Новая Сербия

Новая Сербия — военно-административная единица в Российской империи (расположенная на территории современной Украины), созданная правительством в северо-западной части Запорожья (территория Кодацкой и Бугогардовской паланок Войска Запорожского), куда в 1751—1764 годах были переселены выходцы из Сербии, Молдавии, Черногории, Валахии, Македонии и других балканских регионов.

Возникновение Новой Сербии

В 1751 году к российскому посланнику в Вене обратился полковник австрийской службы Иван Самойлович Хорват с просьбой о разрешении ему и другим сербам поселиться в России. Речь шла о сербах, называемых граничарами, издавна использовавшихся Австрией для охраны её границ от турок, их поселения в современных Воеводине, Славонии, Сербской Краине и Далмации были устроены по казачьему принципу. Несмотря на привилегированное положение в Австрийской империи (сербы, несущие охрану границы, были освобождены от налогов), часть их неуютно чувствовала себя в католической стране, где на них постоянно оказывалось давление со стороны католического духовенства с целью склонить их в католичество или унию. Выходом было переселение в Россию. Уже в 1723 году сербский гусарский полк черногорца майора Ивана Албанеза переселился в Россию и был поселён в районе крепости Тор (позднее город Славянск). Поводом к началу эмиграции стало также упразднение участков границы по рекам Тиса и Марош. Живущим на этих землях сербам было предложено либо переселиться на другие участки границы, либо стать венгерскими подданными, что значило утрату привилегированного граничарского статуса. Российская империя получила согласие Вены на вербовку сербов для переселения на территорию современной Украины (позже австрийцы изменили свою позицию по этому вопросу). В 1750 году в Австрийскую империю прибыли российские вербовщики сербы Т. Воич, Д. Перич и П. Текелия.

Российское правительство позитивно отнеслось к предложению Хорвата, тогда же родился план привлечения и иных выходцев из Балкан православного вероисповедания на земли на заднепровской Украине. Из переселенцев предполагалось позднее набрать гусарские и пандурские полки. 13 (24) июля 1751 года императрицей Елизаветой Петровной было объявлено Хорвату, в ответ на его просьбу, что «сколько бы из сербского народа в Российскую Империю перейти не пожелало, все они как единоверные, в службу и подданство приняты будут».

10 (21) октября 1751 года в Киев прибыла первая колонна переселенцев — из 77 человек, во главе с Иваном Хорватом. В течение месяца прибыло ещё несколько мелких групп. Всего прибыло 276 человек, из них военных — 107 человек, остальные — домочадцы и слуги Начиная с 1752 года, переселенцы стали прибывать регулярно. Им были отведены для поселения земли в заднепровских степях, между реками Синюха и Днепр. Колонисты были расселены номерными ротами, для которых были выстроены шанцы, из которых впоследствии в Новороссии выросли значительные местечки. Выделенная земля была наделена личному составу по ротно — рядовым 20 — 30 четвертей, прапорщикам — 50, поручикам — 80, капитанам — 100.

Столицей Новой Сербии стал военный город — шанец Новомиргород. Ново-Сербия имела автономный статус и подчинялась непосредственно Сенату и Военной Коллегии. Её первым главой был Хорват, произведённый в России в чин генерал-майора. Поселенцы делились на гусарские полки, роты-шанцы, являвшиеся одновременно и территориальными и военными и административными единицами.

В то время Новороссия состояла из центра — военного города (крепости) Святой Елисаветы, Новой Сербии, военных поселений — шанцев южнее Новой Сербии. Её стратегическое значение было обусловлено тем, что она находилась на пути набегов крымских татар по их излюбленному маршруту, а также, являлась важным плацдармом для переброски русских войск на юг, в Крым.

В 1752 году Шевич и Прерадович просили императрицу Елизавету Петровну пожаловать им отдельные от Хорвата земли. Их просьба была удовлетворена, и таким образом возникла Славяносербия между реками Лугань и Бахмут на правом берегу Северского Донца.

