Папини, Джованни

Джованни Папини
Giovanni Papini
Годы творчества:	1903—1956
Направление:	Футуризм, модернизм
Жанр:	Стихотворение в прозе, эссе, новелла
Язык произведений:	Итальянский
Премии:	Мардзотто

Джованни Папини (итал. Giovanni Papini, 9 января 1881, Флоренция — 8 июля 1956, Флоренция) — итальянский журналист, писатель, поэт, литературный критик.

Биография

Родился в 1881 году во Флоренции в семье Луиджи Папини — торговца мебелью и бывшего гарибальдийца. Мать — Эрминия Кардини, крестила сына втайне от отца-атеиста.

По окончании средней школы в 1899 году получил диплом учителя младших классов, работал библиотекарем. После стажировки в 1900—1902 годы в Институте высших исследований (Instituto di Studi Superiori) около года работал учителем итальянского языка в англо-итальянской школе. В 1902—1904 годы — библиотекарь Флорентийского антропологического музея.

В 1903 году совместно с Джузеппе Преццолини (итал. Giuseppe Prezzolini), Джованни Ваилати (итал. Giovanni Vailati) и Марио Кальдерони (Mario Calderoni) основывает газету Il Leonardo, в который пишет под псевдонимом Джан Фалько (Gian Falco). В 1903—1905 годы — постоянный автор газеты националистического толка Il Regno, основанной Энрико Коррадини. В 1906 году совершает поездку в Париж, где познакомился Бергсоном, Жидом, Пеги, Сорелем и Пикассо.

В 1907 году женился на Джачинте Джованьоли, в их браке родились две дочери — Виола и Джоконда.

В 1910 году совместно с Энрико Коррадини основал Итальянскую националистическую ассоциацию.

После того как покинул в 1907 году Il Leonardo, стал сооснователем нескольких периодических изданий, самые известные — либеральная газета L’Anima (1908, совместно с Джованни Амендолой) и журнал Lacerba (1913, совместно с Арденго Соффичи), ставший ключевым литературно-критическим изданием по итальянскому футуризму того времени. В 1913 году переиздаёт эссе и рассказы, опубликованные в Il Leonardo отдельным сборником — «Слова и кровь». В период 1913—1916 годов был литературным корреспондентом парижского журнала Mercure de France в Италии. В годы Первой мировой войны занял интервенционистскую позицию, дважды пытался попасть на фронт, но из-за сильной близорукости ему было отказано.

В годы фашистской Италии считался «официальным автором»: сформировавшиеся в 1920-е годы его консервативные и прохристианские взгляды соответствовали потребностям режима Муссолини. В 1935 году приглашён в Болонский университет, где получил должность заведующего кафедрой итальянской литературы. В 1937 году избран академиком Итальянской академии наук, в том же году занял пост руководителя флорентийского Института исследования Возрождения (Istituto per gli studi sul Rinascimento).

В период 1943—1944 годов был монахом францисканского монастыря. После Второй мировой войны был полностью парализован и ослеп, однако продолжал интенсивно работать, диктуя тексты книг и статей для Corriere della Sera секретарям. Скончался в 1956 году.

Творчество

В первых литературных работах — сборниках новелл «Трагическая ежедневность» (1906) и «Слепой пилот» (1907), — прослеживается влияние Бергсона и Джемса, в них собраны рассказы с парадоксальными и фантастическими сюжетами, уже в этих произведениях отмечается виртуозное владение языком. В книге «Сумерки философов» (1907) подверг критике идеи Канта, Гегеля, Шопенгауэра, Конта, Спенсера и Ницше, выстраивая концепцию «виталистического иррационализма», отрицающего всякую философию.

В самой известной работе — автобиографическом романе «Конченый человек» (1912), — остро и темпераментно описывает историю своих духовных поисков и колебаний, в которых то видит за собой миссию спасения человечества, то ощущает себя ничтожным; произведение завершается словами: «И если я уже не представляю собой более ничего, то это потому, что хотел быть всем».

Во второй половине 1910-х годов создал цикл поэтических произведений, опубликованных в сборниках «Сто страниц поэзии» (1915, стихотворения в прозе) и «Первое сочинение» (1917).

