижу, – сказала Наташа, видевшая свое лицо.
– Не надо смеяться, барышня, – сказала Дуняша.
Наташа нашла с помощью Сони и горничной положение зеркалу; лицо ее приняло серьезное выражение, и она замолкла. Долго она сидела, глядя на ряд уходящих свечей в зеркалах, предполагая (соображаясь с слышанными рассказами) то, что она увидит гроб, то, что увидит его, князя Андрея, в этом последнем, сливающемся, смутном квадрате. Но как ни готова она была принять малейшее пятно за образ человека или гроба, она ничего не видала. Она часто стала мигать и отошла от зеркала.
– Отчего другие видят, а я ничего не вижу? – сказала она. – Ну садись ты, Соня; нынче непременно тебе надо, – сказала она. – Только за меня… Мне так страшно нынче!
Соня села за зеркало, устроила положение, и стала смотреть.
– Вот Софья Александровна непременно увидят, – шопотом сказала Дуняша; – а вы всё смеетесь.
Соня слышала эти слова, и слышала, как Наташа шопотом сказала:
– И я знаю, что она увидит; она и прошлого года видела.
Минуты три все молчали. «Непременно!» прошептала Наташа и не докончила… Вдруг Соня отсторонила то зеркало, которое она держала, и закрыла глаза рукой.
– Ах, Наташа! – сказала она.
– Видела? Видела? Что видела? – вскрикнула Наташа, поддерживая зеркало.
Соня ничего не видала, она только что хотела замигать глазами и встать, когда услыхала голос Наташи, сказавшей «непременно»… Ей не хотелось обмануть ни Дуняшу, ни Наташу, и тяжело было сидеть. Она сама не знала, как и вследствие чего у нее вырвался крик, когда она закрыла глаза рукою.
– Его видела? – спросила Наташа, хватая ее за руку.
– Да. Постой… я… видела его, – невольно сказала Соня, еще не зная, кого разумела Наташа под словом его: его – Николая или его – Андрея.
«Но отчего же мне не сказать, что я видела? Ведь видят же другие! И кто же может уличить меня в том, что я видела или не видала?» мелькнуло в голове Сони.
– Да, я его видела, – сказала она.
– Как же? Как же? Стоит или лежит?
– Нет, я видела… То ничего не было, вдруг вижу, что он лежит.
– Андрей лежит? Он болен? – испуганно остановившимися глазами глядя на подругу, спрашивала Наташа.
– Нет, напротив, – напротив, веселое лицо, и он обернулся ко мне, – и в ту минуту как она говорила, ей самой казалось, что она видела то, что говорила.
– Ну а потом, Соня?…
– Тут я не рассмотрела, что то синее и красное…
– Соня! когда он вернется? Когда я увижу его! Боже мой, как я боюсь за него и за себя, и за всё мне страшно… – заговорила Наташа, и не отвечая ни слова на утешения Сони, легла в постель и долго после того, как потушили свечу, с открытыми глазами, неподвижно лежала на постели и смотрела на морозный, лунный свет сквозь замерзшие окна.


Вскоре после святок Николай объявил матери о своей любви к Соне и о твердом решении жениться на ней. Графиня, давно замечавшая то, что происходило между Соней и Николаем, и ожидавшая этого объяснения, молча выслушала его слова и сказала сыну, что он может жениться на ком хочет; но что ни она, ни отец не дадут ему благословения на такой брак. В первый раз Николай почувствовал, что мать недовольна им, что несмотря на всю свою любовь к нему, она не уступит ему. Она, холодно и не глядя на сына, послала за мужем; и, когда он пришел, графиня хотела коротко и холодно в присутствии Николая сообщить ему в чем дело, но не выдержала: заплакала слезами досады и вышла из комнаты. Старый граф стал нерешительно усовещивать Николая и просить его отказаться от своего намерения. Николай отвечал, что он не может изменить своему слову, и отец, вздохнув и очевидно смущенный, весьма скоро перервал свою речь и пошел к графине. При всех столкновениях с сыном, графа не оставляло сознание своей виноватости перед ним за расстройство дел, и потому он не мог сердиться на сына за отказ жениться на богатой невесте и за выбор бесприданной Сони, – он только при этом случае живее вспоминал то, что, ежели бы дела не были расстроены, нельзя было для Николая желать лучшей жены, чем Соня; и что виновен в расстройстве дел только один он с своим Митенькой и с своими непреодолимыми привычками.
Отец с матерью больше не говорили об этом деле с сыном; но несколько дней после этого, графиня позвала к себе Соню и с жестокостью, которой не ожидали ни та, ни другая, графиня упрекала племянницу в заманивании сына и в неблагодарности. Соня, молча с опущенными глазами, слушала жестокие слова графини и не понимала, чего от нее требуют. Она всем готова была пожертвовать для своих благодетелей. Мысль о самопожертвовании была любимой ее мыслью; но в этом случае она не могла понять, кому и чем ей надо жертвовать. Она не могла не любить графиню и всю семью Ростовых, но и не могла не любить Николая и не знать, что его счастие зависело от этой любви. Она была молчалива и грустна, и не отвечала. Николай не мог, как ему казалось, перенести долее этого положения и пошел объясниться с матерью. Николай то умолял мать простить его и Соню и согласиться на их брак, то угрожал матери тем, что, ежели Соню будут преследовать, то он сейчас же женится на ней тайно.
