Мераге

Город Мераге перс. مراغه‎ Страна ИранИран Остан Восточный АзербайджанВосточный Азербайджан Шахрестан Мераге Координаты 37°23′00″ с. ш. 46°16′00″ в. д.37.38333° с. ш. 46.26667° в. д. / 37.38333; 46.26667    Высота центра 1456 м Население 149 929 человек (2006) Часовой пояс UTC+3:30 Телефонный код +98 421

Мераге́ (также Мерага, Марага) — город на северо-западе Ирана в остане Восточный Азербайджан, центр шахрестана. Расположен к югу от вулкана Саханд (3707 м), в долине реки Сафи, впадающей в озеро Урмия.

История

Марага — древний город, но точное время его основания не установлено. В VII веке завоёван арабами и вместо старого персидского названия получил арабское, Марага, означающее «пастбище коней» . VIII века здесь правили Раввадиды в качестве наместников халифов. В 1038 году Марага захвачена сельджуками. В 1107 году раввадид Ахмадил ибн Ибрахим, оказав сельджукскому султану Мухаммеду I помощь в борьбе с врагами, стал правителем Мараги. Однако в 1117 году Ахмадил был убит в Багдаде низаритскими агентами. Его бывший раб, тюрок Аксункур ас-Ахмадили, вскоре сам захватил власть в Мараге (1122). Он стал основателем династии Аксункуридов (или Ахмадили), во владения которых, кроме Мараги, входила также крепость Ревандуз (сейчас — город в Ираке). Сын Аксункура Арслан-Аба вёл борьбу с влиятельным атабеком Ильдегизом. При этом, эмир Мараги поддерживал одних кандидатов на султанский престол, атабек — других. После ряда сражений войска противников встретились у стен Мараги, где Арслан-Аба был разбит Джихан-Пахлаваном, сыном Ильдегиза. Победитель осадил город, но вскоре было заключено мирное соглашение. Однако уже в 1175, после смерти Арслан-Абы, Марага снова была осаждена и сдалась Джихану-Пахлавану. По условиям мира город возвращался к Аксункуридам, но их влияние в Иранском Азербайджане значительно уменьшилось.

В 1209 году Ильдегизиды заняли Марагу, и во владении Сулафа-хатун, праправнучки Аксункура, остался лишь Ревандуз. В начале 1221 года Марага вновь перешла в её руки, но 30 марта того же года город был взят штурмом и сожжён войсками монгольских нойонов Субэдэя и Джэбэ. В мае 1225 года Марага без боя сдалась Джелал ад-Дину; Хамуш, муж Сулафа-хатун, перешёл на службу к хорезмшаху.

После ближневосточного похода Хулагу (1256—1260) и основания им нового государства, Марага некоторое время была столицей Хулагуидов. В 1259 году под руководством Насир ад-Дина ат-Туси здесь было начато строительство Марагинской обсерватории, ставшей крупнейшей астрономической обсерваторией своего времени.

В XVI веке управлялась хакимами из курдского племени мукри. В 1603 г. отвоевана персидским шахом Аббасом I Великим у османов и с тех пор, с небольшими перерывами, прочно в составе Ирана. В 1610 году Аббас вырезал племя мукри за непокорность и передал власть над Марагой тюркскому племени муккаддам, лидеры которого неизменно стояли во главе Марагинской провинции вплоть до её ликвидации в 1925 году.

15 января 1828 года, во время русско-персидской войны, город был занят Нижегородским 17-м драгунским полком российской армии. Однако после подписания Туркманчайского договора русские войска оставили эти земли.

Экономика

Горы защищают Мераге от северных ветров, вследствие чего здесь получило развитие земледелие и садоводство. Город является центром виноградарского и садоводческого региона. Производящиеся здесь сухофрукты, в первую очередь, изюм, идут на экспорт. Плодородие района Мераге отмечали ещё средневековые авторы: Климат его умеренный, но сырой из-за того, что с севера город закрыт горой Саханд. Здесь много садов. Вода поступает из реки Сафи, которая стекает с горы Саханд и впадает в озеро Урмия. Её поля дают урожаи зерновых, хлопка, винограда и прочих фруктов. В большинстве её местностей очень низкие цены. (Хамдаллах Казвини. Нузхат ал-кулуб, ок. 1340 года)

Кроме садоводства, Мераге издавна славится выделкой сафьяна и ковров. Вблизи города осуществляется добыча каменного угля и строительного камня. Травертин, известный в Иране как «Марагинский мрамор», обычно жёлтого, розового, зеленоватого или молочно-белого цвета с красными и зелёными прожилками. Добывается, главным образом, близ Азар Шахра, в пятидесяти километрах северо-западнее Мераге.

