Мануэл II

Мануэл II порт. Manuel II<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr> <tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Король Португалии
1 февраля 1908 года — 4 октября 1910 года
Предшественник:	Карлуш I
Преемник:	титул упразднён
Рождение:	19 марта 1889(1889-03-19) Лиссабон, Королевство Португалия
Смерть:	2 июля 1932(1932-07-02) (43 года) Туикнем, Великобритания
Место погребения:	Пантеон дома Браганса, Лиссабон
Род:	Браганса-Кобург
Отец:	Карлуш I
Мать:	Амелия Орлеанская
Супруга:	Августа Виктория Гогенцоллерн
Дети:	отсутствуют
Награды:

Мануэл II (порт. Manuel II, 1889—1932) — последний король Португалии. Принадлежал к дому Саксен-Кобург-Гота, официально считаясь представителем династии Браганса.

Второй сын короля Карлуша I и Амелии Орлеанской. Вступил на престол в 19-летнем возрасте после убийства в Лиссабоне отца и старшего брата престолонаследника Луиша Филипе 1 февраля 1908 года. Сам Мануэл был также легко ранен при этом покушении. Уволил диктаторское правительство, назначил демократические выборы, на которых решительную победу одержали социалисты и республиканцы. Через два года (1910) свергнут революцией, Португалия провозглашена республикой.

В эмиграции Мануэл написал книгу о средневековой португальской литературе. Умер в Великобритании. С 1913 года был женат на Августе Виктории Гогенцоллерн (1890—1966), но брак был бездетным. С его смертью пресеклась португальская ветвь Кобургского дома. Главенство в династии перешло к дальним родственникам (ветви Дуарти) — потомкам изгнанного короля Мигела I.

Ссылки

• [www.twickenham-museum.org.uk/detail.asp?ContentID=79 Король в эмиграции] (англ.)

Отрывок, характеризующий Мануэл II

– Хороша, брат, да не про нас, – сказал ему Долохов.
– Я скажу сестре, чтобы она позвала ее обедать, – сказал Анатоль. – А?
– Ты подожди лучше, когда замуж выйдет…
– Ты знаешь, – сказал Анатоль, – j'adore les petites filles: [обожаю девочек:] – сейчас потеряется.
– Ты уж попался раз на petite fille [девочке], – сказал Долохов, знавший про женитьбу Анатоля. – Смотри!
– Ну уж два раза нельзя! А? – сказал Анатоль, добродушно смеясь.


Следующий после театра день Ростовы никуда не ездили и никто не приезжал к ним. Марья Дмитриевна о чем то, скрывая от Наташи, переговаривалась с ее отцом. Наташа догадывалась, что они говорили о старом князе и что то придумывали, и ее беспокоило и оскорбляло это. Она всякую минуту ждала князя Андрея, и два раза в этот день посылала дворника на Вздвиженку узнавать, не приехал ли он. Он не приезжал. Ей было теперь тяжеле, чем первые дни своего приезда. К нетерпению и грусти ее о нем присоединились неприятное воспоминание о свидании с княжной Марьей и с старым князем, и страх и беспокойство, которым она не знала причины. Ей всё казалось, что или он никогда не приедет, или что прежде, чем он приедет, с ней случится что нибудь. Она не могла, как прежде, спокойно и продолжительно, одна сама с собой думать о нем. Как только она начинала думать о нем, к воспоминанию о нем присоединялось воспоминание о старом князе, о княжне Марье и о последнем спектакле, и о Курагине. Ей опять представлялся вопрос, не виновата ли она, не нарушена ли уже ее верность князю Андрею, и опять она заставала себя до малейших подробностей воспоминающею каждое слово, каждый жест, каждый оттенок игры выражения на лице этого человека, умевшего возбудить в ней непонятное для нее и страшное чувство. На взгляд домашних, Наташа казалась оживленнее обыкновенного, но она далеко была не так спокойна и счастлива, как была прежде.
В воскресение утром Марья Дмитриевна пригласила своих гостей к обедни в свой приход Успенья на Могильцах.
– Я этих модных церквей не люблю, – говорила она, видимо гордясь своим свободомыслием. – Везде Бог один. Поп у нас прекрасный, служит прилично, так это благородно, и дьякон тоже. Разве от этого святость какая, что концерты на клиросе поют? Не люблю, одно баловство!
Марья Дмитриевна любила воскресные дни и умела праздновать их. Дом ее бывал весь вымыт и вычищен в субботу; люди и она не работали, все были празднично разряжены, и все бывали у обедни. К господскому обеду прибавлялись кушанья, и людям давалась водка и жареный гусь или поросенок. Но ни на чем во всем доме так не бывал заметен праздник, как на широком, строгом лице Марьи Дмитриевны, в этот день принимавшем неизменяемое выражение торжественности.