В 1754 году в Новую Сербию были переселены украинские казаки, из которых был сформирован Новослободской казацкий полк.

Период фактической автономии

Новая Сербия подчинялась Военной коллегии, её жителям (как и населению Славяносербии) разрешалось заниматься «вольной» торговлей (в том числе зарубежной — в Крыму, Молдавии и Польше) и промыслами. На Семилетнюю войну из Новой Сербии было в декабре 1757 года отправлено 1023 человека. В январе 1758 года Хорвату было предписано закрыть заставы на границе с Турцией. Кроме того, обострились отношения Хорвата и соседних стран. Поселенцы Новой Сербии в 1756—1758 годах устраивали набеги на польские земли, откуда угоняли не только скот, но также женщин и детей. Также сербские гусары напали на крымских татар, которые перегоняли под охраной уманских казаков скот для продажи в Польшу (в соответствии с международным соглашением), убив 20 человек. Наконец, начались волнения среди самих поселенцев. В 1760 году вспыхнуло восстание солдат и рядовых гусар Новомиргородского гарнизона против И. С. Хорвата и его офицеров, которые им недоплачивали жалованье. Бунт был подавлен, а пять его зачинщиков казнены.

Следствие по злоупотреблениям в Новой Сербии и ликвидация автономии

В 1758 году началось следствие по набегам на польские земли, а в 1762 году по припискам в Новой Сербии и Славяносербии. В декабре 1763 года была проведена перепись Следственной комиссией, которая установила, что из 2674 жителей Новой Сербии сербами по национальности были только 1043. Екатерина II отметила, что на переселение сербов в Россию и на оборудование пунктов для них было потрачено в 1752—1762 годах 700 тыс. рублей.

13 (24) апреля 1764 года Новая Сербия вошла в состав созданной Екатериной Новороссийской губернии. В конце XVIII века жители её были приписаны к государственным крестьянам, офицеры получили дворянство, поместья. Часть сербов ушла на Кубань, где они слились с местными казаками. Сербский гусарский полк, созданный в 70-е годы XVIII века получил, по столице Новой Сербии, являвшейся одновременно и столицей Славяносербии, название Бахмутского. Из известных людей в нём, в частности, служил позднее М. Ю. Лермонтов.

Интересные факты

Во время Первой мировой войны именно на территорию бывшей Новой Сербии (в Елисаветград) были эвакуированы сербские беженцы из Румынии.

Галерея

• 03 337 Book illustrations of Historical description of the clothes and weapons of Russian troops.jpg

  Гренадерская бляха на пандурские шапки с надписью «Новая Сербия»
  1732 − 1761 гг.

• 03 327 Book illustrations of Historical description of the clothes and weapons of Russian troops.jpg

  Гусар Сербского полка,
  с 1741 до 1761 года.

• 03 328 Book illustrations of Historical description of the clothes and weapons of Russian troops.jpg

  Вахмистр Сербского Гусарского полка, с 1741 до 1761 г.

• 03 329 Book illustrations of Historical description of the clothes and weapons of Russian troops.jpg

  Офицер Сербского Гусарского полка,
  с 1741 до 1761 г.

• 05 611 Book illustrations of Historical description of the clothes and weapons of Russian troops.jpg

  Рядовой Сербского Гусарского полка,
  с 1763 по 1776 г.

• 05 612 Book illustrations of Historical description of the clothes and weapons of Russian troops.jpg

  Унтер-офицер и Обер-офицер Сербского Гусарского полка,
  с 1763 по 1776 г.

• 05 637 Book illustrations of Historical description of the clothes and weapons of Russian troops.jpg

  Унтер-офицер Сербского Гусарского полка, с 1776 по 1783 г.