Достопримечательности

Наиболее примечательными архитектурными памятниками Мераге являются купола (гонбад, перс. گنبد‎) — башенные мавзолеи, построенные в XII—XIV веках.

• Гунбад-и Сурх («красный купол», также — Гунбад-и Кермез, 1148)
• Гунбад-и Модавар («круглый купол», также — Бордж-и Модавар, «круглая башня», 563 г. х./1168-1169), считается гробницей сестры ильхана Хулагу
• Гунбад-и Кабуд («голубой купол»; также — Геок-Гюмбез; 593/1196-1197) считается гробницей матери-христианки Хулагу, что сомнительно, учитывая обилие стихов из Корана, используемых в украшении гробницы .
• Гунбад-и Гаффария (также — Гунбад-и Шараффия, ок. 1328), построена для эмира Шамс ад-Дина Карасункура, бывшего мамлюка, который служил наместником Мараги до своей смерти в 1328 году.
• Джой Бордж (ок. 1330), круглое строение из обожённого кирпича на каменном основании; в настоящее время представляет собой руины

• Gonbadsorkh2.jpg

  Гунбад-и Сурх
• Modavvar tower.JPG

  Гунбад-и Модавар
• Kabud dome.JPG

  Гунбад-и Кабуд
• Ghaffariyeh dome 1 cropped.JPG

  Гунбад-и Гаффария

В трёх километрах к западу от современного города на холме Талеб хан расположены руины Марагинской обсерватории. В настоящее время для сохранения остатков памятника Иранской Организацией Культурного Наследия и Туризма (Iran’s Cultural Heritage and Tourism Organization) над ним возведён латунный купол.

Знаменитые уроженцы

• Аухади Марагаи — персидский поэт
• Абдулгадир Мараги — персидский учёный, музыкант, музыкальный теоретик XIV века.
• Зейн-оль-Абедин Мерагеи — иранский писатель-просветитель. Около 20 лет прожил в России

См. также

• Список городов Ирана с населением более 100 тысяч жителей
• Тебриз — центр остана Восточный Азербайджан

Ссылки

• Мераге // Большая советская энциклопедия : [в 30 т.] / гл. ред. А. М. Прохоров. — 3-е изд. — М. : Советская энциклопедия, 1969—1978.</span>
• [www.flickr.com/photos/tags/maragheh/ Фотогалерея Мераге] (англ.). — на сервисе Flickr. Проверено 12 февраля 2009. [www.webcitation.org/66RJBPdkw Архивировано из первоисточника 26 марта 2012].
• [www.britannica.com/EBchecked/topic/363765/Maragheh Marāgheh] (англ.). Энциклопедия Британника. Проверено 11 февраля 2009. [www.webcitation.org/66RJCf5Cx Архивировано из первоисточника 26 марта 2012].
• [archnet.org/library/places/one-place.jsp?place_id=1905 Maragha] (англ.). ArchNet. Проверено 11 ноября 2010. [www.webcitation.org/66RJE293H Архивировано из первоисточника 26 марта 2012].

