Мунк, Йенс

Йенс Мунк

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Йенс Мунк (3 июня или июля 1579, Арендал — 28 июня 1628, Киль) — норвежско-датский мореплаватель и исследователь. Находился на службе у датского короля Кристиана IV. Получил наибольшую известность своими попытками найти Северо-Западный проход в Индию.

Биография

Йенс Мунк родился в поместье Барбу в Арендале, округ Эуст-Агдер (современная Норвегия). Его отец — бедный дворянин и офицер Эрик Мунк, отличался жёстким характером. В 1585 году Эрик был заключён в тюрьму замка Драгсхольм, а восьмилетний Йенс с матерью уехали в Ольборг. В 1591 году, в двенадцать лет, Йенс отправился в город Порту - бывшую столицу Португалии, где и сделался моряком на службе у Диарта Диаша. В следующем году он плавал с голландским конвоем к портовому городу Байе в Бразилии. У бразильского побережья конвой был атакован французскими пиратами, и Мунк был оказался среди семи человек, оставшихся в живых. В течение шести лет Мунк жил в Байе (современный Сальвадор), где состоял на службе брата Диарта Диаша - Мигеля. В 1599 году Мунк вернулся в Европу и поселился в Копенгагене, где датский магнат и государственный канцлер Хенрик Рамель нанял его на свой корабль в качестве помощника капитана.

В 1609 году Мунк со своим партнером Йенсом Хвидом ходил в Баренцево море. После двух неудачных попыток найти Северо-восточный проход в 1609 и 1610 годах, Мунк привлек внимание короля Кристиана IV. В период Шведско-датской войны, Йенс Мунк, вместе с дворянином Йоргеном Даа, в 1612 году провел успешную атаку шведской крепости Алвсборг, недалеко от сегодняшнего Гётеборга.

В 1614 году Мунк вёл поиски капёра Яна Мендосеса, участвовавшего в битве у Канина Носа, у входа в Белое море. Весной 1617 года Мунк завербовал восемнадцать человек в первую Датскую китобойную экспедицию на Шпицберген. В 1618 году король Кристиан IV назначил его командиром первой датской экспедиции в Восточную Индию с пятью судами и почти тысячью человек команды, — но за месяц до отплытия экспедиции в ноябре Мунк был заменен молодым дворянином Ове Гьедде. Причиной замены Мунка, скорее всего, был его конфликт с государственным канцлером Кристианом Фриисом. Неудача Мунка усугубилась гибелью его брата Нильса и верного друга Йоргена Даа. За несколько месяцев до этого, Мунк потерял огромное количество денег в результате проведения неудачной китобойной экспедиции. В попытках вернуть себе положение в обществе, Мунк в 1619 году начал планирование гораздо более впечатляющей экспедиции - а именно поиск Северо-Западного прохода.

Северо-Западная экспедиция

Поисками путей в Индию заинтересовалось и датское правительство. 9 мая 1619 года, под эгидой короля Кристиана IV, Мунк начал собирать экспедицию, в которую вошли корабли Королевского военно-морского флота Дании: небольшой фрегат «Enhiörningen» (Единорог) и шлюп «Lamprenen» (Минога), с командой общей численностью в 65 человек. Целью экспедиции было обнаружение Северо-Западного прохода в Китай и Индию. В состав экипажа вошёл Расмус Йенсен, священник датской церкви, признанный в дальнейшем первым лютеранским священнослужителем Канады. 16 мая 1619 года суда экспедиции Мунка вышли из порта. Флотилия прошла в пролив Дэвиса и нашла Фробишер-Бей. Пройдя Гудзонов пролив лишь 20 августа, Мунк повернул на юго-запад и в сентябре дошёл до устья реки, которую теперь называют рекой Черчилл (провинция Манитоба, Канада). Зимовала экспедиция в устье Черчилла. Зима оказалась исключительно суровой, в результате к лету 1620 года, от холода, голода и эпидемий цинги из 65 участников экспедиции выжили только сам Мунк и два его товарища. К середине июля они поправились, питаясь рыбой и птицей, сделали запасы в дорогу и, бросив одно судно, на «Миноге» отплыли 16 июля 1620 года из Канады. 20 сентября 1620 года они дошли до Бергена в Норвегии, а 21 сентября добрались до Копенгагена, «скорее похожие на тени, чем на людей». Как пишет датский историк Эрлинг Поульсен:

Экспедиция в Индию через Канаду закончилась полным провалом. Но главное: ведь, добраться до Индии через Канаду невозможно! Однако, тогда этого никто не знал.