Графиня с холодностью, которой никогда не видал сын, отвечала ему, что он совершеннолетний, что князь Андрей женится без согласия отца, и что он может то же сделать, но что никогда она не признает эту интригантку своей дочерью.
Взорванный словом интригантка , Николай, возвысив голос, сказал матери, что он никогда не думал, чтобы она заставляла его продавать свои чувства, и что ежели это так, то он последний раз говорит… Но он не успел сказать того решительного слова, которого, судя по выражению его лица, с ужасом ждала мать и которое может быть навсегда бы осталось жестоким воспоминанием между ними. Он не успел договорить, потому что Наташа с бледным и серьезным лицом вошла в комнату от двери, у которой она подслушивала.
– Николинька, ты говоришь пустяки, замолчи, замолчи! Я тебе говорю, замолчи!.. – почти кричала она, чтобы заглушить его голос.
– Мама, голубчик, это совсем не оттого… душечка моя, бедная, – обращалась она к матери, которая, чувствуя себя на краю разрыва, с ужасом смотрела на сына, но, вследствие упрямства и увлечения борьбы, не хотела и не могла сдаться.
– Николинька, я тебе растолкую, ты уйди – вы послушайте, мама голубушка, – говорила она матери.
Слова ее были бессмысленны; но они достигли того результата, к которому она стремилась.
Графиня тяжело захлипав спрятала лицо на груди дочери, а Николай встал, схватился за голову и вышел из комнаты.
Наташа взялась за дело примирения и довела его до того, что Николай получил обещание от матери в том, что Соню не будут притеснять, и сам дал обещание, что он ничего не предпримет тайно от родителей.
С твердым намерением, устроив в полку свои дела, выйти в отставку, приехать и жениться на Соне, Николай, грустный и серьезный, в разладе с родными, но как ему казалось, страстно влюбленный, в начале января уехал в полк.
После отъезда Николая в доме Ростовых стало грустнее чем когда нибудь. Графиня от душевного расстройства сделалась больна.
Соня была печальна и от разлуки с Николаем и еще более от того враждебного тона, с которым не могла не обращаться с ней графиня. Граф более чем когда нибудь был озабочен дурным положением дел, требовавших каких нибудь решительных мер. Необходимо было продать московский дом и подмосковную, а для продажи дома нужно было ехать в Москву. Но здоровье графини заставляло со дня на день откладывать отъезд.
Наташа, легко и даже весело переносившая первое время разлуки с своим женихом, теперь с каждым днем становилась взволнованнее и нетерпеливее. Мысль о том, что так, даром, ни для кого пропадает ее лучшее время, которое бы она употребила на любовь к нему, неотступно мучила ее. Письма его большей частью сердили ее. Ей оскорбительно было думать, что тогда как она живет только мыслью о нем, он живет настоящею жизнью, видит новые места, новых людей, которые для него интересны. Чем занимательнее были его письма, тем ей было досаднее. Ее же письма к нему не только не доставляли ей утешения, но представлялись скучной и фальшивой обязанностью. Она не умела писать, потому что не могла постигнуть возможности выразить в письме правдиво хоть одну тысячную долю того, что она привыкла выражать голосом, улыбкой и взглядом. Она писала ему классически однообразные, сухие письма, которым сама не приписывала никакого значения и в которых, по брульонам, графиня поправляла ей орфографические ошибки.
Здоровье графини все не поправлялось; но откладывать поездку в Москву уже не было возможности. Нужно было делать приданое, нужно было продать дом, и притом князя Андрея ждали сперва в Москву, где в эту зиму жил князь Николай Андреич, и Наташа была уверена, что он уже приехал.
Графиня осталась в деревне, а граф, взяв с собой Соню и Наташу, в конце января поехал в Москву.



Пьер после сватовства князя Андрея и Наташи, без всякой очевидной причины, вдруг почувствовал невозможность продолжать прежнюю жизнь. Как ни твердо он был убежден в истинах, открытых ему его благодетелем, как ни радостно ему было то первое время увлечения внутренней работой самосовершенствования, которой он предался с таким жаром, после помолвки князя Андрея с Наташей и после смерти Иосифа Алексеевича, о которой он получил известие почти в то же время, – вся прелесть этой прежней жизни вдруг пропала для него. Остался один остов жизни: его дом с блестящею женой, пользовавшеюся теперь милостями одного важного лица, знакомство со всем Петербургом и служба с скучными формальностями. И эта прежняя жизнь вдруг с неожиданной мерзостью представилась Пьеру. Он перестал писать свой дневник, избегал общества братьев, стал опять ездить в клуб, стал опять много пить, опять сблизился с холостыми компаниями и начал вести такую жизнь, что графиня Елена Васильевна сочла нужным сделать ему строгое замечание. Пьер почувствовав, что она была права, и чтобы не компрометировать свою жену, уехал в Москву.