Отрывок, характеризующий Мераге

– Другой штраф за галлицизм, – сказал русский писатель, бывший в гостиной. – «Удовольствие быть не по русски.
– Вы никому не делаете милости, – продолжала Жюли к ополченцу, не обращая внимания на замечание сочинителя. – За caustique виновата, – сказала она, – и плачу, но за удовольствие сказать вам правду я готова еще заплатить; за галлицизмы не отвечаю, – обратилась она к сочинителю: – у меня нет ни денег, ни времени, как у князя Голицына, взять учителя и учиться по русски. А вот и он, – сказала Жюли. – Quand on… [Когда.] Нет, нет, – обратилась она к ополченцу, – не поймаете. Когда говорят про солнце – видят его лучи, – сказала хозяйка, любезно улыбаясь Пьеру. – Мы только говорили о вас, – с свойственной светским женщинам свободой лжи сказала Жюли. – Мы говорили, что ваш полк, верно, будет лучше мамоновского.
– Ах, не говорите мне про мой полк, – отвечал Пьер, целуя руку хозяйке и садясь подле нее. – Он мне так надоел!
– Вы ведь, верно, сами будете командовать им? – сказала Жюли, хитро и насмешливо переглянувшись с ополченцем.
Ополченец в присутствии Пьера был уже не так caustique, и в лице его выразилось недоуменье к тому, что означала улыбка Жюли. Несмотря на свою рассеянность и добродушие, личность Пьера прекращала тотчас же всякие попытки на насмешку в его присутствии.
– Нет, – смеясь, отвечал Пьер, оглядывая свое большое, толстое тело. – В меня слишком легко попасть французам, да и я боюсь, что не влезу на лошадь…
В числе перебираемых лиц для предмета разговора общество Жюли попало на Ростовых.
– Очень, говорят, плохи дела их, – сказала Жюли. – И он так бестолков – сам граф. Разумовские хотели купить его дом и подмосковную, и все это тянется. Он дорожится.
– Нет, кажется, на днях состоится продажа, – сказал кто то. – Хотя теперь и безумно покупать что нибудь в Москве.
– Отчего? – сказала Жюли. – Неужели вы думаете, что есть опасность для Москвы?
– Отчего же вы едете?
– Я? Вот странно. Я еду, потому… ну потому, что все едут, и потом я не Иоанна д'Арк и не амазонка.
– Ну, да, да, дайте мне еще тряпочек.
– Ежели он сумеет повести дела, он может заплатить все долги, – продолжал ополченец про Ростова.
– Добрый старик, но очень pauvre sire [плох]. И зачем они живут тут так долго? Они давно хотели ехать в деревню. Натали, кажется, здорова теперь? – хитро улыбаясь, спросила Жюли у Пьера.
– Они ждут меньшого сына, – сказал Пьер. – Он поступил в казаки Оболенского и поехал в Белую Церковь. Там формируется полк. А теперь они перевели его в мой полк и ждут каждый день. Граф давно хотел ехать, но графиня ни за что не согласна выехать из Москвы, пока не приедет сын.
– Я их третьего дня видела у Архаровых. Натали опять похорошела и повеселела. Она пела один романс. Как все легко проходит у некоторых людей!
– Что проходит? – недовольно спросил Пьер. Жюли улыбнулась.
– Вы знаете, граф, что такие рыцари, как вы, бывают только в романах madame Suza.
– Какой рыцарь? Отчего? – краснея, спросил Пьер.
– Ну, полноте, милый граф, c'est la fable de tout Moscou. Je vous admire, ma parole d'honneur. [это вся Москва знает. Право, я вам удивляюсь.]
– Штраф! Штраф! – сказал ополченец.
– Ну, хорошо. Нельзя говорить, как скучно!
– Qu'est ce qui est la fable de tout Moscou? [Что знает вся Москва?] – вставая, сказал сердито Пьер.
– Полноте, граф. Вы знаете!
– Ничего не знаю, – сказал Пьер.
– Я знаю, что вы дружны были с Натали, и потому… Нет, я всегда дружнее с Верой. Cette chere Vera! [Эта милая Вера!]
– Non, madame, [Нет, сударыня.] – продолжал Пьер недовольным тоном. – Я вовсе не взял на себя роль рыцаря Ростовой, и я уже почти месяц не был у них. Но я не понимаю жестокость…
– Qui s'excuse – s'accuse, [Кто извиняется, тот обвиняет себя.] – улыбаясь и махая корпией, говорила Жюли и, чтобы за ней осталось последнее слово, сейчас же переменила разговор. – Каково, я нынче узнала: бедная Мари Волконская приехала вчера в Москву. Вы слышали, она потеряла отца?
– Неужели! Где она? Я бы очень желал увидать ее, – сказал Пьер.
– Я вчера провела с ней вечер. Она нынче или завтра утром едет в подмосковную с племянником.
– Ну что она, как? – сказал Пьер.
– Ничего, грустна. Но знаете, кто ее спас? Это целый роман. Nicolas Ростов. Ее окружили, хотели убить, ранили ее людей. Он бросился и спас ее…
– Еще роман, – сказал ополченец. – Решительно это общее бегство сделано, чтобы все старые невесты шли замуж. Catiche – одна, княжна Болконская – другая.
– Вы знаете, что я в самом деле думаю, что она un petit peu amoureuse du jeune homme. [немножечко влюблена в молодого человека.]
– Штраф! Штраф! Штраф!
– Но как же это по русски сказать?..