Последующая жизнь и смерть

Мунк планировал новую экспедицию по овладению северо-западом и созданию колонии «Nova Dania» (Новая Дания) для датской короны, но его здоровье оказалось слишком слабым. В последующие годы Мунк служил в чине капитана в королевском флоте.

В 1625 году Кристиан IV вовлёк Данию в Тридцатилетнюю войну. Флотилия Мунка блокировала берега реки Везер с 1626 по 1627 год. Затем, уже после сокрушительного поражения датской армии 19 июля 1627 года, Мунк принял участие в нападениях на контингенты имперского генералиссимуса Валленштейна на острове Фемарн и в городе Киле (в марте и апреле 1628 года, соответственно). Мунк умер 26 июня того же года, вероятно, в результате ранения в бою у Киля. Однако, по мнению французского ученого Исаака Пейрера, служившего легатом в посольстве Франции в Копенгагене, Мунк погиб в результате удара палки во время спора с королём Кристианом IV.

Интересные факты

В честь Йенса Мунка был назван открытый им остров Канадского Арктического архипелага — Йенс-Мунк.

Йенс Мунк упоминается в книге Жюля Верна «Вверх дном».

Отрывок, характеризующий Мунк, Йенс

– Мне наговорили неприятностей, а я никому ничего, – сказала Вера.
– Madame de Genlis! Madame de Genlis! – проговорили смеющиеся голоса из за двери.
Красивая Вера, производившая на всех такое раздражающее, неприятное действие, улыбнулась и видимо не затронутая тем, что ей было сказано, подошла к зеркалу и оправила шарф и прическу. Глядя на свое красивое лицо, она стала, повидимому, еще холоднее и спокойнее.

В гостиной продолжался разговор.
– Ah! chere, – говорила графиня, – и в моей жизни tout n'est pas rose. Разве я не вижу, что du train, que nous allons, [не всё розы. – при нашем образе жизни,] нашего состояния нам не надолго! И всё это клуб, и его доброта. В деревне мы живем, разве мы отдыхаем? Театры, охоты и Бог знает что. Да что обо мне говорить! Ну, как же ты это всё устроила? Я часто на тебя удивляюсь, Annette, как это ты, в свои годы, скачешь в повозке одна, в Москву, в Петербург, ко всем министрам, ко всей знати, со всеми умеешь обойтись, удивляюсь! Ну, как же это устроилось? Вот я ничего этого не умею.
– Ах, душа моя! – отвечала княгиня Анна Михайловна. – Не дай Бог тебе узнать, как тяжело остаться вдовой без подпоры и с сыном, которого любишь до обожания. Всему научишься, – продолжала она с некоторою гордостью. – Процесс мой меня научил. Ежели мне нужно видеть кого нибудь из этих тузов, я пишу записку: «princesse une telle [княгиня такая то] желает видеть такого то» и еду сама на извозчике хоть два, хоть три раза, хоть четыре, до тех пор, пока не добьюсь того, что мне надо. Мне всё равно, что бы обо мне ни думали.
– Ну, как же, кого ты просила о Бореньке? – спросила графиня. – Ведь вот твой уже офицер гвардии, а Николушка идет юнкером. Некому похлопотать. Ты кого просила?
– Князя Василия. Он был очень мил. Сейчас на всё согласился, доложил государю, – говорила княгиня Анна Михайловна с восторгом, совершенно забыв всё унижение, через которое она прошла для достижения своей цели.
– Что он постарел, князь Василий? – спросила графиня. – Я его не видала с наших театров у Румянцевых. И думаю, забыл про меня. Il me faisait la cour, [Он за мной волочился,] – вспомнила графиня с улыбкой.
– Всё такой же, – отвечала Анна Михайловна, – любезен, рассыпается. Les grandeurs ne lui ont pas touriene la tete du tout. [Высокое положение не вскружило ему головы нисколько.] «Я жалею, что слишком мало могу вам сделать, милая княгиня, – он мне говорит, – приказывайте». Нет, он славный человек и родной прекрасный. Но ты знаешь, Nathalieie, мою любовь к сыну. Я не знаю, чего я не сделала бы для его счастья. А обстоятельства мои до того дурны, – продолжала Анна Михайловна с грустью и понижая голос, – до того дурны, что я теперь в самом ужасном положении. Мой несчастный процесс съедает всё, что я имею, и не подвигается. У меня нет, можешь себе представить, a la lettre [буквально] нет гривенника денег, и я не знаю, на что обмундировать Бориса. – Она вынула платок и заплакала. – Мне нужно пятьсот рублей, а у меня одна двадцатипятирублевая бумажка. Я в таком положении… Одна моя надежда теперь на графа Кирилла Владимировича Безухова. Ежели он не захочет поддержать своего крестника, – ведь он крестил Борю, – и назначить ему что нибудь на содержание, то все мои хлопоты пропадут: мне не на что будет обмундировать его.
Графиня прослезилась и молча соображала что то.
– Часто думаю, может, это и грех, – сказала княгиня, – а часто думаю: вот граф Кирилл Владимирович Безухой живет один… это огромное состояние… и для чего живет? Ему жизнь в тягость, а Боре только начинать жить.
– Он, верно, оставит что нибудь Борису, – сказала графиня.
– Бог знает, chere amie! [милый друг!] Эти богачи и вельможи такие эгоисты. Но я всё таки поеду сейчас к нему с Борисом и прямо скажу, в чем дело. Пускай обо мне думают, что хотят, мне, право, всё равно, когда судьба сына зависит от этого. – Княгиня поднялась. – Теперь два часа, а в четыре часа вы обедаете. Я успею съездить.
И с приемами петербургской деловой барыни, умеющей пользоваться временем, Анна Михайловна послала за сыном и вместе с ним вышла в переднюю.
– Прощай, душа моя, – сказала она графине, которая провожала ее до двери, – пожелай мне успеха, – прибавила она шопотом от сына.
– Вы к графу Кириллу Владимировичу, ma chere? – сказал граф из столовой, выходя тоже в переднюю. – Коли ему лучше, зовите Пьера ко мне обедать. Ведь он у меня бывал, с детьми танцовал. Зовите непременно, ma chere. Ну, посмотрим, как то отличится нынче Тарас. Говорит, что у графа Орлова такого обеда не бывало, какой у нас будет.