В эссе «Уничтожения» (1916), будучи проникнутым идеями футуризма, отстаивал идею исключить из школьных программ «Декамерон», «Фауста», «Гамлета», и вместо них включить авангардные произведения таких авторов, как Бенедитто Кроче и Джованни Джентиле.

Ранние произведения пропитаны атеистическим и антиклерикальным духом, но в начале 1920-х годов приходит к католицизму и пишет религиозные произведения «История Христа» (1922) и «Святой Августин» (1928). В «Словаре дикаря», написанном в 1923 году совместно с Доменико Джулиотти (итал. Domenico Giuliotti), критикует научно-технический прогресс, подчёркивая преимущества примитивного существования.

В сатирической новелле Гог (1931) выводит портреты множества интересных типов, затрагивает широкий круг вопросов науки, искусства, техники. По форме произведение скомпоновано как выдержки из непоследовательного и недатированного дневника, полученного автором от главного героя — гавайского метиса Гога, приехавшего в континентальную Америку и мечтавшего стать миллиардером, но вместо этого угодившего в дом сумасшедших.

Наиболее известные историко-биографические работы — эссе «Живой Данте» (1933) и книга «Жизнь Микельанджело на фоне жизни его времени» (1949).

Аллегорическая «Чёрная книга» (1951), посвящённая саморазрушению современной цивилизации, написана уже обездвиженным и незрячим писателем. Последнюю работу — книгу «Страшный суд» — не успел закончить, она была издана в незавершённом виде посмертно в 1957 году.

Русскоязычная библиография

• Папини Дж. Трагическая ежедневность. Рассказы = Il tragico quotidiano (1906) / Пер. с итал. Ю. Бальтрушайтиса, Р. да-Рома и Б. Яковенко, под редакцией Волынского А. Л.. — Берлин: Всемирная литература, 1923. — 118 с.
• Папини Дж. Конченный человек = Un uonio finito (1912) / Пер. с итал. Р. да-Рома, под ред. Ф. Л. Вольпина. — Л. — М.: Всемирная литература, 1923.
• Пиранделло Л., Папини Дж., Бонтемпелли М. Новеллы / предисл. В. Лидина. — М.: Огонёк, 1926.

Литература

• [babel.hathitrust.org/cgi/pt?id=mdp.39015019789638;view=1up;seq=628 Giovanni Papini, 1881] // Catholic Authors: Contemporary Biographical Sketches / Mathew Hoehn. — Newark, N. J.: St. Mary’s Abbey, 1947. — P. 606—607. — 818 p.
• Giovanni Papini (1881–1956) // Encyclopedia of Italian Literary Studies / Paolo Puppa, Luca Somigli. — N. Y.: Taylor & Francis, 2007. — P. 1346—1347. — 2258 p. — ISBN 1‐57958‐390‐3.
• Ред. Ю. Г. Фридштейн. [hyperlib.libfl.ru/persons/537.html Папини, Джовани]. Писатели зарубежных стран. Всероссийская государственная библиотека иностранной литературы (2006). Проверено 5 октября 2014.