Когда Пьер вернулся домой, ему подали две принесенные в этот день афиши Растопчина.
В первой говорилось о том, что слух, будто графом Растопчиным запрещен выезд из Москвы, – несправедлив и что, напротив, граф Растопчин рад, что из Москвы уезжают барыни и купеческие жены. «Меньше страху, меньше новостей, – говорилось в афише, – но я жизнью отвечаю, что злодей в Москве не будет». Эти слова в первый раз ясно ыоказали Пьеру, что французы будут в Москве. Во второй афише говорилось, что главная квартира наша в Вязьме, что граф Витгснштейн победил французов, но что так как многие жители желают вооружиться, то для них есть приготовленное в арсенале оружие: сабли, пистолеты, ружья, которые жители могут получать по дешевой цене. Тон афиш был уже не такой шутливый, как в прежних чигиринских разговорах. Пьер задумался над этими афишами. Очевидно, та страшная грозовая туча, которую он призывал всеми силами своей души и которая вместе с тем возбуждала в нем невольный ужас, – очевидно, туча эта приближалась.
«Поступить в военную службу и ехать в армию или дожидаться? – в сотый раз задавал себе Пьер этот вопрос. Он взял колоду карт, лежавших у него на столе, и стал делать пасьянс.
– Ежели выйдет этот пасьянс, – говорил он сам себе, смешав колоду, держа ее в руке и глядя вверх, – ежели выйдет, то значит… что значит?.. – Он не успел решить, что значит, как за дверью кабинета послышался голос старшей княжны, спрашивающей, можно ли войти.
– Тогда будет значить, что я должен ехать в армию, – договорил себе Пьер. – Войдите, войдите, – прибавил он, обращаясь к княжие.
(Одна старшая княжна, с длинной талией и окаменелым лидом, продолжала жить в доме Пьера; две меньшие вышли замуж.)
– Простите, mon cousin, что я пришла к вам, – сказала она укоризненно взволнованным голосом. – Ведь надо наконец на что нибудь решиться! Что ж это будет такое? Все выехали из Москвы, и народ бунтует. Что ж мы остаемся?
– Напротив, все, кажется, благополучно, ma cousine, – сказал Пьер с тою привычкой шутливости, которую Пьер, всегда конфузно переносивший свою роль благодетеля перед княжною, усвоил себе в отношении к ней.
– Да, это благополучно… хорошо благополучие! Мне нынче Варвара Ивановна порассказала, как войска наши отличаются. Уж точно можно чести приписать. Да и народ совсем взбунтовался, слушать перестают; девка моя и та грубить стала. Этак скоро и нас бить станут. По улицам ходить нельзя. А главное, нынче завтра французы будут, что ж нам ждать! Я об одном прошу, mon cousin, – сказала княжна, – прикажите свезти меня в Петербург: какая я ни есть, а я под бонапартовской властью жить не могу.
– Да полноте, ma cousine, откуда вы почерпаете ваши сведения? Напротив…
– Я вашему Наполеону не покорюсь. Другие как хотят… Ежели вы не хотите этого сделать…
– Да я сделаю, я сейчас прикажу.
Княжне, видимо, досадно было, что не на кого было сердиться. Она, что то шепча, присела на стул.
– Но вам это неправильно доносят, – сказал Пьер. – В городе все тихо, и опасности никакой нет. Вот я сейчас читал… – Пьер показал княжне афишки. – Граф пишет, что он жизнью отвечает, что неприятель не будет в Москве.
– Ах, этот ваш граф, – с злобой заговорила княжна, – это лицемер, злодей, который сам настроил народ бунтовать. Разве не он писал в этих дурацких афишах, что какой бы там ни был, тащи его за хохол на съезжую (и как глупо)! Кто возьмет, говорит, тому и честь и слава. Вот и долюбезничался. Варвара Ивановна говорила, что чуть не убил народ ее за то, что она по французски заговорила…
– Да ведь это так… Вы всё к сердцу очень принимаете, – сказал Пьер и стал раскладывать пасьянс.
Несмотря на то, что пасьянс сошелся, Пьер не поехал в армию, а остался в опустевшей Москве, все в той же тревоге, нерешимости, в страхе и вместе в радости ожидая чего то ужасного.
На другой день княжна к вечеру уехала, и к Пьеру приехал его главноуправляющий с известием, что требуемых им денег для обмундирования полка нельзя достать, ежели не продать одно имение. Главноуправляющий вообще представлял Пьеру, что все эти затеи полка должны были разорить его. Пьер с трудом скрывал улыбку, слушая слова управляющего.
– Ну, продайте, – говорил он. – Что ж делать, я не могу отказаться теперь!
Чем хуже было положение всяких дел, и в особенности его дел, тем Пьеру было приятнее, тем очевиднее было, что катастрофа, которой он ждал, приближается. Уже никого почти из знакомых Пьера не было в городе. Жюли уехала, княжна Марья уехала. Из близких знакомых одни Ростовы оставались; но к ним Пьер не ездил.