См. также

• Славяносербия

Литература

• Бажова А. П. Русско-югославские отношения во второй половине ХVIII в. М., 1982.
• Историческое описание одежды и вооружения российских войск, с рисунками, составленное по высочайшему повелению: в 30 т., в 60 кн. / Под ред. А. В. Висковатова. — СПб.: Военная типография при Главном Штабе, [listat.ru/index.html 1841−1862. ]
• Кирпичёнок А. И. [www.rasl.ru/e_editions/pbsh_2006-1-2.pdf К выходу книги «Сербские поселения на Украине в середине XVIII в.»] // Петербургская библиотечная школа : журнал. — 2006. — № 1-2. — С. 114—119.
• Григорович В. И. Об участии сербов в наших общественных отношениях. Одесса, 1876.
• [www.argfurniture.ru/rastko/delo/13578 Дмитриев В. С. Сербы в Украину (XVIII — начало XIX в.). Автореферат. К., 2006]
• Косанович М. М. [www.rastko.org.yu/rastko-ukr/istorija/2003-ns/mmagdalena.pdf Русские эмигранты в Югославии. О переселении сербов в Российскую империю в середине 18 века]
• Костяшов Ю. В. Генерал Иван Хорват — сербский авантюрист на русской службе (вторая половина ХVIII в.) // Славяноведение. Институт славяноведения РАН. № 2. 2012. С. 34-41.
• Мільчев В. [www.cossackdom.com/doc/milchev_poselen.htm Світоглядні імперативи військових поселенців Нової Сербії] / Студії з історії Степової України. — Вип. 1. — Запоріжжя, 2003. — С. 53-59.
• Политические и культурные отношения России с югославскими землями в XVIII в. М., 1984.
• Попов Н. А. Военные поселения сербов в Австрии и России // Вестник Европы. 1870. Т. 3. С. 584—614.
• Скальковский А. Хронологическое обозрение истории Новороссийского края. 1730—1823. Одесса, 1836. Ч. 1.
• Соловьёв, С. М.: История России с древнейших времён, тома 22 и последующие.
• Соловьёв С. М. История России с древнейших времён. М.1993-1994. Кн. 12-23.
• Хевролина В. М. Из истории создания и боевой деятельности сербских воинских формирований в России в первой половине ХVIII в. / Jугославске земље и Русijа у ХVIII веку. Београд.1986.
• Цвижба Л. [www.rastko.org.yu/rastko-ukr/istorija/2003-ns/lcvizba.pdf Картографические документы по истории Новой Сербии в фондах Российского Государственного Военно-Исторического архива]
• Шмидт А. [www.library.kr.ua/elib/shmidt/elisavet.html Материалы для географии и статистики России, собранные офицерами генерального штаба]

Ссылки

• [www.srpska.ru/article.php?nid=454 Новая Сербия]
• Густерин П. [ricolor.org/history/hr/polit/27_08_2015/ О заселении сербами Новороссии.]

