Луций Апроний Цезиан

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Луций Апроний Цезиан
лат. Lucius Apronius Caesianus
Консул Римской империи
39 год
 
Отец: Луций Апроний

Луций Апроний Цезиан (лат. Lucius Apronius Caesianus) — политический деятель эпохи ранней Римской империи.

Его отцом был консул-суффект 8 года и проконсул Африки в 18/21 году Луций Апроний. Военную карьеру Цезиан начал под руководством отца. Во время войны с Такфаринатом, вождем восставших нумидийцев, был отправлен своим отцом против врага с конницей, когортами вспомогательных войск и легионерами. Успешно сразившись с нумидийцами, Луций отбросил их в пустыню[1]. В награду Цезиан был введён в состав коллегии септимвиров эпулонов и освятил храм Венеры Эрицины на горе Эрикс. В 32 году он становится претором.

В 39 году Цезиан занимал должность ординарного консула вместе с императором Калигулой. Дальнейшая его судьба неизвестна.

Напишите отзыв о статье "Луций Апроний Цезиан"



Примечания

  1. Тацит. Анналы. III. 21.

Литература

  • Bengt E. Thomasson: Fasti Africani, Senatorische und ritterliche Ämter in den römischen Provinzen Nordafrikas von Augustus bis Diokletian, Paul Aströms Förlag, Stockholm 1996, S. 29, 37. ISBN 91-7042-153-6.
  • P. v. Rohden. Paulys Realencyclopädie der classischen Altertumswissenschaft. Apronius 6. Band II, 1 (1895), Sp. 274–275.

Отрывок, характеризующий Луций Апроний Цезиан

В то же мгновение с разных сторон жалобно завыли женщины, испуганно заплакал ребенок и молча столпился народ с бледными лицами около кухарки. Из этой толпы слышнее всех слышались стоны и приговоры кухарки:
– Ой о ох, голубчики мои! Голубчики мои белые! Не дайте умереть! Голубчики мои белые!..
Через пять минут никого не оставалось на улице. Кухарку с бедром, разбитым гранатным осколком, снесли в кухню. Алпатыч, его кучер, Ферапонтова жена с детьми, дворник сидели в подвале, прислушиваясь. Гул орудий, свист снарядов и жалостный стон кухарки, преобладавший над всеми звуками, не умолкали ни на мгновение. Хозяйка то укачивала и уговаривала ребенка, то жалостным шепотом спрашивала у всех входивших в подвал, где был ее хозяин, оставшийся на улице. Вошедший в подвал лавочник сказал ей, что хозяин пошел с народом в собор, где поднимали смоленскую чудотворную икону.
К сумеркам канонада стала стихать. Алпатыч вышел из подвала и остановился в дверях. Прежде ясное вечера нее небо все было застлано дымом. И сквозь этот дым странно светил молодой, высоко стоящий серп месяца. После замолкшего прежнего страшного гула орудий над городом казалась тишина, прерываемая только как бы распространенным по всему городу шелестом шагов, стонов, дальних криков и треска пожаров. Стоны кухарки теперь затихли. С двух сторон поднимались и расходились черные клубы дыма от пожаров. На улице не рядами, а как муравьи из разоренной кочки, в разных мундирах и в разных направлениях, проходили и пробегали солдаты. В глазах Алпатыча несколько из них забежали на двор Ферапонтова. Алпатыч вышел к воротам. Какой то полк, теснясь и спеша, запрудил улицу, идя назад.