Отрывок, характеризующий Папини, Джованни

Войдя по ступенькам входа на курган, Пьер взглянул впереди себя и замер от восхищенья перед красотою зрелища. Это была та же панорама, которою он любовался вчера с этого кургана; но теперь вся эта местность была покрыта войсками и дымами выстрелов, и косые лучи яркого солнца, поднимавшегося сзади, левее Пьера, кидали на нее в чистом утреннем воздухе пронизывающий с золотым и розовым оттенком свет и темные, длинные тени. Дальние леса, заканчивающие панораму, точно высеченные из какого то драгоценного желто зеленого камня, виднелись своей изогнутой чертой вершин на горизонте, и между ними за Валуевым прорезывалась большая Смоленская дорога, вся покрытая войсками. Ближе блестели золотые поля и перелески. Везде – спереди, справа и слева – виднелись войска. Все это было оживленно, величественно и неожиданно; но то, что более всего поразило Пьера, – это был вид самого поля сражения, Бородина и лощины над Колочею по обеим сторонам ее.
Над Колочею, в Бородине и по обеим сторонам его, особенно влево, там, где в болотистых берегах Во йна впадает в Колочу, стоял тот туман, который тает, расплывается и просвечивает при выходе яркого солнца и волшебно окрашивает и очерчивает все виднеющееся сквозь него. К этому туману присоединялся дым выстрелов, и по этому туману и дыму везде блестели молнии утреннего света – то по воде, то по росе, то по штыкам войск, толпившихся по берегам и в Бородине. Сквозь туман этот виднелась белая церковь, кое где крыши изб Бородина, кое где сплошные массы солдат, кое где зеленые ящики, пушки. И все это двигалось или казалось движущимся, потому что туман и дым тянулись по всему этому пространству. Как в этой местности низов около Бородина, покрытых туманом, так и вне его, выше и особенно левее по всей линии, по лесам, по полям, в низах, на вершинах возвышений, зарождались беспрестанно сами собой, из ничего, пушечные, то одинокие, то гуртовые, то редкие, то частые клубы дымов, которые, распухая, разрастаясь, клубясь, сливаясь, виднелись по всему этому пространству.
Эти дымы выстрелов и, странно сказать, звуки их производили главную красоту зрелища.
Пуфф! – вдруг виднелся круглый, плотный, играющий лиловым, серым и молочно белым цветами дым, и бумм! – раздавался через секунду звук этого дыма.
«Пуф пуф» – поднимались два дыма, толкаясь и сливаясь; и «бум бум» – подтверждали звуки то, что видел глаз.
Пьер оглядывался на первый дым, который он оставил округлым плотным мячиком, и уже на месте его были шары дыма, тянущегося в сторону, и пуф… (с остановкой) пуф пуф – зарождались еще три, еще четыре, и на каждый, с теми же расстановками, бум… бум бум бум – отвечали красивые, твердые, верные звуки. Казалось то, что дымы эти бежали, то, что они стояли, и мимо них бежали леса, поля и блестящие штыки. С левой стороны, по полям и кустам, беспрестанно зарождались эти большие дымы с своими торжественными отголосками, и ближе еще, по низам и лесам, вспыхивали маленькие, не успевавшие округляться дымки ружей и точно так же давали свои маленькие отголоски. Трах та та тах – трещали ружья хотя и часто, но неправильно и бедно в сравнении с орудийными выстрелами.
Пьеру захотелось быть там, где были эти дымы, эти блестящие штыки и пушки, это движение, эти звуки. Он оглянулся на Кутузова и на его свиту, чтобы сверить свое впечатление с другими. Все точно так же, как и он, и, как ему казалось, с тем же чувством смотрели вперед, на поле сражения. На всех лицах светилась теперь та скрытая теплота (chaleur latente) чувства, которое Пьер замечал вчера и которое он понял совершенно после своего разговора с князем Андреем.
– Поезжай, голубчик, поезжай, Христос с тобой, – говорил Кутузов, не спуская глаз с поля сражения, генералу, стоявшему подле него.
Выслушав приказание, генерал этот прошел мимо Пьера, к сходу с кургана.
– К переправе! – холодно и строго сказал генерал в ответ на вопрос одного из штабных, куда он едет. «И я, и я», – подумал Пьер и пошел по направлению за генералом.
Генерал садился на лошадь, которую подал ему казак. Пьер подошел к своему берейтору, державшему лошадей. Спросив, которая посмирнее, Пьер взлез на лошадь, схватился за гриву, прижал каблуки вывернутых ног к животу лошади и, чувствуя, что очки его спадают и что он не в силах отвести рук от гривы и поводьев, поскакал за генералом, возбуждая улыбки штабных, с кургана смотревших на него.