Отрывок, характеризующий Новая Сербия

22 го числа, в полдень, Пьер шел в гору по грязной, скользкой дороге, глядя на свои ноги и на неровности пути. Изредка он взглядывал на знакомую толпу, окружающую его, и опять на свои ноги. И то и другое было одинаково свое и знакомое ему. Лиловый кривоногий Серый весело бежал стороной дороги, изредка, в доказательство своей ловкости и довольства, поджимая заднюю лапу и прыгая на трех и потом опять на всех четырех бросаясь с лаем на вороньев, которые сидели на падали. Серый был веселее и глаже, чем в Москве. Со всех сторон лежало мясо различных животных – от человеческого до лошадиного, в различных степенях разложения; и волков не подпускали шедшие люди, так что Серый мог наедаться сколько угодно.
Дождик шел с утра, и казалось, что вот вот он пройдет и на небе расчистит, как вслед за непродолжительной остановкой припускал дождик еще сильнее. Напитанная дождем дорога уже не принимала в себя воды, и ручьи текли по колеям.
Пьер шел, оглядываясь по сторонам, считая шаги по три, и загибал на пальцах. Обращаясь к дождю, он внутренне приговаривал: ну ка, ну ка, еще, еще наддай.
Ему казалось, что он ни о чем не думает; но далеко и глубоко где то что то важное и утешительное думала его душа. Это что то было тончайшее духовное извлечение из вчерашнего его разговора с Каратаевым.
Вчера, на ночном привале, озябнув у потухшего огня, Пьер встал и перешел к ближайшему, лучше горящему костру. У костра, к которому он подошел, сидел Платон, укрывшись, как ризой, с головой шинелью, и рассказывал солдатам своим спорым, приятным, но слабым, болезненным голосом знакомую Пьеру историю. Было уже за полночь. Это было то время, в которое Каратаев обыкновенно оживал от лихорадочного припадка и бывал особенно оживлен. Подойдя к костру и услыхав слабый, болезненный голос Платона и увидав его ярко освещенное огнем жалкое лицо, Пьера что то неприятно кольнуло в сердце. Он испугался своей жалости к этому человеку и хотел уйти, но другого костра не было, и Пьер, стараясь не глядеть на Платона, подсел к костру.
– Что, как твое здоровье? – спросил он.
– Что здоровье? На болезнь плакаться – бог смерти не даст, – сказал Каратаев и тотчас же возвратился к начатому рассказу.
– …И вот, братец ты мой, – продолжал Платон с улыбкой на худом, бледном лице и с особенным, радостным блеском в глазах, – вот, братец ты мой…
Пьер знал эту историю давно, Каратаев раз шесть ему одному рассказывал эту историю, и всегда с особенным, радостным чувством. Но как ни хорошо знал Пьер эту историю, он теперь прислушался к ней, как к чему то новому, и тот тихий восторг, который, рассказывая, видимо, испытывал Каратаев, сообщился и Пьеру. История эта была о старом купце, благообразно и богобоязненно жившем с семьей и поехавшем однажды с товарищем, богатым купцом, к Макарью.
Остановившись на постоялом дворе, оба купца заснули, и на другой день товарищ купца был найден зарезанным и ограбленным. Окровавленный нож найден был под подушкой старого купца. Купца судили, наказали кнутом и, выдернув ноздри, – как следует по порядку, говорил Каратаев, – сослали в каторгу.
– И вот, братец ты мой (на этом месте Пьер застал рассказ Каратаева), проходит тому делу годов десять или больше того. Живет старичок на каторге. Как следовает, покоряется, худого не делает. Только у бога смерти просит. – Хорошо. И соберись они, ночным делом, каторжные то, так же вот как мы с тобой, и старичок с ними. И зашел разговор, кто за что страдает, в чем богу виноват. Стали сказывать, тот душу загубил, тот две, тот поджег, тот беглый, так ни за что. Стали старичка спрашивать: ты за что, мол, дедушка, страдаешь? Я, братцы мои миленькие, говорит, за свои да за людские грехи страдаю. А я ни душ не губил, ни чужого не брал, акромя что нищую братию оделял. Я, братцы мои миленькие, купец; и богатство большое имел. Так и так, говорит. И рассказал им, значит, как все дело было, по порядку. Я, говорит, о себе не тужу. Меня, значит, бог сыскал. Одно, говорит, мне свою старуху и деток жаль. И так то заплакал старичок. Случись в их компании тот самый человек, значит, что купца убил. Где, говорит, дедушка, было? Когда, в каком месяце? все расспросил. Заболело у него сердце. Подходит таким манером к старичку – хлоп в ноги. За меня ты, говорит, старичок, пропадаешь. Правда истинная; безвинно напрасно, говорит, ребятушки, человек этот мучится. Я, говорит, то самое дело сделал и нож тебе под голова сонному подложил. Прости, говорит, дедушка, меня ты ради Христа.
Каратаев замолчал, радостно улыбаясь, глядя на огонь, и поправил поленья.
– Старичок и говорит: бог, мол, тебя простит, а мы все, говорит, богу грешны, я за свои грехи страдаю. Сам заплакал горючьми слезьми. Что же думаешь, соколик, – все светлее и светлее сияя восторженной улыбкой, говорил Каратаев, как будто в том, что он имел теперь рассказать, заключалась главная прелесть и все значение рассказа, – что же думаешь, соколик, объявился этот убийца самый по начальству. Я, говорит, шесть душ загубил (большой злодей был), но всего мне жальче старичка этого. Пускай же он на меня не плачется. Объявился: списали, послали бумагу, как следовает. Место дальнее, пока суд да дело, пока все бумаги списали как должно, по начальствам, значит. До царя доходило. Пока что, пришел царский указ: выпустить купца, дать ему награждения, сколько там присудили. Пришла бумага, стали старичка разыскивать. Где такой старичок безвинно напрасно страдал? От царя бумага вышла. Стали искать. – Нижняя челюсть Каратаева дрогнула. – А его уж бог простил – помер. Так то, соколик, – закончил Каратаев и долго, молча улыбаясь, смотрел перед собой.
Не самый рассказ этот, но таинственный смысл его, та восторженная радость, которая сияла в лице Каратаева при этом рассказе, таинственное значение этой радости, это то смутно и радостно наполняло теперь душу Пьера.