– Mon cher Boris, [Дорогой Борис,] – сказала княгиня Анна Михайловна сыну, когда карета графини Ростовой, в которой они сидели, проехала по устланной соломой улице и въехала на широкий двор графа Кирилла Владимировича Безухого. – Mon cher Boris, – сказала мать, выпрастывая руку из под старого салопа и робким и ласковым движением кладя ее на руку сына, – будь ласков, будь внимателен. Граф Кирилл Владимирович всё таки тебе крестный отец, и от него зависит твоя будущая судьба. Помни это, mon cher, будь мил, как ты умеешь быть…
– Ежели бы я знал, что из этого выйдет что нибудь, кроме унижения… – отвечал сын холодно. – Но я обещал вам и делаю это для вас.
Несмотря на то, что чья то карета стояла у подъезда, швейцар, оглядев мать с сыном (которые, не приказывая докладывать о себе, прямо вошли в стеклянные сени между двумя рядами статуй в нишах), значительно посмотрев на старенький салоп, спросил, кого им угодно, княжен или графа, и, узнав, что графа, сказал, что их сиятельству нынче хуже и их сиятельство никого не принимают.
– Мы можем уехать, – сказал сын по французски.
– Mon ami! [Друг мой!] – сказала мать умоляющим голосом, опять дотрогиваясь до руки сына, как будто это прикосновение могло успокоивать или возбуждать его.
Борис замолчал и, не снимая шинели, вопросительно смотрел на мать.
– Голубчик, – нежным голоском сказала Анна Михайловна, обращаясь к швейцару, – я знаю, что граф Кирилл Владимирович очень болен… я затем и приехала… я родственница… Я не буду беспокоить, голубчик… А мне бы только надо увидать князя Василия Сергеевича: ведь он здесь стоит. Доложи, пожалуйста.
Швейцар угрюмо дернул снурок наверх и отвернулся.
– Княгиня Друбецкая к князю Василию Сергеевичу, – крикнул он сбежавшему сверху и из под выступа лестницы выглядывавшему официанту в чулках, башмаках и фраке.
Мать расправила складки своего крашеного шелкового платья, посмотрелась в цельное венецианское зеркало в стене и бодро в своих стоптанных башмаках пошла вверх по ковру лестницы.