Генерал, за которым скакал Пьер, спустившись под гору, круто повернул влево, и Пьер, потеряв его из вида, вскакал в ряды пехотных солдат, шедших впереди его. Он пытался выехать из них то вправо, то влево; но везде были солдаты, с одинаково озабоченными лицами, занятыми каким то невидным, но, очевидно, важным делом. Все с одинаково недовольно вопросительным взглядом смотрели на этого толстого человека в белой шляпе, неизвестно для чего топчущего их своею лошадью.
– Чего ездит посерёд батальона! – крикнул на него один. Другой толконул прикладом его лошадь, и Пьер, прижавшись к луке и едва удерживая шарахнувшуюся лошадь, выскакал вперед солдат, где было просторнее.
Впереди его был мост, а у моста, стреляя, стояли другие солдаты. Пьер подъехал к ним. Сам того не зная, Пьер заехал к мосту через Колочу, который был между Горками и Бородиным и который в первом действии сражения (заняв Бородино) атаковали французы. Пьер видел, что впереди его был мост и что с обеих сторон моста и на лугу, в тех рядах лежащего сена, которые он заметил вчера, в дыму что то делали солдаты; но, несмотря на неумолкающую стрельбу, происходившую в этом месте, он никак не думал, что тут то и было поле сражения. Он не слыхал звуков пуль, визжавших со всех сторон, и снарядов, перелетавших через него, не видал неприятеля, бывшего на той стороне реки, и долго не видал убитых и раненых, хотя многие падали недалеко от него. С улыбкой, не сходившей с его лица, он оглядывался вокруг себя.
– Что ездит этот перед линией? – опять крикнул на него кто то.
– Влево, вправо возьми, – кричали ему. Пьер взял вправо и неожиданно съехался с знакомым ему адъютантом генерала Раевского. Адъютант этот сердито взглянул на Пьера, очевидно, сбираясь тоже крикнуть на него, но, узнав его, кивнул ему головой.
– Вы как тут? – проговорил он и поскакал дальше.
Пьер, чувствуя себя не на своем месте и без дела, боясь опять помешать кому нибудь, поскакал за адъютантом.
– Это здесь, что же? Можно мне с вами? – спрашивал он.
– Сейчас, сейчас, – отвечал адъютант и, подскакав к толстому полковнику, стоявшему на лугу, что то передал ему и тогда уже обратился к Пьеру.
– Вы зачем сюда попали, граф? – сказал он ему с улыбкой. – Все любопытствуете?
– Да, да, – сказал Пьер. Но адъютант, повернув лошадь, ехал дальше.
– Здесь то слава богу, – сказал адъютант, – но на левом фланге у Багратиона ужасная жарня идет.
– Неужели? – спросил Пьер. – Это где же?
– Да вот поедемте со мной на курган, от нас видно. А у нас на батарее еще сносно, – сказал адъютант. – Что ж, едете?
– Да, я с вами, – сказал Пьер, глядя вокруг себя и отыскивая глазами своего берейтора. Тут только в первый раз Пьер увидал раненых, бредущих пешком и несомых на носилках. На том самом лужке с пахучими рядами сена, по которому он проезжал вчера, поперек рядов, неловко подвернув голову, неподвижно лежал один солдат с свалившимся кивером. – А этого отчего не подняли? – начал было Пьер; но, увидав строгое лицо адъютанта, оглянувшегося в ту же сторону, он замолчал.
Пьер не нашел своего берейтора и вместе с адъютантом низом поехал по лощине к кургану Раевского. Лошадь Пьера отставала от адъютанта и равномерно встряхивала его.
– Вы, видно, не привыкли верхом ездить, граф? – спросил адъютант.
– Нет, ничего, но что то она прыгает очень, – с недоуменьем сказал Пьер.
– Ээ!.. да она ранена, – сказал адъютант, – правая передняя, выше колена. Пуля, должно быть. Поздравляю, граф, – сказал он, – le bapteme de feu [крещение огнем].
Проехав в дыму по шестому корпусу, позади артиллерии, которая, выдвинутая вперед, стреляла, оглушая своими выстрелами, они приехали к небольшому лесу. В лесу было прохладно, тихо и пахло осенью. Пьер и адъютант слезли с лошадей и пешком вошли на гору.
– Здесь генерал? – спросил адъютант, подходя к кургану.
– Сейчас были, поехали сюда, – указывая вправо, отвечали ему.
Адъютант оглянулся на Пьера, как бы не зная, что ему теперь с ним делать.
– Не беспокойтесь, – сказал Пьер. – Я пойду на курган, можно?
– Да пойдите, оттуда все видно и не так опасно. А я заеду за вами.