– A vos places! [По местам!] – вдруг закричал голос.
Между пленными и конвойными произошло радостное смятение и ожидание чего то счастливого и торжественного. Со всех сторон послышались крики команды, и с левой стороны, рысью объезжая пленных, показались кавалеристы, хорошо одетые, на хороших лошадях. На всех лицах было выражение напряженности, которая бывает у людей при близости высших властей. Пленные сбились в кучу, их столкнули с дороги; конвойные построились.
– L'Empereur! L'Empereur! Le marechal! Le duc! [Император! Император! Маршал! Герцог!] – и только что проехали сытые конвойные, как прогремела карета цугом, на серых лошадях. Пьер мельком увидал спокойное, красивое, толстое и белое лицо человека в треугольной шляпе. Это был один из маршалов. Взгляд маршала обратился на крупную, заметную фигуру Пьера, и в том выражении, с которым маршал этот нахмурился и отвернул лицо, Пьеру показалось сострадание и желание скрыть его.
Генерал, который вел депо, с красным испуганным лицом, погоняя свою худую лошадь, скакал за каретой. Несколько офицеров сошлось вместе, солдаты окружили их. У всех были взволнованно напряженные лица.
– Qu'est ce qu'il a dit? Qu'est ce qu'il a dit?.. [Что он сказал? Что? Что?..] – слышал Пьер.
Во время проезда маршала пленные сбились в кучу, и Пьер увидал Каратаева, которого он не видал еще в нынешнее утро. Каратаев в своей шинельке сидел, прислонившись к березе. В лице его, кроме выражения вчерашнего радостного умиления при рассказе о безвинном страдании купца, светилось еще выражение тихой торжественности.
Каратаев смотрел на Пьера своими добрыми, круглыми глазами, подернутыми теперь слезою, и, видимо, подзывал его к себе, хотел сказать что то. Но Пьеру слишком страшно было за себя. Он сделал так, как будто не видал его взгляда, и поспешно отошел.
Когда пленные опять тронулись, Пьер оглянулся назад. Каратаев сидел на краю дороги, у березы; и два француза что то говорили над ним. Пьер не оглядывался больше. Он шел, прихрамывая, в гору.
Сзади, с того места, где сидел Каратаев, послышался выстрел. Пьер слышал явственно этот выстрел, но в то же мгновение, как он услыхал его, Пьер вспомнил, что он не кончил еще начатое перед проездом маршала вычисление о том, сколько переходов оставалось до Смоленска. И он стал считать. Два французские солдата, из которых один держал в руке снятое, дымящееся ружье, пробежали мимо Пьера. Они оба были бледны, и в выражении их лиц – один из них робко взглянул на Пьера – было что то похожее на то, что он видел в молодом солдате на казни. Пьер посмотрел на солдата и вспомнил о том, как этот солдат третьего дня сжег, высушивая на костре, свою рубаху и как смеялись над ним.
Собака завыла сзади, с того места, где сидел Каратаев. «Экая дура, о чем она воет?» – подумал Пьер.
Солдаты товарищи, шедшие рядом с Пьером, не оглядывались, так же как и он, на то место, с которого послышался выстрел и потом вой собаки; но строгое выражение лежало на всех лицах.


Депо, и пленные, и обоз маршала остановились в деревне Шамшеве. Все сбилось в кучу у костров. Пьер подошел к костру, поел жареного лошадиного мяса, лег спиной к огню и тотчас же заснул. Он спал опять тем же сном, каким он спал в Можайске после Бородина.
Опять события действительности соединялись с сновидениями, и опять кто то, сам ли он или кто другой, говорил ему мысли, и даже те же мысли, которые ему говорились в Можайске.
«Жизнь есть всё. Жизнь есть бог. Все перемещается и движется, и это движение есть бог. И пока есть жизнь, есть наслаждение самосознания божества. Любить жизнь, любить бога. Труднее и блаженнее всего любить эту жизнь в своих страданиях, в безвинности страданий».
«Каратаев» – вспомнилось Пьеру.
И вдруг Пьеру представился, как живой, давно забытый, кроткий старичок учитель, который в Швейцарии преподавал Пьеру географию. «Постой», – сказал старичок. И он показал Пьеру глобус. Глобус этот был живой, колеблющийся шар, не имеющий размеров. Вся поверхность шара состояла из капель, плотно сжатых между собой. И капли эти все двигались, перемещались и то сливались из нескольких в одну, то из одной разделялись на многие. Каждая капля стремилась разлиться, захватить наибольшее пространство, но другие, стремясь к тому же, сжимали ее, иногда уничтожали, иногда сливались с нею.
– Вот жизнь, – сказал старичок учитель.
«Как это просто и ясно, – подумал Пьер. – Как я мог не знать этого прежде».
– В середине бог, и каждая капля стремится расшириться, чтобы в наибольших размерах отражать его. И растет, сливается, и сжимается, и уничтожается на поверхности, уходит в глубину и опять всплывает. Вот он, Каратаев, вот разлился и исчез. – Vous avez compris, mon enfant, [Понимаешь ты.] – сказал учитель.
– Vous avez compris, sacre nom, [Понимаешь ты, черт тебя дери.] – закричал голос, и Пьер проснулся.
Он приподнялся и сел. У костра, присев на корточках, сидел француз, только что оттолкнувший русского солдата, и жарил надетое на шомпол мясо. Жилистые, засученные, обросшие волосами, красные руки с короткими пальцами ловко поворачивали шомпол. Коричневое мрачное лицо с насупленными бровями ясно виднелось в свете угольев.
– Ca lui est bien egal, – проворчал он, быстро обращаясь к солдату, стоявшему за ним. – …brigand. Va! [Ему все равно… разбойник, право!]
И солдат, вертя шомпол, мрачно взглянул на Пьера. Пьер отвернулся, вглядываясь в тени. Один русский солдат пленный, тот, которого оттолкнул француз, сидел у костра и трепал по чем то рукой. Вглядевшись ближе, Пьер узнал лиловую собачонку, которая, виляя хвостом, сидела подле солдата.
– А, пришла? – сказал Пьер. – А, Пла… – начал он и не договорил. В его воображении вдруг, одновременно, связываясь между собой, возникло воспоминание о взгляде, которым смотрел на него Платон, сидя под деревом, о выстреле, слышанном на том месте, о вое собаки, о преступных лицах двух французов, пробежавших мимо его, о снятом дымящемся ружье, об отсутствии Каратаева на этом привале, и он готов уже был понять, что Каратаев убит, но в то же самое мгновенье в его душе, взявшись бог знает откуда, возникло воспоминание о вечере, проведенном им с красавицей полькой, летом, на балконе своего киевского дома. И все таки не связав воспоминаний нынешнего дня и не сделав о них вывода, Пьер закрыл глаза, и картина летней природы смешалась с воспоминанием о купанье, о жидком колеблющемся шаре, и он опустился куда то в воду, так что вода сошлась над его головой.